Текст книги "Сказание о наших готских предках"

В ходе раскопок древних захоронений, прежде всего в современных южношведских областях Вестер– и Эстергётланд (Вест– и Остготланд), существование которых, кстати, ставит под сомнение господствующее представление о разделении готов на западных и восточных лишь в ходе их миграции по европейской «Большой Земле», и на одноименном острове Готланд, шведские археологи К.Э. Сальстрём, Н.Г. Гейвалль, а также Моберг, Нилен и, независимо от них – Оксенстьерна, положили немало сил на поиск доказательств проживания и сосуществования ранних готов с другими племенами «Скандзы». А гамбургский археолог и историк Рольф Гахман (Хахман) попытался, на основе этих полученной шведскими учеными первичной информации, составить себе общее представление о жизни готов в «Скандзии» до переселения значительной части этого народа на «Большую землю». При чтении их описаний древних могил и опирающихся на археологические находки соображений, можно попытаться понять язык мертвых, похороненных в древних могилах. И тогда исторические акции готских племен приобретут в наших глазах иной оттенок, и даже иной характер.

Так, на основе изучения останков, захороненных в могилах, мы увидим, что детская смертность, составлявшая в среднем около тридцати процентов, в некоторых районах, отличавшихся особо суровыми климатическими условиями, превышала пятьдесят процентов. Иными словами: из троих детей молодой готской семьи, вследствие суровых, нищенских условий жизни только двое доживали до восемнадцати лет. В особенно неблагоприятных для проживания человека районах – только один ребенок из двух. А в районе нынешнего города Банкелла в Вестра-Гёталанде на юго-западе Швеции до восемнадцати лет доживал только каждый третий ребенок…

Средняя продолжительность жизни взрослых составляла сорок лет. Если считать взрослыми готов, преодолевших восемнадцатилетний возрастной «порог» лет, т.е. без влияния высокого показателя детской смертности, который исказил бы картину. Из этого Гахман делал вывод, что семьи жителей Вестерготланда ко времени Рождества Христова были весьма немногочисленными. Сменявшие друг друга поколения не слишком задерживались на Земле. Когда на свет рождались внуки, большинство их дедов и бабок были уже мертвы. И зачастую дети были еще очень малы, когда умирали их отцы или (и) матери.

Так что население «Скандзы» росло очень медленно. А вот природные ресурсы окружающей среды исчерпывались очень быстро. Немногочисленность населения «Скандзы» не позволяла ему в крупных масштабах осваивать природу. Правда, определенная внутренняя колонизация «Скандии» все-таки происходила. Она сопровождалась рубкой и корчеванием лесов (для т.н. подсечного земледелия). И миграцией в еще менее заселенные области полуострова. Но, видимо, готы (в первую очередь – молодые) были не слишком привязаны к «родному краю» и к «родному дому» из-за отсутствия тесной связи между поколениями. Почти не знавшими друг друга, коль скоро деды обычно не доживали до рождения внуков, а дети едва знали родителей. И потому им казалось легче пытаться искать счастье на чужбине. Они предпочитали этот путь постоянному вкладыванию сил и времени в возделывание скудной земли, без особой отдачи. Жилось в «родной Скатинавии» очень нелегко. Об этом наглядно свидетельствуют находки погребального инвентаря. Орудия труда, найденные в женских могилах, позволяют сделать естественный вывод, что погребенные в них покойницы работали ими при жизни.

Современные ученые установили, что германцы (по крайней мере – в Скандинавии) уже за тысячу пятьсот лет до Р.Х. вели оседлый образ жизни, Так что обычай использования женского труда (или участия женщин в труде мужчин), по крайней мере, столь же стар. Если не старше. Подобные народные обычаи остаются неизменными, пока сохраняются неизменными места поселений и внешние условия жизни. Хотя встречаются и могилы без погребального инвентаря. Что не позволяет сделать однозначного вывода о роли женщины как помощницы мужчины во всех его занятиях. Разумеется, разделение труда между мужчинами и женщинами существовало всегда. Но чисто мужскими оставались лишь самые тяжелые и опасные виды трудовой деятельности. Например, охота, рубка леса, корчевание и обработка древесины – главного строительного материала в «Скандзии». Женщины и дети, достигшие сознательного возраста, работали в поле, ходили за скотиной, вели домашнее хозяйство. И, вероятно, даже занимались гончарным делом. Хотя, возможно под присмотром и общим руководством наставника-горшечника, опытного в своем «рукомесле». И вот еще на что стоит обратить внимание. Погребальный инвентарь не позволяет сделать вывод о существовании в указанный период заметных социальных различий между скатинавскими готами. Ни в одной из древних готских могил, раскопанных археологами в Южной Швеции, не было найдено дорогого погребального инвентаря, указывающего на принадлежность погребенных к знатному, «княжескому» роду. Или хотя бы к социальному слою, резко выделяющемуся своим богатством на фоне прочих членов сельской общины. Из этого Гахман делал вывод, что «население, видимо, состояло из мелких крестьян с незначительным имуществом и скромным благосостоянием». «Отсутствуют явные признаки социального расслоения и возникновения обособленных социальных групп. Тем не менее, заметны различия в благосостоянии. Возможно, указывающие на то, что, не только трудолюбие и умение были не повсюду одинаково велики (что естественно), но и имущество и собственность были не всюду одинаковы. Различия в авторитете (которым пользовались среди своих сородичей более трудолюбивые и умелые скатинавские готы – В.А.), несомненно, бывшие следствием подобных обстоятельств (…) еще не находили непосредственного выражения в области социальных институтов. Поскольку были, вероятно, связаны с конкретными личностями и поначалу еще не влекли за собой привилегий отдельных семейств» (Гахман).

Уделом готов «Скандии» была не полноценная, с нашей точки зрения, жизнь. А постоянная борьба за существование. Каждодневная, бесконечная, изнурительная борьба с угрозой смерти от самых разных причин, но прежде всего – от голода…

Убогая, скудная жизнь, на протяжении как минимум пятнадцати столетий ни разу не позволявшая готам достичь уровня той свободы (или возможности свободного передвижения), которую народ получает лишь тогда, когда производит немного больше того, что ему необходимо для выживания. Хотя германцы, вероятно, в разные периоды своей истории, пытались не довольствоваться скудной жизнью, позволяющей едва сводить концы с концами. Вспомним поистине героические усилия и поистине гениальную изобретательность скандинавских поселенцев в Гренландии (Туле?). Не побоявшихся тамошних суровых природных условий, И попытавшихся заняться – за Полярным кругом! – даже разведением крупного рогатого скота. Устраивая в коровниках воздушные шлюзы, задерживающие проникновение ледяного полярного воздуха, и т.д. Упорные германцы не сдавались. Несмотря на несказанную нужду, они не тупо «прозябали». Не вели «растительное» существование по принципу «день прожит – и слава богу (или, точнее, асам)». Они, несомненно, воспринимали условия своего скудного существования как постоянный вызов, постоянную опасность. И пытались избежать ее, как могли. Нагрузившись своим жалким скарбом, уходить с насиженных мест, где земля уж больше не могла их прокормить, переплывая Янтарное море. Причем не только в пору Рождества Христова, когда готы переселились массами со «Скандзы» в «Готискандзу», но и, как минимум пятьюстами годами ранее. Археологические раскопки на территории Северной и Северо-Восточной Германии, близ Балтийского побережья, указывают на наличие там поселений, принадлежащих раннегерманским колонистам. Так сказать, «пытавшим счастья за морем». В свое время это признавали даже авторы из Германской Демократической Республики (как, например, Фридрих Шлетте), естественно, вынужденные учитывать результаты соседствовавшей с ГДР страны народной демократии – Польши, и толкования результатов раскопок польскими археологами. Тем не менее, даже они атрибутировали не только т.н. ясторскую группу археологических находок (на территории между Эльбой и Одером), но и, частично, прилегающие к ней с востока группы находок как имеющие отношение к германским племенам.

Особенности жизни германцев в областях, расположенных севернее и южнее Балтийского моря, в силу понятных причин, создавали (да и продолжают создавать) у многих авторов определенную неуверенность в том, мигрировали ли германцы с юга на север, т.е. в Скандинавию, или же с севера, т.е. из Скандинавии, на юг. Эта неуверенность нашла свое выражение даже в следующем отрывке из статьи о древних германцах в «Википедии» :

«… германские племена, изначально занимавшие территорию современной Дании и южного побережья Норвегии и Швеции (обычно этот период истории именуется тевтонским). К V веку н. э. германские племена заселили обширную территорию между Рейном и Вислой от запада к востоку, Дунаем на юге и Борисфеном и Меотским морем на юго-востоке, а также южную Скандинавию».

Т.е. получается, что германцы, изначально занимавшие Данию, южную Норвегию и Швецию (а это и есть Скандинавия), заселили южную Скандинавию только к V в. п. Р.Х. ! «Темна вода во облацех…»…

Среди захоронений материковых германцев были обнаружены и погребения иной племенной принадлежности. Указывающие на присутствие среди населения Янтарного берега также иллирийских, кельтских и балтских элементов. Эти захоронения перемежаются, порой накладываясь друг на друга. И потому трудно определить, кто был туземцем, а кто – пришельцем. Что сих пор не позволяет составить себе однозначное представление о ходе процессов переселения народов и о формировании племенных образований в период между бронзовым и железным веком. А это оставляет широкий простор для самых вольных и даже фантастических построений и умозаключений. Как ученые-марксисты из стран «социалистического содружества» (которым полагалось быть «интернационалистами по определению»), так и ученые (как правило, не марксисты) из стран «капиталистического Запада» (так гордящиеся своей строго научным беспристрастным подходом) в эпоху «холодной войны» сплошь и рядом оказывались не свободными от чувства национально-племенного превосходства. Воодушевляясь от возможности приписать костным останкам или кухонным отходам, не говоря уже о каком-нибудь изображении медведя или божка первобытных рыбаков, «несомненно, славянский», или «несомненно, германский» характер.

Ну да ладно, Бог с ними. Процитируем лучше по этому поводу старого доброго Тацита. Для нас он остается несомненным авторитетом. Невзирая на идеализацию им древних германцев. Точность и правильность сведений, приводимых Тацитом в «Германии», современные археологи склонны признавать в куда большей степени, чем их предшественники XIX и первой половины XX в.

С чувством некоторого самодовольства и даже превосходства, понятным для «цивилизованного» римлянина, живущего в зоне вполне благодатного климата (вспомним Овидия, так страдавшего от «сурового» климата «бесприютной» Припонтиды!), Публий (Гай?) Корнелий Тацит пишет:

«Что касается германцев, то я склонен считать их исконными жителями этой страны, лишь в самой ничтожной мере смешавшимися с прибывшими к ним другими народами и теми переселенцами, которым они оказали гостеприимство, ибо в былое время старавшиеся сменить места обитания передвигались не сухим путем, но на судах, а безбрежный и к тому же, я бы сказал, исполненный враждебности Океан редко посещается кораблями из нашего мира. Да и кто, не говоря уже об опасности плавания по грозному и неизвестному морю, покинув Азию, или Африку, или Италию, стал бы устремляться в Германию с ее неприютной землей и суровым небом, безрадостную для обитания и для взора, кроме тех, кому она родина?».

Эта родина-мать и в самом деле не слишком баловала своих сыновей (и дочерей). Ибо в эпоху бронзы в Северной и Центральной Европе по не совсем ясным по сей день причинам произошло резкое ухудшение климата. Что подтверждается данными палеоботаников, полученными в результате анализа остатков растительной пыльцы. Жизнь людей, не очень-то богатая и до этой перемены климата, стала на некоторых землях совершенно невозможной. Ибо увеличение влажности и участившиеся холодные дожди раньше делали во многих областях возможным заниматься земледелием. Речь идет, выражаясь языком геологии, о молодых моренах с тяжелыми почвами. На которых до тех пор предпочитали селиться древние земледельцы. Как на наиболее плодородных и пригодных для обработки. Теперь же они сохранили свое значение лишь в зонах с «песочными островами» в почве. И обычно использовались лишь для скотоводства. Если население вообще оставалось в прежних местах.

Ибо немалая часть готов – вероятно, лишь после длившейся долгие годы, если не целые десятилетия, отчаянной борьбы с природой – отказалась от продолжения этой неравной борьбы и переселилась на более легкие почвы старых морен. И в расположенные, прежде всего, на территории нынешней юго-западной Швеции области с большими «песочными островами» в почвах. Немецкий археолог и историк Герберт Янкун, исследователь норманнского городища Хедебю-Хайтабу, установил, наступивший тогда расцвет скотоводства и спад земледелия. Видимо, начиная с того времени, в пору этого вызванного неблагоприятными климатическими изменениями, оскудения средств к жизни, скандинавские германцы, устав дрожать от холода и мучиться от голода в своих вечно сырых лачугах, начали впервые «искать счастья за морем». Т.е. в большом количестве мигрировать на юг через Балтийское море. Янкун даже писал (в сборнике Archaeologia geographica за 1952 г.) о происходившем в «Скандзе» процессе селекции. По его мнению, землепашцы мигрировали, т.е. переселялись на чужбину, в то время как скотоводы продолжали бороться на прежних местах проживания со ставшими столь неблагоприятными, влажными и холодными, погодными условиями.

Вполне можно представить себе следующую картину. Как-то предприимчивый торговец – добравшийся с дальнего юга до «Скандии» грек, иудей, сириец или армянин – поведал мокрым от дождя несчастным готским «варварам», измученным капризами погоды, теснящимся у еле тлеющего очага в промозглой и открытой всем ветрам хибаре, кашляя от дыма, дивную историю, похожую на сказку. Историю о золотом «ауйоме» – житнице на берегу теплого моря. О бескрайних золотых нивах Припонтиды. Где под яркими лучами солнца, в условиях мягкого климата, на жирном черноземе, произрастает великолепная пшеница, дающая пропитание, обеспечивающая сытую жизнь населению Восточного Средиземноморья. Разве мог рассказчик дать готовым бессильно опустить руки готским земледельцам более желанную и привлекательную цель? Существуют коллективные мечты, чарующие воображение целых народов, сохраняющие привлекательность и притягательность на протяжении целых столетий. Вспомним хотя бы Итальянские походы немцев в эпоху Средневековья и Возрождения. Странствия паломников к Святым местам. Крестовые походы для освобождения Гроба Господня от неверных. Поиски русскими старообрядцами загадочного «Беловодья», а испанцами – Сиболы, Эдьдорадо, острова вечной молодости – Бимини. Стремление наших далеких (и не столь далеких) предков на Балканы, к Проливам, к стенам Царьграда (дабы «достигли мира мы средины»), «схватить за Золотой рог Босфорского быка» и вновь «водрузить Крест на Святую Софию». Плавания к неведомой Южной Земле – «Терра Австралис Иногнита». Возможно, древние готы, садясь на корабли, действительно мечтали ни о чем ином, как об описанных рассказчиком золотых нивах у теплого моря. О хлебном океане щедрой земли скифов, Во всяком случае, такая мечта, такое традиционное объяснение причин массового готского исхода и такая цель представляются нам более понятными, чем постановка (кем? и когда?) чисто политических задач и целей. Чем некое якобы исконно присущее готам стремление создать свое государственное образование, а уж тем более – разрушить чужое, римское государство. Вряд ли заливаемые непрестанными дождями и страдающие от хронического ревматизма земледельцы Вестер– и Эстергётланда имели понятие о подобных вещах…

Гахман осторожно писал в 1956 г., что попытки некоторых историков объяснить все исторические и, в том числе, социально-исторические, события только изменениями экономических форм, переменой климата, истощением почвы и т.д., представляются ему «слишком механистическими и подозрительно склоняющимися к позитивизму». Подчеркивая, что на решение готов мигрировать, вероятно, оказали влияние и другие факторы. В то же время он был вынужден признать, что эти иные факторы, если они вообще существовали, не подтверждаются материалами археологических раскопок. С другой стороны, находки археологов подтверждают, что жизнь готов улучшилась сразу же после того, как они, переплыв Янтарное море, высадились на материк. «Жить стало лучше, жить стало веселее», как говорил товарищ Сталин…

Весьма сложную картину археологических находок готских древностей, сделанных на территории между Прибалтикой и районом реки Эмс, в современной германской федеральной земле Нижняя Саксония, мы здесь подробно освещать не будем. Ограничимся лишь несколькими наиболее характерными фактами, поскольку перемещения готских мигрантов в этих широтах, не оставивших на долю археологов ни развалин храмов, ни мраморных статуй богинь, интересуют в подробностях не широкие читательские массы, а сравнительно немногочисленных «узких специалистов». «Подобных флюсу, ибо их полнота – односторонняя» (Козьма Прутков).

Даже при самом беглом обзоре готских погребений на материке сразу бросается в глаза следующее. Во-первых, в готских захоронениях заметно увеличилось количество различных предметов вооружения. Во-вторых, эти готские «воинские могилы», очевидно, принадлежали лишь определенным семействам. Можно предположить, что новые задачи, связанные с переселением и вооруженным захватом новых земель на чужбине, потребовали нового «разделения труда» среди готских общинников-мигрантов. И это «разделение труда» (или, точнее, «разделение задач»), естественно, привело к социальному расслоению готов. Ибо, привыкнув владеть мечом, силой покоряя и усмиряя иноплеменников, определенная группа готских семейств, так сказать, «по умолчанию», давала почувствовать эту силу и своим же соплеменникам. Если в этом вообще была необходимость. Ведь все прочие соплеменники и без того знали, что, хотя все «родовичи» равны, но «некоторые из них – равнее». Что теперь в готской общине сосуществуют сильные и слабые. Эти новые черты были привнесены в готскую среду (довольно однородную в «Скандии») завоеваниями на материке.

Эти появившиеся различия в силе, могуществе и вытекающей из них влиятельности не всегда однозначно подтверждаются данными археологии. Но находки археологов наглядно свидетельствуют о появившихся различиях в благосостоянии. Об изменившихся имущественных отношениях. Появляются крупные усадьбы – «гарды (дворы)», или, говоря по-нашему, по-русски – «хутора» – например, «ринги» на острове Готланд, Включающие, наряду с весьма вместительным, многокомнатным главным зданием, жилым домом богатого крестьянина,– хозяина двора –, различные пристройки, предназначенные как для содержания скота, так и для проживания домашней челяди, работников и слуг. Иными словами – дворовых, дворских, дворян, прообраза будущих дружинников (аналога позднейших скандинавских гридей, гирдманов). Поселения такого типа весьма напоминают позднейшие поселения норманнов-викингов в Гренландии. Свидетельствуют эти поселения об установлении социального строя, весьма напоминающего строй, господствовавший в заселенной норманнами Исландии эпохи саг. Здесь, с одной стороны, из крестьянского сословия постепенно выделяются особые группы привилегированных общинников, а с другой – все больше общинников, в силу своей экономической слабости, мало помалу начинает занимать в обществе подчиненное положение. «Следовательно, к началу эпохи Великого переселения народов в Северной Европе уже произошла социальная дифференциация, почти не ощутимая незадолго до Рождества Христова» (Гахман).

Упомянутые выше новые порядки, установившиеся на готском (как принято считать) острове Готланд, были, конечно, только слабым отражением существовавших у материковых готов. Гораздо четче они прослеживаются на современном германском побережье Северного моря и в прилегающих к нему материковых областях.

Переселившиеся туда готские мигранты, оказавшись в более благоприятных климатических и географических условиях, смогли там вернуться к тем формам добывания средств к жизни, практиковать которые им стало невозможно на их «скатинавской» прародины из-за ухудшения климата. Однако для обеспечения возможности вести эту новую, лучшую, более зажиточную, жизнь, готам потребовались новые организационные формы. В «Скандии» готам не угрожали нападения внешних врагов. Не зря еще Корнелий Тацит задавался явно риторическим (по крайней мере, для него) вопросом: кто же будет по доброй воле извне устремляться в эту неприютную землю с суровым небом, безрадостную для обитания и для взора, чтобы завоевать ее в качестве новой родины? А вот на новой родине готов на южном берегу Янтарного моря и на территории сегодняшней Германии все обстояло несколько иначе. Здесь врагам для нападения на готов, с целью отнять у них родину, не требовалось переплывать море. Здесь враги нападали на готов с севера и востока, а порой – еще и с юговостока и с северо-запада. Не говоря уже о врагах-туземцах, у которых готские мигранты отняли часть их исконных земель. Военное искусство, без которого готы могли спокойно обходиться на «острове Скандза», стало для них после переселения на материк жизненно важным. В результате из готской среды в «Готискандзе» выделилась особая воинская каста, приобретавшая, по мере обострения конфликтов с иноплеменными соседями, все большее значение. Теперь искусный воин, обладавший выдающимися боевыми навыками, мог сделать для выживания готской общины куда больше, чем самый опытный и способный земледелец. Соответственно, увеличилось число «воинских погребений» (часто даже расположенных отдельно, в стороне от захоронений «простых смертных»), с богатым погребальным инвентарем. Некоторые из расположенных отдельно от других, одиночных «воинских могил», содержат целый комплекс воинского снаряжения, полное вооружение. Указывая на то, что в них похоронен особо высокопоставленный, знатный, т.е. известный всем и каждому своими воинскими подвигами и своим (полученным в качестве военной добычи) богатством (не зря и в нашем, русском языке так тесно связаны слова «богач», «богатство», «богатырь»). Другие «воинские могилы», также полные предметов вооружения, расположены, хотя и группами (по три-четыре), но все равно в «блестящей изоляции», в заметном удалении от кладбищ простых готских землеробов.

Подобные захоронения в археологии обычно именуют «княжескими». В особенности если они – как, скажем, т.н. Любзовский клад, обнаруженный археологами на территории Померании – содержат, наряду с оружием, еще и дорогие импортные товары, попавшие к готам торговым путем или в качестве военной добычи (не забудем, что древнегерманский эквивалент слова «князь» – «фуристо» – означало «передовой боец», «первый в бою»). Изделия, которые простой гот не мог бы себе позволить. Серебряные кубки, бокалы и чаши дорогого египетского стекла, питьевые рога-ритоны из драгоценных металлов, бронзовые миски и котлы, медные кувшины и (в погребениях женщин «княжеского сословия», также полных всяческих сокровищ) – металлические зеркала и гребни. В-общем, как писал Николай Васильевич Гоголь в «Страшной мести» о выменянных или награбленных богатствах козака Данилы Бурульбаша: «Есть меж ними и кубки серебряные, и чарки, оправленные в золото, дарственные и добытые на войне…». Кстати говоря, по одной из версий, приднепровские козаки были потомками осевших в Северном Причерноморье, на Данапре-Борисфене, готов и слившихся с ними саков (ираноязычных скифов или сарматов). Или же осевших на Данапре готов и союзных с ними саксов (германцев). А слово «козак» происходит от слияния этнонимов «гот» + «сак (скиф)», или «гот» + «сакс». Но это так, к слову…

Выше упоминалось, что женщины готского «княжеского сословия» удостаивались столь богатых погребений, что и в их могилах археологи находят ценные, редкие, «дефицитные» импортные заморские товары вроде малоазиатских металлических зеркал. О чем свидетельствует этот факт? О том, что выдающаяся роль отдельных представителей готской общины превратилась в выдающуюся роль их семейств. Погребальных почестей удостаивался уже не отдельный готский воин, а «князь» со своими близкими сородичами. Пользующимися уважением всей готской общины, беспрекословно признающей в них своих защитников и вождей.

Содержимое готских «княжеских погребений» наглядно демонстрирует нам следующее. Относительно небольшого преимущества какого-либо готского семейства в благосостоянии, силе и влиянии достаточно для того, чтобы возвысить это семейство, остающееся, в плане имущества, все еще крестьянским, над прочими крестьянскими семействами, выделить его из их среды. Чтобы привить его представителям культурные потребности. Пробудить в них вкус к художественным изделиям. Жажду приобщения к миру красоты и наслаждений, который можно обрести там, откуда приходят эти изделия. Где-то далеко на юге, в заальпийских городах, стране бесконечного лета и бесконечного изобилия. Это стремление «жить по-княжески» захватывает и молодых женщин и девушек знатных готских родов. Начинающих осознавать, что то, чем они владеют, вполне сравнимо по ценности с серебряными кубками и бронзовыми чашами. И, подобно своим мужьям, отцам и братьям, обретающих вкус к «сладкой» жизни. Не случайной представляется, поэтому, находка в болоте Рухмоор близ Даммендорфа в округе Эккернфёрде нынешней германской федеральной земли Бранденбург подвергшегося естественной консервации трупа готской девушки примерно шестнадцатилетнего возраста в… мини-юбке. Юбочке около тридцати сантиметров длиной, заканчивающейся значительно выше колен. Имевшей, однако, по нижнему краю в ширину не менее ста шестидесяти пяти сантиметров. И потому, несомненно, облегавшей множеством складочек бедра юной готской кокетки. Эта мини-юбочка держалась на довольно узких лямочках-бретельках. На плечи готской красавицы была накинута меховая курточка. Значит, в тех местах в пору ее переселения в лучший мир было достаточно холодно. Но, видимо, она и не подумала сменить свою коротенькую юбку на более длинную (и, конечно, же более теплую). Мода есть мода. А красота, как известно, требует жертв…

Не случайным представляется и другое обстоятельство. В раскопанном археологами хуторе готского «князя» под Любзовом была обнаружена мастерская золотых дел мастера. В других «градах» готских «князей» также были обнаружены мастерские ремесленников (причем не только ювелиров), старавшихся селиться поближе к богатым и постоянным заказчикам. Внося нотку разнообразия в чисто крестьянский характер поселения и существуя на первых порах «в тени» самого важного (для готского «князя»-воина и его присных) ремесленника – кузнеца, ковавшего, в первую очередь, оружие для будущих боев. Тем не менее, этот «град» был еще очень далек от «града» – поселения городского типа. И эти готские «князья» были, в сущности, не более (но и не менее), чем состоятельными хуторянами. Их надежда и мечта обрести в далекой стране вечного изобилия и непрекращающегося лета всяческие блага, блеск и богатство лежала во все еще очень отдаленной перспективе. Где-то там, на зыбкой грани двух миров – реального и воображаемого, сказочного, колыхались под солнцем далекого юга золотые от спелости хлебные поля на побережье теплого моря.

Странствуя на юг, готы, конечно же, шли туда не для того, чтобы вести войну на уничтожение с Римской империей. Не для того, чтобы сменить римлян в роли «повелителей мира». Они стремились к чему-то гораздо меньшему (что, однако, было для них чем-то гораздо большим) – к обретению доброй земли, дающей добрый урожай. Плодородные пашни, тучные нивы и пастбища с сочной травой – это и был столь желанный для готов «ауйом». То лучшее, что могли себе представить готы на протяжении долгих десятилетий и веков своей скитальческой, бродяжнической жизни, и чего они от жизни ожидали.