Текст книги "Сонджу"

– Раз, два, три!

В момент вспышки Чинджу ущипнула Сонджу за шею, а дети Второй Сестры визжали и смеялись.

Сонджу показала мужу фотографии: они с Чинджу, Чинджу сама по себе, Чинджу с братьями и сёстрами. На следующей неделе муж привёз коричневый альбом с золотой окантовкой и помог вставить в него фотографии. Она представляла, как позже добавит туда фото с Чинджу в следующем году, Чинджу в средней и старшей школе, потом фото в колледже.

Чинджу в это время наслаждалась вниманием своих двоюродных сестёр, особенно Чины. Чина была добрым ребёнком. Она приходила, вкладывала в руку или заплетала в волосы Чинджу цветы и восклицала, какая Чинджу красивая. Однажды свёкор, сидя на мужской половине дома, смотрел на то, как Чина в саду собирает листья клевера, рассказывая самой себе детскую сказку о кролике на луне. Когда он спросил, для чего ей листья, она ответила:

– Кормить ими кролика, конечно.

– Если я сделаю тебе клетку, – предложил он, – ты будешь ухаживать за кроликом?

Удивлённая этим неожиданным предложением, Чина улыбнулась так широко, что лицо её вдруг показалось слишком маленьким для такой улыбки.

На следующий день свёкор велел старому слуге заготовить древесину и проволоку по его предварительным расчётам. На глазах у Чины он стучал по дереву молотком своей здоровой рукой, удерживая его рукой без пальцев. С некоторым усилием он прикрепил проволоку к деревянному каркасу. В этот момент чувства Сонджу к свёкру изменились: она снова ощутила к нему нежную привязанность.

В тот же день слуга принёс белого кролика с красными глазами. Каждый день Чина искала листья клевера в саду и смотрела, как кролик их жуёт. Она чистила клетку ежедневно, как и обещала дедушке.

Чинвон, которой уже исполнилось шестнадцать, теперь искала общения с ровесницами, которых раньше игнорировала, говоря, что с девочками ей скучно. Она приводила подруг на веранду к Сонджу со словами, что бабушка их здесь не услышит. Там Чинвон с девочками хихикали и сплетничали о каждом гладковыбритом молодом человеке, который приходил к кому-нибудь из деревни в гости.

Сегодня Чинвон девочек не приглашала, так что она присоединилась на веранде к Сонджу и Второй Сестре, где Вторая Сестра снова говорила о своём отчаянном желании уехать из Маари.

– Вторая Тётушка, – сказала Чинвон, – у меня есть для тебя решение.

Обе женщины повернулись к ней в ожидании. У Чинвон всегда имелись какие-то нестандартные идеи.

– Если твой муж возьмёт любовницу, которая будет ухаживать за его родителями, вы с детьми можете уехать жить к нему, а он будет приезжать иногда, чтобы проведать родителей и любовницу. Так он не бросит своих пожилых родителей, а семья не потеряет лицо.

Сонджу ахнула – и быстро закрыла рот, видя, что Вторая Сестра задумчиво разглядывает деревянные доски, как будто всерьёз рассматривая эту ужасную идею. Через минуту или около того Вторая Сестра встала и ушла без единого слова.

Никто не говорил об этом до вечера воскресенья. Вторая Сестра убиралась в кухне, когда вдруг сказала Сонджу:

– Я рассказала о предложении Чинвон мужу, но он отверг его, потому что так возникнет конфликт между моими детьми и детьми от любовницы. Он сказал, что не может передать детям такое бремя.

Сонджу ничего не ответила. Эта идея была неправильной в корне – по многим причинам.

Война. Июнь 1950 года

Это утро воскресенья ничем не отличалось от предыдущих. Все в доме спали. Сонджу проснулась от громкого испуганного голоса со внутреннего двора, быстро приближающегося к гостиной.

– Война! Война! Северная Корея наступает! – повторял мужчина.

Сонджу вскочила.

– Что?

Её муж отбросил одеяло, встал и помчался в гостиную, чуть не поскользнувшись в спешке. Сонджу последовала за ним. Через минуту в передней собралась вся семья.

Слуга из Большого Дома, задыхаясь и размахивая руками, кричал:

– Они напали этим утром!

Свёкор спросил спокойно:

– Расскажи подробнее. Откуда новости?

– Телеграмма из Сеула. От старшего сына хозяина. Хозяин отправил меня сюда.

Вторая Сестра подошла к Сонджу и прошептала:

– Война? Поверить не могу…

Когда Сонджу жила в Сеуле, она знала из газет, что партизанские стычки происходили ещё с 1945 года, когда провели границу вдоль тридцать восьмой параллели, но это никогда не выливалось в нечто большее. Теперь нация всё больше прислушивалась к постоянной антикоммунистической риторике Ли Сын Мана и его нежеланию видеть Корею разделённой. Было широко известно, что он хотел объединить Корею, но того же хотел и Ким Ир Сен на севере. Так что войне не стоило удивляться. И всё же новость застала её врасплох. Война! Сеул находился всего в сорока восьми километрах от границы с Северной Кореей. У Сонджу задрожали губы. Она прижала ко рту ладонь.

Брат её мужа отправился в Большой Дом, чтобы прочитать телеграмму. Вернувшись, он сказал семье, что телеграмма была датирована двадцать пятым июня 1950 года и в ней говорилось, что в четыре утра северокорейские войска действительно вторглись в Южную Корею.

Значит, это правда. Чинджу беспокойно переводила взгляд с матери на отца и обратно. Даже годовалый ребёнок, казалось, понимал, что происходит что-то плохое. Сонджу привязала Чинджу к спине и направилась на кухню. Скоро вражеские войска достигнут Сеула – всего через день или два, если их не сумеют остановить. Она никогда не видела войны: японцы сражались в другом месте, не на корейской земле, но она знала, как война выглядит. Она видела фотографии со Второй Мировой в журнале Life. Вся её родня жила в Сеуле. Куда её семья пойдёт, чтобы не попасться на пути врага? И что насчёт Кунгу и его матери? Было ли у них безопасное место, куда можно уехать?

Вторая Сестра спросила:

– Что нам делать? Мой младший брат – военный. Его призовут сражаться. Моя семья, наверное, ещё даже не слышала новости, – лицо её скривилось, будто она готова была расплакаться. В отчаянии она сказала: – Если бы я только могла их сейчас увидеть…

Весь день и вечер все в доме, даже дети, говорили мало, а когда говорили, голоса звучали напряжённо и тихо. Сонджу то и дело терялась в своих мыслях: приходя в себя, она обнаруживала, что остальные ходят по дому необычайно скованно и осторожно. Расфокусированные тревожные взгляды бродили по стенам, не направленные ни на кого в особенности.

Той ночью Сонджу цеплялась за мужа, радуясь, что он здесь, а не в Пусане.

– Насколько вы с братом останетесь?

– Зависит от того, как будет развиваться ситуация.

– Не мог бы ты, пожалуйста, сходить завтра утром на станцию и узнать, нет ли у начальника станции какой-нибудь информации о войне? – спросила она. – И о том, что рассказывают люди в поездах?

На следующий день он отправился на железнодорожную станцию и узнал, что вражеские войска продвигаются к Сеулу. На третий день он узнал, что Южная Корея разбомбила Ханганский мост в Сеуле, чтобы остановить продвижение Северной Кореи. На четвёртый день, 28 июня, он сказал, что Сеул пал.

– Сеул пал? Но моя семья…

Сердце Сонджу оглушительно колотилось. Перед глазами мелькали всевозможные ужасные картины с её семьёй на фоне хаоса и разрушения. Она выхватила у служанки из рук Чинджу и прижала её к груди, пряча глаза, чтобы дочь не видела в них страха. Стала ходить по комнате.

Её муж ушёл на мужскую половину дома, чтобы поговорить с отцом и братом. Вскоре после этого свекровь тоже направилась туда, покачивая широкими бёдрами. В панике Сонджу привязала Чинджу к спине. Пересекая внутренний двор, она услышала звон из кухни. Чинджу захныкала, схватившись за её волосы.

Вторая Сестра, подбирая фарфоровые осколки, бормотала себе под нос о том, что враг скоро пройдёт мимо дома её отца, если их не остановят. Сонджу погрузилась в собственные мысли. Сеул пал. Что это значило? Неужели враг уничтожил все здания и дома? Убили всех? В голове возник образ – такой яркий, что она почти могла его потрогать: плотные ряды вражеских солдат, продвигающихся вглубь города улица за улицей, дом за домом, непрестанно сражаясь, и её напуганная семья, пытающаяся убежать, но попадающая под перекрёстный огонь. Она увидела, как Вторая Сестра взяла горшок, пронесла его по кухне и поставила в другом месте.

Днём свёкор собрал всех во внутреннем дворе.

– Война может прийти и сюда. Возможно, скоро, – он повернулся к полевым работникам и прислуге. – Уезжайте завтра утром. Возьмите своим семьям столько риса, сколько можете унести. Я дам вам знать, когда будет безопасно возвращаться.

Старому слуге, у которого не было семьи и которому было больше пятидесяти, он сказал:

– Ты останешься здесь, со мной и моей женой. Вражеские солдаты не станут беспокоить стариков.

Сонджу и Второй Сестре он сказал:

– Возьмите детей и поезжайте в дом моей дочери в Тэджоне. Я отправил ей телеграмму. Она приютит вас всех. Там вы будете в большей безопасности, чем здесь, поскольку это дальше к югу. Наверняка война закончится, не дойдя до Тэджона.

Затем он повернулся к сыновьям.

– Вы отправитесь послезавтра в Пусан на случай, если правительство начнёт призывать мужчин на службу.

– Ты ничего не сказал обо мне, – напомнила Чинвон.

– Ты отправишься к родственникам бабушки.

Чинвон изумлённо открыла рот, уставившись на дедушку, но, видя суровое выражение его лица, не стала возражать – только ушла в комнату и хлопнула дверью.

На следующее утро наёмные работники и слуги уехали, взяв с собой рис и одежду. Муж Сонджу, его брат и старый слуга выкопали ямы под можжевельником и поместили в них шесть огромных глиняных горшков с крышкой. В них они сложили дорогие ткани, серебро, антиквариат и зерно. Запечатали крышки и набросали туда земли для маскировки, а сверху пересадили цветы и укрыли почву старыми листьями. Тем вечером, когда Чинджу уснула, Сонджу помогала мужу собираться, шмыгая носом и утирая слёзы.

Рано утром они смотрели, как поезд приближается к станции. Муж Сонджу поставил чемоданы на землю и взял Чинджу на руки.

– Скажи папе «пока».

В глазах у Сонджу стояли слёзы. Когда его брат зашёл в переполненный поезд и помахал рукой своей семье, муж Сонджу передал Чинджу матери, взял чемоданы и тоже поднялся в вагон. Уже в поезде братья высунули головы из окна и помахали снова. Поезд поехал. Сонджу, Вторая Сестра и дети махали вслед, пока поезд не уменьшился вдали до размеров игрушечного. Тем же днём, вручив сумки слуге, Чинвон сказала:

– Бабушка, я даже не знаю этих людей. Что мне там делать?

– Мосе – семья моего брата. Там ты будешь в безопасности. Если бы его дом был достаточно большим, твои тёти и двоюродные братья с сёстрами тоже поехали бы туда.

– Ты говорила, что это очень маленькая отдалённая деревня среди холмов и гор. Там охотятся тигры?

– Не говори глупостей. Кроме того, там у тебя больше шансов выжить, чем против вражеских вооружённых солдат.

Чинвон, обиженно выпятив нижнюю губу, ушла за слугой, волоча ноги и оглядываясь через плечо.

Утром следующего дня Сонджу, Вторая Сестра и их четверо детей тоже отправились на станцию. Чем ближе подъезжал поезд, тем отчётливее они видели людей, уже набившихся в тесные вагоны, стоящих на ступеньках и даже цепляющихся за крыши выгонов. Сонджу и Вторая Сестра прижали детей к себе, кое-как протиснулись в вагон и стали продвигаться вглубь между людьми и сумками. Окружив детей, они потолкались, чтобы дети могли дышать, и по сантиметру стали протискиваться к своим местам – только чтобы обнаружить, что места заняты другими людьми, чьи билеты подразумевали стоячие места. Они отказывались уступать. Другие пассажиры закричали:

– Дайте им сесть! У них есть билеты!

Захватчики проигнорировали их, глядя в открытое окно. Ещё один пассажир сказал:

– Ну и наглость! Вы что, хотите заставить этих маленьких детей стоять в тесноте, пока сами сидите на их местах?

Затем один крупный мужчина, стоявший рядом со скамейкой, сказал:

– Если не встанете сейчас, я вас подниму по одному и вышвырну в окно.

Захватчики встали, бросая взгляды на угрожавшего им мужчину. Сонджу и Вторая Сестра втиснулись на одну скамейку, усадив самых маленьких детей к себе на колени, а Чхулджина и Чину посадив между собой.

Поезд тронулся со станции и проехал мимо соседнего города, не сбавляя скорость. Он проезжал по мосту через реку, когда вдруг какая-то женщина закричала:

– Смотрите! Там ребёнок падает!

Пассажиры ахнули и стали перекрикиваться.

– Что случилось?

– Ребёнок упал.

– Откуда?

Некоторые пассажиры вытянули шеи, пытаясь посмотреть в окно.

– С крыши вагона прямо над нами.

– Я не видел.

– А я видела.

Сверху слышались несмолкающие крики и рыдания.

Сонджу прижала Чинджу к груди, чувствуя, как быстро бьётся у неё сердце. Она пыталась не думать о падающем в реку ребёнке или о рыданиях безутешной матери. Поезд мчался. Чина плакала. Чхулджин корчил сестре рожи. Вторая Сестра пыталась их угомонить. Её третий ребёнок, Чинджин, которой было только два года, разглядывала своих брата и сестру, не обращая внимания на окружающую обстановку. Сонджу обняла пятилетнюю племянницу за плечи.

– Чина, хочешь, я расскажу тебе историю?

Чина кивнула, всё ещё плача.

– Жила-была бедная женщина, растившая трёх дочерей. Все её дочери выросли, вышли замуж и уехали из дома. Через какое-то время она стала старой и слабой. Она прошла долгий путь к большому дому с черепичной крышей. «Моя старшая дочь, прими меня под своей крышей, я не ела ничего весь день». – Плач Чины смолк. Сонджу продолжила: – Старшая дочь сказала: «Я не знаю тебя. Поди прочь!» Женщина пошла дальше, ко второму дому…

К тому времени Чина уснула – на щеках у неё влажно блестели следы слёз.

Напротив них сидели три женщины в одежде западного стиля – спокойные, с прямой спиной, державшие руки на коленях. Их словно отделяло невидимой стеной от всего этого страха, злости, ужаса и усиливающейся жары. Одна из женщин в аккуратном льняном платье, старшая из трёх – вероятно, ей было от двадцати пяти до тридцати, – взглянула на уснувшую Чину и, наклонившись, сказала Сонджу:

– Вероятно, собственный страх вымотал её. Судя по вашему акценту, я полагаю, вы из Сеула?

– У меня там семья и друзья. Я слышала, мост разбомбили. Все успели оттуда уйти?

– Нам пришлось заплатить сегодня утром целое состояние, чтобы пересечь Ханган на лодке. Гребец сказал, что видел множество всплывших тел гражданских и солдат, которые умерли на мосту во время бомбардировки. – Затем она спросила: – Где живёт ваша семья?

– На северной стороне, рядом с президентским комплексом.

Младшая из трёх женщин ахнула и закрыла рот рукой – судя по её виду, она, возможно, была работницей. Встревоженная, Сонджу спросила:

– Этот район бомбили?

Первая женщина оставалась спокойной.

– Мы не знаем. Мы живём в районе Донуймун.

Сонджу сделала глубокий вдох. Враг мог сровнять с землёй весь район, где жили её родители.

– Куда вы эвакуируетесь?

– В Тэджон. Мы остановимся в доме друга нашего друга. А вы?

– У нас семья в Тэджоне.

– Какую школу вы окончили? – спросила женщина.

– Женскиую школу Ихва.

Женщина просияла.

– Я тоже. В каком году?

– В тысяча девятьсот сорок пятом.

– Я выпустилась на шесть лет раньше, поэтому вас не помню.

Сонджу улыбнулась в ответ этой красивой дружелюбной женщине, которая так и излучала уверенность. Женщина продолжила:

– Не знаю, как долго эта война продлится, но когда всё закончится, прошу, навестите нас, – взглянув на своих спутниц, а затем на Сонджу, она пояснила: – Мы работаем вместе. Давайте я запишу своё имя и адрес.

Что это за работа такая, интересно? Но Сонджу решила, что это неважно, и, не задавая вопросов, положила записку в карман юбки.

Когда они доехали до Тэджона, Сонджу попрощалась с женщинами, пока они спускались с поезда. Люди хлынули наружу, толкаясь и создавая ещё больше хаоса на станции. Эвакуировавшиеся толпились вокруг, со всех сторон раздавались крики.

– Сюда!

– Куда ты дел сумку?

Обрывки фраз. Матери звали детей; дети, плача, искали матерей.

В толкучке Сонджу с семьёй медленно продвигались, постоянно оглядываясь друг на друга из страха потеряться. Их вынесло потоком на привокзальную площадь, где люди расходились в разных направлениях: наконец появилась возможность нормально дышать.

– Вон там есть место, – Вторая Сестра указала подбородком на пространство возле бетонной стены.

Поставив багаж, она привязала Чинджин к спине, затем взяла багаж в одну руку, а ладонь Чхулджина – в другую. Сонджу тоже привязала дочь к спине, взяла Чину за руку и свободной рукой подхватила чемодан.

Чхулджин пискнул:

– Мамочка, отпусти! Ты держишь слишком крепко!

Вторая Сестра дёрнула его за руку, не давая высвободиться.

– Тихо. Я не хочу тебя потерять, – затем повернулась к Сонджу и неуверенно сказала: – Я была в доме золовки только однажды.

Что они будут делать, если заплутают? Сонджу стало тревожно.

Пройдя через широкий бульвар, они свернули за угол, потом свернули снова и через какое-то время наконец вышли к большому двухэтажному зданию с вывеской «Лекарства от Кима Ёнги». В конце здания были ворота, ведущие в дом за медицинской клиникой. Вторая Сестра громко объявила:

– Здравствуйте! Мы приехали.

К ним навстречу выбежала золовка.

– Я так рада, что вы добрались! Проходите. Как поживают мои родители?

– Они в порядке. С ними остался старый слуга, – сказала Вторая Сестра, когда служанка вышла из кухни, чтобы взять их багаж.

Сонджу отвязала Чинджу и поставила её.

– Наши мужья уехали вчера в Пусан.

Золовка посмотрела на четырёх детей в помятой одежде. Свернув к дому, она прокричала:

– Дети, приехали ваши тёти и кузен с кузинами! Идите встретьте их.

В переднюю вышли шестеро детей. Они выстроились в ряд, коротко поклонились Второй Сестре и Сонджу и быстро скрылись обратно в своих комнатах, не слишком заинтересованные. Сонджу задумалась: как долго им придётся оставаться в Тэджоне? Она прошла в гостиную, куда указала золовка.

Битва за Тэджон. Июль 1950 года

Четырнадцать членов семьи и две служанки теснились в доме с пятью спальнями. Завтрак, обед и ужин подавали в две разные части гостиной, разделённой по половому признаку.

У золовки и её мужа не имелось радио. Сонджу думала, что они или старомодны, или у них туго с деньгами, но на самом деле это не имело значения: радиостанции всё равно наверняка не работали. Газеты больше не доставляли. Сонджу не терпелось услышать хоть какие-нибудь новости о войне. Наконец на третий день эвакуации муж золовки сел в гостиной, скрестив ноги, и прочистил горло.

– Один беженец из Сеула привёл в клинику свою мать с дизентерией. Он сказал, что администрация президента временно перенесла правительственный штаб в Пусан через два дня после начала войны. Я этого не знал.

Подавшись вперёд, Сонджу спросила:

– Что ещё вы слышали?

– Американские войска из Японии высадились в Пусане первого июля, затем прошли на север, чтобы остановить продвижение врага на юг.

Вторая Сестра повернулась к Сонджу:

– Может, скоро мы сможем вернуться.

Проигнорировав её, Сонджу спросила:

– Где сейчас враг?

– Не знаю, – ответил ей мужчина.

В начале июля он сказал семье:

– Сегодня я узнал, что северокорейские войска выиграли битву в Осане два дня назад. Теперь они продвигаются на юг.

Сонджу ссутулилась. Вторая Сестра прижала руки к груди. Сонджу спросила:

– Как далеко отсюда Осан?

– В восьмидесяти километрах.

У водяного насоса Сонджу сказала Второй Сестре:

– Лучше бы мы остались в Маари. Сражение всё равно придёт сюда: это большой город и связующая точка с Тэгу.

– Что нам теперь делать? – Вторая Сестра выглядела так, будто готова была расплакаться. – Хотела бы я знать, как дела у наших мужей в Пусане. Надо было поехать с ними. Надо поехать туда прямо сейчас.

Золовка, должно быть, услышала их, направляясь к кухне. Нехарактерно резким тоном она произнесла:

– Вам нельзя уезжать сейчас! Как вы поедете со всеми детьми? И оставите клинику моего мужа? Здесь вам будет лучше.

Она была права. Каждый день глава дома приходил из клиники, пропахший йодом и измождённый после лечения людей с инфекциями, дизентерией, тифом, оспой, дифтерией и туберкулёзом. Некоторые пациенты оставались в палатах на верхнем этаже клиники на несколько дней или больше, и время от времени из рабочей зоны Сонджу слышала тяжёлый кашель и болезненные стоны. Ещё хуже становилось, когда пациент умирал, и по дому ходили горестные стенания. Если они сейчас уедут, то могут подхватить что-то из множества заразных болезней, которые бродят по округе. Здесь, по крайней мере, у них в доме имелся свой доктор.

Весь день Сонджу прислушивалась в ожидании приближающейся битвы. Война должна скоро закончиться. Каждый день они ели рис с жидким супом из сушёной сайды и закусывали дайконом. Если бы они остались в Маари, то хотя бы ели достаточно свежих овощей, столько риса, сколько захочется, и курицу или свинину.

Сонджу решила воспользоваться шансом добыть еду получше. С Чинджу на спине она направилась на уличный рынок, где торговцы выставляли на деревянный прилавок всё, что у них было. Кто-то продавал использованные вещи вроде одежды, горшков и сковородок – вероятно, раньше принадлежавших беженцам. Свежих овощей не было нигде. Вместо этого она купила четыре мешка сушёных редисовых ломтиков. Заодно она случайно подслушала чей-то разговор о том, что солдаты Южной Кореи убили множество сторонников Северной Кореи и бросили их в братские могилы. Сонджу охнула от шокирующей жестокости этого поступка. Мир сходил с ума. Она поспешила домой и больше не ходила на рынок.

Примерно через две недели после эвакуации воздух прорезала серия выстрелов. Где-то вдалеке прогремели взрывы, отдаваясь вибрацией во всём доме. Сердце Сонджу бешено заколотилось. Дыхание её участилось. Крепко прижав Чинджу к себе, она побежала со двора в дом, пригнувшись к земле и вздрагивая от новых выстрелов. Чхулджин и Чина, крича, бросились к матери. Они все ввалились в общую комнату. При каждом бешеном стаккато выстрелов и при каждом громком взрыве они жались друг к другу в углу комнаты, закрыв ладонями уши и зажмурившись. Чина, Чинджу и даже Чинджин плакали и вздрагивали каждый раз, когда взрыв звучал где-то поблизости.

Сонджу пришлось кое-как успокаивать детей.

– Дети, давайте споём, – сказала она и начала: – Сияй, звёздочка, сияй…

Вторая Сестра подхватила колыбельную, и дети присоединились к ним, глотая рыдания.

От каждого выстрела и взрыва они сжимались, словно стремясь стать как можно меньше.

– Сияй, звёздочка, сияй… – продолжала Сонджу.

Они могут умереть, подумалось ей.

Так продолжалось несколько дней. В перерывах между звуками сражений две служанки приносили им в комнату еду на подносах, и они ели, нервно переглядываясь. В моменты затишья Сонджу представляла лица своих родных, своих свёкров, Кунгу и Мису. Гадала, увидит ли кого-нибудь из них снова.

– Сияй, звёздочка…

Теперь дети пели уже сами – тем громче, чем громче становилась битва. Взрывы продолжали греметь один за другим, сотрясая землю и дом. Они перестали петь и сгрудились в кучу возле стены. Вторая Сестра сказала дрогнувшим голосом:

– Мой младший брат может сражаться сейчас там…

Кунгу тоже. Он может умереть. От этой мысли сердце Сонджу истекало кровью. Она крепче обняла дочь. Как такое вообще возможно пережить?

Вторая Сестра заламывала руки.

– Они, наверное, уже прошли через деревню отца!

Схватившись за голову, она пробормотала себе под нос:

– Я не могу этого вынести. Я больше не могу.

Громкий гул раздался в воздухе. Снова загрохотали взрывы. Дом затрясло. Они все могут умереть здесь, подумала Сонджу. В груди стало тесно. Было трудно дышать. Рядом с ней Вторая Сестра, всё так же держась за голову, глубоко вдохнула – и вдруг вскочила на ноги.

– Я больше не могу!

И она вылетела из комнаты. Сонджу побежала за ней. Промчавшись мимо ворот, Вторая Сестра исчезла в ночи. Сонджу услышала, как позади неё бегут дети Второй Сестры, зовущие мать.

В передней возникла золовка. Она бросилась к детям и обняла их.

– Что случилось?

Сонджу крикнула на бегу:

– Чинджу и Чинджин остались в комнате одни. Присмотри за ними, пожалуйста! Я поищу Вторую Сестру.

Она выбежала в темноту.

Поначалу она ничего не увидела. Сердце билось так сильно, что пришлось остановиться и отдышаться. Гремели выстрелы. Улицу перед ней освещали взрывы. Она заметила смутный силуэт дальше по улице.

– Вторая Сестра!

Сердце снова заколотилось. Она побежала к сгорбившейся фигуре.

– Вторая Сестра!

Та сидела на краю дороги, всё ещё держась за голову обеими руками и не двигаясь. Сонджу встала на колени рядом с ней. Встряхнула её.

– Сестра, с тобой всё будет хорошо. Пойдём в дом.

Вторая Сестра подняла голову, ощупывая плечи Сонджу, словно вслепую. Она медленно поднялась, опираясь на Сонджу. Обняв её за талию, Сонджу повела свою прихрамывающую невестку в дом. Теперь звуки битвы раздавались внезапно, беспорядочно, но они всё ещё не прекращались – от каждого оглушительного взрыва запах страха, исходивший от Второй Сестры, становился только сильнее. Доли мгновения хватило, чтобы Вторая Сестра потеряла рассудок. Сонджу подумала: это могло произойти и с ней.

На следующее утро Вторая Сестра была тихой и отстранённой, не замечала обеспокоенных взглядов своих детей. Только через два дня она начала понемногу говорить, бормоча что-то про своего отца.

Через неделю после бомбардировки стало почти тихо: только время от времени звучали выстрелы далеко к югу от Тэджона. Семья жила за счёт жидкой рисовой похлёбки и солёного редиса. Сонджу начала замечать, что не только взрослые, но и дети явно исхудали. Из нужды она отправилась на рынок снова. По пути она увидела последствия бомбардировки: дома и здания были разрушены, всюду лежали обломки. В воздухе до сих пор чувствовался запах горелого дерева и бетонной крошки. Рынок уменьшился до нескольких прилавков. Ей повезло найти последнюю тощую курицу в клетке. Когда она заплатила, продавец свернул курице шею. Придя домой, она вручила курицу служанке, велев варить тушку в большом котелке, пока мясо не слезет с костей, а кости сохранить для супа на завтра.

Первого августа человек из клана принёс вести от свёкра: тот велел оставаться в Тэджоне, пока война не закончится.

Шли дни. Риса становилось всё меньше. Проходили недели. От их мужей не было новостей.

К концу сентября муж золовки сообщил:

– Наша сторона выиграла на юге! Враг не смог взять Пусан и отступает. На севере силы ООН высадились в Инчхоне и захватили аэродром Кимпхо, так что враг застрял на юге без припасов.

Неделю спустя он вбежал в гостиную, крича:

– Сеул освободили четыре дня назад, двадцать седьмого числа!

Ещё до того как Сонджу успела полностью осознать сказанное, Вторая Сестра потянула её в комнату.

– Мы уезжаем завтра. Давай собираться.

– Лучше подождать, – сказала Сонджу, глядя, как Вторая Сестра ходит по комнате и собирает вещи. – Вражеские солдаты движутся на север. Они пройдут через Маари. Кто знает, что они сделают, будучи в отчаянии?

– Мы будем в безопасности. Вражеские солдаты не поедут при отступлении на поезде.

– Свёкор велел нам ждать окончания войны. Она ещё не закончена.

В глазах Второй Сестры блеснули слёзы.

– Я уезжаю. С детьми. Здесь заканчивается еда. В Маари, по крайней мере, нам не придётся голодать. Я должна узнать новости о моём отце.

Она заплакала, когда закончила говорить.

Сонджу вспомнила ту ночь, когда Вторая Сестра потеряла разум. Впервые Сонджу посчитала её эгоистичным человеком.

– Я не могу позволить тебе уехать одной с детьми.

Таким образом, Сонджу тоже собрала свои вещи и приготовилась к отъезду.

Когда она сказала золовке об их решении уехать и сердечно поблагодарила её за кров и еду, та выглядела обеспокоенной, напоминая ей, что война ещё не закончена.

Через три месяца после эвакуации Сонджу и её спутники покинули Тэджон. По пути на вокзал Сонджу вдруг почувствовала откуда-то трупный запах, как будто запах отходов из мясной лавки.

Вторая Сестра сморщила нос.

– Что это за запах?

Свернув за угол, Сонджу увидела справа от них широкий участок земли с изувеченными телами – мужчины и женщины лежали лицом вниз совершенно неподвижно. Тёмная кровь пропитывала землю, текла с голов на шеи и пачкала гражданскую одежду. Сонджу едва не стошнило. Она гадала, не в опасности ли они сами. Инстинктивно они со Второй Сестрой развернули детей к себе, чтобы не дать им увидеть. Но, разумеется, те уже успели подсмотреть. Чхулджин и Чина были достаточно взрослыми, чтобы знать, что именно предстало их глазам – поэтому они не задавали вопросов. Теперь они познали смерть – то, какой жестокой она может быть. Держась за руки, они все побежали к вокзалу. Сонджу хотелось кричать. Её голова пульсировала от гнева, готовая взорваться. Им не стоило уезжать. Свёкор ведь говорил им не возвращаться, пока война не закончится. Неподвижные тела, похожие на мясо животных, источающие запах мертвечины, просочившийся ей в нос и пропитавший кожу – Сонджу продолжала ощущать эту вонь, даже когда они оказались достаточно далеко. Она даже не замечала, как по лицу текут слёзы.

Сонджу и Вторая Сестра почти не говорили друг с другом в поезде. За одну станцию до Маари поезд вдруг резко остановился, и машинист безо всякого объяснения велел пассажирам выходить.

Группа Сонджу присоединилась к длинной цепочке людей, идущих по узкой дороге между рисовых полей. Чхулджин жаловался на мозоли на пятках. Чина ныла, что у неё устали ноги. Вторая Сестра поставила на землю двухлетнюю Чинджин, привязала пятилетнюю Чину к спине и продолжила идти, в одной руке неся багаж, другой держа за руку Чхулджина. Чинджин, её младшая дочь, держалась за свободную руку Сонджу и ковыляла за ней без единой жалобы. Она была крепким ребёнком – девочка, рождённая в день выборов, молчаливая, но всегда внимательно за всем наблюдавшая. Сонджу сжала маленькую ладошку Чинджин и обернулась через плечо, чтобы взглянуть на Чинджу у себя на спине. Они следовали за процессией женщин, несущих свёртки с вещами на головах, и мужчин, несущих тяжёлый багаж на спине. Возле железной дороги Сонджу увидела большой кратер. Невольно она задалась вопросом: как много людей умерло во время взрыва? Как много умерло по всей стране?

Дальше тянулись фермерские угодья до самого основания высоких холмов вдалеке. Воздух был чистый. Сонджу наконец-то могла дышать. Её сердце подскочило, когда она увидела вдалеке знакомое дерево, под которым наёмные работники Второго Дома ели обед. Они поспешили пройти через подземный переход к клановым домам. Приближаясь к дому на холме, Сонджу посмотрела вверх и увидела крышу, выглядывавшую из-за можжевеловой изгороди. Каштановое дерево, росшее на границе территорий Второго Дома, всё ещё стояло на месте – его нижняя ветвь изгибалась под знакомым углом.