Текст книги "Сонджу"

Первые выборы. Май 1948 года

Каждое утро из комнаты свекрови раздавался звон молитвенного колокольчика и запах благовоний. Сонджу всё больше размышляла о своей бесплодной тёте.

В феврале, за неделю до окончания её мужем университета, свекровь позвала Сонджу в свою комнату рано утром и сказала:

– У твоей невестки возможны осложнения во время беременности, поэтому ты пока останешься здесь, в Маари. Твой муж согласен с этим.

Сонджу вернулась к себе и вышла на веранду. Холодный утренний воздух пробирал до самых костей. Она глубоко вдохнула и медленно выдохнула, глядя, как дыхание превращается в белый пар, растворяющийся в воздухе. Она бы согласилась сама, если бы её попросили остаться, но почему муж даже не обсудил это с ней? Уж он-то как никто другой должен был понимать, как это раздражает, когда все решения в семье принимаются без тебя. Неужели все годы брака будут похожи на этот? Она закрыла глаза. Когда-то у неё был тот, кто ценил и любил её. Может быть, этого достаточно. Это уже больше, чем есть у большинства женщин.

Войдя в комнату, Сонджу закрыла дверь за собой. Пришла Вторая Сестра. Она выглядела расстроенной.

– Я не просила свекровь оставить тебя здесь, – сообщила она.

– Конечно, я останусь.

– Она могла нанять ещё одну служанку после ухода Первой Сестры. Я знаю, что она делает.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты здесь застряла надолго, поверь мне.

С этими словами Вторая Сестра ушла.

Ещё несколько дней Вторая Сестра даже не улыбалась. Сонджу не спрашивала её больше, что она имела в виду по поводу намерений свекрови, и не стала утруждаться спрашивать о произошедшем мужа, когда он приехал домой на выходные. Такое уже случалось прежде.

После недели в Пусане муж приехал домой с гордым видом, поскольку был теперь финансово независим. Он даже сказал, что будет давать ей деньги каждый месяц. Той ночью, лёжа к мужу лицом, она придвинулась ближе и спросила:

– Чем ты занимаешься на работе?

– В данный момент меня обучают на младшего инженера. Я изучаю планы, хожу на стройки с моим начальником, инспектирую материалы и наблюдаю, как начальник проводит сделки с рабочими.

– Звучит интересно. Я бы тоже хотела однажды устроиться на работу.

Как только она сказала это, то сразу же поняла: зря. Он отмахнулся от неё:

– У тебя будет полно работы здесь. Рожать детей и воспитывать их.

Ох уж эти его язвительные комментарии! Ну и ладно. Она отодвинулась от него обратно.

– Что будет, если я не смогу иметь детей? Твои родители наймут для тебя любовницу? Это противоречит моим понятиям о браке, но если они это сделают, то я уеду в Сеул и найду там работу.

Он отвернулся от неё и натянул одеяло до самой шеи.

Наступил второй май в Маари для Сонджу, а беременность всё не наступала. Она постоянно беспокоилась. Звон молитвенного колокольчика с каждым разом казался всё громче, и Сонджу всё никак не могла выбросить из головы образ своей бесплодной тёти, живущей с мужем, его любовницей и их детьми под одной крышей. «Динь-динь-динь», – она имитировала звук молитвенного колокольчика, когда на кухню заглянул старый слуга, сообщивший, что приехал политик с ассистентами и они собирают деревенских возле железнодорожной станции. Он спросил, можно ли ему пойти туда, чтобы бесплатно выпить. Когда Сонджу и Вторая Сестра кивнули, он ушёл. Высыпая рис в миску, Сонджу слышала неразборчивые отрывки речи, читаемой в микрофон вдалеке. Полчаса спустя счастливый слуга вернулся с красным лицом – дыхание его пахло дешёвым алкоголем. Он вручил Сонджу две листовки, каждая – с большой чёрно-белой фотографией. Она посмотрела на фото и спросила слугу:

– Кто из них произносил речь?

– Не знаю.

В день первых общенародных выборов в национальной истории на должность представителей новой республики Сонджу спешила приготовить завтрак пораньше, чтобы пойти проголосовать. Она посмотрела на листовки снова и спросила Вторую Сестру:

– Я знаю, за кого проголосую, но за кого, по-твоему, будет голосовать большинство местных?

Вторая Сестра дотронулась до своего большого живота, другой рукой помешивая ложкой кипящий суп.

– За того, кто предоставил бесплатную выпивку… – она положила ложку на стойку. – У меня только что отошли воды.

На полу под ней образовалась большая лужа.

– Скорее! Присмотрите за супом! – крикнула Сонджу служанке у колодца. – Осторожно, на полу вода!

Она проводила Вторую Сестру до её комнаты и по пути громко объявила закрытой двери:

– Матушка, роды начались!

Другая служанка поспешила в комнату Второй Сестры, расстелила на полу йо и ушла. Вторая Сестра показала на шкаф:

– Подгузники.

Сонджу достала сразу дюжину из стопки. Служанка принесла таз с чистой водой.

Два часа спустя у Второй Сестры начались схватки. Её мужу отправили телеграмму. Пришли деревенский доктор и медсестра. Через шесть часов схваток Вторая Сестра, вся вспотевшая и красная от усилий, до побелевших костяшек вцеплявшаяся в руку Сонджу, родила ребёнка. Когда ей сказали, что это девочка, Вторая Сестра закрыла глаза и застонала. Медсестра шлёпнула младенца пониже спины: раздался громкий плач.

Девочку омыли и вернули матери, уже чистую и завёрнутую в хлопковую ткань.

– Самые лёгкие мои роды. На этот раз ребёнок вышел головой вперёд, как положено.

В комнату зашла свекровь. Приподняла ткань на ребёнке, заглянула под неё, молча развернулась и ушла.

В глазах у Второй Сестры стояли слёзы. Сонджу подумала: несмотря на все свои жалобы на особое отношение свекрови к мальчикам и несмотря на все свои заявления о том, что с собственной невесткой она так не поступит, Вторая Сестра была безнадёжно пассивной личностью. Сонджу хотела бы, чтобы она, по крайней мере, вытерла слёзы.

Приехал муж Второй Сестры. Он поблагодарил Сонджу и улыбнулся жене. Сонджу поняла: она ошибалась насчёт того, что Корея не подвержена переменам. Этот мужчина пришёл к жене, чтобы проведать её и новорождённого младенца, и наблюдал, как девочка, зевая, дёргает ручками и ножками.

– Ребёнок здоров, – сообщил он жене.

Вторая Сестра взглянула на него и вздохнула:

– Ещё одна девочка.

Он улыбнулся ей:

– Всё в порядке.

Когда он ушёл, Сонджу попросила:

– Дай мне подержать ребёнка.

Девочка была такая лёгкая! Сонджу вдохнула её молочный запах и заворковала с ней:

– Ты первая из родившихся в этой семье после окончания японской оккупации. И ты родилась в важный день: десятое мая 1948 года, первые общенародные выборы в Национальное собрание Республики Корея. Через три года после ухода японцев наша страна наконец стала полноценной независимой республикой! Какие же у тебя планы на будущее?

Вечером Сонджу увидела соломенную верёвку, свисающую над двойными воротами – так объявляли о рождении ребёнка. В узлах верёвки торчали угольки с регулярными интервалами, чтобы отогнать злых духов. Когда роды только начались, в ожидании мальчика свекровь велела слуге вставить высушенный красный перец в петлю между угольками. После родов она велела убрать все перцы, прежде чем повесить верёвку. Через три дня верёвку сняли. После традиционного месяца отдыха с ребёнком в комнате Вторая Сестра вернулась на кухню, возобновляя свою обычную работу.

Девочка была здоровая, крепкая, плакала громко и часто. Свёкры жаловались. Вторая Сестра поджимала губы и говорила:

– Они бы не жаловались, если бы это был мальчик.

Только через три месяца младенец успокоился. Тогда в комнату Второй Сестры пришла Чинвон, чтобы снова взглянуть на ребёнка. Сонджу подвинулась, позволяя ей сесть поближе к младенцу.

– Чинвон, смотри, какая она уже большая.

Чинвон внимательно посмотрела на ребёнка. Затем повернулась ко Второй Сестре:

– Я слышала, младенцы растут быстро, но прошло три месяца, а она всё такая же уродливая. Не говори никому, что она твоя.

Вторая Сестра криво улыбнулась, как будто оскорблённая этим, но, как ни странно, сказала только:

– Зато смотри, как сияют её глаза.

Тогда Сонджу поняла: эта девочка, которую родители назвали Чинджин, вырастет, зная, что она особенная. Пусть даже её бабушка будет считать иначе, лишь потому, что она – не мальчик.

К сентябрю, на восемнадцатом месяце брака, Сонджу была уверена, что забеременела. Она легко уставала. Грудь стала тяжелее. Соски стали темнее и чувствительнее. Меньше чем через десять минут после того, как ей сообщили новость, свекровь вышла за ворота, покачивая бёдрами. К вечеру уже все в клане знали о беременности Сонджу, и многие женщины приходили пожелать ей здорового мальчика.

Несколько дней спустя Сонджу вошла в комнату досуга свекрови и подождала, пока та закончит последний ряд вязания и повернётся к ней. Сонджу сказала:

– Я хочу спросить о сестре вашего мужа. Насколько серьёзен был её врождённый дефект?

Свекровь посмотрела ей в глаза.

– У твоих невесток здоровые дети безо всяких отклонений.

– И всё-таки я хочу знать.

– Сестре моего мужа было четырнадцать, когда я вышла за него замуж. У неё были короткие шея и спина, она ходила с согнутыми коленями, стоя достигала не больше метра в высоту. Кроме этого, с ней всё было в порядке. Она выросла в молодую энергичную женщину. Даже вышла замуж в семнадцать. Я беспокоилась о ней, но она хотела семью, – свекровь кивнула несколько раз, погрузившись в воспоминания. – Мой муж и его отец выдали девочку замуж за молодого человека с овдовевшей матерью. Они купили ему фермерский участок в деревне. Молодожёны, казалось, неплохо ладили. Но в тот же год она умерла от осложнений, связанных с беременностью. Она находилась на шестом месяце. Представляешь, ребёнок – в таком маленьком теле? – кивнув и слегка улыбнувшись, она добавила: – Её муж был к ней добр. Думаю, она была счастлива.

– Что случилось с вашей свекровью? Вы говорили, она умерла вскоре после вашей свадьбы.

– Не знаю. Я слышала, она болела почти в течение всей супружеской жизни.

Сонджу вернулась в комнату, схватила мыслекамень из своего сундука и яростно перекатывала его в ладони, чтобы избавиться от преследующих её образов ребёнка с лягушачьими лапами, того, как Чинвон изображала калеку, согнув колени, и большого беременного живота маленькой женщины.

Вопрос «что если» терзал её ещё какое-то время. Она пыталась представить, каким будет её ребёнок и каким родителем она станет.

Была середина октября – через месяц после того, как она рассказала свекрови о своей беременности. Сонджу услышала незнакомый голос со двора. Молодая женщина говорила кому-то, что ей нужна работа. Она сказала, что бесплодна: после смерти мужа её выгнали из дома.

Вероятно, свекровь подумала о своих невестках – одной беременной, другой с младенцем на руках. Она наняла эту женщину и дала ей комнату для прислуги рядом с воротами. Женщина оказалась трудолюбивым и искусным поваром. А ещё она умела призывно улыбаться и соблазнительно покачивать своими круглыми бёдрами.

Поскольку новая служанка работала так усердно, Сонджу думала, что сможет теперь присоединиться к мужу в Пусане, когда ребёнок родится. Однажды ночью, когда она ложилась спать, она увидела во дворе какое-то движение. За три дня до этого во время игры в прятки двое старших детей Второй Сестры проделали несколько дыр в обклеенном бумагой окне – одна была достаточной большой, чтобы Сонджу могла видеть двор, даже не прищуриваясь. В синеватом свете луны свёкор тихо прошёл куда-то мимо голых кустов пионов и клёна рядом с колодцем по направлению к помещениям для слуг. Полчаса спустя он вышел оттуда и так же тихо вернулся в дом. Это происходило каждую ночь. Сонджу пыталась подавить своё разочарование. Что сделает свекровь, если узнает об этом?

На восьмую ночь свёкор снова вышел из дома и исчез за углом, свернув к помещениям для слуг. Затем Сонджу увидела, как в ту же сторону направилась свекровь с ночным горшком в руках. Несколько минут спустя холодный ночной воздух прорезали короткие испуганные крики – и наступила тишина. Вскоре после этого свекровь прошла обратно в дом, уже без горшка. Свёкор побежал к колодцу, торопливо ополоснул водой свои голову и лицо. Встряхнул головой, как мокрый пёс, обнял себя за плечи и, дрожа, пошёл за женой.

На следующее утро, когда Сонджу пришла на кухню, Вторая Сестра обсуждала со служанками, что стало с той женщиной. Куда она пропала в этот холодный ноябрьский день? Тогда Сонджу поняла, что женщина ушла. Она взяла большую миску и вышла в сад рядом с кухней, где взяла два кимчи из горшка в земле. Когда она вернулась, одна из служанок говорила:

– Может, она лгала обо всём с самого начала. О том, что она вдова, и всё такое. Слишком она была счастливая для вдовы: судя по её поведению, она могла быть чьей-то любовницей, которую вышвырнула жена.

– Она и правда походила на соблазнительницу, – сказала Вторая Сестра и повернулась к Сонджу: – Забыла сказать. Когда свёкор закончит завтракать, мы идём в один из домов клана, делать йо.

Две служанки ушли с кухни. Сонджу испытала облегчение от того, что сплетни закончились.

– Для кого мы будем делать йо?

– Одна из дочерей клана выходит замуж через месяц. Это традиция – делать супружеский йо для наших невест.

По дороге Вторая Сестра сказала:

– Муж хозяйки частенько уходит из дома на несколько дней. Все знают, что у него есть другая женщина. У него всегда есть женщина на стороне. Сегодня его снова нет, так что женщины в доме могут говорить свободно в отсутствие мужчин.

К тому времени, как Сонджу и Вторая Сестра прибыли в нужный дом, женщины клана уже раскладывали хлопок слоями на большой белой ткани. Хозяйка Большого Дома подвинулась, освобождая место для Сонджу.

– А разве хозяйка Второго Дома не придёт? – спросила одна из женщин у Второй Сестры, которая расположилась между двумя другими женщинами и в данный момент складывала свою юбку так, чтобы та полностью закрывала ноги.

Сонджу заметила, что Вторая Сестра всегда вела себя вежливо и послушно в присутствии старейшин, даже дома. Старейшины часто хвалили её за это.

Женщина рядом ответила вместо Второй Сестры:

– Зачем ей здесь быть? В отличие от хозяйки Большого Дома, у неё не одна, а целых две невестки, чтобы занять её место.

Хозяйка Большого Дома натянуто улыбнулась, но никак это не прокомментировала.

Хлопковая набивка получилась довольно объёмной. Женщины накрыли её муслиновой тканью и начали сшивать края. Наклонив голову, одна из женщин обратилась к хозяйке дома:

– Где твой муж на этот раз?

– Не знаю. Наверняка ему очень весело.

Женщина со смуглой кожей усмехнулась.

– Он хотя бы хорош?

У Сонджу вспыхнуло лицо. Эти женщины были такие дерзкие!

– Не знаю, – ответила хозяйка невыразительным, отстранённым тоном. – Давненько это было. Те женщины, наверное, считают, что он хорош. Люди видели его в городе с молодыми девушками, – она вздохнула. – Больше я по этому поводу не переживаю. Он всегда будет гоняться за юбками.

Сонджу поклялась, что никогда не примет такую судьбу и не потерпит подобного поведения у своего мужа. Даже на свёкра ей трудно было смотреть, как раньше, хотя свекровь, казалось, забыла об этом, свершив свою месть.

Женщина с необычайно длинными мочками ушей, как у Будды, сказала:

– По крайней мере, твой муж оставляет тебя в покое. Мой жалуется на то, как я выгляжу, закрывает мне лицо моей же юбкой и делает это, как курицы – быстро.

Все рассмеялись. Было ясно, что женщины слышали это уже не в первый раз. Это было так грустно и вызывало такую ярость, что Сонджу хотелось расплакаться.

Женщина с родинкой громко вздохнула и спросила, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Вы когда-нибудь задумывались, для чего мы вообще живём?

Сонджу не знала, как бы ответила на этот вопрос, если бы он был обращён к ней. Она должна вырастить детей и обучить их всему, что знает, но что дальше? Когда-то она думала, что сможет принести пользу своей стране, вот только – возможно ли это сейчас? Хозяйка дома резко ответила:

– К чему ты спрашиваешь? Такие вопросы принесут одни проблемы. Ты знаешь ответ. Ты рождаешься, служишь мужчинам, выходишь замуж, служишь семье мужа. Растишь детей, женишь их или выдаёшь замуж, становишься свекровью и правишь твёрдой рукой, чтобы твоя невестка знала своё место и не обращалась с тобой в старости плохо. Вот для чего мы живём.

Никто ей не возразил.

Они положили покрытую муслином набивку на белую хлопковую ткань, покрыли дополнительно атласной тканью сверху и начали сшивать всё вместе, оставляя белоснежную границу вокруг ярко-розового атласа. Смуглая женщина повернулась к Сонджу:

– Вы из Сеула. Все женщины живут так же, как мы?

Все теперь смотрели на Сонджу. Она взглянула на каждую женщину по очереди, прежде чем заговорить.

– Есть женщины, которые учатся в университете и работают за пределами дома. Не все женщины живут так, как вы описываете.

Некоторые кивнули. Все снова замолчали. Йо был закончен.

Хозяйка Большого Дома сложила его в три раза и положила в центре комнаты.

– Это дар надежды и мечты от женщин клана будущей невесте.

Все уставились на матрас.

– Мои мечты давно уже угасли, даже в моём воображении, – вздохнула Уши Будды.

По пути домой Сонджу спросила Вторую Сестру:

– Почему о хозяйке Большого Дома так странно выразились?

– Потому что у неё двое сыновей, но ни один не живёт с родителями. Они почти не навещают их. Наша свекровь не позволит такому случиться.

Дальше они шли молча, каждая погружённая в свои мысли о свекрови. Когда Сонджу увидела свекровь, она сказала ей о дырах в окне и попросила, чтобы эти дыры заделали. Она больше не хотела становиться свидетелем чужих личных дел. У старого слуги ушло три дня, чтобы отскрести с оконных рам пожелтевшую бумагу и заменить её новой. Через несколько часов клей высох – теперь бумага выглядела свежей, как кожа бесстыдной молодой красавицы.

Ребёнок Сонджу. Весна 1949 года

В день, когда на вишнёвом дереве в саду появились первые почки, Сонджу родила девочку. Вторая Сестра помогала ей при родах.

– Я ждала тебя очень долго, – сказала Сонджу, глядя на свою дочь и трогая её маленькие пальчики с крошечными ногтями на руках и ногах.

От шёлковых волос и до мягкого, завёрнутого в одеяльце тела – её дочь была совершенна.

Сонджу была рада, когда в комнату зашёл муж: вероятно, навещать только что родившую жену теперь стало распространённой практикой среди образованных мужчин. Она улыбнулась ему. Он улыбнулся в ответ и сел возле йо, с восторгом разглядывая младенца. Осторожно потёр крошечную ладошку указательным пальцем. Когда девочка схватила его за палец, он просиял, глядя на неё, как заворожённый. Девочка отпустила его палец и зевнула. Сонджу впервые видела на лице мужа такую искреннюю радость: она тут же размечталась о том, какой счастливой теперь будет их семья. В этот момент он взглянул на неё и сказал:

– Теперь у тебя есть ребёнок, о котором можно заботиться.

Как будто он только и ждал, чтобы сказать ей это! Что за человек будет в такой момент доказывать свою правоту? В это мгновение она по-настоящему презирала его – такого мелочного, такого мстительного. Она ответила:

– Да. Ребёнок, которого я буду любить и всему обучать.

Когда он вышел проводить доктора, в комнату зашла свекровь.

– Я слышала, роды были лёгкими. В следующий раз у тебя наверняка родится сын.

Стоя в дверях, она тяжело и громко вздохнула. Сонджу подняла на неё взгляд.

– Матушка, родился ребёнок. Я хочу, чтобы в верёвке на воротах были веточки можжевельника, чтобы объявить о рождении девочки. У неё будет столько же признания, сколько получают мальчики.

Секунду или две свекровь молча на неё смотрела. Потом вышла из комнаты.

Вторая Сестра придвинулась к Сонджу поближе:

– Думаешь, она это сделает?

– Подожди несколько минут и выгляни в окно. Посмотри, украшает ли слуга верёвку можжевельником.

Вторая Сестра выглядывала через каждые несколько минут. На шестой раз, коротко хихикнув, она сказала:

– Да, украшает!

Той ночью на йо под светом лампы муж Сонджу всё смотрел, как ребёнок вертится. Он прошептал:

– Она похожа на тебя.

Этот брак ещё может стать лучше, подумала Сонджу, невзирая на его бестактность ранее.

– У неё твои нос и подбородок. Она идеальна, – сказала она, наблюдая за лежавшим между ними младенцем. – Давай назовём её Чинджу. В честь меня, – пояснила она. – Я хочу подарить ей что-нибудь своё.

– Да, разумеется.

– Спасибо.

Она не могла перестать улыбаться.

На следующий день Сонджу достала мыслекамень и в последний раз покатала его в ладони. Она поклялась больше не думать о Кунгу. Поклялась посвятить свою жизнь мужу и ребёнку. Отвернувшись от сундука, она смотрела, как лучи полуденного света падают сквозь обклеенные бумагой окна на её спящую дочь. Сердце наполнилось радостью. Хотя Вторая Сестра намекала, что частые визиты и письма родной семье здесь не поощряются, Сонджу хотела объявить родным о появлении дочери. Её сестра передаст новости матери.

Дорогая сестра!

Два дня назад, 28 марта, у тебя родилась племянница. Её зовут Чинджу.

Я предоставлю ей свободу исследовать свои возможности. Мне хочется увидеть, как будет складываться её жизнь. Я счастлива быть матерью. Ты, вероятно, понимаешь меня, поскольку тоже познала радость материнства.

Передай семье привет.

Март 1949 года

Неделю спустя к Сонджу в комнату пришла Чинвон.

– Ты не устала есть суп из водорослей каждый день? Я не верю, что суп помогает матери накапливать больше молока. У Второй Тётушки это не сработало, – она посмотрела на младенца и усмехнулась. – О, кстати: твой ребёнок не такой симпатичный, как Чина, но тоже сойдёт.

Сонджу рассмеялась и повернулась к дочери:

– У меня на тебя большие планы, Чинджу.

Однажды в мае днём свекровь пригласила Сонджу и Вторую Сестру к себе.

– Возьмите рисовые пирожные, которые прислала нам хозяйка Большого Дома. Оставьте детей с прислугой.

Вторая Сестра несла поднос с пирожными, а Сонджу – поднос с ячменным чаем. Взяв пирожное, свекровь повернулась ко Второй Сестре.

– Как у Чхулджина дела в школе?

Вторая Сестра улыбнулась.

– Он учится всего два месяца, но пока ему всё нравится. Особенно перемены.

Свекровь не улыбнулась в ответ.

– Следи за его оценками. Однажды он станет главой семьи и должен поступить в Сеульский национальный университет.

– Да, Матушка.

Глотнув чая, Сонджу сказала:

– Чинджу тоже пойдёт в школу в Сеуле. А когда окончит университет, сможет получить докторскую степень, если захочет.

Вторая Сестра нервно переводила взгляд с Сонджу на свекровь.

– Что на это скажет твой муж? – спросила свекровь.

– Он согласится со мной. Если он не получит работу в Сеуле к тому времени, я всё равно перееду туда, чтобы дать детям образование, как сделал хозяин Большого Дома.

Свекровь спросила:

– Когда Чинджу выйдет замуж?

– Когда будет готова. Надеюсь, однажды она будет помогать людям. Вы слышали о докторе Им Ён Син? Она училась в Японии и Америке. После возвращения в Корею она построила школу – колледж Чунан для женщин. Из этого колледжа выпустилось множество хороших учительниц. Доктор Им примерно вашего возраста.

Сонджу заметила, что свекровь наклонилась к ней ближе и слушала её очень внимательно.

– Видите, женщины способны на великие дела. Разве вы не хотите этого для своих внучек?

Свекровь выпрямилась и фыркнула. Затем отвернулась, как будто стыдясь того, что она позволила себе так увлечься историей Сонджу.

Вторая Сестра опустила голову, словно боясь, что её втянут в этот разговор. Сонджу мысленно поздравила себя за то, что заронила семена новой идеи в голову свекрови. Она улыбнулась.

В июне правительство приняло закон о земельной реформе, чтобы перераспределить фермерские участки нации. Семье Второго Дома предстояло лишиться тех земель, на которых не трудились наёмные рабочие или слуги. За исключением мужа Сонджу, остальные члены семьи восприняли новый закон с неодобрением. Сонджу знала: люди в стране делились на богатых землевладельцев с огромными территориями и бедняков безо всякой надежды приобрести хоть какой-нибудь участок. Однако эта реформа давала некоторым издольщикам возможность стать владельцами небольших хозяйств, и их дети смогут получить достойное образование. Сонджу начинало казаться, что для новой нации ещё есть надежда.

В июле и августе, как и в прошлые сезоны муссонов, семья жила под москитной сеткой, наблюдая за непрекращающимся дождём и слушая тонкий писк комаров. В сентябре начал дуть прохладный ветер и небо прояснилось. Прошло уже больше двух с половиной лет после отъезда Сонджу из Сеула. Интересно, каково было бы вернуться в этот пульсирующий, полный соблазнов и требований город? Она скучала по его энергии и ритму жизни. Но и в деревне она находила то, что её очаровывало: дикие цветы посреди грязных дорожек, цикады, поющие в ветвях акаций, домашние животные, предпочитающие компанию людей, птицы, которые улетали и возвращались, как старые друзья, и даже привычный запах мёртвых корней и листьев на холме со слабой примесью навоза. В Маари времена года были живой и дышащей силой, которую требовалось уважать. В Маари Сонджу делила печали и радости с многочисленными новыми родственниками, которые суетились, любили, смеялись, ненавидели и плакали, подтверждая раз за разом, что они живы. Казалось странным, что родная мать на её памяти никогда не смеялась и не плакала.

В ноябре исполнилось почти три года с тех пор, как Сонджу не видела свою семью. Теперь Второй Дом казался ей роднее, чем собственный, и она больше не испытывала такого глубокого желания присоединиться к мужу в Пусане. Его всё равно уже повысили без её помощи. Кроме того, ни она, ни её муж, ни свекровь даже не заикались о том, чтобы Сонджу уехала из Маари. Казалось, все привыкли к такому положению вещей.

Когда кленовые листья стали ярко-красными, Сонджу вспомнила, как Первая Сестра однажды вышла за ворота и больше не вернулась. Сонджу задумалась о её новой жизни в рыбацкой деревушке на юге. Однажды декабрьским вечером выпал первый снег, слоями покрывая землю. На следующее утро мир преобразился: всё вокруг, даже колючие кусты шиповника, было покрыто мягкой белой шапкой. Сонджу подумала: это самое прекрасное зрелище в мире.

Через два дня солнце растопило снег – земля везде стала грязной. Затем внезапно пришли холода, и грязь замёрзла снова. Чинвон хромала, вернувшись после встречи с другом. Она жаловалась деду:

– Я поскользнулась на льду и повредила ногу по пути к станции. Смотри, – она прошлась перед дедом, преувеличенно хромая и вскрикивая. – Ты должен построить мост от каштанового дерева до железнодорожной станции, чтобы нам не пришлось спускаться с холма и подниматься обратно к станции. Сгодится даже мост длиной метров сто.

Дедушка наблюдал за её хромотой какое-то время. Потом с усмешкой сказал:

– Могу велеть слугам привязать толстую верёвку от каштанового дерева к станции. Тебе не придётся даже ходить – просто цепляться за верёвку и съезжать вниз.

Чинвон бросила на него злобный взгляд и похромала к себе в комнату. Больше она про мост не говорила. Скоро вновь вернулось тепло, и с края крыши капала вода – полуденное солнце растопило лёд.

Сонджу улыбнулась, представив, как Чинвон съезжает по верёвке. Она шла по склону холма с Чинджу, привязанной к спине, чтобы навестить хозяйку Большого Дома. Та ей нравилась – всегда любезная, гостеприимная, достойная быть женой хозяина Большого Дома, главы клана. Она проходила мимо гостевых помещений Большого Дома, когда остановилась, услышав один разговор.

Спорили юноши.

– Каждый человек с высшим образованием должен считаться при голосовании за двоих, потому что необразованные люди не знают, что их голоса означают.

– Ох, нет, нет! Это создаст классовую систему. А у нас демократия. Что, по-твоему, это значит?

– Разве тебе не кажется, что у нас и так уже есть классовая система? Думаешь, бесклассовое общество вообще возможно? Похоже, в душе ты немного коммунист.

В это мгновение раздался голос Чинвон:

– Так говорить опасно. Сейчас истерия по поводу коммунизма вышла на национальный уровень, помнишь? Я не хочу, чтобы кого-то из вас арестовали.

Чинвон, которая в жизни ничего не читала, кроме, может, пролистывания учебников – откуда она об этом знала? После короткой паузы другой голос заговорил приглушённо:

– Это правда. В школе нам велели доносить учителю, если мы услышим северокорейский акцент или незнакомое слово и если заметим у кого-то странное поведение.

– Никому нельзя доверять, – сказала Чинвон. – Любой может выставить нас коммунистами. Друзья доносят на друзей, даже члены семьи доносят друг на друга.

– Я слышал, многие образованные люди едут на север.

– Ш-ш-ш!..

Они снова все замолкли.

Сонджу стало грустно от того, что она не знала о происходящем в стране. В Сеуле она каждый день читала газеты. После освобождения Кореи от японской оккупации и разделения её на коммунистический север и капиталистический юг Ли Сын Ман, ещё до становления президентом, часто говорил на публике о коммунистической угрозе. Теперь он, похоже, хотел глубоко укоренить в сердцах людей страх по отношению к Северной Корее. Сонджу хотела бы получать новости о политической ситуации в стране, но никто в деревне, казалось, не стремился знать о событиях за пределами Маари. Вторая Сестра как-то рассказала ей, что электричество в Маари стало доступно только в последние десять лет и что большинство деревенских до сих пор использовали в домах масляные лампы или свечи по ночам. Даже радиовышки здесь не было. Вздохнув, Сонджу обернулась через плечо, чтобы посмотреть на дочь: та протянула к ней свои пухлые маленькие ручки и коснулась её рта и носа. Сонджу рассмеялась – это помогло ей вернуться в реальность.

В первый день весны Сонджу стояла на холме возле школы с Чинджу на спине, думая о том, как ей стоит развиваться помимо сценариев матери, жены и невестки. Должно же быть хоть что-то, что она может делать даже в этой изолированной деревне? Она пожалела, что поклялась не дотрагиваться до своего мыслекамня. Это бы помогло прояснить голову.

По пути домой она встретила человека с квадратной камерой и штативом. Сонджу решила сфотографировать Чинджу с двоюродными братьями и сёстрами, чтобы позже, даже если они вырастут в городе, они помнили свою жизнь в Маари, где родились. Фотограф сказал, что вернётся через три дня с готовыми фотографиями. Толкнув ворота, Сонджу позвала:

– Вторая Сестра, я привела фотографа!

Она поклонилась мужчине и жестом пригласила его войти.

Пока фотограф устанавливал камеру, Сонджу со Второй Сестрой причёсывали детям волосы и поправляли одежду. Сонджу стояла, держа Чинджу на сгибе локтя, а Вторая Сестра – позади со своими тремя детьми. Дети хихикали: им казались странными и штатив, и сам фотограф с чёрной тканью на голове, и его камера. Через несколько минут возни с линзами и рекомендаций по поводу группового позирования тот сказал: