Текст книги "Мать демонов"

Так он и поступил.

– Помни: никуда не сворачивай, – вслед ему сказал жрец.

Ученый не ответил. С этой минуты и пока он не выйдет на поверхность, храм и слуги владыки – меньшая из его забот. Совсем скоро Логово это подтвердило: обернувшись через минуту, Тамес не увидел ни Аджаха, ни начала лестницы.

Теперь, когда ученый был один, он полез за пазуху и выудил на свет тряпичную маску, набитую изнутри сухими травами. Дома, в столице – он потратил месяц, ставя опыты с формой и подбирая действенный состав. Плотная ткань закрыла нижнюю часть лица, в ноздри ударил резкий травяной запах. Теперь он был похож на сказочного уродца – но полегчало сразу. Может, Тамес и бессилен против туманов Логова, но туман в мыслях отступил.

Касаясь рукой стены и нащупывая ступеньки, ученый начал медленно спускаться.

Лестница петляла, резко поворачивала, выписывала немыслимые спирали – точно сбивая с толку. Неизвестно, кто и когда ее вырубил – наверное, задолго до того, как появился Дом – но он рассчитывал запутать паломников. Тамес быстро потерял счет поворотам и утратил чувство направления. Оставалось спускаться и шаг за шагом считать ступени. После сотой ученый забросил это бестолковое занятие.

И почти сразу лестница обманула его. Как и все в этом проклятом месте! Обнаружив под ногой пустоту, Тамес потерял равновесие и упал ничком. Маска помогла ему не расквасить нос, но ученый больно расшиб колени, и сухая веточка впилась в лицо. Чертыхаясь и проклиная свою неуклюжесть и строителей Логова, он поднялся на колени.

Туман был почти живым. Он не просто окружал ученого – он клубился и двигался, принимая размытые, будто бы знакомые формы. Как и говорил жрец, сверху сочился свет, так что сказать «не видно ни зги» все же нельзя… Просто все стало ненастоящим. Расстояние, формы – во мгле ничего не скажешь наверняка.

«Никуда не сворачивай»…

Как будто в этом месте хочется свернуть! Тяжело поднявшись на ноги, Тамес заковылял прочь.

Он поймал себя на мысли, что немного завидует верующим – они-то принимают все за чистую монету. Для них проклятая дымка божья милость. Она и впрямь была красива: холодная, мерцающая мгла струилась по земле, и в ней как будто выблескивало нечто… как ледяное крошево. Мгла была переменчивой, как блики солнца на поверхности ручья, а выше – полупрозрачной, как газовые занавеси. Да, это несомненно чудо: если не божественное, то чудо природы. Сложись его жизнь иначе – и Тамес бы восторгался ею. Непременно восторгался. В прошлом. До смерти Джедда…

На мгновение мелькнула мысль, что блестки в тумане и призрачные образы… что мгла все же действует, несмотря на маску – мелькнула и растворилась.

Это было одно из самых ярких воспоминаний, связанных с братом. Пожалуй, не самое приятное, но яркое. Ему исполнилось… да, лет пятнадцать, а Джедд аккурат разменял второй десяток – когда Тамеса угораздило напиться, да так, что мир кружился вокруг. Что это был за повод? Не иначе любовные дела, которые в юности не очень отличают от конца света.

– Тебе бы хватит… – незаметно подойдя сзади, проговорил брат.

В его словах звучало беспокойство, но Тамес, еще не окончательно одуревший от выпивки, почувствовал, как щеки залила краска стыда.

– А по… моему в самый раз, – сидя на полу и глядя снизу-вверх, сказал он.

Джедд махнул рукой слуге за спиной парня.

– Сперва ты поешь, – не терпящим возражений тоном приказал он. – Потом можешь пить дальше и рассказывать.

Угрюмое желание противоречить исчезло, сменилось свойственной пьяным сентиментальностью.

– Ты всегда заботился обо мне, да? – Тамес икнул, и потупился, уставившись в ковер, на котором уже выстроился рядок бутылок. – На тебя… так много свалилось после смерти отца. И еще я…

Недолго думая, Джедд сел на пол возле брата и приобнял его за плечи.

– Ну? Что произошло? – как с маленьким ребенком, заговорил он.

Старый слуга не нашел ничего лучше, чем поставить поднос с мясом и овощами прямо на ковер. Парень говорил долго, взахлеб, Джедд же внимательно слушал и порой напоминал о еде. Он был мудр в свои двадцать с лишним. Он заставил брата поесть, а потом выпить: и еще, и еще – пока того не вырвало.

– Надо поспать, Та́ми, – напоследок сказал брат, назвав его, как некогда называла мать.

Наутро юноша едва ворочал языком, и его тошнило – но беды прошлой ночи отступили, прочно увязавшись с тем, как его рвало в туалетной комнате. Джедд был мудр в свои двадцать с лишним… И действительно о нем заботился.

А потом его не стало.

Должно быть, после его смерти Тамес и стал отрицателем. Горе – странная штука. Оно меняет тебя, кем бы ты ни был прежде. Обычных людей оно толкает в храмы – и отвращает от богов верующих. Он тысячи раз молил и клял, давал бессмысленные обеты в их семейном святилище – пока Джедд сгорал от лихорадки наверху. Но боги оставались глухи, слепы и безразличны. Как, впрочем, и всегда.

«Туман действует на меня, – наконец признал ученый. – Проклятье, он действует!»

Тамес прибавил шагу, как будто это могло скорей привести его к цели. Теперь, когда он был здесь, ученый наотрез отказался лгать себе. Он пришел в Логово, не веря в богов. Но в глубине, в самых дальних тайниках души – он шел, чтобы дозваться. Зачем? Выставить им счет или продолжать молить? Он не знал…

– Эй, чужак, не найдется медяка для голодных?

Тамес вздрогнул. Сердце бухнуло: раз, другой – и забилось часто-часто.

Они вышли из пелены, точь-в-точь как прошлой ночью, и туман бурлил у их ног, как морской прибой.

– Такая славная одежка и такая сильная магия, – раздался голос из-за спины.

Это было колдовство или и впрямь месть злорадного божка – потому что напоминало кошмарный сон. В нем все перемешалось: глаза грабителей светились холодным и тусклым светом, а кисти рук горели призрачным огнем.

«Это видение. Это бред, всего лишь бред…» – твердил ученый, переводя взгляд с одного на другого.

– Думаешь, чем бы припугнуть теперь?

«Это бред, – упрямо повторил Тамес, твердо упираясь ногами в землю. От страха колени его дрожали. – Морок. Просто стой твердо и все пройдет».

Тени обступили его со всех сторон. Пять призраков с мерцающими, словно звезды, глазами.

– Наверное, думает, чем бы нам помочь…

Одетая в блеклое пламя рука протянулась к нему, и Тамес почувствовал исходящий от нее холод. Он был вполне реален: колючий, злой, он обжег плечо там, где на него легла ладонь призрака.

Ученый опомнился. Рванувшись из захвата, он скользнул меж теней и устремился прочь. Леденящий душу вой распорол тишину, и мшистая, пахнущая землей и гнилью тень бросилась на Тамеса.

Он побежал. Сквозь завесы тумана чудились похотливое хихиканье, рык, чавкающие звуки. Что-то тяжелое елозило по земле… Сердце всполошено прыгало в груди, точно норовя выскочить через глотку наружу.

Ученый собрал все колдовские силы и наугад бросил за спину, во мглу. Что-то взвыло, хрипло захохотало не то по-человечески, не то по-звериному. Дыхание судорожно рвалось из груди, казалось, сейчас оно разорвет легкие.

Уже недалеко…

Впереди маячил позолоченный купол храма. Тамес не задавался вопросом, откуда тот взялся – в тумане все казалось правильным и уместным. Как во сне.

Совсем близко… Ватные ноги подгибались. Тошнота встала поперек горла, выступила на лбу испариной. Бесполезная маска царапала лицо. Вот он, храм! Из всех богов посвященный самому неподходящему – Тау́рре, госпоже дома и семейного очага. И такое сойдет. Любые боги не терпят нечисти.

Тамес остановился. Пыльный пустырь затянули колышущиеся занавеси мглы. Внутри проглядывали размытые силуэты. Словно войско теней выстроилось между ним и высокими дверями.

– Я сказал, тебе хватит! – рыкнула мгла за спиной.

Тамес вздрогнул, заслышав джеддов голос. Мотнул головой стряхивая наваждение… Брат мертв. Это тени. Призраки. Они там, во мгле, ждут, пока он ступит внутрь.

Статуи беременной богини смотрели на него поверх дымки: призывно, обещая покой и безопасность. Войско теней застыло, навострило оружие. Следило тысячей ожидающих взглядов. Тамес зажмурился, вспоминая слова с детства затверженной молитвы.

– Таурра, защитница очага, хранящая каждый дом от невзгод. Благословенно дитя твое…

Он запнулся, позабыв слова. Туман всколыхнулся, подался навстречу.

– Я молю о спасении. Кто, если не ты, хранительница? Славься, мать! Славься, защитница…

Дикая смесь голосов ударила по ушам, оглушила его, так что он сам не слышал молитвы. Только холод в правом плече не давал забыться, сойти с ума от творящегося безумия.

– …солнцем и отцом-землей заклинаю: защити!

Туман откликнулся надломленным фальцетом.

Что-то изменилось. Словно по жилам побежало долгожданное тепло. Тамес сделал шаг – и туман подался назад. Откатился, как откатывает от берега волна. Внутри шуршало, плакало, давилось слезами и спешило поскорей убраться с дороги.

Еще шаг. Туман расступался, образуя проход, и смыкался за спиной, провожая Тамеса безнадежным и отчаянным воем.

Еще шаг. Со статуй улыбалось умиротворенное лицо Таурры.

Два шага… один. Последний. Ученый упал, распластавшись по полу. Холод остался позади, за дверьми. Разочарованный вой превратился в плаксивое:

– Хватит…

Тамес зажмурился, не в силах слышать джеддов голос – и провалился в беспамятство.

Ученый не знал, сколько времени прошло. Когда он пришел в себя, он с трудом приподнялся на локтях. Сперва встать на колени. Затем подняться. Фрески стен крутились в безудержном хороводе, кровь шумела в ушах, как гул столичных рынков.

Вроде, отпустило… Только слабость сделала тело ватным и непослушным. Так бывает. Всегда, когда выжимаешь колдовской Дар досуха.

Слегка покачиваясь и опираясь рукой о стену, Тамес огляделся. Простой деревенский храм, стены из саманного кирпича белили с усердием, но фрески нарисованы нелепо, в силу умений художника. Не чета столичным.

– Тами? – раздалось вдруг из-за спины.

Ученый обернулся.

Джедд стоял в дверях. Его брат, родная кровь… Пыль и грязь расчертили его лицо темными разводами.

– Я уж думал, не догоню тебя! От самой лестницы гнался, как за дичью…

Он шагнул внутрь святилища и поежился от холода. Чуть полноватые губы растянула улыбка. Он всегда улыбался так: тепло и по-доброму.

Вот он стоит внутри, и створки дверей покачиваются у него за спиной. Тамес неуверенно улыбнулся в ответ.

– Я думал… это бред. Разве… такое может быть?

Джедд рассмеялся.

– Хорош братец: как услышал меня, сразу дал деру! – он склонил голову набок, лукаво поглядывая на ученого.

Тамес выпрямился. Стоял, пристально глядя на него, колеблясь…

– Ты что, родного брата не обнимешь? – в голосе Джедда скользнули нотки обиды.

Тамес шагнул вперед и вздрогнул от холода Логова. Он сам не заметил, как закоченели руки, пока он лежал тут, в храме.

– Совсем помешался с горя, – шутя, бросил Джедд.

Ученый подался было обнять его, но вдруг отшатнулся. Холодом тянуло не снаружи, не из вязкой мглы за дверями – от силуэта, вычерченного на фоне мерцающей дымки. Он стоял здесь, внутри – и приоткрытые наружу створки и впрямь скрипели за его спиной. Но между братьями пролегал порог. Грань, которую он едва не переступил.

– Ты что и вправду меня не узнаешь? – темные брови нахмурились. – Это же я, Джедд…

– Уходи! – Как же тянет в груди, как мучительно хочется, чтобы он жил, чтобы дышал и смеялся. – Уходи или переступи порог!

Что-то рыкнуло в темноте, метнулось к Тамесу, но с визгом отлетело прочь. Стеная, убралось в белую муть зализывать раны.

Вдох. Выдох. Прерывистый, жалкий – больше похожий на плач. Почему они выбрали именно этот образ? Разве мало им просто кружить там и скалиться из тумана? Зачем нужно бередить рану, которая и без того с трудом затянулась?

Ученый отвернулся от дверей, чтобы не видеть клубившегося за ними марева. Побрел во тьму, что скрыла противоположную стену храма. Он понял вдруг, что это не тени – Тамес был готов поклясться, что двух стен у храма просто нет. Вместо них и дальше лежало Логово. Такое же, как прежде: чуть менее туманное, чуть менее светлое, но в остальном такое же. Пустое. Как и должно быть.

Тамес попробовал провести рукой по лицу – и с раздражением сорвал надоевшую маску.

Выходит, все это мираж? Стены храма и немеющее плечо говорили обратное.

– Паломник… – донеслось из-за дверей. – Послушай, паломник, мне не нужно твоей крови.

Он вглядывался в темноту в дальней стороне помещения, делая вид, что не слышит.

– Ты только выслушай. Это все, что мне нужно… – в голосе угадывались нотки Джедда, и давно почившего отца, и ждущей его в столице женщины.

– Я ничего больше не прошу, – бубнил в пелене тумана голос.

Тряхнув головой и растерев плечо, Тамес решительно зашагал прочь.

Здесь было темнее, сквозь невидимые отверстия в потолке уже не проникал свет. Да и сам туман больше не мерцал тем таинственным сиянием. Ученому приходилось нащупывать дорогу и шел он, вытянув вперед руки.

Спустя несколько минут Тамес понял, что не дает ему покоя. Он чувствовал магию. Даже он, лишенный Дара почитай начисто, неспособный отличить простого смертного от чародея – чуял силу, щедро разлитую в воздухе. Чары покалывали кончики пальцев и обволакивали, как прежде обнимал туман. Дыхание Бездны, сколько же здесь силы? Хватило бы смести с лица земли Дийяр. Или… или даже больше.

Тамес остановился, вглядываясь в полумрак. Проклятье, а он сетовал, что не знает, как вести себя в чужом городе! В городе ты знаешь, откуда ждать опасности: не сунешься в темный переулок, обойдешь опасные кварталы… В городе хотя бы знаешь, куда смотреть! В Логове опасность была повсюду. Подстерегала за каждым поворотом. В любой миг могла броситься из темноты.

Ученый повел плечами, прогоняя внезапную дрожь. Делать нечего: не возвращаться же к беснующимся у храма призракам. И – теперь он точно знал, что в этом месте есть… что-то. Могущественная магия или божья сила, оно лежало впереди. И, должно быть, идти к нему всего безопаснее.

Путь его длился долго.

Да нет же – дольше долгого. Он шел, словно в трансе, раз за разом переставляя ноги. То были не несколько часов – Тамесу казалось, что он не меньше суток бродит по темным, пропитанным силой залам. Наконец, он в изнеможении опустился наземь. Плотная холодная взвесь колыхалась в воздухе, клубилась подобно болотному газу, отчего полутьма казалась еще темнее и непрогляднее.

Слишком долго. Так… просто не может, нет – не должно быть. Он давно вышел из города и удалился на приличное расстояние. Живот свело судорогой голода. Нужно поворачивать… Беда в том, что он не может просто так уйти. Слишком много прошел. Зашел слишком далеко.

Тамес еще полз – не соображая, куда – когда пальцы нашарили выступающий из земли корень.

Он не заметил, как камень уступил место неровному земляному полу. Отчего-то эта находка окончательно отрезвила его. Ученый огляделся. Было ли то колдовством, мороком или дальней, неведомой частью Логова – но его обступили сплетенные из ветвей стены. Черные, чудовищных размеров корни извивались, подобно змеям, оплетая уходящий во тьму туннель. Местами из мглы проглядывали лица – точь-в-точь те, что встречали пришедших в храм, только не высеченные резцом, а выросшие на стенах.

По крайней мере, он не заплутал. Он определенно приближался. Знать бы, к чему… Но узнает это уже не он. Ученый не мог идти дальше. Это место пило его силы. Временами казалось, что он в столичных банях, только вместо жары и пара были туман и пронизывающий до костей холод. Мерзлый, липкий, он растекался по телу через одеревеневшие ноги и руки, скапливался тупой ноющей болью в костях.

Кряхтя, как старик, Тамес поднялся и побрел обратно.

Он шел, должно быть, несколько минут, когда понял, что что-то не так. Пелена вокруг двигалась. Словно огромный зверь, ворочавшийся во сне. Как будто ветер, если бы ветер и туман уживались вместе. Ученый обернулся. Лица по-прежнему смотрели: не то презрительно, не то брезгливо. Они были так же близко, как и прежде.

Да, более всего это походило на ветер. Невидимая сила толкала дальше в Логово и не давала вернуться. Ученый пошел быстрее, но добился лишь того, что вовсе обессилел. Он точно плыл против течения. Палый лист, что летит против рева бури…

Тамес выругался, и белесая пелена проглотила его слова. Лица насмехались над ним. Их взгляды точно ожили.

Будь прокляты боги, храмы и все их слуги!

Глядя в глаза ближайшему лику, Тамес зашагал к черной дыре туннеля.

Магия этого места была неистовой, неуправляемой – и первобытной. В ней было что-то от ярости урагана, напора наводнения, идущее от самых костей земли. Сила больше не колола пальцы – нет, каждый волосок на теле ученого встал дыбом от ее обилия.

Сколько времени прошло? Дерево, хранившее память столетий, смеялось над его усилиями. Боги-боги, каков глупец! Чем дальше он углублялся в змеящийся, перевитый черными корнями ход, тем более зыбким и призрачным казалось воспоминание о свете дня. Тамес еще надеялся увидеть солнце, но сомкнувшиеся вокруг стены обещали другое и уводили все глубже в темноту.

Потом он понял, что слышит голоса – и слышал их, наверное, уже несколько минут. Пение… Как знакомая, но позабытая с детства мелодия. Сперва он думал, что поют проступающие из коры лица, но нет – деревянные губы оставались сомкнуты. Голоса звучали в голове. Мужские, и женские, и вовсе неведомые, они были тихими и неразборчивыми, точно далекий хор. Откуда-то он знал, что этот язык мертв уже бездну лет.

Стены петляли, заламывали повороты, то расступались, то вновь смыкались. Не в силах сопротивляться, Тамес просто доверился силе, что подталкивала в спину… А голоса становились громче и сопровождали его так долго, что он почти готов был назвать каждого другом.

Наконец, настал момент, когда ученый не смог идти. Никак. Даже с невидимой поддержкой.

В которой раз он без сил опустился на пол, теперь уж неспособный даже оглядеться. Пение было так отчетливо, что захватило его полностью. Тягучее. Величественное. Маленький потерянный человечек, он просто сидел, вслушиваясь и опустив голову на грудь. Посторонние мысли казались кощунством.

Сквозь гимн он слышал грохот древесины.

Словно зверь шевелится во тьме… Нет, не зверь – то шевелилось само Логово, ворочаясь, приводя в движение стены и своды. Голоса сопровождали каждое движение величавым крещендо.

Тамес не терял сознание и не приходил в себя – просто сразу понял, что находится в другом месте. Это ощущение не облечь это ощущение в слова. Тамес и не пытался. Все казалось понятным и естественным: он закрыл глаза, поддался чуждой магии – и вот он здесь.

Только вот… где это здесь?

Он пребывал в пустоте, бескрайней и бесцветной, настолько пустой и однообразной, что взгляд терялся. От этого вида слегка подташнивало. Тошнота и вернула ученого к действительности. Голоса смолкли, уступив место тишине. Силы не то, чтобы вернулись, но он не чувствовал и прежнего изнеможения.

«Я снова брежу», – сказал себе Тамес.

Ученый не парил в пустоте – скорее, сидел, как можно сидеть на полу или на земле. Но он ощупал подошвы сандалий, складки одежды под собой – и признал, что если бредит, морок действует не только на зрение. Тамес пошарил вокруг, но не нашел ничего, что могло служить опорой.

Встал. Прошелся туда-сюда… Пустота держала его. Ученый поднимался и спускался – совсем как по лестнице, довольно было лишь представить ее. Но пустота все же оставалась пустотой. Бездной.

Неизвестно, сколько бы он ломал голову, если бы не слабое дуновение. Не ветер, нет… просто легкое движение воздуха коснулось плеча, словно напоминая о себе.

Тамес обернулся.

Что-то светлое маячило в пустоте поодаль. Отсюда не разглядеть, что – но оно приглашало… манило, оно было теплым и призывным: как свет в окне в промозглую ночь сезона дождей.

Идти оказалось недолго. Как раз достаточно, чтобы мысли прояснились, и ученый вспомнил, где он и кто ждет в конце пути. Вспомнил – и невольно замедлил шаг. Впрочем, это не слишком-то помогло.

Он обнаружил себя на скальном выступе, на самом краю утеса. В трех или пяти шагах тот терял плотность и растворялся в бездне. Но на этом пятачке… упрямый терн цеплялся за негостеприимную почву, и камни поросли мхом, а щебень впился в ноги через подошвы сандалий.

И еще – прямо над обрывом в сочащемся из ниоткуда свете кружилась пыль.

– Тамес аби-Бехар, – сказала пустота. Пылинки протанцевали каждый слог его имени. – Ты шел так долго, что я почти уже перестал ждать.

– Сколько? – хрипло выдохнул ученый. – Сколько… времени прошло?

– Ты шел сюда несколько лет, – ветви кустарника шелестели с усмешкой. – Со дня смерти брата.

Тамес понял, что найдет здесь столько же ответов, сколько в храме наверху, но ему надоело спорить и добиваться их.

– Кто ты? – устало спросил он.

– Тот, к кому ты шел.

– Зачем ты пытался меня остановить?

– Пытался остановить? – пылинки пританцовывали в смехе. – Я ждал тебя с тех пор, как Джедда нарядили к последнему костру. Ты сам пытался себя остановить.

Этот ответ был не лучше прочих, и Тамес умолк, так и не задав следующий вопрос.

– Не я выдумываю то, что вы видите в Логове, – неожиданно пояснил владыка. – Все это в ваших головах. Я только… вытаскиваю на поверхность.

– Кто ты?

Ученый спросил так тихо, что едва услышал сам себя. Впрочем, владыка его понял, Тамес не сомневался.

Пустота молчала.

Подождав, ученый уселся на камень, глядя на мельтешение пылинок. Тишина длилась несколько долгих ударов сердца.

– Ты уже решил, зачем пришел? – наконец, спросил свет.

Тамес подумал прежде, чем заговорить. Отчего-то ему казалось важным найти тот самый, единственный верный ответ. Даже если это видение… Однако ответ не спешил отыскиваться.

– Я шел, чтобы найти здесь бога. Или удостовериться, что его тут нет.

– Ну, что-то ты уже нашел, – хохотнула пустота. – Что дальше?

Ученый пообвыкся с тем, что говорит с воздухом – настолько, что нашел в себе силы для иронии.

– Да уж, нашел туман и прах, – хмыкнул он.

– Так лучше?

Голос раздался из-за спины. Обернувшись, Тамес увидел себя самого. Свою точную копию, вплоть до ссадины на скуле и грязных пятен на балахоне, оставшихся после блуждания по подземельям. Второй ученый вскинул брови:

– А кого ты ожидал увидеть? Старца в белом? Воина, как Солнечный Владыка?

Тамес молчал. Двойник сбивал его с толку, не давал сосредоточиться. Похоже, Белый Господин и сам это понял. Он присел рядом, так что оба теперь смотрели на танец пылинок и могли разговаривать, не глядя друг на друга.

– Я шел, чтобы понять, кто такие боги, – медленно проговорил ученый. – Это древнее суеверие или мы сами их забыли. И, если они есть, то почему молчат. Ты единственный, кто еще остался… с тех времен.

– А ты не думал, что так лучше? Слепота и глухота? – спросил второй Тамес. В такт его словам терн шевелил ветвями на невидимом ветру.

– Лучше кому?

Вместо ответа владыка заговорил о другом.

– Представь себе налогового откупщика в южных пределах. На краю степей. Он никогда не видел Царя Царей. Лишь изредка в его городок захаживают слуги лучезарного. Приедет чиновник из большого города. Или местный князь назначит хранителя ближайшей крепости. Ах да, Царь Царей еще являет волю в эдиктах. Значит ли это, что лучезарного нет? Наш откупщик и не увидит его, никогда в жизни. Только может – если преуспеет – встретит тех, кто видел царя издалека.

– О чем ты? – спросил ученый.

– О том, что ты хочешь того же. Твой бог не будет ступать по земле. Он будет пылью в луче света, духом, следящим взглядом… Но у него будут избранные жрецы, кому он станет диктовать волю, жрецы-чиновники, ее исполняющие… и может, если они станут служить усердно – увидят тех, кто говорил с ним. Божье царство – этого ты хочешь? С богом вместо Царя Царей?

– Можно просто не быть глухим.

– С этого все начинается… – двойник помолчал, словно давая ему вдуматься. – Даруй нам победу, возопят сторонники безродного узурпатора. Даруй нам победу, вторят слуги законной власти. Пройдет немного времени, и все крестьяне начнут молить о мире. Кому прикажешь помогать?

– На то и бог, чтобы знать лучше смертных.

– Бог знает, что смертные грязны и мельтешат, как мыши, – отрезал владыка. – Божье царство! – он фыркнул. – Бог-мудрец удалится в храм, как в сад медитации. Он станет созерцать гармонию, а жрецы будут бороться за усиление не то владыки, не то власти храма. А вот бог-правитель. Должно быть, он не только прижмет жрецов к ногтю, но и проследит за поставками ячменя и благовоний.

– Но ведь не обязательно… – начал Тамес, когда двойник перебил его:

– Обязательно. Бог должен быть далек, иначе перестанет быть собой. В вашей-то кутерьме и возне. Он предлагает путь, но никогда, ничего – не дает здесь. Иначе станет хуже Царя Царей – базарным менялой. Услуга за услугу. Путь потерял бы смысл.

– Чудеса века легенд… – вдруг вспомнил Тамес.

– …делали колдуны, в ту пору все они были жрецами, – закончил за него владыка. – Твои собратья правы. Но это не дает ни одного ответа. Истинным богам безразличны смертные. Тот, кто утверждает обратное, лжет. Или просто глупец.

– Скажи это жрецам.

– Зачем? – Владыка совсем по-человечески царапал ногтем полы одеяния, счищая с них грязь. – Есть путь… и только он важен. Что делают жрецы, не имеет значения.

– Тогда что же вам от нас нужно? – не выдержал ученый.

– Тебе не кажется, что это вам нужно? День за днем.

На время воцарилось молчание. Владыка оставил в покое балахон и хрустнул пальцами.

– Кто ты? – в третий раз спросил Тамес. – Зачем все это рассказываешь?

На сей раз его собеседник ответил.

– Зачем рассказываю… Ну, ты ведь понял, что шел сюда не за этим. Кто я, ты догадался по пути.

«Да?» – хотелось переспросить ученому.

Впрочем… что-то в нем и впрямь откликалось. Сила… Когда он шел, казалось, он плывет по океану чар. Когда отец сплетал потоки, он взывал ней. «Ша́лвет! – восклицал маг. – Владыка бурь и семи сводов неба, повелитель царства воздуха А́мент! Гралка́т, царь пустынь и кряжей и отец-земля!»

Бог, дух и сила. Отец бы понял разницу… но ему это было не нужно: в конце концов, он не был отрицателем. Отец взывал к духам, направлял силу и посмеивался над жрецами. Даже насмешка выходила беззлобной. Он относился к жрецам, как к детям.

– Я пришел… просить за брата, – наконец, выдавил Тамес. – Но ведь тебе нет до нас дела.

– Ты ошибаешься, – мягко ответил его двойник. – Ты пришел в мое царство, сколько ни сопротивлялся. Ты стал частью пути, а путь – единственное, что имеет значение.

– Ты можешь помочь?

Тамес впервые обернулся к владыке и заглянул в глаза. Тот усмехнулся, но невесело.

– Я могу сделать то, что ты хочешь. Я бы не назвал это помощью. Но как это называть, решать не мне.

Ученый непонимающе нахмурился, и двойник сжалился:

– Мир устроен просто и гармонично, достойный Тамес. В нем ничего не является из ниоткуда и не уходит в никуда. Да, твой брат будет жить. Я могу дать тебе больше, – владыка вздохнул, – такое будущее, в прошлом которого Джедд не умирал. Но все имеет обратную сторону. Жизнь за жизнь.

– Зачем тебе моя жизнь? – удивился ученый.

– Мне? – двойник скривился. – Бездна, да сколько ж вы о себе думаете! И кто из нас глух, если ты ничего не слышал? Мне от тебя не нужно ничего. Это ты пришел и у тебя есть просьба. Я могу сделать, как ты хочешь, потому что… это часть пути. Но он такой, какой есть, с этим придется смириться. Или уходить ни с чем. Так и так ты оставишь меня в покое.

Тамес опустил голову, пряча смятение. Это было все, чего он добился. Кто бы тот ни был, владыка и так сказал слишком многое. Зачем? Это был тот же вопрос, что и «Кто ты?», только иначе заданный.

«Я брежу», – сказал он себе, но не очень убедительно. Владыка ждал, лениво водя по земле пальцем, выписывая странные, понятные лишь ему загогулины.

«Может, в них и вовсе нет смысла… Дыхание Бездны, о чем я думаю!» – обругал себя ученый.

Он был не готов к такому повороту, он все представлял себе иначе. Он вышел из столицы через Царские ворота, надеясь вернуться через две луны и разнести весть о падении владыки. Прошагал половину Золотого тракта, встречая последователей чуть ли не в каждом городе.

Движение пальца… неровная линия в пыли…

Он написал две книги, копаясь в документах и излагая хронику Круга магов. Он стал известен, а пухлые трактаты с его именем изучали в обителях чародеев. Но он по-прежнему оставался баловнем судьбы, родившимся в знатной семье, и не знал, зачем ему эти книги.

Росчерк, дуга, прошедшая по мху на ближайшем камне…

В столице его ждала женщина. Он не любил ее и, быть может, она отвечала тем же. Как бы там ни было, путешествие на восток показались ему важнее. Только вот оно ничего не дало: ни долгий путь, ни спуск в Логово.

То был запутанный иероглиф… Как подпись Царя Царей, в которой умещаются все его титулы. Точно завороженный, Тамес следил, как линии и штрихи складываются в незнакомые слова.

«Чего он от меня хочет? Самоубийства? Ведь это то, что он предлагает на деле!»

Он запустил руку в волосы и покрепче сжал кулак. Может, хоть боль прогонит проклятый сон?

«Надо уходить… Жрец обещал, что я найду дорогу. Всего несколько минут…»

Тамес встал, набрав в грудь воздуха, чтобы отказаться, но вместо этого с губ сорвалось:

– Я согласен.

Владыка выждал пару вздохов, словно давая время опомниться, и переспросил:

– Жизнь за жизнь?

– Да.

– Тогда пойдем. Ты найдешь свои ответы.

Двойник тоже встал и остановился у обрыва, на самом краю зияющей пустоты. Оглянулся, приглашающе протянув руку. Еще одна проверка? Тамес вложил свою ладонь в его – поскорее, не задумываясь, пока не успел достаточно испугаться.

В свет они шагнули одновременно.

Несколько мгновений в глаза ему смотрела холодная и безучастная пустота – затем пришло чувство полноты. Как будто он раскрылся сам себе, понял до кончиков волос. Затем был Джедд, отец, Кета́рра… мать, которую он совсем не помнил…

Похоже на мозаику, что становилась больше с каждым вздохом. Ударом сердца. С каждым мгновением.

Дийяр, захлебывающийся собственной пылью. Столица…

Как будто на него взвалили невыносимую тяжесть. Будто знание сейчас погребет его под собой.

Царство. Рассветные земли и страны далеко за Внутреннем морем…

Он видел. Слышал. Знание распяло его над землей, но тянуло еще дальше. Глубже.

Прошлое. Будущее…

Это было больно, и он словно становился больше, вбирая этот мир в себя. Неужели он хотел этого? Должно быть, он сойдет с ума.

Этот мир и то, что вне его…

Тогда-то он по-настоящему, впервые в жизни испугался. Наверное, он кричал от ужаса – но так и не услышал себя. Всего несколько мгновений, не более.

Потом ему стало все равно.