Текст книги "Шакал в изгнании"

Вопросы сыпались один за другим, Кхаи только закрыл глаза. Наконец Раммак устал от звука своего голоса и умолк.

– Чего ты хочешь? – чтобы хоть что-то сказать, повторил жрец.

– Ты нетерпелив… – сжал челюсти Раммак. – Пятнадцать лет службы Владыке, и столько нетерпения! Твой друг Хафрай был прав. Он предлагал тебе сразу избавиться от меня, неужели ты думал за два дня и набрать союзников, и собрать полный синод, и снять меня? Тебе бы нужно было знать, что игра по правилам – очень неторопливое развлечение. Тем более, игра против того, кто уже все подготовил.

– Если я осужден, я прошу тебя вынести приговор и…

– И ты опять нетерпелив, Кхаи Херис, – прервал его речь Раммак. – И не умеешь проигрывать. Я служил трем царям, и два раза оставался в дураках. В третий раз я уже кое-чему научился.

Он замолчал на мгновение и заговорил вновь – сладко, почти слащаво:

– Но, я полагаю, это твое нынешнее положение сбивает тебя с толку. Я понимаю, трудно мыслить здраво, когда лежишь, прикованный к скамье. Когда я уйду, мой слуга проводит тебя в гостевые комнаты. Приведи себя в порядок и отдохни, и тогда мы поговорим. Я даю тебе три звона.

Верховный встал, заслонив собой свет, контуры его худых рук нервно подергивались, будто бы не находя себе места.

– Я повторяю, что ищу твоей помощи, а не покаяния.

Зашаркали по полу шаги, зашуршала одежда – Раммак ушел. Кхаи остался в полной темноте.

Гонг в храме Атамы звонил гулко и мерно – как чье-то сердце. Три звона… как прикажете отмерять время, если гонг все звонит, и звонит? Его резкий пронзительный голос раздражал Кхаи, от него нельзя было укрыться даже в самой уединенной из комнат – с тех пор, как они покинули подвал, этот звон преследовал жреца.

Поначалу Кхаи было даже любопытно, кто же удостоился подобной чести, когда жрец вдруг сообразил, что это не похоронный бой. Это был набат, которого столица не слышала, наверное, пару столетий.

Из окон своих комнат Кхаи не смог ничего разглядеть. На то и район садов, что за окном встают бесконечные поместья и парки. Вдоль канала, что отделял их от остальной части города, суетились белые фигурки городских дружинников. На все, даже самые невинные вопросы слуги отвечали молчанием.

Казалось, время остановилось… Во всяком случае, гонг все звенел, разливая над городом свою тревожную жалобу, и тени в комнате словно бы застыли, и даже солнце, похоже, не меняло своего положения. Видимо, где-то у Раммака были солнечные или водяные часы, потому что прошел, казалось, целый день – но тяжелые двери все же отворились, и на пороге появился очередной молчаливый слуга.

Верховный ждал Кхаи во внутреннем дворике. Из подвешенных на медных цепях корзин свешивались веревки каких-то ползучих растений, шепот фонтана сливался с назойливым голосом гонга и заглушал все, что могло бы заинтересовать любопытные уши.

– Присоединяйся! – Раммак протянул ему кубок из красного иола́дского стекла и добавил: – Выпей. Тебе станет лучше.

– Что это?

Охряные стенки чаши преломляли цвета, но, похоже, напиток был бледно-бежевым и густым, как кисель.

– Вытяжка из корней хебе́ни. Очищает сознание и приносит спокойствие.

«Если он хочет меня отравить… – пронеслось в голове Кхаи, – убить меня можно было куда скорее и проще». Когда жрец поднес чашу к губам, Раммак негромко рассмеялся, потешаясь над его нерешительностью.

– Ты уже дважды спрашивал меня, чего я хочу, Херис, – наконец заговорил он. – Я не стану больше томить тебя. Садись, садись…

Должно быть, ему доставляло удовольствие разыгрывать из себя радушного хозяина. Раммак гордился тем, что у него на каждую ситуацию всегда заготовлены нужные слова.

– Но позволь мне сперва объяснить тебе, как обстоят дела за каналом. Иль Аммар мертв, – веско произнес верховный. – Не стану скрывать, я сам об этом позаботился. Но в этом можно найти и положительную сторону: взойди он на престол, нас ждали бы охота на теней, всеобщий страх и хаос на улицах.

– Кажется, мы это уже получили, – хмыкнул Кхаи, но Раммак, как ни в чем не бывало, продолжал:

– Те жрецы, что поддерживали тебя, отчасти тоже мертвы. Некоторые попросту не добрались до своих храмов. Видят боги, Херис, этот бунт – вовсе не моя затея, хоть и не стану отрицать, что я готовил нечто подобное. Но то, что происходит сейчас, на руку только беженцам и беднякам. Эти волнения… – он на мгновение умолк, не то подыскивая слова, не то давая собеседнику вслушаться в набат, – они вредны всем. Мне, тебе, храмам, новому богу… Царству тоже, если уж на то пошло.

Кхаи наблюдал за ним, представляя, как гибкое каменное тело шакала, чья статуя покоилась тут же на постаменте, набрасывается на своего первого служителя, как морщится в гневе узкая собачья морда.

– Моя цель была натравить всю эту ораву на храмы. По толпе пошел бы слух, что наместника убили жрецы… – предупреждая возражения Кхаи, Раммак поднял руку: – Навряд ли люди на улицах знают, что именно на него вы надеялись. Завтра в город войдет войско, никаких столкновений бы не было. Просто старые боги ушли бы в изгнание. Растворились, пропали на задворках Царства вместе со своими жрецами.

– Ты забываешь о храмовых дружинах, – напомнил Кхаи. – Они найдут, чем ответить бунтовщикам.

– Херис… – бескровные губы верховного дернулись в усмешке. – Твои дружинники ходят по тем же улицам, что и другие. Они пьют в тех же харчевнях и развлекаются с теми же танцовщицами. Они не пойдут против своих друзей и соседей.

– Сама мысль ввести в этот город войска – кощунство! – продолжал настаивать Кхаи. – Столица священна. Ни один узурпатор не осмелится захватить ее, все предпочитали проливать за нее кровь подальше от города. Любого, кто приведет на эти улицы свои мечи, разорвет толпа. Ему придется бороться и с беднотой, и вельможами, и городской дружиной. Каждый час его сидения на троне будет таить для него смерть: от яда или от меча телохранителя…

– Весь секрет в том, – перебил его Раммак, – что сами жители столицы могут делать все, что угодно. Они сами начали войну на улицах, а мой князь только появился бы вовремя, чтобы помочь им победить без крови. Его воины откроют перед ними ворота храмов и тамошних амбаров, выгонят старых жрецов и посадят на алтари того, кого ждет толпа – нового бога.

Некоторое время Кхаи молчал.

– Так ты говоришь, что где-то ошибся?

– Верно, – Раммак вновь поднес к губам чашу. – Я не ожидал, что от вида крови они взбесятся, как уличные псы. Все началось со смерти Иль Аммара, а когда волна покатилась, ты не прикажешь паводкам, чьи посевы разрушать. Теперь бессмысленно направлять толпу против храмов, она уже воюет против всех. Для меня этот бунт – то же, что и для тебя.

– И так мы подошли к тому, чего ты от меня хочешь.

– Ты схватываешь на лету, Херис, – съязвил Раммак. – Ты второй человек после меня в этом храме. Твои люди держатся за тебя, скажи им только слово – и с этим недоразумением будет покончено. Мне нужно, чтобы храмы признали волю нового Царя Царей.

– Под недоразумением ты понимаешь Шакала Пустыни? – поинтересовался жрец. – Я скажу только слово – и Шеххан тоже отправится в изгнание?

– Ты останешься, – пожал плечами верховный.

– Этого мало.

– Херис, ты святоша, но не говори мне, что ты слепой, – прищурился Раммак. – Ты был там, в городе, и видел этих людей. Шакал Пустыни им больше не нужен, равно как и Атама, и Асар, и все боги, которых ты только вспомнишь. Единый обещает помощь всем, и толпе это нравится. Что бы сделал твой Иль Аммар? Побросал проповедников в ямы? Такая охота никогда не заканчивается, потому что на их место придут другие, а против целого города бессилен даже Царь Царей.

– И ты предлагаешь вовремя перейти на сторону победителя?

– В этом и заключается игра, – морщины смяли татуировку на лбу верховного. – Тот, кто играет слишком честно, обрекает на смерть и себя, и других. Он слишком твердолоб, чтобы вовремя остановиться и предотвратить кровопролитие.

Кхаи залпом осушил свою чашу и провел рукой по лицу, вытирая пот.

– Если бы не твоя игра по правилам, Иль Аммар был бы жив, – говорил Раммак. – И этого бунта не было бы. И пусть этот город был бы готов вспыхнуть, всех этих смертей можно было избежать.

– В молодости я уже ходил по этой дороге, – как можно спокойнее проговорил жрец. – И знаю, куда она ведет.

– Не поучай меня! – губы Раммака сжались в тонкую линию.

Кхаи только отвернулся. На некоторое время в садике воцарилось молчание.

– Что ты сделаешь, если я не соглашусь? – наконец спросил жрец.

– Я? – казалось, верховного удивил вопрос. – Я отпущу тебя в любом случае. Мое дело еще может выгореть, но твое уже проиграно. Твое божье войско в осаде на Песьей площади. Сделай то, что я хочу – и останешься при дворе. Нет… – он развел руками, – что ж, у меня есть другие возможности надавить на тебя.

Его слова повисли меж ними, а в голове Кхаи словно бы гудел свой собственный гонг. «Дети?» – мелькнула короткая мысль. Его тайна: самая сокровенная, хранимая бережно, как священная реликвия… Боясь выдать себя голосом, он только вопросительно поднял брови, и Раммак в ответ бросил одно единственное слово:

– Сатра.

Он покинул резиденцию верховного на переломе дня, когда тот уже начинает понемногу клониться к вечеру. Сегодня ему предстояло пройти длинный путь – еще более длинный оттого, что он не знал, где и как этот путь закончится.

Столица дышала зноем. Ветер поднимал с мостовых бурые, как жевательная трава, облака пыли, и только вездесущие мухи сновали в душном мареве. Пожалуй, лучшего времени, чтобы проникнуть в осажденный храм не найти – в сезон засухи, после полудня… самая кровопролитная война затихает в такое время дня.

– Что если они не дадут нам проехать?

Кхаи бросил обеспокоенный взгляд на мост, который все утро был ареной противостояния между городской стражей и бунтовщиками.

– Они не посмеют нас остановить, – отрезал капитан раммаковой охраны.

Жрец только с сомнением покачал головой, но никто не обратил на него внимания.

За каналом было три группы горожан: и беженцы, и ремесленники, и даже пара купцов в распахнутых на груди рубахах… завидев вооруженный эскорт, они лениво зашевелились, но так и не вылезли из тени. Сандалии солдат захлопали по пустынной улице меж выстроившихся караулом каменных львов.

Кхаи дорого бы дал за то, чтобы ехать сейчас в Старый Город, а не в сторону Песьей площади. Двое слуг обмахивали его опахалами, еще один держал над ним пергаментный зонтик от солнца – но все это было сродни золоченой клетке. Солдаты упрямо и молчаливо направляли повозку туда, куда приказал им верховный жрец.

Когда капитан забарабанил рукоятью меча в ворота храма, словно невидимая волна прокатилась над головами. Над площадью повисла гнетущая, пугающая тишина. Храм Шеххана молчал.

Кхаи не назвал бы это осадой. Да, что-то неуловимо изменилось на площади за прошедший день. Циновки и тенты все так же покрывали мостовую, воздух так же смердел вонью немытых тел, чадом жарящегося масла и чесноком… Но осада? Скорее, из направленных на них взглядов исчезла всякая надежда: глаза бедноты были тусклыми и пустыми.

Наконец тяжелые черные створки приотворились. Поймав выжидающий взгляд капитана, Кхаи сошел с повозки и прошел в открывшуюся щель. Один. Ворота еще не успели закрыться за его спиной, а он уже слышал щелканье кнута – воины Раммака спешили убраться с Песьей площади восвояси.

– Кого я вижу! Первый Распорядитель? С эскортом в цветах верховного жреца?

Кого Кхаи ожидал увидеть меньше всего, так это Умм Ба́хри, командира храмовой дружины. Из-за его плеча нервно улыбался Хафрай, еще дальше… Верховный жрец богини правосудия, Первый Распорядитель Атамы, еще один Воздающий – на сей раз из храма Джаха́та, покровителя ученых и писарей.

Его встречала целая процессия тех, кто раньше не обращал на него внимания, и все они смотрели на него настороженно и почти с опаской. Они знали, что эту похлебку заварил он сам – в то время, как они не решались и рта раскрыть в присутствии Раммака.

– Ты скажешь, что это совпадение, Херис?

Командир не произнес ритуального приветствия, и в словах его сквозила угроза, но голос дрогнул. «Он боится, – вдруг понял Кхаи. – Он боится меня так же, как раньше боялся верховного».

– Раммак следил за мной уже несколько дней, – устало проговорил жрец. – Его люди подстерегли меня сегодня утром и захватили в плен.

Расталкивая соседей, вперед выбрался Первый Распорядитель Асара, еще один толстяк, почти неприлично огромный на фоне своих голодающих прихожан..

– Желтый бог воплотился в тебе, Кхаи Херис! – заискивающе заговорил он. – Мы все рады видеть тебя в добром здравии.

Они увлекали его в сторону храма, кружась вокруг, как осы над медом. «Как у кочевников пустыни… тот, кто убивает старого вождя, становится новым и внушает благоговение всему племени, – думал Кхаи. – Я просто заменил для них Раммака». От этой мысли, его бросало в дрожь.

Храмовые сады теперь мало чем отличались от площади за стеной. Дым костров распластался поперек неба неряшливыми черными космами, пестрота шатров и палаток солдат заглушила спокойную зелень парка.

– Чего он хотел? Зачем он привез тебя сюда? – сыпал вопросами командир, направляя Кхаи к аллее, вдоль которой застыли каменные истуканы с собачьими головами.

– Хочет, чтобы я убедил вас принять узурпатора и покинуть город.

– Надеюсь… – начал Бахри, но Кхаи не дал ему договорить.

– Было бы глупо остановиться на полпути, – жрец слабо улыбнулся. Бессонная ночь и волнения сегодняшнего утра давали о себе знать: голова гудела, и он едва слышал собственные слова.

– Мы продолжали твое дело даже когда думали, что ты убит, – заверил Кхаи какой-то жрец. Что бы он там ни говорил дальше, властные команды заглушили его слова: десятники и капитаны сгоняли своих людей на площадку перед пилонами.

Пройдя под увитой плющом аркой, которая вела к центру сада, Кхаи остановился. На возвышении, обычно служившим местом для медитаций, восседал юноша в золотой маске. Его окружали двенадцать слуг с опахалами из страусиных перьев. Жрец наскоро пересчитал края ослепительно белых одежд из газа, выглядывающие друг из-под друга. Двенадцать. Число Царя Царей. Проклятие! Они раскопали даже копию маски, не хватало лишь венца на голове – того венца, который можно отыскать только в Золотом дворце.

Кхаи обернулся было к командиру, который явно руководил этим сборищем, но юноша опередил его.

– Желтый бог воплотился в тебе, Кхаи Херис! – он поманил жреца к себе. – Подойди ближе. Твои друзья много рассказывали нам о тебе.

Немного обескураженный, Кхаи все же подошел на несколько шагов. Взгляд отмечал все новые подробности: городские вельможи, рассевшиеся у подножия возвышения, обилие золотых колец, браслеты – казалось, на руки парня нацепили все драгоценности, которые только смогли найти в этом храме.

– Мы благодарны тебе за помощь, что ты оказал городу и нашему престолу, – продолжал юноша, окунув пальцы в чашу с ароматной водой. Наверное, жрецу полагалось согнуться в поклоне, но вместо этого он только процедил:

– Кто этот ряженый?

– Новый Царь Царей, – с улыбкой ответил ему Бахри и, подавая Кхаи пример, низко поклонился.

– Царь Царей? Здесь?

На лице парня промелькнула тень беспокойства.

– Он был избран Советом сегодня в полдень, – поджал губы командир. – И, видят боги, он ничем не хуже твоего Иль Аммара.

– Сейчас не время для ссоры, – вставил юноша и тут же сбился: – Я должен… мы должны напомнить, что этот человек спас нас всех, предупредив заранее…

Наверное, этот паренек был даже неглуп. Наверное, он и в самом деле был не хуже простого, как мясник, Иль Аммара – но Кхаи едва не заскрежетал зубами от досады. Эта оговорка… ему хотелось хорошенько встряхнуть мальчишку, чтобы сбить с его губ царственное «мы».

– За какие заслуги ты его выбирал, Бахри? – выдавил из себя жрец. – За смазливую мордашку или за близкое знакомство?

Весь храм знал, что командир питает необъяснимую слабость к хрупким юношам. Что же, сколько бы мозгов ни было в голове мальчишки, внешне он и впрямь удовлетворял критериям Бахри.

– Он сын смотрителя Золотого двора, – вмешался Хафрай. – И он устраивает всех, кто…

– Но до выбора осталось еще две луны! Князья из провинций еще даже не добрались до столицы!

– Городские власти его поддерживают, – пожал плечами Бахри.

Кхаи еще раз пробежался по сановникам беглым взглядом. Не все, далеко не все. Хорошо, если половина Совета Достойных.

– От его имени наши силы разгонят бунтовщиков, – говорил тем временем командир. – И нам будет, что выставить против узурпатора. Ты слепец, если не видишь, что нам нужны мечи землевладельцев!

Парень честно пытался остановить перепалку, он даже поднялся со своих подушек, но если Кхаи чего-то и достиг – так это положил конец маскараду. В поднявшейся суматохе даже слуги перестали обращать внимание на новоявленного повелителя.

– Ты хочешь вести своих людей в бой? Против горожан и купцов? – Кхаи показалось, что он ослышался. – Твое войско – это плевок в пустыне.

– Не только своих, здесь дружины из всех храмов города.

– Ты безумец, Бахри! – выдохнул жрец. – Если раньше это был только бунт, ты положишь начало гражданской войне. Когда остальные наместники доберутся до города и узнают…

Он не стал договаривать.

– Хочешь сказать, ты выходишь из игры? – в глазах командира заиграли злые огоньки. – Теперь ты снимаешь с себя всякую ответственность?

Кхаи попятился.

– Твоя постель – это твое дело Бахри, – произнес он. – Но я не настолько глуп, чтобы за нее сражаться.

В каждом споре рано или поздно наступает момент, когда одна из сторон обращается в бегство. К облегчению жреца, с командиром это уже произошло.

– Убирайся! – только и смог он ответить. – Беги к своему Раммаку!

– Пусть твой день будет счастливым, верховный, – коротко кивнул ему Кхаи и пошел прочь.

Жрец устал. Устал до того, что ему казалось, предел этой усталости давно пройден, и хуже уже не может быть. И все же каждый новый час доказывал ему обратное. Гонг трезвонил – все так же, и усадьба Сатры казалась такой же молчаливой и покинутой – как и вчера.

Мебель тонула в сумрачном неподвижном море теней. Сквозь щели в ставнях по полу протягивались длинные тонкие полоски света, ломались по углам комнаты и лежали на потолке. Тихо. Пусто. В тишине было отчетливо слышно хриплое дыхание большого города.

– Сатра? – окликнул жрец.

Собственный голос показался ему напуганным и плаксивым.

Она лежала у подножия лестницы, как беспомощное животное, настигнутое охотником. Загорелые руки, вывернутые под неестественным углом, вцепились в край циновки, видимо, она еще ползла куда-то, когда ее напоследок ударили по голове. Волосы, бывшие некогда непокорным ливнем черных кудрей, теперь слиплись в вязкую кровавую массу.

Это было больно. Больнее сотен топоров палача. Больно вдвойне оттого, что страсть его, ее страсть – были растрачены, распроданы, расплеваны в дорогих подарках и спущены в песок. Десять божьих законов с самого начала стояли меж ними – пламя десяти костров.

Он сидел над телом долго. Слишком долго.

Ему вспоминалась их первая встреча – на канале, что окружает район садов. Она сидела против него в снопах лунного света, прислонясь к переборке барки. Порой тень платанов и акаций скрывала ее, а потом вдруг она вновь являлась в лунном свете, как видение. Вспоминал, как они гуляли вдоль доков, и широкие масляные пятна на воде волновались в багровых лучах солнца, напоминая бляхи из начищенной бронзы.

Он не мог прикоснуться к ней. В ней не осталось ничего человеческого. Слишком длинные руки с сжатыми, как клешни, пальцами, лицо – смятая болью и страхом маска.

Беспомощное животное, настигнутое жестоким охотником.

Он поднялся, когда последний дневной свет вытек из неба, оставив затянутую дымом беззвездную черноту.

Кто это сделал? Верховный? Раммак забрал бы ее к себе, велел оставить пару синяков, но не навредил бы ей. Ему была нужна помощь. Или это была его месть?

Была горечь – краснее крови заката, и была боль – жарче тысячи преисподних. Были бессвязные проклятия и отчаяние.

Когда он покинул усадьбу, Кхаи казалось, что самую душу его выдернули из тела, подменив оболочкой из сухого, рассыпающегося от старости папируса.

В последние два дня его жизнь словно замкнулась в кольцо, и Кхаи не был уверен, отчего кружится его голова: от усталости ли, недосыпа – или же от этого блуждания по кругу. Храм, дом Сатры, верховный, вновь храм, и опять Сатра… И снова поместье Раммака.

Он не помнил, как добрался сюда. Расцвеченный вспыхнувшими огнями, город будто бы состоял из двух цветов – черного и багряного – и люди, потрошащие друг друга на улицах, казались снующими туда-сюда тенями. Ему казалось, что отряды из храмов почему-то сражаются не с горожанами, а с городской дружиной, но все они были призраками, до которых ему не было дела.

В сторожке над воротами поместья мелькали огни, но прошло не меньше половины звона, пока небольшая калитка не приоткрылась на его стук.

– Что угодно господину?

Это был все тот же капитан, что днем сопровождал его в храм Шакала.

– Мне угодно встретиться с верховным. Это дело чрезвычайной важности.

Калитка распахнулась шире. В свете факела тени стражников метались по земле, как разбухшие от крови нетопыри.

Его провели в кабинет – должно быть, тот самый, из которого целую вечность назад были выкрадены пресловутые письма. Раммак был облачен в простую черную рясу служителя культа, вглядываясь в мутную глубину бронзового зеркала, он все поправлял и поправлял одеяние на плечах, но на его иссохшем теле оно так или иначе висело мешком.

– Зачем ты пришел? – хмуро спросил он, взглядом отпустив охрану. – Твои люди уже начали бой и успели его проиграть. Я искренне советовал тебе перейти на мою сторону.

Кхаи молчал. Видимо, что-то не давало верховному покоя, потому что он сплел руки, вновь расплел, еще раз разгладил складки рясы.

– Если ты решил одуматься, у тебя еще есть время, – вновь заговорил он. – На моей стороне торговцы и городская дружина, но нет ни одного влиятельного человека. Нас ждут, ты можешь сейчас присоединиться ко мне. Видят боги, Херис, я буду рад. Ты единственный настоящий шакал в своре шавок.

– Ты был прав, это последний способ остановить кровопролитие, – согласился Кхаи.

Раммак улыбнулся. Когда он потянулся за отделанной черным ониксом маской верховного жреца, руки его тряслись уже куда меньше.

– Я присоединюсь к тебе, если только… У меня только один вопрос. Сатра…

Верховному хватило одного слова. Его лицо стало желтее восковых свечей, что окружали зеркало.

Кхаи не стал дожидаться оправданий, он ударил верховного: не так уж сильно, неумело. Раммак взмахнул руками и начал кулем оседать на пол. Тяжелая алебастровая чаша сама собой оказалась в руке жреца, потребовалось всего два удара, чтобы верховный затих.

Кхаи слышал шум за спиной, но почти ничего не видел из-за пляшущих перед глазами искр. Наверное, за дверью оставалась пара телохранителей, и теперь они ворвались в кабинет, заслышав шум.

Кхаи никогда не умел драться – в конце концов, он был жрецом, а не воином. Комната плыла перед глазами, и кровь гудела в ушах, но так было, наверное, даже проще. В него словно бы вселился демон – из тех, что, по слухам, овладевают северянами, когда они впадают в боевое безумие.

Одного телохранителя жрец толкнул в окно. Он не видел, что с тем стало, только расслышал, как хлопнули ставни. Со вторым стражником они некоторое время кружили вокруг стола – цветные брызги застилали глаза, и звуки раздавались гулко, как из оббитой железом ямы.

Кхаи пропустил момент, когда телохранитель обманул его и внезапно очутился рядом. Жрец схватил его за мужские органы и крепко сжал. Уже послужившая ему оружием чаша довершила дело, пока охранник корчился на полу.

Потом – провал в памяти. Бельмо. Когда жрец пришел в себя он поднял с пола маску верховного жреца. Немного помятая, но целая. Зеркало отразило его лицо в окружении белых зубов. На лбу, там, где маска закрывала татуировку, злобной яростью горели рубиновые глаза.

Оценивая время, Кхаи бросил взгляд в окно. В утреннем свете острова на реке казались огромными заснувшими рыбинами. Словно устав от набата, гонг в храме Атамы безвольно повис в первых лучах солнца.

Это должно сработать во второй раз! Он убил Раммака, по всем законам стаи он должен стать новым вожаком. Таким он и вышел к командующему городской дружиной и столичным богатеям: в залитой кровью одежде и в оскалившейся собачьей маске.

* * *

На этот раз церемония встречи была куда скромнее, чем когда в город въезжал Иль Аммар – в конце концов, если власти сменяются каждый день, люди перестают относиться к этому серьезно. Не было ни белых быков, ни жемчужного полога, ни тамтамов. По Дороге Царей шли солдаты, и мерный звук их шагов в воцарившейся тишине отдавался громче барабанного боя.

Толпа молчала. Вестники Кхаи по всему городу возвещали, что новый Царь Царей отворит ворота амбаров. Жрецы не показывали носа из-за стен своих храмов, и даже бунтовщики боялись. Колонна солдат, как стальная змея, все тянулась и тянулась через ворота.

Над головами, над шлемами и плюмажами раскачивались сотни боевых знамен, и среди них, в самой голове процессии – черное, без единого символа или эмблемы. Все это время Кхаи было интересно, что же представляет собой этот князь, не имевший ни древнего рода, ни денег, ни священных прав быть избранным Царем Царей. Ничего, кроме войска.

Они встретились на ступенях Золотого дворца, и Кхаи протянул руки навстречу невысокому крепышу средних лет. Старый шрам пересек открытое, выветренное лицо, и жаркий ветер перебирал пряди редких и даже не седых, а пегих волос.

– Сеиду Раммак? – спросил узурпатор, взяв ладони жреца в свои и крепко сжав их в приветствии.

– Кхаи Херис, новый верховный жрец Шеххана, – он позволил себе слегка улыбнуться.

– Но как…

– Сеиду Раммак предал вас, повелитель, – без тени сомнения отчеканил Кхаи.

Казалось, узурпатор был ошеломлен. По его лицу пробежали морщины, и руки его непроизвольно сжались сильнее.

– Не буду лгать, я много отдал Раммаку, чтобы он поддержал меня перед этими вельможами. Чего добиваешься ты?

Толпа молчаливо ждала, и тысячи взглядов были устремлены на них. Они все еще стояли, сцепив руки в приветствии и негромко разговаривали. В повисшей над городом тишине было слышно, как далеко отсюда, в порту, скрипят у причалов корабли.

– Остановить кровопролитие, – начал перечислять Кхаи, – положить конец межусобицам, служить человеку, который не будет зависеть от моих бывших братьев…

Заглянув в серые глаза узурпатора, он прочел в них что-то доселе почти незнакомое, позабытое с детства – и совсем уже тихо добавил:

– И устроить нормальную жизнь своим детям. Это мои условия. Каков ваш ответ?

– Мой ответ там, – узурпатор качнул головой назад, где реяли знамена. – Я должен доверять тебе и знать, на какой пост ты претендуешь. Это – мои условия, а ответ я хочу услышать от тебя.

Теперь Кхаи был окончательно убежден. Он слишком много лет общался с такими людьми, как Раммак и Хафрай, чтобы не узнать честного человека.

– За моей спиной стоят секретарь и слуга, это два моих сына, они последнее, что у меня осталось, и я сделаю все, чтобы они жили. Да, и… повелитель, первое правило: Царь Царей всегда говорит о себе «мы».

– Я человек чести, Херис! – глаза узурпатора стали жестче. – Если ты хочешь сохранить титул, тебе придется… Но мы видим, что ты достойный помощник, – вовремя поправился он.

Их разговор уже начинал надоедать толпе. Узурпатор отнял руки, когда Кхаи ответил:

– Вы ошибаетесь, повелитель, я единственный настоящий шакал в своре шавок, и если вы хотите выжить, вам придется свыкнуться с этим. Но я рад, что могу доверять хотя бы вам.

Над Дорогой Царей разнеслись первые осторожные приветственные крики.