Текст книги "Вера и жизнь"

Урок на будущее

Нам нужно не «государство-менеджер», а такое устройство власти, закона и народной жизни, которое во главу угла ставит высшие нравственные ценности. Даже если весь «продвинутый» мир будет говорить, что эти ценности устарели. Даже если нас будут постоянно убеждать – на нашу же беду, – что без морали и без высшей миссии жить можно проще, богаче, комфортнее.

Церковь должна перелагать свою высшую миссию – и хранимые ею, но не ей созданные ценности – в гражданское действие. Православные миряне – члены Церкви и граждане государства – призваны осуществлять эту миссию и эти ценности, отражая их в законах, решениях, поступках, политике (в лучшем смысле этого понятия – то есть не в политиканстве). Царство Божие, в которое мы стремимся, должно быть и «внутри нас» (Лк. 17, 21) – и значит, отражаться в том, что мы говорим и делаем на земле.

Интеллектуалы: вызов «концу истории»

Член кружка экономистов-реформаторов конца 80-х годов, а потом порожденного этим кружком гайдаровского правительства, Сергей Глазьев покинул исполнительную власть, не приняв роспуска Ельциным Верховного Совета в 1993 году. Между прочим, почти все ныне здравствующие члены того кружка и того правительства сейчас «на плаву» в госструктурах или бизнесе. Глазьев же выбрал идейную свободу и самостоятельный голос. Потерял он в итоге или приобрел? Убежден: в любом случае он не смог бы оставаться в тесном кругу рыночных фундаменталистов – слишком независимый это человек, слишком умный, понимающий, что экономика «глобального рынка» есть грандиозный обман.

Сегодня Глазьев предлагает – и достаточно громко – альтернативу западным экономическим моделям. Его слышат, но влияние тех, кто приходил вместе с ним к власти в конце восьмидесятых, а также их последователей, неизменно перевешивает. От Сергея Юрьевича, советника Президента, периодически дистанцируется пресс-служба главы государства, пугливо объявляя позицию Глазьева сугубо частным мнением. Судя по всему, над всеми его предложениями верх берут теневые рекомендации не делать в экономике «резких движений». Такие движения, конечно, всегда рискованны, но на самом деле за «осторожностью» последователей гайдарономики кроется упертая, но ложная уверенность в правоте западных «догм», приравниваемых в глазах этих людей к объективным выводам экономической науки.

Глазьев был бы сегодня лучшим главой экономического блока правительства – при балансирующем влиянии кого-то из «осторожных» теоретиков и практиков. Как минимум его нужно сделать ключевой фигурой в теневом правительстве патриотических сил, а такое правительство давно пора создать.

Рад тому, что Сергей Юрьевич – настоящий православный христианин, поверяющий словом Божиим свои труды. Он много помогал Церкви и в Думе, и в исполнительной власти. И ответная поддержка могла бы быть более явной – не ради того, чтобы иметь близкого человека в будущей власти, а ради единства ценностей и ради совместной работы на самостоятельное будущее России, на избавление народов мира от Левиафана финансового капитализма.

Этого человека уважают даже закоренелые оппоненты. Писатель левых взглядов, советский патриот, не принявший событий начала девяностых, Александр Андреевич принял «путинскую» Россию. И вступил в активный диалог с Церковью – в первую очередь на площадке Изборского клуба, который мне пришлось не раз посещать и офис которого я однажды освятил.

Споров вокруг религиозных взглядов Проханова в православной среде было и будет много. Не знаю, является ли он «практикующим» христианином. Отождествление им подвигов неверующих советских людей со святостью, конечно, никак не ложится в рамки истинного христианского богословия. «Икона» с изображением Божией Матери, Сталина и советских полководцев, которую Александр Андреевич с Изборским клубом возили по регионам, многих покоробила, хотя государственные деятели прошлого не раз изображались без нимбов в иконописном стиле. Как бы то ни было, не все патриоты и воины прежних веков вошли в Царство Христово. Неверующих это касается в первую очередь. Святость и гражданский подвиг совпадают не всегда.

Однако для диалога Церкви с левыми силами Проханов – фигура почти идеальная. Не надо требовать от него, как и от других участников подобных диалогов, немедленного исповедания Православия. Даст Бог, в определенный Им час Александр Андреевич придет к полноте веры. Или повторит сложный путь многих русских богоискателей – между прочим, писатель является внучатым племянником Ивана Степановича Проханова (1869–1935), самобытного религиозного мыслителя, который сначала был членом общины молокан, а потом стал одним из лидеров протестантского движения евангельских христиан.

В любом случае России очень нужно, чтобы голос главы Изборского клуба звучал почаще: не только в ток-шоу и книгах, но и в процессе выработки государственных решений – политических, военных, культурных. Он – один из тех мыслителей, которые стремятся принести в новые времена лучшее из советского «драйва».

С Максимом мы, как помнится, впервые пересеклись на одной из хиповских тусовок в конце восьмидесятых. Потом не виделись долго и встретились, когда он создал яркое, умное приложение «Религии» в «Независимой газете». До этого он поработал учителем в православной гимназии «Радонеж», выступал на одноименном радио. Побывав в горячих точках, познакомившись со многими религиозными лидерами мира, Шевченко сохранил верность левым убеждениям юности. В какой-то момент неприятие западного капитализма привело его к увлечению радикальными версиями ислама, к благоговению перед их лидерами. Но Максим остался православным христианином.

Последовательные левые и антизападные взгляды, а также исламские симпатии наверняка не добавили ему союзников в руководстве СМИ и в кулуарах власти. Телепрограммы Максима исчезли с экранов, газетно-журнальные проекты – например, интересный журнал «Смысл» – тоже прервались, и очень жаль. В преддверии новой исторической эпохи – а я убежден, что она наступает, – стране необходим свежий, глубоко «незападный» взгляд на мировые процессы. Именно таков взгляд Шевченко, сопоставляющего евроатлантические шаблоны мышления и права с опытом православного и исламского мира, а одновременно – с левой политической традицией.

В Церкви Максима также почти перестали слушать – из системных дискуссий в ней он выпал, когда перестал быть редактором «НГ-религий», а злые либерально-православные языки стали шептать о его «тайном переходе в ваххабизм». Ко многому в Церкви этот журналист, хорошо ее знающий, относится критически – что уже само по себе есть достаточная причина его выслушать. Не только же лживым дифирамбам внимать…

С Александром Гельевичем мы много беседовали на самые разные темы – от богословия до политических проектов. Когда-то я прочел немалый массив его книг, потом – как это было у многих – они мне несколько приелись. Но, как ни крути, Дугин – один из наиболее образованных и интеллектуально одаренных людей в нынешней России. В православной среде любят спорить о его увлечениях языческой философией, другими нехристианскими доктринами. Да, увлечения эти имели место, но ни одно из них не победило в Дугине трудно обретенной им церковности. Он остается многолетним и активным прихожанином храма в Михайловской слободе, где молятся единоверцы – чада Русской Православной Церкви, сохранившие (а на самом деле обычно воспринявшие по личному выбору) старые, дониконовские обряды.

Конечно, некоторых в Дугине пугает критика якобы незыблемой «демократической» модели государства – и Дугиным пугают, на эту критику ссылаясь. Значит, всем этим людям есть чего бояться. Современная, рожденная на Западе модель государства – голый король, и Александр Гельевич прекрасно это показывает на основе исторического опыта и логического анализа.

Создать свою политическую силу Дугину не удалось – и это неудивительно, потому что по внутреннему складу он скорее затворник, несмотря на все публичные выступления. Немногочисленное окружение у него часто меняется – немногие выдерживают долгую совместную работу в сложном интеллектуальном контексте. Именно потому философ должен быть востребован властью или крупными политическими объединениями. Ему есть что предложить.

За последние десятилетия в разных кабинетах Александру Гельевичу многое обещали, но к реальным решениям не подпускали – на мой взгляд, просто показывая собственную глупость, похожую на деревенское недоверие к «умникам»: а вдруг что-то такое со мной сделают, чего я понять не смогу… Да, Дугину сложно работать в команде, но мир знает пример команд, способных вовлечь в работу даже самого незаурядного человека.

За всю жизнь я, пожалуй, получил только одну взятку – американские организаторы одной конференции, ехать на которую вряд ли стоило, соблазнили меня обедом в узком кругу с Сэмюэлом Хантингтоном и возможностью полемизировать с ним в зале. Было это в середине девяностых. К тому моменту, после выхода в 1993 году статьи «Столкновение цивилизаций», а потом одноименной книги, маститый политолог стал интеллектуальной суперзвездой. Мало того что он положил конец «концу истории», провозглашенному Френсисом Фукуямой, который объявил об окончательном торжестве капитализма и «демократии» после кончины СССР, Хантингтон предсказал мощное возвращение религии в мировую политику и фактически спрогнозировал, что именно религия станет главным маркером цивилизаций, соперничество между которыми развернется в XXI веке.

Беседы за обедом и в зале меня не особо впечатлили – я увидел классического деятеля времен «холодной войны», который, при всей мощности и неожиданности прогноза, продолжал упрямо настаивать на правоте американской политической и экономической модели. Подвергать сомнению свои взгляды, устоявшиеся за десятилетия работы на госструктуры США, он не собирался ни в какой степени. Впрочем, обмен мнениями был, как водится, очень милым.

Хантингтоном в конце 90-х годов зачитывались политики и журналисты, священники, раввины и имамы – сперва на Западе и в международной тусовке, потом немного и у нас. В 1998 году я даже отреагировал на хантингтоновские предсказания уже упомянутым рассказом «Первая схватка». Увы, диалог цивилизаций, к которому много раз призывали в России, а тем более их равноправное влияние на глобальные процессы, уступает место конфликту. Похоже, Хантингтон все-таки оказался прав.

Заключение

Вот такие воспоминания – и вот такие мысли о грядущем. Кто-то, конечно, спросит: а зачем я все это пишу? А кто-то и скажет: не надо «выносить сор из избы». Так однажды мне сказала женщина очень благочестивого вида, с праведным пафосом на лице, когда мы столкнулись в вагоне метро воскресным утром – оба, конечно, ехали в храм на литургию. Я ответил ей сразу и очень просто: «Неужели в избе должен быть сор?» Она не возразила – может быть, потому, что ей надо было выйти на следующей остановке.

Я люблю Церковь и Россию – не мне судить об искренности этой любви, но по крайней мере я никогда не ждал за нее ни денег, ни привилегий. Если что-то из этого и получил, то очень немного и ненадолго. Теперь, имея другую степень свободы, чем еще год назад, считаю не только правом, но и долгом сказать о том хорошем и о том плохом, что приходилось видеть и в чем приходилось участвовать. Сказать не так, как говорят ненавистники России и Церкви, мечтающие, чтобы наша страна и Православие ушли в небытие – желательно с позором, треском и грохотом. Сказать, чтобы разрешить проблемы, многие из которых не остались в прошлом, но мешают нам созидать достойное будущее. А для этого нужны не только любовь, но и правда.

Она необходима не только для «внутрицерковной» жизни – хотя в стране, где большинство людей являются пусть иногда плохонькими, но православными, церковные дела имеют и всенародное, и государственное значение. Господь, думаю, не случайно бросил меня на церковно-общественный «участок» – сначала в юные мои годы неформально, потом «институционально». Христианин, в том числе священник, обычно общается с самыми разными людьми. И он не может не думать о том, что происходит в политике, экономике, культуре, масс-медиа, социальных сетях… Да, иногда возникает желание «отряхнуть прах от ног своих» – и у меня оно много раз возникало. Но ведь люди – не прах. И им хочется в самых разных областях и явлениях жизни разглядеть хорошее и дурное, диавольские наваждения – и голос Отца, говорящего с нами. Иногда шепотом, а иногда громами и молниями, если мы совсем уж стали глухи.

Я не хотел бы выносить «исторических приговоров». Но некоторый опыт дает мне маленькое право на свою позицию и на то, чтобы поделиться ею с окружающими. С теми, кто составляет Церковь – епископами, пастырями, мирянами – и все соборное тело нашего народа, где есть и инаковерующие, и неверующие, и ищущие люди. Увы, многие мечтают, чтобы я просто умолк. Добиться этого не так сложно – но, пока я присутствую в этом мире, я буду стараться говорить то, что считаю нужным, и никакое «перекрытие информационных каналов» в нынешний век этому не воспрепятствует.

Знаю, что мои слова созвучны мыслям многих. Знаю, что поднимаемые церковные проблемы обсуждаются очень активно, но по большей части лишь на кухнях, закрытых посиделках, анонимных интернет-форумах. Но если и дальше будет так – «сор в избе» рано или поздно не позволит нам дышать. Окончательный же приговор пусть выносит история – а главное, Господь на Своем суде.

В жизни общества свободы побольше, чем в узкоцерковной среде. Но и в нем стабильность рискует превратиться в застой. И поэтому нам – безо всяких бунтов и революций – нужно разблокировать общенациональную дискуссию о самых основах нашего политического, экономического, социального устройства. О плохом и хорошем в культуре, общественных дискуссиях, «личной» жизни тех, от кого зависит судьба миллионов. Цинизм, прагматизм, голый расчет должны смениться нравственной оценкой и самооценкой, кого бы она ни касалась. Даже если частью стабильности в итоге придется пожертвовать – ведь «стабильность» лжи, греха, болезни обязательно кончится плохо. Кончится бунтами и революциями, которых – повторю это еще раз – нам надо избежать хотя бы потому, что такие события в нынешнем мире обычно лишают народ свободы и самостоятельности.

Чего в этой книжке нет? Как ни странно, многого. Что у нас хорошо и что плохо в сферах богословия и духовничества? Хорошо ли люди знают собственную веру и как побудить их узнать больше? Каковы отношения Православия с исламом, иудаизмом, буддизмом, католичеством, протестантизмом и что в этих отношениях нужно изменить? Как соотносятся религия и общество в разных странах, где мне удалось побывать? Велика ли проблема сект и неоязычества? Останется ли человек человеком – в условиях тотальной нехватки времени, манипуляций с телом и душой, диктата гаджетов? Когда ждать конца света? Эти вопросы я пока почти полностью оставил «за кадром». Жив буду, будет время – напишу и о них что-нибудь.

Мир меняется, но многие вопросы стоят перед нами точно так же, как стояли перед современниками земной жизни Христа. «Что есть истина?» – спрашивают сегодня многие, подобно Пилату (Ин. 18, 38). Ответ Христа прост и радикален: «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня» (Ин. 14, 6). Этот ответ раздражает немалое число людей, как раздражал двадцать веков назад. Но христианство сильно именно этим ответом. В торжестве или в гонениях, в славе или в унижении оно должно давать такой ответ людям – в том числе через нравственную оценку поступков, слов, идей. И напоминать, что из уст Христа «исходит острый меч» (Откр. 19, 15). Меч правды и любви.