Текст книги "Пушкин и Толстой. «Академические» загадки биографий"

Как Пушкин академиком стал

В «Имянном списке действительным и почетным членам Императорской Российской Академии со дня основания оной по 1836 год»[8]8
  Имянной список действительным и почетным членам Императорской Российской Академии со дня основания оной по 1836 год. – СПб.: [1836]. С. 18.


[Закрыть] под № 159 значится «Пушкин Александр Сергеевич, в звании Камер-Юнкера, Титулярный советник». Всего две строки. Это одна из самых кратких характеристик на многих графов, князей, генералов, кавалеров, наставников, вельмож, чьи достижения уместились в десятках строк и даже на целых страницах.

Заседания Академии проводились еженедельно, строго по субботам. На них обсуждались самые различные вопросы. Как правило, в конце года избирались «новые ея члены». В Санкт-Петербургском филиале архива Российской Академии наук удалось разыскать ряд документов, относящихся к выборам новых академиков в 1832 году.

Так, на «43-м заседании Императорской Российской Академии в субботу Декабря 3-го дня 1832 г.»[9]9
  СПбФ АРАН (Санкт-Петербургский филиал архива Российской Академии наук). Ф. 8. Оп. 1. Д. 37. Л. 131.


[Закрыть] председательствовал, как заметила З. А. Волконская, «Нестор русских наук», адмирал, «Государственного Совета Член и Кавалер Александр Семенович Шишков», поэт, писатель, критик, переводчик с французского книги «Морское искусство», один из основателей и председатель литературного общества «Беседы любителей русского слова», признававший в Пушкине «истинный талант… за особенную чистоту языка и всегдашнюю ясность».

Пушкин отметил его как прекрасного знатока французского в «Евгении Онегине» после строк:

 
«…Все просто, тихо было в ней,
Она казалось верный снимок
Du comme il faut…»
 

Как бы заглушая свои знания французского, с определённой долей лёгкого юмора и некоторой иронии, поэт продолжал:

 
«…(Шишков, прости:
Не знаю, как перевести)».
 

В тот день «в присутствии были» ещё 13 академиков – наибольшее число участвовавших в заседаниях на протяжении последних пяти месяцев. Среди них: баснописец И. А. Крылов, писатели, поэты и переводчики – А. Х. Востоков, М. Е. Лобанов, И. И. Мартынов, А. С. Никольский, В. А. Поленов, П. И. Соколов, граф Д. И. Хвостов, князь П. А. Ширинский-Шихматов; учёные – П. А. Загорский, Я. Д. Захаров; протоиерей Казанского собора П. Н. Мысловский, адмирал, член Государственного совета Н. С. Мордвинов.

Вторым вопросом этого заседания было «слушано данное сего числа Императорской Российской Академии г. Президентом оной предложение следующего содержания: не благоугодно ли будет гг. членам Академии в положенное по Уставу число избрать в Действительные члены Академии нижеследующих особ:

1. Титулярного советника Александра Сергеевича Пушкина

2. Отставного гвардии полковника Павла Александровича Катенина

3. В звании Камергера и в должности Директора Московских Театров Михаила Николаевича Загоскина

4. Протоиерея Алексея Ивановича Малова

5. Действительного статского советника Дмитрия Ивановича Языкова»[10]10
  Там же. Л. 133.


[Закрыть].

Кандидаты на почётное звание должны были подать «росписи» – перечни своих работ, по которым можно было бы судить о достоинстве каждого соискателя. Пушкин ничего не подавал. За него это сделала Академия. Председательствующий не стал характеризовать каждого из них, лишь только отметил, что «известные в словесности дарования и сочинения их увольняют меня от подробного оных исчисления», и подписал эту начальную часть протокола: «Александр Шишков, Дек. 3-го дня 1832 г.»[11]11
  Там же. Л. 133.


[Закрыть].

По-видимому, широкого обсуждения «сего предложения» не проводилось и сразу же «приступлено было к баллотированию, по окончании которого оказалось, что г. Пушкину, г. Загоскину и г. Языкову вышло по 15 избирательных балов… г. Катенину и протоиерею Малову – по 13 избирательных и по 2 балла неизбирательных»[12]12
  Там же. Л. 133.


[Закрыть]. Поясню, по уставу Академии при подсчёте голосов президент имел право на дополнительный второй голос. Он его отдал каждому из первых трёх кандидатов.

Согласно уставу Академии (глава VIII, статья 5), «никто не может иначе быть избран в Действительные члены оной, как двумя третями полного числа против одной трети неизбирающих». В тот год Академия насчитывала 48 действительных членов. Поэтому, в соответствии со статьей 10 того же устава и той же главы, было «по сему собранием… поручено Члену и Секретарю Академии известить о сем выборе гг. Действительных членов, в заседании сем неприсутствовавших, дабы благоволили прислать в Академию свои голоса в особой запечатанной записке»[13]13
  Там же. Л. 133.


[Закрыть].

В документе[14]14
  Там же. Оп. 3. Д. 8 (1832 г.). Л. 2.


[Закрыть] указано, что таких запросов было послано «22-м отсутствовавшим членам». С 13 по 27 декабря получено 15 писем-ответов. Их прислали президенты Императорской Академии наук С. С. Уваров и Императорской Академии художеств А. Н. Оленин, бывший и будущий президенты Академии наук Н. Н. Новосильцов и Д. Н. Блудов, литераторы И. И. Дмитриев, Я. А. Дружинин, А. Ф. Воейков, А. А. Писарев, Л. И. Голенищев-Кутузов, И. И. Ястребцов, Д. С. Чижов, А. Н. Голицын, К. М. Бороздин, М. Т. Каченовский и митрополит Серафим.

Внутри присланных почтовых конвертов, кроме листа, служившего сопроводительным письмом, находились и те «особые запечатанные записки». Это были без каких-либо надписей внутренние, заклеенные конверты с «записками» и указанием в них фамилий избираемых академиков. К счастью, эти письма и часть «записок» в архиве сохранены.

Так, министр внутренних дел ответил однозначно:

«Имею честь препроводить… в особо запечатанной записке голос мой по случаю бывшего в Заседании Императорской Российской академии 3-го сего Дек. избрании.

Имею честь быть в совершенном почтении и Вашего Превосходительства покорнейший слуга

Д. Блудов»[15]15
  Там же. Л. 15.


[Закрыть],

а в «запечатанной записке» – две строчки:

«Александр Сергеевич Пушкин – избираю

Д. Блудов»[16]16
  Там же. Л. 16.


[Закрыть].

…Это ему, Дмитрию Николаевичу Блудову, 8 сентября 1826 года на балу, проходившем в залах, украшенных дорогими коврами, редкими картинами, роскошными люстрами, дворца князя Александра Борисовича Куракина на Старой Басманной, Николай I после недавней своей коронации сообщил: «Знаешь, я нынче долго говорил с умнейшим человеком в России». На вопросительный взгляд Блудова император мгновенно ответил: «С Пушкиным»[17]17
  Волков О. В. Ту граду быть. – М.: Московский рабочий, 1974. С. 44.


[Закрыть].

По распоряжению самодержца в тот день Пушкин из Михайловской ссылки возвратился в Москву. Прямо с дороги, не дав уставшему поэту даже немного передохнуть, от дорожной пыли и грязи очистить одежду, в четыре часа пополудни посланный за ним фельдъегерь доставил поэта в Кремль, в кабинет императора.

Первая двухчасовая встреча государя с Пушкиным проходила в кабинете Малого Николаевского дворца Московского Кремля. В 1817 году Александр I приобрёл его для семейства великого князя Николая Павловича, и он стал служить постоянным местом «пребывания для членов Императорской фамилии в Первопрестольной». Об этой долгой беседе известно немного. Сам Александр Сергеевич ничего не рассказывал. Со слов его друзей, Николай I сказал, что отец сослал Пушкина на жительство в деревню, а он освободил поэта от этого наказания. Поставил условие – ничего не писать против правительства… позволил жить, где он хочет, пусть пишет, и он будет его цензором.

Пушкин возвратился в праздничную Москву, во время продолжавшихся народных торжеств по случаю коронации Николая I. Она состоялась 22 августа. В город съехалось несколько десятков тысяч экипажей из многих губерний России, Петербурга и даже Европы, он шумел, гудел, везде огни, наряды, пиры следовали за пирами… На Девичьем поле 16 сентября был устроен грандиозный праздник. Поэт оказался его очевидцем: «Сегодня… у нас большой народный праздник; версты на три расставлено столов на Девичьем Поле: пироги заготовлены саженями, как дрова: так как пироги эти испечены несколько недель назад, то будет трудно переварить их, но у почтенной публики будут фонтаны вина, чтобы их смочить…». И ещё: «Москва шумна и занята празднествами до такой степени, что я уже устал от них и начинаю вздыхать по Михайловскому…»

Из Кремля Пушкин отправился в гостиницу «Европа» на Тверской, дом 26 (в современной нумерации д. 6). Оставил свой багаж, привёл себя в порядок и поехал на Старую Басманную, дом 36, к родному дяде Василию Львовичу Пушкину. А государь из Малого Николаевского дворца – на ту же улицу, дом 21, во дворец князя Куракина. Там французский посол маршал Мармон и герцог Рагузинский давали бал. На него в присутствии царской семьи съехалось высшее общество обеих столиц. Приглашённым гостям о возвращении Пушкина сообщил сам Николай I. Узнав эту весть, Сергей Соболевский тут же направился к дяде поэта[18]18
  Пушкинская Москва / Ред. М. А. Цявловский. – М.: Московский рабочий, 1937. С. 156.


[Закрыть]. Путь-то был близкий – всего каких-то 300 метров. Сергей Александрович застал друга за праздничным ужином. Они обнялись, и застолье продолжилось…

Приведу ещё один архивный документ:

«С живейшим удовольствием подаю голос на избрание в Действительные члены Императорской Российской Академии, принесших пользу российскому слову писателей наших: А. С. Пушкина, А. И. Малова, Д. И. Языкова и М. Н. Загоскина.

Действительный член А. Воейков»[19]19
  СПбФ АРАН. Ф. 8. Оп. 3. Д. 8 (1832 г.). Л. 14.


[Закрыть].

Вот как отозвался президент Академии художеств:

«Вследствие отношения Вашего Превосходительства от 23 сего дек…, что в бывшем 3-го числа сего месяца заседании Российской Академии происходил выбор в Действительные члены… то на вопрос Вашего Превосходительства о согласии моем на сей выбор, я поспешаю уведомить Вас, Милостивый государь, что, с моей стороны, на возведение поименованных лиц в звание Действительных членов я совершенно согласен, о чем прошу довести до сведения Академии.

С истинным почтением и совершенною

преданностью имею честь быть

Вашего Превосходительства покорнейший слуга

Алексей Оленин»[20]20
  Там же. Л. 7.


[Закрыть].

Кандидатура Пушкина была поддержана абсолютно всеми академиками, за исключением одного. Лишь митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский Серафим (в миру Стефан Васильевич Глаголевский) отдал свой голос только за проповедника и законоучителя, протоиерея впоследствии Исаакиевского собора:

«За А. И. Малова. А на избрание прочих не могу дать согласия своего единственно потому, что они мне неизвестны»[21]21
  Там же. Л. 18.


[Закрыть].

Здесь уместно сделать пояснение. Избранный в академики ещё в 1919 году, 75-летний старец попросту уклонился от голосования, слукавил, покривил душой. Это он в 1828 году дал ход доносу о безбожной «Гавриилиаде». Пушкин чуть было не стал жертвой серьёзных неприятностей. Бесспорно нашумевшее «дело» в связи с выходом в свет поэмы и вызвавшее в религиозных кругах негативное к ней и автору отношение он не забыл. Тем не менее из отвергнутой им четвёрки на соискание звания академика Пушкина-то он знать должен был. Полагаю, что знал, и знал хорошо, жили-то в одном городе, хотя не встречались, и правда то, что эпистолярным корреспондентом поэта не был. К этому времени за Александром Сергеевичем уже прочно утвердилась слава первого поэта России. Анализируя протоколы заседаний после избрания Пушкина в академики, Серафим ни разу до кончины поэта не принял в них участия. Может быть, не желал встречаться с ним или в душе стыдился посмотреть поэту в глаза? Кто даст сегодня ответ на этот, казалось бы, несложный вопрос? Хочу верить, что Бог Серафима рассудил.

Мало того, в трагическом январе 1837 года митрополит Серафим было согласился, но всё же в последний момент «воспротивился отданию полных погребальных погибшему поэту почестей личным участием в отпевании и вообще архиерейским служением». Сомнительный предлог им был найден: Пушкин – самоубийца. Тогда чин погребения в Конюшенной церкви провёл религиозный проповедник и законоучитель, протоиерей А. И. Малов, за которого Серафим и отдал свой голос. Служил Алексей Иванович в Исаакиевской церкви, в здании Адмиралтейства, прихожанином которой был Пушкин, живший на Мойке. Исаакиевский собор тогда ещё только возводился.

К сожалению, в силу разных причин, возможно и уважительных, не пришли ответные письма от В. А. Жуковского, Н. И. Гнедича, А. П. Ермолова, князя А. А. Шаховского, И. М. Муравьёва-Апостола, А. И. Михайлова-Данилевского…

В итоге от 29 академиков было получено 30 голосов (с учётом дополнительного президентского), то есть от более половины всех действительных членов Академии. Для избрания, как было сказано выше, требовалось две трети «избирательных голосов». Пушкин собрал 29 голосов, Загоскин и Языков – по 28, Малов – 27, Катенин – 25. В тот год для избрания необходимо было собрать 32 голоса. Никто не получил положенных двух третей голосов. В этом случае по уставу «недостающие к полному числу членов голоса президент берет себе и кладет их сам, или раздает оные присутствующим, чтобы пополнить потребное на сей предмет число голосов»[22]22
  Там же. Оп. 1. Д. 38. Л. 5.


[Закрыть]. Недостающее наибольшее до 32 число голосов для кандидатуры Катенина – 7, наименьшее для Пушкина – всего 3. О том, как в этом случае поступил Шишков, в документах сведений нет. Могу предположить, что он сам отдал их в пользу всех соискателей. Таким образом, согласно протоколу, были избраны все пятеро претендентов на высокое звание.

В заседании 7 января 1833 года состоялось обсуждение результатов выборов. Собрание признало прошлогодний выбор окончательным и утверждённым. Секретарю поручено «изготовить… Дипломы, представить оные г-ну Президенту для подписания»[23]23
  Там же. Оп. 1. Д. 38. Л. 5.


[Закрыть]. Накануне следующего заседания, 13 января, Шишков подписал диплом на звание члена Российской Академии на имя Александра Сергеевича Пушкина[24]24
  Пушкин А. С. Письма: В 3 т. / Ред. и примеч. Б. Л. Модзалевского. – М.-Л., 1935. Т. 3. С. 583.


[Закрыть].

Не ясно, почему в «Имянном списке…» очерёдность избранных новых членов Академии указана в последовательности: Языков, Катенин, Загоскин, Пушкин, Малов. В списках же предложенных президентом соискателей и объявленных результатов голосования, как мы теперь знаем, поэт занимал первую строку. Несомненно, что для решения этой, полагаю, непростой загадки предстоит дальнейший поиск, который может дать исчерпывающий ответ.

Впервые в академическом собрании Пушкин принял участие 28 января 1833 года[25]25
  СПбФ АРАН. Ф. 8. Оп. 1. Д. 38. Л. 11, 12.


[Закрыть], как всегда проходившем на Васильевском острове по 1-й линии, по современной нумерации – в доме № 52. На нём ему и был вручён диплом академика. В том году было ещё шесть заседаний с участием поэта, в 1834 году – одно и одно в годичном акте 1836 года.

Просматривая протоколы заседаний, могу сказать, что Пушкин не очень-то и заботился их подписывать. Бывало такое, что он то ли забывал, то ли торопился, раньше уходил с заседания. В результате протоколы остались без его автографа. Таких протоколов – три.

В случае, когда он оставлял свой автограф, то старался ставить его в самом низу, у кромки листа, чаще последним или предпоследним. Расписывался скромно своим уверенным, не отрывая пера от бумаги, почерком – «А. Пушкин». Один раз, 11 марта 1833 года, аккуратно вывел – «Александр Пушкин»[26]26
  Там же. Л. 27.


[Закрыть].

На академических заседаниях поэт однозначно отзывался о характере словопрений, зачастую очень шумных, за что полагалось «выводить из заседания членов, непристойно себя ведущих». Был он недоволен и качеством подаваемого завтрака. Имел намерения предложить, чтобы администрация академии пригласила «хорошего повара и подавали хорошее вино французское».

В то же время Пушкин понимал и одобрял весьма кропотливую работу по составлению словаря русского языка и отмечал, что его новое издание «час от часу становится необходимее».

В заседании 18 января 1836 года Пушкин слушал выступление Михаила Евстафьевича Лобанова о духе словесности и сделал критический разбор этого выступления, содержавшего политические обвинения в адрес романтической (русской и французской) литературы. Поэт описал это заседание в журнальных статьях, вышедших в его «Современнике»: «Мнение М. Е. Лобанова о духе словесности как иностранной, так и отечественной» и «Российская Академия». В них он признавал, что «Российская Академия, уже принесшая истинную пользу нашему прекрасному языку и совершившая столь много знаменитых подвигов, ободрила, оживила отечественную словесность, награждая достойных писателей деятельным своим покровительством, а недостойных – наказывая одним ей приличным оружием: невниманием»[27]27
  Пушкин А. С. ПСС. В 6 т. / Ред. М. А. Цявловский. – М.-Л.: Academia, 1936. Т. V. С. 115, 116.


[Закрыть], и согласился, что «Академия есть страж языка; и поэтому должно ей со всевозможною к общей пользе ревностию вооружаться против всего несвойственного, чуждого, невразумительного, темного, ненравственного в языке. Но сие вооружение ее долженствует быть на единой пользе словесности основанное, кроткое, правдивое, без лицеприятия, без нападений и потворства, непохожее на те предосудительные сочинения, в которых под мнимым разбором, пристрастное невежество или злость расточают недостойные похвалы или язвительные хулы без всякой истины и доказательств, в коих одних заключается достоинство и польза сего рода писаний»[28]28
  Там же. С. 92.


[Закрыть].

П. А. Катенин, с которым Пушкин был дружен в течение двух десятков лет и заседавший с ним в академии, вспоминал: «Генваря 7-го 1833-го года мы оба приняты в члены… Российской Академии, куда и явились в первый раз вместе; сначала довольно усердно посещал он ее собрания по субботам, но вскоре исключительные толки о Словаре ему наскучили, и он показывался только в необыкновенные дни, когда приступали к выбору новых членов взамен убылых»[29]29
  Катенин П. А. Избранное. – М.: Советская Россия, 1989. С. 172.


[Закрыть]. Потом поэт решил подавать свой голос по почте. П. А. Катенин, так же как и Пушкин, очень быстро охладел к академическим заседаниям. Однако первые два-три месяца после своего избрания вёл себя очень активно.

Неожиданно для себя Пушкин получил пригласительный билет на годичный акт Петербургской Академии наук. Он удивился – зачем они его зовут туда? И всё же принял участие в заседании 29 декабря 1836 года: «В передней комнате, перед залом, он встретился с Н. И. Гречем – с поклоном чуть не в ноги: Батюшка, Александр Сергеевич! Что за прелесть вы подарили нам! Ваша “Капитанская дочь” чудо как хороша! Только зачем это вы, батюшка, дворовую девку свели в этой повести с гувернером… Ведь книгу-то наши дочери будут читать!… – Давайте, давайте им читать! – говорил в ответ, улыбаясь, Пушкин»[30]30
  Семевский М. И. Примеч. к заметке Ф. М. Деларю «Деларю и Пушкин» / Русская старина. – СПб., 1880. Т. XXIX. № 9–12. С. 220.


[Закрыть].

Менее чем через месяц, во второй половине дня 27 января 1837 года, Пушкин отправится на Чёрную речку… На стыке ветреного петербургского дня с быстро наступающими зимними сумерками, в начале шестого часа пополудни первый поэт России получил ранение, оказавшееся смертельным. В нестерпимых мучениях и страданиях ему оставалось жить чуть более сорока пяти часов. Лейб-медик Ефим Иванович Андреевский закрыл Пушкину глаза.

На следующий день после скорбной кончины, в субботу, 30 января, состоялось в том году по счёту 5-е заседание Российской Академии. Во главе с президентом А. С. Шишковым в «присутствии было» пятнадцать академиков: А. Н. Оленин, А. Х. Востоков, В. А. Поленов, П. А. Загорский, А. А. Ширинский-Шихматов, М. Е. Лобанов, И. С. Кочетов, Д. И. Языков, В. И. Панаев, Б. М. Фёдоров, С. В. Руссов, В. М. Перевощиков, К. И. Арсеньев, П. П. фон Гец. Десятый, последний пункт повестки собрания непременный секретарь Д. И. Языков «исполнил печальный долг возвещения о кончине Действительного члена Академии Александра Сергеевича Пушкина, последовавшей сего 29 января на 37-м году от рождения… Собрание приняло с величайшею скорбью сие печальное известие»[31]31
  СПбФ АРАН. Ф. 2. Оп. 1. Д. 42. Л. 37.


[Закрыть].

Подавляющее большинство присутствовавших из городских слухов о дуэли уже знали, а о смерти поэта – не более четырёх человек. Академики вставанием почтили память Пушкина. Наступило тягостное молчание. После этого сообщения все присутствовавшие долго не могли сосредоточиться, чтобы продолжить и так затянувшееся заседание. Наконец, судя по протоколу, было «определено: Во уважение заслуг, оказанных покойным, Российской словесности, написать на счет Академии портрет его и поставить в зале собрания»[32]32
  СПбФ АРАН. Ф. 2. Оп. 1. Д. 42. Л. 37.


[Закрыть]. С большой долей уверенности полагаю, что это предложение могло поступить от Шишкова, Языкова или Оленина, потому что все три академика высоко ценили талант поэта и находились к нему «в хорошем расположении своей души». На этом заседание завершилось. Из пятнадцати человек протокол подписали лишь восемь академиков. Такого случая в истории академических заседаний не было никогда. Немудрено, что кто-то в потрясении об услышанном мог и растеряться, а кто-то в расстройстве и запамятовать о своей обязанности.

После смерти 19 октября 1841 года А. С. Шишкова, по счёту четвёртого руководителя, но первого президента Российской Академии, император Николай I Высочайшим Рескриптом повелел присоединить Российскую Академию к Императорской Академии наук, чтобы «общее название Императорские соединенные академии» включало три отделения: физико-математическое, русского языка и словесности и историко-филологическое. В круг вопросов второго отделения вошли ещё и «основательные исследования свойств русского языка, начертание сколь можно простейших и вразумительнейших правил употребления его…».

Таким образом, как самостоятельное научное учреждение Российская Академия была упразднена. За 58-летний период её истории, с 1783 по 1841 год, в состав Академии было избрано 187 действительных её членов.