Текст книги "В поисках Галатеи. В семи книгах"

Книга вторая
Синяя романтика

– Откуда у меня взялась эта милая статуэтка? – переспросил Андрюша – Симпатичная история. Имя ее автора выгравировано внизу видишь, «Павел III». Я сразу в мастерской обратил на нее внимание и спросил, как он ее назвал – оказалось «Романтика». Несколько банальное название, но история ее появления, вернее даже создания, несколько неожиданная. Поначалу, правда, романтики там не было… Хотя… все-таки родилась она в романтичной ситуации. Я ее даже записал для себя, ну, добавил некоторые мелочи, что-то и присочинил. Не без того. Вот, если есть желание, посмотри, что получилось.

И он предложил мне синюю папку на резинках. Дома я ее раскрыл – текст распечатан, страницы пронумерованы, видно была у него задумка эту историю как-нибудь напечатать в журнале или в каком-нибудь сборнике.

… Павел пребывал в прекрасном расположении духа: он сидел на зеленой скамейке на Гоголевском бульваре, чуть выше, за оградой катил транспорт, не особенно досаждая ему своими шумами. Листья деревьев были насыщенного зеленого цвета – все-таки, июнь и бледная майская светленькая свежесть уже сошла. Дорожка бульвара была красноватого цвета от крошеного кирпича и еще какой-то крошки. Молодой человек в серых штанах и клетчатой рубашке с короткими рукавами получал удовольствие от простого созерцания окружающего мира.

Павел не поднимал головы, лишь поворачивал ее направо или налево, чтобы увидеть тех, кто идет по бульвару со стороны или памятника Гоголю или от арки метро «Кропоткинская». Удобная у него была точка. На самом деле он никого не ждал, занимался, как он говорил, созерцательством. Может быть, он отвлекся, задержав взгляд на правой стороне, но, когда повернул голову, то увидел перед собой темно – синюю юбочку мини-мини, из-под которой спускались тоненькие ножки в красных колготках – «вот и фламинго прилетела» – хмыкнул он про себя.

«Фламинго» была в бежевых туфельках на высоких каблуках.

– Можно я на вашу скамейку присяду, – голосок был тоненький, соответствуя действительно тонкой фигурке девушки, – по этому гравию тяжело на каблуках ходить.

– Конечно можно, присаживайтесь. Посмотрите по сторонам, видите, как здесь симпатично, – не задумываясь, к каким последствиям это может привести, гостеприимно пробормотал Павел. Со стороны девушки слегка тянул ветерок и в нем чувствовались нотки аромата каких-то цветов, видно она недавно нанесла на себя несколько капель туалетной воды.

– А вы ценитель городского пейзажа? – завязывалась легкая пустяшная беседа, – Вы художник, да?

– В какой-то степени да, но не пейзажист. А вы как определили?

– А здесь наверху, кажется, Союз художников размещается. А вы так вокруг посмотрели – так только художники смотрят.

Она взглянула на собеседника пристальнее и вдруг произнесла:

– А меня Даша зовут.

«Быстрое начало» – подумал Павел, но вслух сказал:

– А меня – Паша. Вон как у нас получилось – Даша и Паша.

– Так вы не сказали, вы художник? Я права?

– Да, художник, но больше скульптор. Хотите, могу вас нарисовать, а могу и вылепить.

Он и сам не ожидал от себя такой прыти – наобещаешь, а потом расхлебывай. Впрочем, о потенциальных последствиях он не задумывался.

«Если бывает телосложение, то бывает и теловычитание, – подумал Павел разглядывая потенциальную модель. – Не стопроцентная блондинка, конечно, но вполне симпатичная».

– Ой, было бы здорово. А я должна буду вам позировать? – наивно спросила Даша.

– А как же иначе, по фотоснимку я не люблю работать. Сначала вживую, а потом, конечно, чтобы не слишком занимать ваше время, буду дорабатывать по фотографии.

– А вам сколько лет? – неожиданно спросила Даша.

– Тридцать два, а что?

– Здорово, а мне двадцать три кончается скоро. Можно я вас на ты буду называть, у нас не такая большая разница в возрасте, – предложила девушка.

– Давай на ты. Только, думаю, на брудершафт мы с тобой выпивать не будем.

– Это, когда выпивают, а потом целуются в губы? Нет, так, по пьянке я целоваться не хочу, – рассудительно произнесла девушка, но при этом оценивающе рассматривала Пашино лицо, стоит ли с такой «рожей» целоваться, хотя что-то в нем есть, улыбка мягкая.

– Дашенька, а ты ведь не москвичка, – предположил Паша.

– Да, я родом из Витебска. После школы приехала сюда учиться, поступила в институт и осталась здесь. Мне в Москве больше нравится. Хотя у нас тоже здорово. Я на радуницу домой езжу, а еще на «Славянский базар» – там здорово. И красиво, и весело, и люди такие радостные.

– А в Москве что делаешь?

– Работаю в школе, преподаю английский язык. В общем, как дети дразнят – тыча. Но сейчас поступила учиться дальше, на психфак, на заочное отделение.

– Ну, ты молодец. Знаешь, чего хочешь. Но позировать мне понадобится несколько сеансов. Найдешь время?

– Для этого дела найду. Все-таки останусь в вечности. Да и до школы еще есть время.

«Хорошая натура, может, и останешься в вечности», – подумал Паша, прикинув, как он сможет ее изобразить, но вслух спросил:

– Когда можешь ко мне в мастерскую приехать?

– А когда надо? Могу сегодня, могу завтра.

– Тогда поехали, чего тянуть, – при этих словах Павел поднялся со скамьи.

Паша сказал, куда им предстоит ехать – в район Ленинградского проспекта, позади красивого здания академии Жуковского-Гагарина. Мелькнула было в голове у Даши мыслишка, «а не маньяк ли он?», но быстро улетела. Маньяки за людьми гоняются, а тут она сама подошла, да и поведение у него вполне нормальное. Другое дело, что не каждый «нормальный» человек – скульптор, но тут ничего не поделаешь – талант он не каждому достается.

По московским понятиям девушка из Витебска – провинциалка. Но у Даши на этот счет были свои соображения. Она была, скорее, девушкой авантюрного плана, хотя и простодушной. Именно простодушие – хочу замуж, и остаться в Москве – становилось препятствием для некоторых из ее сверстников, которые смотрели на нее с интересом, а она не скрывала своей главной «тайны». Но и Даша была придирчива, просто так не знакомилась, телефон не давала кому не попадя, хотя компаний не чуралась. Она была не «акулой», а скорее «окуньком» в реках житейских.

А вот у Паши давно созрел замысел сделать свой вариант на роденовскую тему – туалет Венеры. Но ему для этой работы требовалась натура, которая не так часто встречается. Он не видел свою Венеру пышнотелой или «плотной», ему хотелось показать ее стройной, может быть даже еще не целованной. Конечно, это могло стать вызовом канонам, но сейчас время такое, все что-то хотят опровергнуть, что на сцене, что на бумаге, что на полотне. К тому же мало будет найти натуру, если не профессиональная модель, то придется с ней договариваться о позировании «ню». И вот подвернулась Даша – надо пробовать, но не зарываться…

В мастерской он открыл небольшой альбом о Родене и показал фотографии коленопреклоненной вакханки и «Размышление» – весьма известные скульптуры.

– Так она голая, – серые глаза Даши округлились, но девушка продолжала рассматривать иллюстрации. Потом она дошла до фотографии терракотовой очаровательной «девушки с шляпкой с цветами». – Ой, какая красивая, – радостно воскликнула Даша. – а я такой могу получиться?

– Года два-три назад, пожалуй, что-то могло бы получиться, тут очарование юности важно. Роден его поймал, а другие не могут. Кстати, довольно скоро эта белошвейка состарилась, и такой он ее больше не лепил.

– Жалко, – вздохнула Даша, – значит, я тоже уже состарилась? Теперь гожусь позировать телом?

– Ладно, переживать-то, – Паша нарочно сказал это чуть грубовато. – Стань на пьедестал, – он указал на дощатый помост, на который был наброшен старый ковер, – я пару набросков сделаю.

Сам он расположился в складном легком деревянном кресле, в котором сиденье и спинку заменяли полотна грубой ткани. На спинке сзади было написано «DIRECTOR». Кресло ему подарил кто-то из киношных друзей семьи, привезено оно из Голливуда, там в таких режиссеры на съемках сидят.

Как именно она должна стоять, он пока ей не говорил – стой, как удобно.

Рисовал он быстро и скоро подозвал девушку к себе.

– Ого, красиво, – искренне оценила она свое изображение на бумаге. – Так лучше, чем на фотографии или на телефоне.

– Даш, пройдись по студии, свободно, смотри что хочешь, а я попробую что-нибудь поймать.

В мастерской было множество деталей, по большей части гипсовых этюдов. Но и они были интересны по-своему.

Через полчаса Паша спросил у девушки, не голодна ли она, предложил по чашке чая, и они переместились на крохотную кухоньку. Он поинтересовался, что из увиденного ей понравилось?

– Там такая гипсовая фигурка девушки в легкой тунике, ветерок ей чуть попку приоткрывает.

– Это я хотел сделать Фемиду. Она, конечно, всем известна – богиня правосудия, но ее изображали суровой, с закрытыми глазами, сидящей на этаком троне, с весами в левой руке и мечом в правой. А ведь она, как я ее видел, была простая, веселая, полная юмора. Я, правда, повязку на глазах и весы ей оставил. А ты обратила внимание, что у нее возле правой ноги стоит корзинка с фруктами?

– А зачем корзинка?

– По легендам у нее в правой руке был рог изобилия. Если она выносила оправдательный приговор, то бывшего подсудимого награждали из рога изобилия.

Даша выбрала себе большую белую фарфоровую чашку и сначала налила заварку, потом добавила кипятка.

– Так что, по моему замыслу, она молодая, задорная, но без меча – так сказать, мораторий на смертные приговоры. В общем, чтобы обвиняемому было не так обидно слушать приговор от молодой девушки, как от злобной старухи, – пояснял ваятель свой давний замысел.

– Ага, глядя на такую Фемиду, у приговоренного могло появиться последнее желание – переспать с ней последнюю ночь.

– Ну, ты и извращенка, – искренне удивился Паша.

– А женщина должна быть такой, чтобы ее хотелось, чтобы была самая желанная, – у Даши на этот счет была вполне сформировавшаяся точка зрения.

– Еще постоишь? – спросил он после паузы.

– Запросто, ты только скажи, как. Я могу с полчаса не двигаться.

– А до пояса разденешься?

К этому вопросу Даша была уже готова, а потому ответила сразу.

– Могу, только у меня грудь небольшая, – при этих словах она смотрела на Пашу прямо, не мигая, пусть он смущается.

Грудь у нее оказалась очень даже милая – действительно небольшая, округлая, но торчком, да и соски еще сохранили почти первозданную форму «клювиков» и розовый цвет. И гладкая кожа, тронутая легким загаром – чуть-чуть смуглая, с виду даже бархатистая.

– Я устала так стоять, рука затекла, – сказала Даша.

– Хорошо, сядь на тумбу на помосте, попробую сделать тебя сидящей, – согласился Павел. – Хочешь, набрось кофточку – не хватало еще, чтобы тебя просквозило.

– Нет, не простужусь, сегодня хороший день – и не жарко, и не холодно, самый раз, – согласилась Даша, но кофточку все-таки набросила.

На следующий день Даша пришла, предварительно позвонив. Ей стало интересно, как она получится теперь, к тому же все равно делать было нечего, а у Паши в мастерской – интересно.

Пару минут она сидела спокойно, хотя он пока ее не просил позировать, а потом что-то вспомнила и обратилась к Павлу, который уже мастерил из толстой проволоки конструкцию на станке:

– Я тут новые босоножки купила, можно померяю?

– Конечно, можно, – согласился Павел и вновь полюбовался стройностью девушки, которая чуть не на цыпочках быстро прошла в прихожую, где оставила коробку.

Когда он уже уложил основную массу пластилина на проволочный каркас, Даша сидела на тумбе, выдвинув правую ногу подальше вперед, и рассматривала, как выглядит туфелька на ноге.

– Какая прелесть, – восхитился вслух скульптор, – вот так и сделаю: девушка, сидящая на камне, на берегу моря.

«Правда, каркас для Венеры останется неиспользованным, – подумал Паша. – Ладно, постоит до следующего раза».

– Давай-ка я сделаю набросок на бумаге, чего тебя долго мучить, – предложил Паша.

– Давай, – согласилась Даша – А как тебе эти туфельки? Правда, красиво?

– Они как раз для твоей изящной ножки – подыграл Павел. – А теперь чуть-чуть откинься назад, голову приподними, словно хочешь посмотреть на горизонт. Смотри вдаль!

Он быстро сделал набросок на одной странице, потом на второй.

«Кажется, поймал, – с некоторой опаской подумал он, – вот так может получиться действительно романтичная фигурка».

Через полчаса он понял, что будет делать девушку именно так, но нужна пауза, нужно самому разобраться с этим вариантом и назначил следующий сеанс через два дня.

На самом деле импульс ему дала память – в гостинице «Украина», которая теперь зовется «Радиссон Роял», на четырнадцатом этаже в лифтовом холле, когда шел к бывшему однокашнику в номер 1440, он видел этюд «Пушкин на скамейке» работы Казачека. Небольшая работа из бронзы, времен крепкого соцреализма, но запомнилась. Вот эта идея «сидящей» девушки в романтическом настроении и вернулась к Павлу, когда он вгляделся в Дашу, рассматривающую туфельку.

Даше эта идея – сидящая на камне – понравилась, и она позировала весьма охотно. Ну, то, что приходилось сидеть голой до пояса, ее не смущало, только попросила Пашу, чтобы он ей польстил и сделал бы грудь не «первый номер», а хотя бы «половину второго».

– А у тебя есть здесь какая-нибудь музыка? – спросила Даша. – Я так думаю, что для «Романтики» хорошо бы сладенького Фрэнка Синатру. Мы когда-то под него томные танцы на дискотеке исполняли. Сначала все громко, грохот, рок, а потом – медляк, strangers in the night. Так классно было постоять в обнимку, щека к щеке, чуть покачиваться.

– А потом с мальчишками целовалась?

– А как же без этого. Но они были в этом плане не очень – пятнадцать лет всего. Правда, кое у кого штаны уже топорщились.

– А ты знаешь, специалисты обнаружили, что соприкосновение тел пробуждает в них новую силу.

Павел работал в любимой холщевой белой рабочей блузе. Когда он брал в руки шпатель и начинал поглаживать глину, казалось, что он поглаживает живую кожу. Он знал, каким должно быть произведение и шел к этому. Павел сформулировал для себя принцип работы, чтобы она была особенной. «Когда видишь скульптуру женщины, то должно чувствоваться – художник любил ее. Вот это и есть «Знак Пигмалиона», которым бывают порой отмечены работы»

На четвертом сеансе Паша попросил ее раздеться, нужно проработать торс.

– А я сначала думала, что ты мне сразу предложишь позировать голой, потом в голову полезли всякие мысли о моих недостатках, – простодушно сказала Даша. – Но теперь, вижу, что ты настоящий скульптор и тебе надо проникнуться натурой. Так что все нормально, пойду приготовлюсь.

– Чтобы стать скульптором, надо анатомию человека изучить досконально, – пустился в рассуждения Павел. – Конечно, сначала по учебнику, потом по иллюстрациям. Знаешь, как по-научному называется пупок? Умбиликус.

Удивленный самим собой – надо же такое запомнить! – мастер на минуту смолк. Даша смотрела на него также удивленно. Но Павел уже был запрограммирован и скоро продолжил.

– Да, а потом на модели, грубо говоря, пальчиками пройтись.

Но и на эти слова Даша никак не отреагировала.

На этот раз Даша села чуть-чуть иначе, чем до того. Паша сравнил ее позу с предыдущим этюдом и подошел, чтобы поправить, взял за руку

– А из тебя какой-то магнетизм идет, – вдруг сделала открытие девушка и посмотрела мастеру в глаза. – Хочешь?

– Хочу. Потом доработаем.

– Интересно получается: на брудершафт не пили, а угнездились так, словно вместе уже не один год, – рассуждала Даша, нежно проводя подушечкой указательного пальца по груди Паши. – Мы с тобой любовники? Да?

– Можно и так сказать… А ты молодец, я чувствовал, что могу, но боялся тебя обидеть. А теперь вот…

На самом деле они подтвердили правоту некоторых давних викторианских моралистов, которые утверждали, что писание обнаженной натуры обычно заканчивается прелюбодеянием. Художник, который рассматривает обнаженную девушку, неизбежно испытывает одну из человеческих эмоций, составляющих произведение искусства.

Даше было до дрожи приятно, когда пальцы скульптора прикасались к ее коже, гладили ее. Они оказались очень нежными, хотя и сильными, иногда вминались в каком-то месте, словно он делал точечный массаж. Это было классно и очень возбуждало. И сам он был мускулистым, ей также было приятно гладить плечи и прижимать его тело к себе, чуть-чуть постанывая при этом от удовольствия. Весь ее прошлый, пусть и не слишком богатый опыт быстро забылся. Она чувствовала, что «летает», другого слова на ум не приходило.

«Вот уж и вправду, если повезет, весь день летать будешь. Не врут бабы, – однажды подумала Даша. – Подольше бы так».

– Слушай, Павлик, все понятно, ты в мастерской ваяешь, но ведь порой на меня даже не смотришь. Что я тут торчу, как репка в грядке? – Даша освоилась в полной мере в жизни художника и осмелела настолько, что стала даже выдвигать свои упреки.

– Так, начинается… Что ты хочешь сказать?

– Все хорошо, все отлично, мне нравится, как я получаюсь, но я так думаю, что нам нужно куда-то выйти вместе. Просто уйти из мастерской, побыть на людях, чтобы ты посмотрел на меня другими глазами.

«А почему бы и нет, – подумал Павел, – я действительно заработался, даже глаз замылился».

– Хорошо, в пятницу, кажется, будет вернисаж на Крымском валу. Пойдем вместе.

– Это будет такой вернисаж, когда мужчины в смокингах, а женщины в платьях в пол?

– Ну, девочка, у тебя и запросы! – восхитился Павел. – Платье в пол, это, когда на премьеру в Большой театр и места в партере, тогда и спутник должен быть одет соответствующе. А у меня смокинга нет.

На самом деле в Даше проснулось то самое авантюрное начало, эта великая движущая сила. Наступила стабильность, какой-то застой в отношениях, он делает свою работу, она позирует, ну еще занимаются любовью к общему удовольствию. Но этого ей показалось мало. Попытаться повести дело к походу под венец? Но Даша мечтала о большем, он должен стать звездой, а она – его музой. Так сказать – звездная пара. Но эта перспектива пока не виднелась.

Даша приехала к нему в джинсах и какой-то курточке, но с большой зеленой, плотной ткани сумкой с кожаными ручками. Сумка была явно «фирменная», если бы не зеленый цвет, то точно можно было бы сказать – брезентовая. Но что делать – Луи Вуиттон, фирма…

– Я, пожалуй, тоже оденусь по-спортивному, – предложил Павел и хотел направиться к шкафу. На самом деле, на нем уже был красивый темно-синий вельветовый пиджак и серые брюки, белая рубашка с расстегнутым воротом, в таком виде он ездил в какие-нибудь официальные организации, справедливо полагая, что даже художника встречают по одежке.

– Не надо переодеваться, – решительно заявила Даша, – это я сейчас правильно оденусь, чтобы тебе соответствовать.

Через три минуты она была в бежевом платье с впечатляющим декольте, за счет правильно подобранного бюстгальтера ее грудь стояла торчком. Картину дополняла длинная юбка с разрезом, начинавшимся в верхней части бедра. Естественно, что любой, глянувший ей вслед отмечал весьма оголенную загорелую спину. На самом деле она накануне чуть осветлила волосы, взяв на «вооружение» известное: «мужики на блондинок лучше клюют», но на декольте надежнее.

– Ты представляешь, что там будет? – изумился Павел. – Ты все одеяло на себя натянешь, никто на картины и смотреть не будет. У меня столько недругов появится… Хотя, ладно, скажу мужикам, что ты моя муза, пусть обзавидуются. Но ничего, переживут…

«Во дела, из какого-то Витебска девочка, а готова хоть на королевский прием идти», – оценил он спутницу, но вслух ничего не сказал. А то еще возгордится. Правда, у Паши вдруг проснулась потенциальная ревность неизвестно к кому – «Это моя модель, это я ее делаю».

Девушка посмотрелась в зеркало, достала из маленькой белой сумочки – клача малюсенький флакончик туалетной воды и «фукнула» на себя по принципу: для мужа, для любовника и для прочих нахалов.

Даша заказала по мобильнику такси и через десять минут они уже сидели на заднем сиденье желтого «Солариса» – Даша все-таки попросила машину эконом-класса… Когда она выходила из машины, Паша обратил внимание, что на щиколотке у девушки надета тоненькая золотая цепочка.

Они прошли в зал на третьем этаже, собирая на себе взгляды мужчин, встречавшихся по пути на лестнице. Иные только языком не цокали, разглядывая Дашу почти со всех трехсот шестидесяти градусов.

В главном зале, где собственно должна была открыться выставка, уже толпились десятка четыре людей, в большинстве своем знавших друг друга. Так что Паша быстро начал раскланиваться и ручкаться, замечая при этом, как его знакомые смотрят на Дашу. К нему обращались по разному – кто называл его «Дон Пабло», кто «Павлушей», а кто и «Павло». И хотя он раскланивался со всеми любезно, но в нем начиналось какое-то внутреннее кипение, ему хотелось отомстить всем неизвестно за что. «Домой приедем, я тебя так оттрахаю, что обо всех новых знакомых позабудешь», сказал он про себя, не понимая, к кому именно ревнует спутницу. Даша держалась скромно, вежливо улыбалась, что-то отвечала и все время подчеркивала, что она здесь с Пашей, к которому недавно приехала, и вот он ее «вывел в свет».

– О, а вот и Дон Пабло со своей сеньоритой, – раскинув руки, двинулся к ним Мишель Бородянский, заговоривший довольно громко. – Где же ты такую Дульсинею скрывал?

– Это моя муза, – отрепетировано сообщил Паша.

– Молодец, с такой Музой сделаешь что-то значительное. Одобряю,

Мишель Бородянский был на десять лет старше Паши, выставлялся многократно, удачно продал несколько работ заезжим американцам, а потому держался уверенно, но не свысока.

Выставка была симпатичная, два десятка картин маслом в необычной технике, чтобы почувствовать рельеф стволов деревьев, особенно в зимнем пейзаже стволы берез, смотреть картины нужно было метров с двух – трех. Видно было, что автор охотно работает мастихином, сейчас это модно, и производит на зрителей хорошее впечатление.

В углу зала стоял стол под скатертью с бутылками белого и красного вина, которое два официанта наливали в пластиковые стаканчики – приличия соблюдены, но без шика, хрусталь отменяется.

Когда они вернулись в мастерскую, Даша достала из своей маленькой сумочки несколько визитных карточек, которые ей сунули незаметно от Паши его коллеги.

– Господи, и он туда же! – воскликнул Павел, увидев выведенные витиеватым шрифтом с завитушками имя и фамилию – Дмитрий Ижорский.

– Ты его хорошо знаешь?

– У него в юности среди наших ребят прозвище было «лобковед», – припомнил Паша..

– А что это значит? – Даша была даже озадачена.

– В классе, когда рисовали обнаженную натуру, он тщательнее всех нас у натурщиц лобки выписывал. Каждый рыжий волосок, каждый завиток, каждую складочку.

– Вы же еще мальчишками были…

– Ага. И он очень обижался, когда подходил преподаватель и просто мягким карандашом заштриховывал эту часть. Остальное у него было написано средненько. И вот, сразу на тебя запал… Козел похотливый. Ладно, встретимся, я ему дам разок в торец.

– Не надо, он мне ничего не предлагал. Так, только какой-то комплимент отвесил.

– Вот и я ему отвешу… комплимент.

Паша почувствовал, что раздражение, появившееся у него в зале, оказалось не безосновательным. Хорошо, что на вернисаже этому «хмырю ижорскому» не врезал. К Даше он уже относился, как к своей собственности. Вот так и не заметил, когда родилось чувство собственности, а ведь она не машина или еще что-то. И предложения замужества он ей не делал.

Из Интернета Паша выбрал несколько купальников, не бикини, а целиковых. Разглядел их как следует, спросил Дашу, какой ей нравится больше.

– С чего это ты купальниками заинтересовался, хочешь взять меня с собой на какой-нибудь юг? – полюбопытствовала она с тайной надеждой, что Паша кивнет головой,

– Хорошо бы, – вздохнул он. – Пока до этого мы с тобой не доехали – денег нет. Сейчас только нужно тебя одеть в купальник. Не роденовские времена на дворе.

Даша полистала интернетовские странички и выбрала, какой бы ей хотелось.

Скульптор поступил просто – взял палочку из самшита и провел по пластилиновой модели, обозначая линии купальника, потом большим пальцем сгладил лобок, спрятав «кустик» под воображаемой тканью. Получилась девушка в купальнике, сидящая на камне где-то на берегу моря или озера, или реки. Но видно было, что она находится в романтическом, мечтательном настроении.

Он уже начал искать, к какой выставке ее можно приготовить, чтобы красиво представить свое новое «слово». Но двадцатисантиметровую модель выставлять не имело смысла, и Павел решил сделать гипсовую отливку высотой около полутора метров. Формовщику отдал, правда, вариант обнаженной «романтики» – решил попробовать потом покрасить ее в купальник – сделать свой вариант «боди арта». Живая девушка вряд ли согласится, да и к чему?

– Длинноногая, – заметил формовщик, оглядывая «фронт работ» и прикидывая, на сколько частей нужно ее поделить.

– У женщин ноги чересчур длинными не бывают, – глубокомысленно заметил Павел. – Я ей, конечно, ноги чуть – чуть удлинил. Мне кажется, это добавляет романтики.

– Ну, это публика оценит. – хмыкнул формовщик. – Мне тут на недельку работы. Сделаю сборно-разборную, будешь, как Роден, руки-ноги пристраивать.

Когда композицию привезли в мастерскую, он немного ее пошкурил, выравнивая швы на стыках соединенных деталей. А потом сделал несколько фотографий и решил попробовать их раскрасить, прикинуть, как может получиться. Ему в голову пришел, наконец, сумасшедший вариант. Из подсознания вдруг всплыл ультрамарин. Сказать, почему именно ультрамарин, он не мог. Но просто память выкинула ему воспоминание о работах Пикассо, который в какой-то момент увлекался именно этим цветом. И Паша покрасил фигуру в ярко-синий цвет, волосы сделал золотыми, не рыжими, а именно золотыми, губы – алыми и глаза изумрудными. Эффект даже для него оказался невероятным. Осталось только проверить на зрителях. Ну, для начала, хотя бы на одной зрительнице, и он позвонил Даше.

– Ты что со мной сделал?! – простонала Даша, когда он снял покрывало со скульптуры. – Где ты видел синих женщин?

– Ну, вот так мне привиделось, – промямлил Паша, не зная, как словами объяснить свое решение.

– Ты… ты с такой лег бы в постель? – не унималась Даша.

– Не знаю… Но эта выглядит весьма эротично.

Даша немного утихла и начала ходить вокруг скульптуры, ей стало интересно, такого она еще никогда не видела.

– Слушай, ты меня раздел, ты снял купальник, она – голая, и голову ей чуть-чуть приподнял, и еще чуть повернул вправо, – поделилась новым открытием девушка.

– Ну да, она теперь смотрит как бы ввысь в далекие облака. Я хотел, чтобы виден был душевный покой, мечтательные раздумья… – пояснил Паша свой замысел, а потом добавил, опуская разговор на землю. – Понимаешь, я подумал, что ее бронзовую начнут гладить и скоро заблестит местами. Я ведь хочу, чтобы она стояла в каком-нибудь приморском парке, – разъяснил свой замысел Павел. – Существует такое понятие – парковая скульптура.

– Если ее сначала выставишь на приличном, большом вернисаже, столпотворение будет. Сразу в гору пойдешь, а завистников сотня появится, – прикинула Даша. – Вот только меня никто не узнает. Попка, правда, хорошо получилась, сама я себя сзади не вижу, а, если это моя – вполне симпатичная… даже аппетитная. Ее за глаза будут называть «синяя». А, вообще, почему ты сделал мне зеленые глаза?

На самом деле у нее были глаза серо-зеленые с коричневыми искорками.

– Была бы ты мальчиком, сделал бы голубыми, но тогда цвет тела нужен другой. А так, вполне хорошее сочетание – золотые волосы, изумрудные

глаза – мечта поэта.

На самом деле он где-то вычитал, что если у девушки яркие глаза и пухлые губы, к тому же имеются какие-то способности, то за ее будущее в Голливуде можно не беспокоиться. Вот он и сделал изумрудные глаза, алые губы, а «способности» заменил синим цветом.

Паша и сам волновался, все-таки это хотя и его работа, но и Даша ради нее старалась, а он очень не хотел ее огорчить своим неожиданным решением. Но, судя по всему, бури и слез не будет; хотя и со скрипом, но девушка согласилась с таким образом «романтики».

– Ладно, поэт резца и кисти, я за эти дни соскучилась, хочу настоящего мужчину. Пошли в душ вместе. Увидишь красоту белого тела.

Вот так и появилась «Романтика» Павла III.

– Ну, а потом все было как обычно, – завершил свой рассказ Андрюша. – Паша выставил свою «синюю романтику» на выставке в Питере. Там поругался с организаторами – какая-то мелкая девица из маркетологов, он даже ее фамилию запомнил – Олеся Шмиль, удивилась его работе и попыталась ее «завернуть». При этом заявила, что «наши дизайнеры, которых мы значительно ужали по выставочной площади, ничуть не хуже». Паша не сдержался, вступил с ней в перепалку (все-таки между скульптором и дизайнером серьезная дистанция). Но на его счастье местный авторитет, хотя и заметил, что «внешность и пропорции несколько идеализированы», но работу поддержал и, в итоге, он получил поощрительный приз – москвич для питерцев все-таки «чужак». Зато скоро пришел и «вкусный» заказ.

Маленькую глиняную модель «Романтики» Паша немного подработал, обжег ее в тигельной печке, затем все по известной технологии – восковой слепок, форма и бронзовая отливка. Отлили «Романтику» в двух экземплярах.

Одна из них стоит у него на полке в мастерской, а вторая – вот у меня на столе.

– А синяя?

– Синяя сидит на набережной в Сочи, пользуется популярностью. Это, кстати, и был «вкусный заказ», Паша на цоколе вывел свою подпись, потом к нему какие-то иностранцы обращались с новыми предложениями. Так что он хорошо заработал.

– А Даша?

– А что Даша? Отношения современного Пигмалиона и живой Галатеи помаленьку стали остывать, Паша много работал, а Даша сосредоточилась на учебе. Но как-то с подругой они пошли на хоккей, у той родственник работал в клубе, познакомилась с хоккеистом из ЦСКА. Парень – сажень в плечах, восстанавливался после травмы, в тот вечер не играл, потому и оказался с ними рядом на трибуне. Слово за слово, бывает, что и в таком месте любовь приходит, на трибуне во время хоккейного матча.

– У Паши ревность не взыграла?

– Он китайских мудростей начитался и только процитировал: «не удерживай то, что уходит, и не отталкивай то, что приходит». В общем, отнесся философски. Кстати, Даша сначала пожила с хоккеистом, потом вышла за него замуж, сейчас они где-то в Америке.

Как-то она позвонила Паше из Флориды и попросила продать ей копию «Романтики». Он ей бесплатно отправил – у него купил модель фарфоровый завод, в Китае сделали серию в 200 штук из бисквита. Ему дали три авторские копии, вот одну он и послал Даше.