Текст книги "Наследие Артанов"

Открываю. Вижу кусочек пола и чью-то ногу. А еще – здорово подванивает хлевом. Знакомый такой запах, наводящий на весьма и весьма неприятные подозрения.

– Симониус?!

– Хе-хе! Я уж подумал было, что слегка перестарался.

– Может быть, хоть ты объяснишь мне, что здесь происходит?

Слегка повернув голову и подняв глаза чуть выше, я был вознагражден видом лоснящегося от пота свинячьего рыла своего недавнего сообщника. Тот, похоже, совсем неплохо себя чувствовал, вальяжно восседая в моем (моем!!!) командирском кресле в кают-компании.

– Что происходит? Да как бы это тебе сказать… Сейчас, на данный момент, уже ничего. Ты встать-то сам сможешь?

Смогу ли я встать? Между прочим, вполне закономерный вопрос. Я прислушался к ощущениям, привычно проводя диагностику своего многострадального организма. Так, новых переломов нет – по крайней мере, на руках и ногах, иначе наличествовало бы этакое своеобразное чувство, будто твоя конечность туго окольцована невидимым стальным браслетом. Уже хорошо. Почки, печень? Тоже вроде бы порядок. А вот с головой не все так радостно. Стоило мне встать на колени – и комната завертелась вокруг меня как потерянная, пол же, норовя выскользнуть из-под ног, принялся выписывать такие замысловатые пируэты, что пришлось тотчас же сменить диспозицию, намертво впечатавшись в него пятой точкой. Чтобы никуда не деться, значит.

Ну, все понятно: простой шишкой здесь не обошлось – налицо явное сотрясение мозга энной степени тяжести. С этим мы определились. А со всем остальным как? Очень уж мне не нравились горящие ликованием глазки Симониуса.

– Рассказывай все как есть. – Глядя на свина снизу вверх, я ненароком заметил биту, прислоненную к креслу, и все части мозаики сложились сами. Бита… куда же без тебя, родимой. Преследуешь ты меня по всем уголкам Вселенной, как преследовала на Земле; неразрывно мы с тобою связаны. Этакая сладкая парочка. Батончик «Твикс».

– А рассказывать-то особо и нечего. От полиции мы оторвались, взлет корабля прошел успешно. Оторвались и от патрульного крейсера. Эта штука… летает гораздо быстрее, чем я ожидал. И еще: рад сообщить тебе, что планы у меня теперь поменялись. Я полечу с вами на родную планету твоей красотки, где сам, лично, сдам ее в заботливые руки одного из друзей, через которого и пройдет сделка по продаже чада Карама Беруспериона его политическим оппонентам.

– Значит, моих денег тебе оказалось мало?

– А разве их когда-то бывает много? – Недоумение так явно отпечаталось на пятаке свина, что заставило меня ухмыльнуться.

– Да, действительно.

Что тут скажешь? Я, пожалуй, на месте Симониуса поступил бы в точности так же, если бы… если бы это касалось кого угодно, но только не Эльвианоры. Почему-то мысль о том, что ее тонкой шеи с крошечной родинкой у правого уха коснется лезвие топора палача, вовсе не доставляла мне удовольствия и даже более того – ввергала меня в какой-то необъяснимый, панический ужас. Да что же это со мной, в самом деле? Ведь даже ребенку известно, что особам женского пола, а особенно блондинкам, голова для жизнедеятельности в общем-то и не нужна. На ней они носят замысловатые прически, делают ей макияж, и вообще производят целую уйму абсолютно бесполезных манипуляций вместо того, чтобы заниматься своими прямыми обязанностями по вынашиванию и воспитанию потомства. Видимо, Симониус действительно перестарался и чересчур сильно приложил меня битой, раз уж мою голову посещают такие мысли.

– А что будет со мной?

– Ничего. Как только корабль окажется на поверхности планеты – иди себе на все четыре стороны.

– И ты меня вот просто так возьмешь да отпустишь?

– Хмм… Можно, конечно, и в рабство продать, да только после того, как твоя подружка принесет мне целое состояние, это было бы невежливо. По отношению к тебе, конечно. – Симониус вновь хихикнул. – Так что уже сейчас можешь ощущать себя скорее гостем, чем пленником! – С этими словами он повелительно кивнул кому-то невидимому, и чьи-то сильные руки подняли меня в воздух, придав телу, наконец, подобающее прямоходящим положение.

Вот так всегда: как только у тебя что-нибудь начинает налаживаться – обязательно происходит нечто такое, что ставит на всех твоих начинаниях жирную точку. И Антонины Семеновны, как назло, нет.

«Антонина Семеновна!!!» – в который раз мысленно позвал я своего лингвина, но в ответ получил лишь очередной приступ тошноты. Меня мутило уже второй день, а камера, точнее – одна из кают для экипажа, что выступала в роли оной, вовсе не стимулировала мое выздоровление. Скорее, наоборот: сидение в четырех стенах без притока свежего воздуха ощутимо выводило из равновесия, добавляя к мукам телесным еще и духовные. Да еще и мысли то и дело предательски возвращались к моей белобрысой попутчице, казалось, целую вечность назад подло умыкнувшей меня с самой лучшей и безопасной планеты во всей Вселенной – матушки-Земли. Интересно, как она там? Сидит, небось, тоже в одной из импровизированных камер и гадает: а жив ли вообще ее ангел-хранитель, легендарный герой, неутомимо спасающий ее от всяческих неприятностей?..

Стоп, спокойно. Безвыходных ситуаций не бывает. Итак, что мы имеем? А имеем мы господина Симониуса на моем корабле. И его охрану: точнее, четырех человек; хотя, конечно, назвать этих особей людьми можно разве что условно. А еще мы имеем камеру, из которой крайне желательно было бы выбраться. Вот с этого, пожалуй, и начнем. Полы, потолок и стены я уже проверил раз по двести. Дверь, естественно, тоже. Замок на ней стоит обычный, кодовый, и все бы ничего, если бы Симониус сам, собственноручно, не заблокировал доступ к коду с моей стороны. Нет, и здесь не вариант. Остается надеяться разве что на одного из охранников. Того, что приносит пищу стабильно три раза в день…

Дверь камеры внезапно отворилась, прервав мои пространные рассуждения. Вовнутрь, пошатываясь, бочком протиснулась туша прака с зажатой в правой лапище дымящейся тарелкой. Сейчас я по-новому взглянул на него. Ммм-да…. Бугристая груда мышц, извечно оскаленная пасть, любезно демонстрирующая длинные шеренги зубов в четыре ряда, пуговки колючих глазок смотрят на узника с некоторой долей пикантной плотоядности. Дескать: поживи, пока я не проголодался. Ноги… Да, забыл сказать – их у прака ровным счетом три. Для этой задней ноги и место даже подобающее нашлось, ибо филейная часть прака несколько отличается от человеческой – она более… выдвинута назад, что ли; ну и по габаритам, естественно, побольше разика этак в полтора-два. Несомненно, именно для поддержания этой вот необъятной филейной части природа и озаботилась созданием, так сказать, органической подпорки. Ну если так, совсем уж образно выразиться, то походил прак на смесь гориллы и паука-крестоносца, потерявшего в неравном бою большую часть своих лапок…

«Улыбайся! Улыбайся, кому говорят!!! А теперь расскажи ей, как она прекрасно выглядит!»

«Кто?..» – Я оторопело пялился на дверь, силясь рассмотреть за могучей спиной прака ту, о которой говорила сейчас внезапно вернувшаяся к жизни Антонина Семеновна.

«Она».

«Она-а-а?..» – Я едва не свернул себе шею, но зато теперь абсолютно, безоговорочно был убежден, что за спиной прака никого нет. Мой лингвин, видимо, получил весьма серьезные повреждения от удара битой, которой приложил меня по голове приснопамятный Симониус, и теперь то ли бредил, то ли вовсе лишился разума. А жаль. Я уже потихоньку начал привыкать к этому сквалыжному существу, и в его отсутствие мне уже будто чего-то не хватало.

«Она самая. Ну что же ты за идиот-то такой? Охранник, который стоит сейчас перед тобой, на самом деле не самец, а самка прака. Причем, судя по запаху, половозрелая. – Впервые в голосе старой карги проскользнула капелька сочувствия. Хотя нет, показалось, наверное. – Заговори с ней. Прямо сейчас. Ну!!!»

– Э-э-э… хм. Су-су-сударыня! Ми-ми-миледи! Выглядите вы сегодня просто замечательно! А какие у вас прекрасные волосы!

Вот здесь я, как водится, переборщил. Черепушка у прака гладкая, как полированная столешница: ни волосинки на ней, ни шерстинки, складки одни только, да и те жировые. Зато, как ни странно, вернулось ко мне вдруг мое привычное красноречие, и язык сам уже, без помощи мозга, начал выдавать такие рулады, что крошечные глазки моей благодарной слушательницы поначалу изрядно округлились, а затем и вовсе выпучились так, что того и гляди лопнут.

– Это ты мне?

– Вам, конечно, вам. Кому же еще?

Голос у прака или прачки (не знаю уж, как будет правильнее) на удивление тонкий и чем-то даже приятный. Так поет бензопила, перед тем как вгрызться своими железными резцами в податливую древесную плоть.

– Спасибо. – Образина стыдливо потупила глазки и примолкла. Я же, воодушевленный тем, что меня до сих пор еще не съели, вновь принялся заливаться соловьем и заткнулся лишь тогда, когда громадные лапищи сгребли меня в охапку и прижали к могучему волосатому торсу, от которого здорово подванивало застарелыми потовыделениями. – Хароший чилавейко. Харрроший… Махама любить чилавейко. Чилавейко как звать?

– Илья.

– Махама любить Илья.

«Отлично: ну вот вы и познакомились. Как говорится, мир вам да любовь!»

«Антонина Семеновна, это вы о чем?..»

«Да так… сам скоро все узнаешь. Давайте заканчивайте свою семейную идиллию – пора выметаться, пока Симониус не прознал, откуда ветер дует».

Действительно. Пора бы. Я и сам, конечно, был не против, но прачка, похоже, и не думала отпускать свою добычу.

– Ммахамма… – промычал я в подмышку существа, оказавшуюся в опасной близости от моего носа, стараясь поэтому, чтобы голос мой звучал как можно более проникновенно. – Симониус хочет убить меня. Нам нужно бежать, прямо сейчас. Поможешь?

Хоть я и не видел, но готов был поспорить на что угодно: лоб этого несуразного гориллоподобного паукоида наверняка пошел морщинами от напряженной работы мысли.

– Симониус кормить Илья. Зачем Симониус убивать Илья?

– Симониус кормить Илья, а затем, когда Илья стать жирный, Симониус ловить Илья и сожрать!!!

На какое-то время прачка замерла, переваривая новую для себя информацию.

– Симониус сожрать Илья? – недоверчиво переспросила она.

– Да!

– Симониус платить Махама – хорошо. Симониус сожрать Илья – плохо.

По всему видно было, что существо все еще сомневалось, явно не зная, что предпринять. Затем, когда отчаяние уже охватило меня, его конечности наконец разжались:

– Махама убить Симониуса. Махама убить всех, а потом Илья делать гнездо и высиживать много-много маленьких хнапиков!

– Илья? – На Эльвианору любо-дорого было посмотреть. Широко распахнутые глаза, в которых, казалось, отражалось небо, будь оно случайно где-то неподалеку; пунцовые от возбуждения щечки, ямочки на этих самых щечках; точеная фигурка, которую только подчеркивает пусть и не роскошное платье, а всего лишь не первой свежести растянутая футболка; ноги… Эх, да что там – сегодня она превзошла даже саму себя, не говоря уже о… взгляд мой переместился чуть вправо, критически оценивая гигантскую трехногую особь, которая истуканом застыла у двери и злобными буркалами сверлила ту, ради которой я, собственно, и затеял нашу сомнительную кампанию по освобождению.

– Я так и знала, что ты придешь!

– Подходи осторожно, не делай лишних движений!.. – Заметив, что девушка вскочила с кровати, намереваясь меня обнять, я не на шутку струхнул. Кто знает, как отреагирует моя уродливая телохранительница на телесный контакт предмета своего обожания с особью противоположного пола?

– А что случилось?

– Потом, потом расскажу. Пойдем, времени совсем нет.

– Ну ладно, пошли. – Эльвианора послушно пристроилась рядом, приноравливаясь к заданному мной темпу движения, время от времени бросая украдкой заинтересованные взгляды на моего то ли провожатого, то ли конвоира. Если честно, я и сам затруднялся определить текущий статус Махамы. Да, она была полезна. Не просто полезна – помощь ее была неоценима, в чем я воочию убедился, увидев, как она голыми руками… ручищами расправилась сразу с двумя охранниками Симониуса. Но… как-то очень уж зловеще прозвучал тогда этот намек на гнездо. Уж не придется ли мне и вправду лично высиживать яйца этих самых хнапиков? Бред, конечно, но галактика велика и полна небывалых сюрпризов. Мало ли что… «А может быть, она шутит?» – мелькнула спасительная мысль и тут же упорхнула, стоило мне скосить глаза на хмурую физиономию прачки. Да нет, вряд ли.

Рубка управления транспортником оказалась пуста. Ни Симониуса, ни последнего оставшегося в живых охранника в ней мы не обнаружили. Кораблем управлял автопилот, и здесь нам вновь очень пригодились штурманские навыки Антонины Семеновны. Буквально в считаные минуты старая карга (симбионт-лингвин в моем воображении почему-то всегда виделся именно таким) умудрилась рассчитать новый курс, на этот раз – с нашего общего согласия: мы решили лететь на один из тритауриевых астероидов, в недавнем прошлом принадлежавший отцу Эльвианоры, Караму Беруспериону. Причина нашего решения была довольно проста: где-то глубоко в недрах этого астероида располагалась одна из старых военных баз, законсервированная еще со времен четырехсотлетней войны с анкарами и впоследствии надежно засекреченная. Еще в детстве отец, словно предчувствуя грядущие неприятности, несколько раз возил туда Эльвианору. Там же, в секции медблока, ей была внедрена и гипнограмма с личными кодами доступа ко всем мало-мальски значимым объектам, принадлежавшим в то время правящей династии.

База эта должна была стать нашим временным лагерем. Местом, где мы могли бы отдохнуть наконец от бешеной гонки, собраться с мыслями и решить, каким образом мы будем спасать попавшего в переделку диктатора.

– И все-таки: куда мог подеваться Симониус? Капсулы спасательной на корабле нет, так что уйти он не мог. – По сути, я и не надеялся услышать вразумительного ответа.

– Не знаю. – Эльвианора беспомощно пожала плечами и замерла, задумчиво глядя в бездонную черноту космоса, что раскинулась за стеклом навигационной рубки во всей своей холодной безмятежности.

– Махама, может быть, ты посмотришь?

– Хорошо. Махама искать Симониус.

Чуть помедлив, существо заковыляло к двери, напоследок одарив нас с Эльвианорой не предвещающим ничего хорошего взглядом.

«Антонина Семеновна, что вы думаете по поводу Махамы?» – мысленно обратился я к лингвину и вынужден был выслушать целую лекцию о малоизученной негуманоидной расе, населяющей один из рукавов галактики с таким труднопроизносимым названием, что написать его, а тем более выговорить, решительно не представлялось возможным. Оказывается, праки, как и люди, двуполы. На этом сходство заканчивалось, и начиналась уже полнейшая абракадабра. Самки, достигнув половозрелого возраста, ищут самца, способного высидеть и воспитать их потомство. Самцам, как правило, они остаются верны до самой смерти, ибо от природы являются существами настолько уродливыми, что даже мужские особи одного с ними вида стараются держаться от них подальше, предпочитая сбрасывать свое сексуальное напряжение либо, так сказать, вручную, либо на представительницах (или представителях) местной флоры и фауны, которых угораздило оказаться в ненужном месте в ненужное время.

Бывают, конечно, и некоторые исключения (иначе праки уже давным-давно вымерли бы), но бедолаги, решившиеся на подобные эксперименты, в итоге чаще всего либо сами убивали себя, либо просили сделать это сердобольных приятелей. В общем, по всему выходило, что вляпался я, благодаря инициативе Антонины Семеновны, в историю весьма и весьма неприятную.

«Да и убить ее, между прочим, у тебя не получится!» – Старая перечница будто читала мои мысли.

«Это еще почему?..»

«Слишком суров был естественный отбор. Самцы, завидев самку прака, в первую очередь пытались ее убить, и лишь в том случае, если самка оказывалась сильнее, начинали спасаться бегством. Как ты понимаешь, слабые особи погибали, оставляя место под солнцем наиболее сильным. Добавь ко всему вышесказанному еще то, что и самки, видя такое положение вещей, вовсю начали заниматься боевыми искусствами, за тысячелетия создав настолько совершенную систему ведения боя, что теперь стали практически непобедимы. Вот уже четыре тысячелетия они считаются лучшими бойцами во Вселенной и зарабатывают баснословные деньги, нанимаясь телохранителями: в основном к особам королевской крови. Ума не приложу, как Симониусу удалось заполучить в свою охрану подобную особь!»

– Ну и дела! – Настроение стало чернее тучи, а мятущийся разум забился, словно птица в клетке, безуспешно пытаясь найти выход из создавшегося положения.

– Что с тобой? – Эльвианора оторвалась от созерцания космической бездны и теперь с тревогой смотрела на меня. – Илья, случилось что-то ужасное?

– Да как тебе сказать… – То и дело сбиваясь, я пересказал ей все то, о чем мысленно сообщил мне мой лингвин.

– Ты хочешь сказать мне, что… о Великий Терихоандронас!!! – Вопреки моим ожиданиям, из глаз Эльви не потекли ручьем слезы, она не стала биться в истерике, безутешно заламывая руки. Вовсе нет. Она засмеялась. Засмеялась так заразительно и громко, что даже Антонина Семеновна, поселившаяся в моем черепе, не выдержала и захихикала.

– Ты… ты… будешь… высиживать яйца Махамы… а потом из них вылупятся маленькие хнапики! Илья!..

Странное дело: лично мне почему-то вовсе не было смешно.

Веселье Эльвианоры прервал звук падения чьего-то тяжелого тела:

– Симониус, – кратко отрапортовала бесшумно подобравшаяся к нам сзади прачка и вперилась мне в лицо крошечными бусинками глаз.

Симониус определенно был мертв. И хотя пятак его все еще пузырился предсмертной пеной, глаза уже успели подернуться мутно-белесой поволокой, потухли, остекленели, выпустив из себя последнюю искорку жизни, и теперь безучастно смотрели в пространство, напрочь игнорируя виновников своей преждевременной гибели. Откровенно говоря, я надеялся на несколько иной исход нашего противостояния. Да, Симониус был мне неприятен, да, я искренне ненавидел своего тюремщика но… вот так, походя, лишить жизни разумное существо казалось мне невероятным кощунством, надругательством над самим естеством матери-природы, расселившей своих нерадивых чад по всем закоулкам Вселенной с одной лишь ей известной, но, несомненно, воистину благородной целью.

– С ним был охранник? – спросил я, старательно отводя глаза от распростертого на полу бездыханного тела.

– Да. Махама убить охранник, потом убить Симониус и приносить его вонючий туша Илья. Илья доволен? Илья будет есть Симониус?

Желудок мой предательски заурчал. Несмотря на весь трагизм ситуации, мне отчего-то чертовски захотелось отведать свежезажаренного шашлычка из нежнейшего свиного мяса, с поджаристой хрустящей корочкой, истекающей соком, с тончайшим ароматом дымка…

– Нет… Илья не будет есть Симониуса, – выдавил я наконец, круто развернулся и вышел. В конце-то концов, любой мало-мальски уважающий себя человек должен бороться со своими маленькими слабостями!

Пояс тритауриевых астероидов оказался ничем иным, как грудой гигантских камней, небрежно разбросанных художеством Вселенной по холсту космоса, да так и застывших на нем в пугающей неподвижности.

– Ну и в недрах какого из них расположена наша база?

– Вот здесь. – Тонкий пальчик моей блондинистой попутчицы не колеблясь указал на один из булыжников в форме неправильного эллипсоида, и я замер, с привычной отстраненностью наблюдая за тем, как разум Антонины Семеновны вновь берет под контроль мое тело, и пальцы – уже не мои, а словно бы чужие – с непостижимой для простых смертных скоростью начинают порхать над клавиатурой панели управления транспортником.

«Неопознанный корабль, немедленно назовите свои позывные! Повторяю: немедленно назовите свои позывные!»

И монотонный голос Эльвианоры, гулко звучащий где-то за краем сознания, тотчас же принялся надиктовывать в микрофон длинные колонки четырехзначных цифр.

«Подтверждаю: идентификация проведена успешно. Эльвианора Энчана Онбраузен, урожденная Берусперион: добро пожаловать на базу».

Когда полубессознательный морок развеялся и я смог наконец осознавать сам себя, стабилизаторы корабля уже коснулись гладкой стекловидной поверхности посадочной площадки причального бункера.

Поймав мой озабоченный взгляд, мельком брошенный на металлический шкаф справа от входного люка шлюза, Эльвианора улыбнулась: – Нет, скафандры нам не понадобятся. Атмосфера на всех четырех уровнях вполне пригодна для дыхания. – И первая направилась к выходу: – Пойдемте, я все покажу.

Да, посмотреть действительно было на что. Астероид, с виду, казалось бы, совсем небольшой, на самом деле вмещал в себя бесчисленное количество секций, сообщающихся между собой лабиринтами пусть нешироких, но вполне функциональных коридоров, вырезанных в толще породы, скорее всего, каким-то тепловым инструментом наподобие лазера. На эту мысль наталкивали чересчур уж гладкие стены, несомненно подвергнувшиеся высокотемпературному воздействию. Были они зеленовато-малахитового цвета, с мельчайшими голубоватыми вкраплениями. Свет, лившийся с потолочных панелей, отражался в стенах, отчего те начинали «играть», удивляя многообразием оттенков зеленого, а голубые вкрапления сияли, словно звезды на сюрреалистическом, чуждом небосклоне неизведанной планеты.

– Это и есть тритаурий, – произнесла Эльвианора, уловив мой искренний интерес. – Он является одним из самых дорогих минералов в галактике. Красивый, правда?

Да, действительно, с этим утверждением я бы спорить не стал. Голубые «звезды» манили, притягивали взгляд, мешая сосредоточиться, заставляя разбегаться мысли.

Мы уже битый час бродили по лабиринтам базы, не уставая поражаться мастерству древних строителей. Поражалась, правда, в основном только сама Эльвианора, да изредка Махама вставляла восторженные восклицания вперемешку с непереводимыми словосочетаниями, предположительно матерного содержания. Мы же с Антониной Семеновной, как истинные прагматики, переключили теперь все свое внимание не на сам сосуд, а, так сказать, на его содержимое. А содержимого этого, между прочим, было хоть отбавляй.

Первый, верхний уровень базы занимали жилые отсеки, комнаты отдыха, оранжереи (их оказалось целых шесть), служебные помещения с аппаратурой пока непонятного мне назначения, пункты питания, радиорубка, две рубки управления огнем (основная и дублирующая), значительную площадь занимал медблок, а также бассейн (чему я, признаться, особенно обрадовался). Вода в нем была на удивление чистой. За всем этим хозяйством следил целый штат дроидов разных моделей и конфигураций. То и дело они проносились мимо нас, занятые повседневными делами, создавая иллюзию жизни на давным-давно покинутой базе.

Второй уровень базы обещал порадовать больше, и, хотя силы наши были уже на исходе, я все-таки настоял на продолжении путешествия.

– Перед вами один из сегментов единого оборонительного ракетного комплекса «Айвар-21» в комплектации «Дальник». Такие когда-то использовали в приграничных мирах, устанавливая их на подступах к планетам, где риск инопланетного вторжения был наиболее высок. Это очень мощный оборонительный комплекс, аналогов ему до сих пор нет во всей изведанной части Вселенной. – Эльви, словно заправский гид, без устали осыпала нас потоками информации. Я же застыл на месте, раскрыв рот, не в силах поверить тому, что видели мои глаза.

Второй уровень базы по сути представлял собой гигантский улей: по обе стороны от лифта тянулись нескончаемые соты пусковых шахт. Маленькие ракеты и побольше, средние и невероятно большие, против которых транспортник, на котором мы прилетели, казался каким-то маленьким надоедливым насекомым вроде мошки.

Зевы пусковых шахт уже были заняты, ракеты готовы к бою, а ленты транспортеров, что тянулись к каждой из сот, в любой момент могли подать новую «игрушку» из яруса, который располагался ниже этого.

– Под этим ярусом, я так понимаю, склад боеприпасов?

– Правильно. А под ним – фабрика-универсал, способная производить не только ракеты, но и целый перечень комплектующих деталей, необходимых для полноценного функционирования базы. На том же уровне расположен и реакторный отсек, что питает энергией как фабрику, так и саму базу.

– А что-нибудь типа оружейной есть?

– Есть, конечно, – Эльвианора неопределенно пожала узкими плечиками, – только я не помню, где точно; надо искать. Может быть, пойдем обратно? Я ужасно устала.

– Ну ладно, пойдем.

Откровенно говоря, я и сам был бы не против уже принять душ и завалиться спать часиков этак на шесть. Даже Махама, похоже, совсем не прочь прикорнуть. Вон как лениво конечности свои передвигает. И молчит. Между прочим, знак это обнадеживающий. Авось забудет про свои любовные бредни и оставит-таки меня в покое…

Новый день начался, как водится, с дурных новостей. Пока я спал, Эльвианора, сгорая от переживаний за своего отца, не выдержала и залезла в галанет. В принципе, нашей личной безопасности это ничем не грозило, поскольку коммуникационная аппаратура у базы оказалась настолько совершенной, что не давала никакой возможности отследить узконаправленный канал, по которому принималась трансляция.

А вот сами новости действительно удручали. Вчера состоялся суд над Карамом Берусперионом. Слушание было открытым, за ним наблюдала добрая половина обжитых миров как ранней, так и поздней стадии колонизации. Еще бы: не так часто владыку низвергают с трона. Зал суда битком был набит съемочными группами разных каналов, репортерами всех мастей и пород – как опытными, так и начинающими, совсем еще зелеными юнцами. Гуманоидными, негуманоидными, с разным количеством конечностей и цветом кожи, строением туловища и формой черепа (если таковой, конечно, имел место быть). И все они, несмотря на фундаментальные различия во внешнем виде, твердили об одном: Карама Беруспериона нужно непременно казнить. Причем за что казнить – никто особо-то и не задумывался.

Глядя на фарс, в который превратилось судебное заседание, я никак не мог отделаться от мысли, что безобразие это происходит не где-нибудь, а именно на матушке-Земле. Поколдовать чуть с фотошопом, превращая негуманоидные лица в человеческие – и мы получим знакомую до боли картину. Ну почему, почему, спрашивается, все разумные существа так жаждут кровавой «клубнички»?

Увы, но я не философ, иначе давно бы занялся данным вопросом и, возможно, даже написал бы на эту тему пространную диссертацию, получил за нее ученую степень, и жизнь моя повернулась бы совсем иначе. И не сидел бы я сейчас в уютном кресле в кают-компании в обществе двух «монстров» исключительно внеземного происхождения. Оторвав взгляд от голографического экрана, я невольно залюбовался ангельским личиком одного из них. Видно было, что девушка долго плакала. Глаза ее припухли и покраснели, а облик, совсем недавно дышавший какой-то наивной, трогательно-детской непосредственностью вкупе с безудержной жизнерадостностью, за ночь вдруг как-то поблек, неузнаваемо видоизменился.

Вот так люди становятся взрослыми. Я смотрел на Эльвианору – и не узнавал ее. Мне надо, надо вернуть ее улыбку. Я просто обязан. Тем более что знаю как. И пусть хоть вся Вселенная возмущенно загремит своими железными причиндалами, Карам Берусперион будет жить.

– Давай выключим эту штуку. – Оправившись от волнения, я смог, наконец, подать голос.

– Ты не хочешь досмотреть до конца?

– Не очень. Я так понимаю, трансляцию эту ты прокручивала уже не раз. Поэтому просто скажи: когда и где произойдет казнь?

– Через неделю. В бывшей резиденции моего отца, прямо перед инаугурацией нового правителя, Фаркона Первого, как он сам себя теперь называет.

– Забавно. Что ж, очень хорошо. Значит, у нас еще есть время.

– Ты и правда сможешь помочь?

– Еще бы. Чего только я не могу! Да ты вспомни, как лихо управлял я гелиостропом в день нашей первой встречи!

Лицо моей собеседницы побледнело еще больше. Видно, не очень удачный все-таки привел я пример. Так сказать, не вполне соответствующий данной конкретной ситуации.

– Илья…

– Да помогу я, помогу. Обещаю.

– Махама помогать тоже. – Антонина Семеновна то ли не могла, то ли не хотела как следует справляться со своими обязанностями лингвопереводчика, то ли язык праков являлся чересчур сложным и не поддавался полноценному переводу, но наша новая подружка так и не научилась изъясняться членораздельно. – Махама помогать Эльвианора. Махама убивать мерзкие птачики. Спасать яйценосный родитель!

– Ты, видимо, хотела сказать «венценосного», – запоздало заикнулся было я, и тотчас же заткнулся, осознав, что стал невольным свидетелем самого что ни на есть настоящего чуда, впервые произошедшего за все время существования нашей метагалактики: из правого глаза самки прака скатилась одинокая скупая слезинка.