Текст книги "Пойнтер: Собачий глаз. Белое солнце Пойнтера. Пойнтер в гору не пойдет"

Увидев, что я готов, высокородная не стала тратить время зря – одним прыжком соскочила с потолка и оглушительно свистнула. Оба гекопарда рванули с места в карьер.

Конюшни остались позади за несколько секунд. Управлять зверем было не труднее, чем любым другим верховым. Надо только помнить, что, к примеру, влево – это влево, на левую стену, на потолок и, совершив полную бочку, обратно на пол. Я бы пожалел о завтраке, если бы у меня имелось время. Эльфи же узоры гекопардовых траекторий были нипочем – видимо, она привычная к таким скачкам.

Трудность состояла лишь в том, что выход из конюшен куда-либо, кроме как на поля и арены, не просматривался.

Сначала нас вынесло на главное поле. На нем как раз проходил решающий забег на рысях благородных классических животных – рогачей. Стройные, тонконогие и тонкорогие, они были попарно запряжены в изящные одноколесные повозки-«качели» с треугольным сиденьицем и тормозными упорами для ног на оси. Возничих или всадниц – с таким способом посадки не разберешь, в общем, жокеев – подбирали из самых невысоких девушек, не больше пяти футов ростом и восьмидесяти фунтов весом, для контраста между мощью скакунов и легкостью тех, кто ими управляет. Эльфийские наездницы здесь не годятся – при всем их изяществе они слишком крупны. Они выступают там, где требуется не только точность и красота, но и немалая сила: на верховых и упряжных эпиорнисах, на радужных ящерах или, как в нашем случае, на гекопардах.

Мы с высокородной ворвались в это чинно-рысистое благолепие, как пара шутих в сарай во время фейерверка на Приснодень. Рогачи шарахнулись от шестилапых зверей, сшибаясь боками и путаясь упряжью с колокольцами и бубенцами. Несколько рысаков столкнулись витыми рогами или зацепились ими за ограждение. Расфуфыренные, как эльфийские дивы, девчонки с визгом прыснули во все стороны, слетая с седел повозок, – только мелькали широкие, до земли, рукава с вырезными краями да ломались легкие кнутики. Треск и звон стоял, как от огра в посудной лавке.

Наши гекопарды носились по ограждениям, отталкиваясь в прыжке от столбов, поддерживающих навесы, но выбраться за пределы трибун не могли. Ткань тента была слишком слаба для них, а зацепиться за край и вымахнуть наружу никак не удавалось. Первой это поняла темная эльфь и, оставив бесплодные попытки, направила своего зверя в зев одного из переходов. Делать нечего, пришлось нырять следом. Изумленный гвалт главного поля остался позади, затихая с каждым прыжком моего скакуна. Впереди виднелся выход. Хорошо хоть не в конюшни, а на одну из малых арен.

Удача нам не улыбнулась, потому что на арене этой, словно для контраста, соревновались зеленые гоблины верхом на поросятах. И те, и другие для разнообразия были раскрашены во все цвета радуги психоделическими узорами. Об их количестве лучше и не говорить – волны гоблинов на море поросят. Они просто фонтанами разлетались из-под лап гекопардов, пока те не вырвались на оперативный простор. А визгу было вчетверо больше, чем в предыдущем случае.

К сожалению, и тут кровля была устроена так же, как на главном поле. Мы нырнули в очередной переход. Кто-то в нем шарахался и пытался залечь, так что большую часть пути звери проделали по потолку. Приближалась следующая арена.

Едва ли не зажмурившись, я ждал худшего. Только бы не беговые слоны! Затопчут ведь. Или, того хуже, панцирные слизни. На такой скорости гекопард пройдет насквозь через пару-другую этих созданий, не заметив хрупкого панциря. Может быть, Хирре купание в слизи и пойдет на пользу – остынет малость, но лично мне что-то не хотелось проверять это за компанию.

На сей раз судьба вняла моим мольбам. Это оказалась как раз арена для гекопардов, к тому же совершенно пустая – исполинская корзина, сплетенная из редких металлических прутьев и сужающаяся кверху до небольшого, ярдов пятьдесят, отверстия. Обычно и оно бывает перекрыто сеткой, но сейчас, для чистки или за иной надобностью, крышку сняли.

Звери в несколько прыжков достигли выхода – и вот мы на свободе! Растопырив лапы, плашмя, чтобы не прорвать тент, гекопарды съехали до края трибун и уже увереннее перебрались на внешнюю стену. Спустя пару секунд их лапы глухо ударили в мостовую между шестым и седьмым главными входами.

– Куда теперь? – крикнул я высокородной.

– К воротам Уходящей Печали! – отозвалась эльфь, разворачивая свою «Белую».

К Печальным так к Печальным. Ей лучше знать дорогу к замку владетельного папочки. На наших зверях досмотр проблемы не составит, это легально я пошел бы из Анарисса через Торговые…

Гекопарды и в городе не особенно церемонились при выборе пути. Дома ниже трех этажей преодолевались в пару прыжков, а когда застройка пошла ровнее, мы и вовсе перебрались на крыши. Так что городскую стену я, можно считать, и не заметил. Просто с одного из домов звери длинным прыжком перенеслись на кровлю сторожевой башенки, а дальше – несколько секунд пути вертикально вниз, прыжок, и Анарисс начинает удаляться скачками где-то за спиной.

Тревогу никто объявить не озаботился, ибо время не военное. Да и вообще городскую стражу можно понять – если у кого-то хватает денег на то, чтобы покинуть город столь оригинальным способом, то он может позволить себе любые причуды. Таким не следует надоедать…

Оказалось, что по кронам деревьев гекопарды способны передвигаться не хуже, чем по плотным поверхностям. Наверное, дело было в скорости – так болотные ящерицы бегают по воде. По крайней мере, больше прыжков и переворотов не было. Неровный ковер верхушек леса стелился под лапы скакунам. Я слегка расслабился и откинулся назад…

Внезапно Хирра, не сбавляя аллюра, завозилась на седле, распутывая сверток, перекинутый из-за плеча. Плащ вырвался у нее из рук и черным лоскутом унесся куда-то назад и вниз. Освобожденный Меч Повторной Жизни сверкнул на солнце гранями клинка, обновленного вчерашним ритуалом. Серокожая подняла реликвию как можно выше, разбрасывая зайчики отражений по скалам и кронам, и широким размахом опустила, сделав полный круг. Петля синего сияния, мерцая, осталась позади.

Теперь темноэльфийская дива неслась во весь опор, держа Меч горизонтально и всем телом отклонившись в противоположную сторону. Волнистая полоса голубого свечения стелилась за клинком параллельно рельефу. От неожиданности я онемел. Но эльфь сама, не дожидаясь вопроса, прокричала, когда изгиб холма сблизил наших скакунов:

– Он не пил ветра три тысячи лет! Пусть насытится вволю!

А скальные пики с замками Властителей приближались от горизонта, словно прыжками, быстрее и быстрее. Овраги, то и дело прорезающие бешено несущуюся зелень под нами, становились все глубже. И все больше похожи на пропасти. Звери уже не могли преодолеть их в два-три прыжка, как раньше.

Один из пиков рос быстрее и становился все внушительнее, занимая уже четверть горизонта впереди. Судя по всему, нашей целью было сверкающее сооружение из черного камня и металла текучей формы, вцепившееся когтями фундамента в плоть скалы и царапающее небо перепончатыми крыльями башен. Облаков не было, а то они плескались бы у его стен, как море.

Спуск в очередную пропасть как-то незаметно перешел в подъем к черному замку. Почти вертикальную скальную стену гекопарды брали даже легче, чем древесные кроны. Это их стихия – звери-то горные. Вскоре мы были под самыми стенами замка, со стороны, противоположной главному входу. В вышине над нами выступали обзорная галерея и причал для воздушных кораблей.

Остановились, переводя дух. Хирра опять приладила Меч Повторной Жизни в ременную сбрую за спиной. Я проверил стрелометы и пачки боекомплекта – не вылетело ли что-нибудь во время безумной скачки. От быстрой смены давления шумело в висках.

Надо бы уточнить диспозицию перед решающим броском. Кое-какая заготовка для нее у меня имелась.

– Спрячься у себя. Переоденешься, в конце концов. Там тебя искать никто не додумается. А я попробую переговорить с твоим отцом. Сумеешь пробраться в свои покои незамеченной?

– Конечно. Слуг нет, а завесы настроены на меня так же, как и на него, – пока высокородная не возражала.

– Тогда дай стреломет.

Она без колебаний протянула мне оружие.

– Хочу иметь побольше аргументов при разговоре с Владетельным… – пояснил я извиняющимся тоном.

– Не поможет, – печально покачала головой Хирра. – Отец либо станет говорить с тобой, либо нет. Сколько бы стволов ему ни угрожало.

– Тогда оставь себе, – я отвел ее руку с четырехствольником. – Спокойнее буду.

Она хотела что-то сказать, но передумала. Развернула гекопарда и в несколько прыжков взвилась по стене до одной ей известного окна.

А мне теперь предстояло в одиночку штурмовать замок с парадного входа. Ладно, шанс перезарядить стрелометы у меня так или иначе оставался. И еще имелся Лансов одноствольник без рукояти.

Словно белка по стволу, мой рыжий гекопард обежал скальное основание замка и вымахнул на подъемный мост. Еще пара прыжков, и прямо передо мной выросли высокие и узкие ворота. Стучать не понадобилось – створки и без того уже медленно открывались.

Откуда-то из-под сводов надвратной башни торжественно прогремело:

– Кто ты и что ищешь в замке Стийорр?

– Ищу хозяина. А кто я – решать ему.

Сразу раскрывать все карты не стоит. Лучше иметь дело с внутренними охранными системами замка, чем с противоосадными устройствами. Пусть сначала пригласят войти.

– По какому поводу тебе понадобился Властитель?

– По делу его дочери.

– За телом выслан фамильный катафалк. Полиции больше нет до нее дела.

– Тела нет в участке. И незачем посылать катафалк за живой.

Тон гремящего голоса разительно изменился:

– Проходи. Прямо, вверх по большой лестнице, направо. Дверь, открытая в коридор, – одиннадцатая Коллекционная.

Оставалось следовать указанному маршруту. Гекопарда я догадался привязать у ворот к удобному столбу. Зверь тут же запрыгнул на стену и прикорнул на ней, изогнувшись наискось. До меня, кстати, как никогда вовремя дошло, что раз это замок Стийорр, то владетельный папочка и есть один из тринадцати, правящих Анариссом.

Спустя пяток минут я пожалел, что оставил скакуна внизу. Коридор все длился, огибая замок, а открытой двери видно не было. Более того, мне казалось, что по мере моего продвижения замок проворачивается подо мной назад. Солнце не меняло своего положения в стрельчатых окнах.

Наконец, одна из арок напротив очередного окна оказалась не замкнута наглухо створками дверей из черного дерева. Зал с добрую четверть площади был обрамлен бесчисленными стеллажами до самого потолка с узкими просветами между ними. В паре последних проемов были прорублены высокие окна, выходящие во внутренний двор или световой колодец. Кроме изящной кованой стремянки на шаровых катках, в комнате была лишь пара кресел. В одном из них и находился хозяин замка.

При дневном свете сидящий Ночной Властитель не казался меньше ростом или менее страшен. Шаг за шагом я терял всю свою решимость. Но отступать было не просто некуда. Любая уступка вела в никуда.

Мне сесть высокородный, само собой, не предложил, но сам воздвигся во все свои семь футов спокойного превосходства.

– Лейтенант, если не ошибаюсь?

– Ошибаешься, – мои перчатки полетели на пол.

– Кто же тогда? Уж не Собачий Глаз Пойнтер же! – Властитель еще шутить изволили.

– Именно Пойнтер, только уже не Собачий Глаз, – я снял шлем и пригладил мокрый от пота ежик волос. – Как видишь, Меч Повторной Жизни работает.

– Вижу.

Чем хороши эльфы, так это полнейшей непробиваемостью. Секунды не прошло, как сориентировался:

– Моя дочь действительно жива?

– Не изволь беспокоиться. Меня только краем зацепило, а ей полной мерой досталось. Живехонька.

Раскрывать нынешние настроения его дочурки я не стал. Неизвестно, как разговор кончится. Пусть у нее лишний шанс будет, чтобы хоть не сразу охоту на отступницу объявили.

На сей раз высокородный задумался надолго. Секунды на три. Затем кивнул мне, соглашаясь:

– Ты выполнил условия, Охотник. Где Хирра?

Вот как запел. И ведь теперь сдержит слово, даже когда получит доченьку свою драгоценную. Потому что я доказал. Подтвердил, так сказать, статус. Потому и разговор другой пошел.

Да только и я теперь другой.

– Э, нет. Не хочу быть ни Охотником, ни Добычей. И сейчас условия буду ставить я.

– Какие? – Тратить время на формальности типа возмущения Ночной Властитель не стал.

– Полное прекращение деятельности и роспуск Охотничьего Клуба. На явке с повинной не настаиваю!

Выговорив последнее, я усмехнулся. И зачем-то нахлобучил шлем обратно. Наверное, чтобы не быть оглушенным волной тоски и сожаления, исходящей от его ответных слов.

– Невозможно. Проси другого.

– Это твое последнее слово? – Стрелометы выпорхнули из наплечной сбруи мне в руки.

– Последнее, – печально покачал головой темный эльф. – Существование Охотничьего Клуба важнее моей жизни.

Он отступил в тень и растаял, на мгновение став плоским силуэтом. Я тут же крутанулся на месте, озираясь. Только это и спасло меня от трех стрел, прилетевших с разных сторон почти одновременно.

Болотные умруны! У папаши та же склонность к зазубренным болтам, что и у дочки. Наследственность, видно.

Подняв стволы своих стрелометов почти до плеч, я медленно закружил по залу, словно в танце с невидимым партнером. Невидимке приходилось туго, поскольку через каждые несколько шагов надо было еще и резко прыгать в сторону. Еще пара стрел звякнула о Лансову кирасу – я вовремя присел на очередном повороте.

Вечно так продолжаться не могло. Рано или поздно темноэльфийский властитель просчитает алгоритм уклонения и подловит меня. Надо было использовать свой шанс.

Я не стал ждать, гадая, откуда он появится в следующий раз, как игрок в «Гоблина в норе», а просто с максимальной скоростью опорожнил по всем темным уголкам обе дюжины стволов пары полицейских штурмовых стрелометов. На таком расстоянии пучки надсеченных плоских игл разошлись нешироко.

Из пяти мест одновременно послышался глухой дробный удар и стон, из трех почти синхронно выпали полупрозрачные тени, изрешеченные иглами. Спустя секунду две из них истаяли, а одна уплотнилась и обрела реальность.

Отбросив полицейские поливалки, я вытащил Лансов запасной слипган. Всего один ствол, но сейчас, если что, этого хватит. И осторожно-осторожно, по дуге справа налево, стал приближаться к упавшему.

Можно было не беспокоиться. Под конец высокородный перехитрил сам себя, собрав в тенях почти весь урожай шоковых дротиков. Казалось, что он с головы до пят пророс стальной щетиной. Многие иглы обломились по насечке, но еще больше, наверное, сломалось уже внутри, разбившись о кости. Любое другое живое существо было бы трижды мертво от подобных ран.

Этот же оставался жив и все еще способен прикончить меня. Но почему-то предпочел опустить излюбленный в его семействе вороненый шестиствольник. Совсем не бросил, однако обозначил некоторое нежелание пускать в ход чудовищный стреломет.

И на том спасибо. Правда, приближался я к нему все равно под прямым углом справа, чтобы было труднее довернуть стволы в мою сторону.

Опираясь плечами о стену, владетельный эльф полулежал на драгоценном ковре, который медленно набухал багровым. С трудом повернув голову – струйки крови от игл, пробивших скулы, терялись в усах и бородке, – умирающий Властитель сам обратился ко мне.

– Прошу об одном. Не убивай мою дочь… вот так… – Хрип прерывал его фразы кровавыми пузырями.

– Я вообще не намерен убивать ее. За ее жизнь слишком дорого заплачено, – хотя бы это я мог ему обещать.

Темный эльф вздохнул с облегчением, насколько ему позволили надсеченные иглы в легких. И, видимо из благодарности, решил поделиться напоследок:

– Охотничий Клуб создал я. В день, когда Хирра появилась на свет и цветок ее судьбы раскрылся… – Теперь он говорил быстро, не обращая внимания на кровь, бегущую из углов рта. – Когда она стала подростком, дело уже набрало обороты. Я испытывал дочь в полную силу, не удерживая руки, но она трижды ускользнула от гибели и получила право на Охоту. Смерть была для нее единственной альтернативой.

– Но зачем? – Такой оригинальный вариант родительской любви у меня в голове как-то не укладывался. Даже для темных эльфов.

– Вы, люди, подвержены лишь болезням тела и разума, но при этом имеете наглость именовать себя душевнобольными. Мы, Инорожденные, свободны от болезней тела – их заменяют нам умственные хвори. Поэтому легкое сумасшествие эльфа так же обычно, как ваш насморк. Но лишь мы знаем по-настоящему, что такое нездоровье души. Сколиоз судьбы, несварение реальности, злокачественная опухоль истины. Хирра абсолютно нормальна психически, умна и талантлива. Здоровая девочка. Но душевно… Единственным способом сохранить ее и держать хоть в каких-то рамках был Охотничий Клуб. Иначе еще до совершеннолетия она вырезала бы весь город, не говоря уже о родичах. Оттого-то в доме и нет слуг. Таких, как она, принято убивать прежде, чем они утопят в крови целый мир. Но я не смог. Других детей у меня уже нет и никогда больше не будет. А моя последняя дочь больна Волчьей Жаждой. Неизлечимо, с рождения.

– Уже нет, – мне все стало ясно, но ничуть не полегчало.

– Что?

– Меч Повторной Жизни исцелил ее полностью. «Рестаурато санем альтире».

Смысла играть больше не было. Я уже никого не спасаю, скрывая правду.

– Сейчас Хирра в своих покоях. Переодевается, блеск наводит. Что там еще хорошие девочки делают в такой ситуации… А об убийствах больше и думать не хочет. Это вообще была ее идея – закрыть Охотничий Клуб…

Ирония происходящего дошла до нас обоих. У высокородного впервые не нашлось что ответить. А я лишь невесело усмехнулся:

– Победившие Боги достали тебя. Но ты хотя бы можешь умереть счастливым. Если вам, Инорожденным, такое доступно.

– Доступно, – выдохнул он, закрывая глаза. Вдоха не последовало.

Демоны всего негодного! Что умел владетельный папенька, так это оставлять за собой последнее слово.

По коридору я тащился, волоча кирасу и стрелометы за ремни в опущенных руках. Было как-то все равно, что скрежет и грохот металла разгоняют тишину по темным углам, из которых больше никогда не выступит тенью хозяин замка.

Еще вчера мне было бы не просто все равно, а даже приятно отправить за Последнюю Завесу любого владетельного. Особенно этого. А теперь… Не будь мы теми, кем сделала нас судьба, могли бы… пусть не стать друзьями, но, по крайней мере, уважать друг друга.

Безумие! С позавчерашнего утра я только и делаю, что убиваю тех, с кем мог бы провести рядом всю жизнь, не опасаясь удара в спину. Разве что слишком грубой шутки, как в случае с Лансом. Такие разные и соединенные лишь смертью от моей руки, да еще виной перед теми, кто им доверял, теперь оба они, Высокородный и Ланс, ответили за свое. Расплатились сполна. И не мне их судить.

Только один раз из трех я сумел повернуть судьбу обратно, исправив даже больше, чем хотел. Хирра. Кто мы теперь друг другу, после того, как я освободил ее от всего, что составляло ее прежнюю жизнь? Клятва ведь уже исполнена…

О нет, лишь наполовину. Остается еще сам Охотничий Клуб, существование которого теперь не только опасно, но и совершенно бессмысленно. И наша с ней расплата – покончить с этой химерой, лишенной головы, но от того не менее жуткой. Смерть отца высокородной при всей ее случайности и ненужности означает начало, объявление войны. Вот только захочет ли моя черная тварь, ночная погибель, темноэльфийская дива иметь со мной дело после этой смерти…

Хирра ждала меня у парадной лестницы замка. Не с Мечом Повторной Жизни, чтобы заплатить судьбе моей жизнью за возвращение отцовской, не вооруженная до зубов ради мщения – лишь с моим стрелометом рукоятью вниз в опущенной руке. И не клятва удерживала ее, а переродившаяся заново душа.

Она переоделась в собственное – серо-серебристые брюки, расширяющиеся от бедра, и того же цвета рубашку с широкими от самого плеча рукавами. Смыла «ведьмины сливки», заклятием восстановила длину волос. Стала как-то проще и в то же время еще точней и отточеннее…

Все эти детали я отмечал, чтобы подольше оттянуть неминуемый момент, когда надо будет что-то сказать. Что?

Одно было ясно. О том, что Охотничий Клуб существовал ради нее одной, Хирра узнать не должна. А значит, и о том, что ее отец умер по ошибке, из-за стечения обстоятельств – тоже.

Выбора не оставалось. Я тщательно подобрал слова, чтобы не искалечить ее новорожденную совесть:

– Он не стал разговаривать. Я не смог сохранить ему жизнь.

В ответ я ожидал всего – проклятий, холодного презрения, стрелы в глотку. Только не этого. Не того, что темная эльфь высоких кровей, отца которой я убил полчаса назад, молча ткнется мне в грудь лицом, как обычная девчонка.

Для того чтобы тихо расплакаться мне в плечо, ей пришлось упасть на колени.