Текст книги "Комендант острова Солнечный и другие"

Всеволод Воробьёв
Комендант острова Солнечный и другие

Желание написать книгу на такую, непривычную для данного автора тематику, появилось у него много лет назад, когда в стране стали оголтело охаивать всё то, что было связано с понятием социализм. Но взяться за неё никак не удавалось, отвлекали более близкие и желанные автору темы.

И хотя он не фанатичный сторонник именно этой системы мироустройства, в молодые годы ему волею судьбы довелось немало лет подряд поработать в одном интересном детском летнем оздоровительном лагере, где принципы социалистического воспитания молодого поколения были направлены на привитие детям только самых лучших человеческих качеств.

Речь в книге пойдёт о работе конкретного детского лагеря, созданного в шестидесятых годах прошлого столетия Домом пионеров Выборгского района г. Ленинграда. В ней автор вспоминает конкретных людей, с которыми ему довелось работать, все перипетии его становления, расцвета и спада в годы предшествующие перестройке.

Иногда в разговорах с друзьями автор признаётся, что в жизни ему везло на встречи с хорошими людьми, с которыми он знакомился в разные периоды своей жизни. И добавляет при этом, что главные всё-таки происходили в период его работы именно в том детском лагере, о котором он теперь старается вспомнить в данной книге.

Книга эта – автобиографическая, но не сугубо документальная. Автор изменил имя и фамилию главного героя и некоторых персонажей, для удобства повествования нарушил хронологию некоторых событий, позволил сделать небольшие дорисовки. Книга – о том, как после очень сложного периода в жизни, молодой человек сумел найти себя, свой правильный путь и верный азимут. «В лагере туристском на Вуоксе я нашёл свой самый верный путь» – напишет он потом в одном из своих стихотворений.

Толчком к началу работы над книгой послужил забавный случай – сон, приснившийся автору и описанный в прологе.

За помощь в подготовке рукописи, предоставлении своих воспоминаний и фотографий автор выражает благодарность:

– Виктории Николаевне Пречистинской и Елене Зябликовой

Пролог

Втроём они шли из Барышево, куда их подбросил на моторке знакомый рыбак, предупредив, что обратно он поедет не скоро и назад, в свой лагерь, им придётся топать пёхом. Но это их не огорчило. Главное, что они успели в магазин до его закрытия на дневной перерыв, а он в сельмагах бывает долгий.

И теперь они возвращались, не спеша, и, как доказательство их успеха, пяток бутылок жигулёвского пива брякали теперь в холщёвой сумке, которую нёс молодой учитель, а сейчас руководитель туристской школьной группы Мишка Герцовский. Это были последние, снятые с полки и уже запылившиеся бутылки, наверняка старого привоза, поскольку местный сельский люд относился к пиву весьма прохладно. Зато хлеб, купленный там же и путешествующий в рюкзаке завхоза Мишкиной группы – длинношеего и длинноногого девятиклассника Володьки, был на удивление свежим и душистым.

Главным в этой троице явно был шедший чуть впереди, на вид ещё моложавый, но уже с заметной сединой в волосах, начальник туристского лагеря, находящегося неподалёку, куда и направлялись путники. Его они почтительно называли Владиславом Васильевичем. Лишь он один выступал налегке, поскольку все его покупки в магазине ограничились парой пачек дешёвых болгарских сигарет без фильтра.

Главной их покупкой являлось, конечно, пиво. Но оно не было самоцелью, а входило важной составляющей в вечернюю программу, где предполагался костёр для сотрудников лагеря по поводу открытия очередного лагерного сезона, и где гвоздём программы предполагалась копчёная рыба. Сейчас она просаливалась в большом алюминиевом котле, заботливо укрытом лапником под скатом палатки начальника.

Рыба, конечно, была не ахти: пяток средних подлещиков, несколько таких же окуней и самым престижным – килограммовый судачёк. Но всё это, закопченное в новой коптильне из нержавейки, которую недавно подарили Владиславу друзья, в сочетании с пивом и тем, что привезли с собой из города руководители групп, должно было обеспечить славный вечерок у костра.

Их лагерь находился на дальнем конце длинного и узкого острова, соединённого с материком небольшим мостом, и путь к нему проходил через территорию другого детского лагеря. Раньше – почти туристского, где начинал когда-то Владислав свою «карьеру» инструктора туризма, а сейчас расстраивающегося и постепенно превращающегося в обычный пионерский. Его можно было и обойти, двигаясь вдоль воды и прикрываясь высоким береговым откосом, но тропы там практически не существовало, а рисковать важной ношей, оскальзываясь на скользких береговых камнях, не хотелось. Да и не пристало Владиславу, корифею этого острова, имеющему к тому же важный титул, отклоняться от привычного за многие годы пути.

Ещё до входа в ЛКПА[1]1
  аббревиатура – лагерь комсомольско-пионерского актива.


[Закрыть] его внимание привлёк странный предмет, валяющийся в кустах чуть в стороне от дороги и которого уже начинала прикрывать молодая июньская трава. Предмет что-то напоминал, и Влад вытащил его из кустов. Им оказалась интересная конструкция, похожая на часть миниатюрной тракторной гусеницы, где небольшие деревянные бруски через парные просверленные отверстия соединялись капроновым шнуром. Остановившись, все трое с удивлением рассматривали необычный предмет, и вдруг Мишка сказал:

– А я знаю, что это такое, видел у одного знакомого автомобилиста.

– И что же это? – заинтересованно спросил Владислав, приобщённый недавно к этому славному племени покупкой старенького «Запорожца».

– Это антибуксировочная лента – с гордым видом ответил Герцовский, будто рекламируя своё изобретение – Забуксуешь где-нибудь в глинистой колее, подсовывай её под колёса и выезжай потихоньку, перекладывая вперёд. Только лучше, когда их две – закончил он.

Владислав, любитель колесить на своём «броневике»[2]2
  шутливое народное название автомобиля Запорожец.


[Закрыть] по самым разбитым сельским дорогам и не раз, посадив жену за руль, выталкивающий свой по счастью лёгкий автомобильчик из грязи, сразу оценил достоинство этой находки. «Вторую, по образцу не трудно будет сделать» – подумал он, скручивая ленту и пристраивая её подмышку правой руки, которую он всё время старался держать в кармане куртки.

В хорошем настроении троица продолжила путь и уже вступила на территорию, хотя до сих пор и не огороженного, но такого до боли знакомого Владу лагеря, когда-то Его лагеря. Он явно не был ещё открыт. Не слышалось весёлого ребячьего галдежа, вместо него доносился звук работающей бензопилы, где-то стучал молоток, забивающий гвоздь. Владислав с удивлением отметил, как разросся строениями когда-то чисто палаточный лагерь. Тут-то и произошёл инцидент.

Он только начал рассказывать своим спутникам, что вот, за этим большим валуном когда-то стояла его первая палатка, как от спортивной площадки, сверкающей свежеокрашенными волейбольными стойками, к ним быстрыми шагами направился человек, совсем не рабочей внешности. «Наверняка начальство» – успел подумать Влад, когда подошедший неприязненно заговорил, косясь на то, что он держал подмышкой:

– И чего вы тут шляетесь, чего подбираете? Но Владу трудно было сбить хорошее настроение, укрепившееся в нём от находки. Сочинив на лице добродушную усмешку, он каким-то даже ласковым голосом ответил:

– Уважаемый, с незнакомыми для вас людьми можно было бы начать разговор и повежливей. И, жестом руки не дав ему вступить в спор, продолжил:

– Мы не шляемся, а идём на свою территорию, а нейтрального коридора тут пока не предусмотрено. А то, что мы это подобрали – он ткнул левой рукой в находку – Вы правы, но не на вашей земле, уж поверьте! На лице его собеседника мелькнула догадка, и он подкрепил её фразой-вопросом, но в той же неприветливой манере:

– Так вы оттуда? – и он махнул рукой в дальний конец острова.

– Да, представьте себе, оттуда – опережая своего начальника, вступил в разговор Герцовский.

По всей вероятности тот человек знал о существовании второго лагеря на конце острова, но ему, видимо, хотелось бы быть полновластным его хозяином. Снизив голос до бормотания, но всё же так, чтобы его услышали, он пробурчал что-то вроде: – Понаехали тут всякие, не было печали – и хотел, было, повернуть назад, но Влад остановил его неожиданным вопросом:

– А вы хотя бы знаете, с кем имеете честь разговаривать?

– Ну, и с кем же? – нарочито растягивая слова, спросил он.

– Да сущий пустячок – улыбаясь, ответил Влад – Я комендант этого острова.

Не проронив больше ни слова, незнакомец быстро стал удаляться, но, отойдя с десяток шагов, обернулся к всё ещё стоящей троице и покрутил прижатым к виску указательным пальцем. Владислав поднял кверху левую руку, словно стараясь остановить его или ответить, но так и не разжал губ.

И вдруг весельчак Мишка Герцовский и его длинноногий завхоз Володька с удивлением заметили, что глаза их начальника как-то потеплели, и что, хотя они направлены были в сторону удалявшегося человека, видит он, кажется, совсем не его, а что-то для них неизвестное, но бережно хранимое им в памяти…

Молча, они тронулись дальше, и прошли, не произнося ни слова, минут пять. То удивительное выражение в глазах Владислава схлынуло. Он хотел, было, прокомментировать «выросший» из-за пригорка, как гриб, новенький ещё не покрашенный и потому такой светленький домик, как тот вдруг «поплыл» у него в глазах. Зажатая подмышкой скатка найденной ленты стала почему-то причинять боль в плече. Он потянулся левой рукой, чтобы её поправить, но она куда-то исчезла, а весёленький деревянный домик стал разделяться на две горизонтальные половины. И весь пейзаж с соснами, бугром и валунами на нём начал так же расползаться в стороны и темнеть, зато полоса разделения немного расширилась и посветлела, стирая внутри все детали дома и местности. Пытаясь стряхнуть наваждение, он резко дёрнулся всем телом, и тут сознание подсказало, что он лежит на правом боку в своей постели, от неудобного положения затекла рука, а светлая полоса – это свет уличного освещения в окне, где с вечера не до конца были задёрнуты шторы.

– Чёрт побери – ругнулся он про себя – Так что, это всё ему приснилось? И Мишка Герцовский, и пиво, и лента, и этот нахальный мужик, придравшийся к ним… И я, вроде, что-то ему сказал такое, что он принял меня за шизика. Ну да, я же представился ему комендантом. Но ведь не соврал! Мне же действительно когда-то очень давно присвоили это звание. Да, да – именно звание, а не должность. Он чуть повернулся и улёгся поудобнее, почувствовав, что руке сразу стало лучше. – Надо же, лента эта приснилась! Но ведь она тоже была, только позже, когда он колесил уже по Карелии на Фольксвагене, пройдя до этого все Запорожцы. Да и вообще – так или почти так всё и было в той далёкой жизни, о которой он вспоминал очень редко. И почему это приснилось теперь и так остро и отчётливо? Сейчас у нас что? Пошёл 2015 год, а то, приснившееся, происходило в 60–70 годах прошлого века.

Ничего себе – 40 с лишним лет, и так отчётливо вспомнилось во сне… А с чего же это всё тогда началось?

Он взглянул на окно ещё раз. Уличный свет пока не гасили, значит, и времени немного. Важных дел на сегодняшний день не предвиделось, можно ещё часок-другой поваляться, используя главную привилегию пенсионера.

Он повернулся на левый бок лицом к стене и закрыл глаза. И сразу, будто только и ожидая этого, в голове, как в калейдоскопе, замелькали видения, выстраиваясь в обратном порядке: лагерь ГОРДЭТС[3]3
  городская детская экскурсионно-туристская станция.


[Закрыть], Герцовский, Дорошенко, ещё какие-то инструкторы, Дворец пионеров Выборгского района с его собственным кабинетом и директором Колодезниковым, победный туристский слёт и много летних сезонов в лагере Выборжец на острове Солнечном. А память бежала всё дальше: – первый год работы в Лосево, Игорь Юрьевич Чаплыгин и ещё много интересных людей и хороших друзей… Подумалось: – Заснуть бы сейчас и увидеть всё с самого начала… Но сон не шёл, так – полудрёма, в которой прозвучал звонок в квартиру.

Он дёрнулся, было, чтобы встать и открыть дверь, но тут же понял, что всё-таки уснул на момент, а звонок – совсем не тот, что стоял «на вооружении» в этой квартире, это был звонок из Далекого Прошлого, прозвучавший тогда в их старом доме на Свердловской набережной. Да, он хорошо помнил тот звонок, всколыхнувший всю его жизнь… Но ведь было что-то и до звонка, только об этом он не любил вспоминать, но и забыть был не в силах.

Поёрзав в постели, чтобы выбрать самую удобную позу, он всё-таки позволил себе мысленно вернуться на несколько десятилетий назад…

Часть первая
Верный азимут

Влад

Книга оказалась на редкость не интересной. Уже через пару десятков страниц Владу стало ясно, что красавец, балагур, но неважный производственник Колька скоро переметнётся от классной малярихи и бригадирши Зины, всё время перевыполняющей план, но неказистой на вид, к учётчице Клавке, не последней в деле закрытия рабочих нарядов и имеющей к тому же «аппетитную» попку. Владиславу в этой связи вспомнилась даже армейская присказка – «Подальше от начальства, поближе к кухне…» А потом наверняка ещё страниц полтораста этот молодой советский писатель, но уже лауреат каких-то конкурсов, будет морально перевоспитывать Кольку, пока не сделает из него Героя труда.

Читать дальше не хотелось. Но чтение – это пока почти единственное занятие, какое он мог себе позволить. Вернее – с чем мог справиться при помощи одной здоровой левой руки и покалеченной правой. Взяв карандаш и лист бумаги, вновь, в который раз принялся за «урок» письма левой рукой. Буквы получались кривые, а строчки расползались. – То ли дело ложка или вилка – усмехнулся он. С этими инструментами он освоился ещё в больнице. А потом, если вспомнить старинный этикет, то вилку и полагается держать в левой руке, помогая себе ножом, который держит правая. Но без ножа он пока обходился.

Зло сверкнув глазами на свои каракули, сунул карандаш между негнущимися пальцами правой руки. Медленно и с трудом написал: – я дурак. Вышло даже красивее, чем левой, но от напряжения сразу заныла вся кисть. Пришлось идти на кухню и подставить руку под струю холодной воды. Это всегда помогало. Журчанье воды в кране вызвало ассоциацию, и выплыла подленькая мыслишка – а не налить ли стопку… Он точно знал, что в буфете стоит недопитая какими-то гостями бутылка. Но тут же представил укоризненный взгляд матери. Это сейчас он дома один, но скоро она вернётся и наверняка почувствует запах. Зачем портить ей настроение. Тем более, что последние выходные оно у неё и так подпорчено репертуаром, навязанным их народному хору при Выборгском Доме культуры, где она давно занимается и даже солистка. Он вспомнил, как, придя в прошлое воскресенье с репетиции, мать рассказывала с негодованием, что их заставляют исполнять какую-то «промышленную» сюиту современного композитора, и даже с юмором спела ему пару строк из неё: – «Где бетонный перепад, перепад – там турбины зашумят, зашумят…»

А вообще-то этот Дом культуры давно был любимым местом досуга и отдыха для всей их семьи. Сестра занималась в молодёжном ансамбле «Юность», и сам он давно ли ходил туда, в студию художественного слова, а в другом коллективе пел. Так посоветовал ему после войны логопед, лечивший его от заикания, полученного в годы войны из-за стрессов. – Пойти и мне что ли опять куда-нибудь попеть – тоскливо подумал он. Но уж очень не хотелось демонстрировать на людях свою покалеченную руку.

Сознание лениво отметило отсутствие в доме жены, но и это объяснялось. Устав от его хандры и мелких беспричинных придирок, она всё чаще уходила к каким-то подругам. И от него…

И к этому, и ко всему другому он, конечно, привыкнет – потом… И перестанет стесняться руки, и, может быть, избавится от хандры, но сейчас… Хотя прошёл уже год и даже с лишним, но как всё в памяти живо…

Тогда, после не такой уж трудной, но опасной воинской службы, после года работы на Кольском полуострове, где строил он по комсомольской путёвке советский город Заполярный, и из которого, не достроив, пришлось уехать с некоторыми осложнениями; после найденной с подачи Генки Москвичева Северной геологической экспедиции, вернувшей его снова к полюбившемуся Северу, после отработанного первого полевого сезона простым топорабочим, и окончания зимних курсов радиометристов-операторов – всё было так хорошо! И второй сезон – в составе того же поискового отряда, с тем же начальником и с теми же друзьями, но уже с радиометром на шее и со статусом младшего техника-радиометриста – начался в красивой лесной Карелии, в богатой рыбными озёрами погранзоне – начался прекрасно…

А потом этот зловещий, перечеркнувший все достижения и надежды, непростительный по своей глупости и неожиданности ружейный выстрел…

После этого на какое-то время память давала сбой. Запечатлелась только череда медпунктов и больниц: в леспромхозовском посёлке и в Кандалакше, куда приехала за ним жена Рита, закрытое, как назло, на ремонт отделение полевой хирургии Военно-медицинской академии в Ленинграде, больница имени Мечникова, а потом всё же Военная академия и неутешительные слова военных медиков: – Поздно, если бы раньше к нам, если бы сразу… И беспокойные от боли ночи с наркотиками. Консультации у «светил», медкомиссия ВТЭК и инвалидность. И пенсия, как за травму на производстве…

С тоской и стыдом вспоминалось, как ему, пока забинтованная рука ещё висела у груди на повязке, сердобольные женщины в транспорте пытались уступить место. В ту пору после «чехословацких» событий в Ленинграде были не редкостью выписанные из госпиталя выздоравливающие солдаты срочной службы, а он по возрасту и внешнему виду почти не отличался от них.

Нет, нет, нет! Сколько раз он запрещал себе вспоминать об этом! Но иногда всё равно накатывало, хоть вой…

Он всё ещё стоял у раковины с мокрой рукой, ощущая, как она успокаивается, когда раздался звонок в дверь.

Посланец

Недовольный, что его оторвали пусть даже и от невесёлых воспоминаний, вытирая на ходу руку полотенцем, Влад пошёл открывать.

Стоящий на лестничной площадке молодой незнакомый парень, видимо, увидел недовольное выражение его лица, поскольку не сразу нашёл, что сказать. Был он, похоже, одного возраста с Владиславом, такого же роста, одет в походное, а на его голове, несколько необычный для этого времени года, был лихо одет не то лётный, не то танковый кожаный шлем.

– Ты Влад Воронов? – заканчивая паузу с разглядыванием друг друга, заговорил он.

– Ну, я – ответил тот, – а ты кто?

– А я Власов – он чуть помедлил – Леонид. Хорошее известие тебе привёз. Тебе и твоему другу Матвееву. Но к тебе мне просто ближе было заезжать. Он замолк, словно ожидая вопроса.

– И что за известие, от кого? – не особо дружелюбно спросил Влад.

– От егеря, Мишки-бороды, я сегодня у него на базе охотился. Так он просил передать, что нашёл ваши ружья.

И тут они по очереди заулыбались оба. Влад с удовольствием отметил, что у парня очень открытая приятная улыбка. А его известие просто класс. Он уже почти привык к мысли о безвозвратности потери, считая это очередным «подарочком» судьбы. Пару недель назад Жека Матвеев, самый главный друг, пытаясь хоть как-то отвлечь от мрачных мыслей, чуть ли не насильно затащил его на охоту. На их любимую с юности охотбазу, к егерю дяде Мише-бороде. И там, возвращаясь с утренней зорьки, по неловкости Влада из-за его больной руки они сделали на неустойчивом челне оверкиль, потопив ружья и кое-что из снаряжения. Взять Владу оружие настоял, конечно, Женька, заявив, что хватит ему валять дурака и пора брать в руки ружьё. Ведь указательный палец на его покалеченной руке вполне может нажимать на спусковой крючок. И в этом была большая доля правды и надежда, что когда-нибудь он сможет стрелять нормально.

Их тогда довольно быстро «спас» находившийся неподалёку на своем челне одиночный охотник. Глубина там оказалась небольшая, и они с Жекой по шею в воде могли стоять на разросшихся корнях водных растений. Подоспевший мужик сумел поставить на киль их перевёрнутый чёлн, откачать воду и помочь им забраться в него. Наспех попробовали пропёшками поискать ружья, но на ветру они с Жекой стали замерзать, и пришлось срочно ехать на базу.

Обсохнув и обогревшись всеми средствами, поехали с Мишей на большой лодке снова искать ружья, уже с «кошкой» и багром, но Женьке всё казалось, что они ищут не на том месте…

А завтра Матвееву нужно было на работу, и пришлось уехать. Егерь перед их отъездом всё «пытал» Жеку, чтобы он точнее вспомнил, где они стояли в тростнике на зорьке, как и в каком направлении выбирались из него и прочие подробности.

У Влада была тогда скромная ижевка, о которой можно было особо не сокрушаться. Зато у Жеки утонул недавно приобретённый шикарный Меркель, утрату которого он переживал сильно.

И всё-таки Мишка их нашёл, надо же! Влад за Матвеева радовался больше, чем за себя. И вдруг сообразил, что они всё ещё стоят на лестнице.

– Заходи в дом – радостно обратился он к Леониду, у меня даже по рюмке есть к такому радостному случаю. Но парень отказался, сказав, что ему сейчас нельзя и надо скорей ехать домой.

– Тогда я тебя провожу до трамвая, и вообще – запиши мой телефон и давай свой, если есть.

– Трамвай мне не нужен – загадочно улыбнулся тот, у меня свои колёса.

– «Москвич»? – ляпнул Влад наобум.

– Да какой Москвич, у меня колёс всего два, хочешь, пойдём, посмотришь.

Они спустились во двор, где к крыльцу был прислонён впервые увиденный Владом странный двухколёсный приземистый агрегат с широким передним щитком, немного напоминающий мотоцикл, но несвойственного для него светло-бежевого цвета.

– И что это за зверь? – спросил Владислав, что-то я такого ещё не видел.

– А его ещё почти никто не видел. Он опять улыбнулся. Слизали из-за «бугра», мотороллер называется, а марка – «Тула». Зверь хороший, харчей требует немного, устойчивый на ходу и грязи не боится. Купил по блату и не раскаиваюсь.

Они обменялись телефонами, и Власов уехал. У вернувшегося домой Влада долго не сходило с лица радостное выражение, как будто после долгого нелёгкого раздумья он нашёл очень важное для себя решение всех проблем. – К чему бы это, ещё подумал он… Ну, съездят они, конечно, в следующий выходной за ружьями, придётся, как подобает в таких делах, проставиться, значит, нужно у матери попросить деньжат. Не Женьке ведь одному тянуть такое дело. А парень, кажется, славный, охотник к тому же – подытожил он свои мысли… Может, и подружимся, надоело ему сидеть одному дома и переживать своё несчастье.