Текст книги "Комендант острова Солнечный и другие"

– И даже всё, что вы видите здесь – он сделал рукой широкий жест – сделано руками вовсе не квалифицированных наёмных рабочих – все эти палатки, пищеблок, эта линейка (взгляд в сторону Влада) всё возведено руками этих мальчишек из шестьдесят четвёртой школы-интерната нашего района (жест в сторону группы ребят). Эти юные герои, и у меня нет для них иного слова, в двухнедельный срок под руководством нашего нового инструктора Владислава Васильевича и нашего любимого кормильца Константина Павловича сделали всё, чтобы мы с сегодняшнего дня могли начать нормальную жизнь и полноценную работу лагеря. От себя лично и, я надеюсь, от всего коллектива лагеря, давайте, поблагодарим их аплодисментами! Он первым захлопал в ладоши, весь строй подхватил, какая-то из вожатых крикнула: – Молодцы! И её крик подхватило её окружение.

У Влада неожиданно защипало в горле, он поглядел на своих мальчишек, они тоже стояли смущённые. – Наверно, в интернате их едва ли когда-нибудь так хвалили – подумал он и заметил, что «Второй» и его окружение тоже сдержанно хлопают.

– Сейчас – продолжил Игорь – Вожатые вас разведут и поселят по палаткам, устраивайтесь, раскладывайтесь, а потом – он поглядел на часы – будет горн на обед, на первый наш лагерный обед и ради этого, я думаю, Константин Павлович с помощниками нам приготовит что-то вкусное. Сегодня у нас дежурит стройотряд, а в девять вечера, после ужина заступает на дежурство первый. Распорядок дня сегодня будет вывешен на стенде у штабной палатки, официальное открытие лагеря с подъёмом флага и праздничным вечерним костром – послезавтра. А пока – будем обживаться. В одиннадцать ноль-ноль педсовет в моей палатке. Лагерь – разойдись. Дежурный инструктор – ко мне.

Вторая половина дня пронеслась для Влада, как мгновение.

– Хорошо, что Игорь назначил нас дежурными – думал он – ведь мои ребята уже всё знают на пищеблоке, привыкли раздавать пищу из котла, мыть потом посуду, просто увеличилось количество едоков. А ну, как придётся новичкам… И тут он поймал себя на мысли, что думает: мой отряд, мои ребята, а ведь скоро они будут не его, к ним приехал их воспитатель знакомый по интернату. Так что теперь с ним они будут встречаться только на туристских занятиях и в походе, а тот будет ими руководить. Сумеет ли он с этим подружиться или хотя бы найти общий язык, на вид парень вроде ничего, Влад уже видел его в строю с пятёркой новоприбывших ребят.

Райкомовцы не стали дожидаться обеда, а посидев недолго в палатке начальника (поддавали – подумал Влад) отбыли восвояси, прихватив и Колодезникова, прилюдно не проронившего ни слова и лишь помахавшего на прощание рукой.

Когда отобедали дети и за стол сели взрослые и Влад тоже, он стал исподтишка наблюдать за ними, пытаясь познакомиться хотя бы визуально. Чаплыгин будто понял его, бегло представил их, хохотнув, что он-то фигура уже известная и добавил, что подробное знакомство будет на педсовете.

И снова были какие-то хлопоты, парень из интерната забрал теперь уже своих ребят из крайних палаток, где они жили вместе с Владом, и повёл их устраивать куда-то в дальний конец, поскольку их обозначили, как пятый отряд. А где же теперь буду жить я – подумал он и вдруг увидел, как один из инструкторов (из тех, что приехали с Валентином) тащит матрац куда-то за волейбольную площадку. Заинтересовавшись, он пошёл за ним и обнаружил там новое «строительство». Две палатки уже стояли на уложенных на камни деревянных щитах, а третью только начинали ставить. И тут он вспомнил, что сам складывал с ребятами в штабелёк за кухней такие же продолговатые щиты, не зная, для чего они предназначены. Вспомнил и рассказ Кэпа Володи, что инструкторы пользуются привилегией жить в персональных палатках.

И скоро ему быстро и весело соорудили такую же.

Подготовкой к ужину он практически почти не командовал, подключился тот воспитатель, которого звали Андрей. Они немного поговорили и, кажется, друг другу понравились.

Потом, после мытья посуды от ужина, у них принимала дежурство та самая, которая в строю кричала – молодцы. Но придирчиво осмотрела котлы, миски и ложки. И у неё в отряде имелось несколько «старичков», которые местные порядки знали и помнили.

На педсовете от усталости Влад «клевал носом» и не запомнил почти никаких имён. Его заинтересовала лишь черноволосая и немногословная женщина, немного старше остальных, которую Игорь представил, как своего заместителя по политико-воспитательной работе. Остальные почти все друг друга знали, за исключением ещё одного парня, инструктора из той тройки, что приехали с Валентином в торжественный момент, и двух девушек, вожатых отрядов, хотя те уже успели познакомиться с другими ещё в ДПШ. К таким относился и Андрей, единственный вожатый мужского рода, но ведь и отряд у него был мужской – одни интернатовские мальчишки. Так что представлять по сути дела Игорю пришлось лишь Влада и нового инструктора Николая, но оказалось, что он работал в самый первый год существования лагеря, а потом два лета его не отпускали с основной работы.

Замполит

Так её называли ребята-старички и так стали звать вскоре все, но не презрительно, а уважительно. Она удивительно легко и доверительно умела разговаривать, как с детьми, так и со взрослыми. С Владом она начала разговор на следующий же день, поведала, что знает в общих чертах его историю, спросила – какие он видит в своём положении главные трудности, но всё это без «сопливой» жалости, тактично и душевно. Звали её Мира Иогановна, работала она методистом в Доме пионеров, руководила районным пионерским штабом. Чем-то напоминала она Владу Колодезникова, и была, видимо, из тех, о ком говорят – работник от Бога, в данном случае, хотя и парадоксально, но она была пионерским работником от Бога.

Владу рассказали, что ребята из районного пионерского штаба, особенно девчонки, в ней души не чают. Это было видно и в лагере. Она умела, подкинув им идейку, повернуть так, как будто эта инициатива самих ребят. А идей было сколько угодно: каждый отряд имел своё название, командира, звеньевых, строевую песню и речёвку. Кроме общелагерной нарукавной эмблемы, которую все, включая взрослых, получали на вечере торжественного открытия лагеря, который проходил у костра, можно было придумывать и свои отрядные эмблемы и флажки. Отряды могли самостоятельно готовить любые выступления художественной самодеятельности для вечеров у костра, которые проводились по решению совета лагеря, в который входили представители всех отрядов.

Совет лагеря, куда входило, конечно, и всё руководство, был всё же для ребят возможностью решать почти все лагерные задачи и проблемы, кроме финансовых. Совет имел несколько подразделений, которые назывались комиссиями: хозяйственная, спортивная, культурно-массовая. За чистотой и порядком в палатках и на территории лагеря следила санитарная, выпуская ежедневный санитарный листок и выявляя грязнуль. Спортивная решала – какие проводить соревнования, какие организовывать секции, хозяйственная определяла вопросы дальнейшего оборудования и благоустройства лагеря и т. д.

Каждый из двадцати четырёх дней лагерной смены был заполнен интересными делами, спортом, туристскими занятиями, пешим тренировочным двухдневным походом, а в конце смены заключительным недельным пеше-водным. И почти всё это решал совет лагеря, направляемый почти незаметной, но мудрой рукой замполита.

Она всегда была желанной у костерка, где после отбоя собирались вожатые и инструкторы, чтобы поговорить о своих взрослых делах, послушать песни, исполняемые под гитару каким-нибудь инструктором.

Но это всё будет позже, потом. И подружатся они с Мирой потом, уже на другом месте. А что же было тогда, после открытия этого лагеря? Влад помнил только, что началась у него совсем не похожая на все предыдущие годы жизнь. Жизнь, где приходилось впитывать в себя чужие знания и отдавать свои, переосмысливать прежние понятия, менять само отношение к жизни и к людям.

Правда, жаль, что так быстро пробегали эти три счастливых летних месяца. Первую послелагерную осень и зиму он просидел дома, тренируя руку и осваивая новые для неё виды деятельности. На вторую, и это он помнил хорошо, приятель Генка Москвичёв подбил его к поездке в Сибирь на пушной промысел, дескать, всё равно сидишь дома и ничего не делаешь. А так – и ружьё быстрей заново освоишь, и физически закалишься, а может, и подзаработаем малость. Да, ещё была одна зима, когда он устроился на метизный склад, развешивал и отпускал покупателям болты и гайки. Работа была несложная даже для его рук, и к тому же он научился там гонять на электрическом автопогрузчике, ловко руля одной левой рукой. Кажется, уже тогда у него появилась мысль, что придёт время, и он сядет за руль собственного автомобиля.

Но всё это было – так, временные эпизоды, поскольку в мыслях у него был только лагерь и что ещё можно придумать, чтобы он стал лучше.

То далёкое Лосево

Здесь память почему-то «заклинивало». Тот, первый Лосевский год вспоминался только фрагментами, только самыми яркими кусками. Влад никак не мог вспомнить – находился лагерь при нём в Лосево один год или два, потому что весь этот период был пронизан у всех одной, засевшей в голове мыслью – надо менять место. Чаплыгину надоело отбиваться от санэпидемстанции за плохо оборудованный пищеблок и туалеты, что по причине отсутствия холодильной камеры или хотя бы простого ледяного холодильника в рационе детей отсутствуют многие положенные им для нормального питания пищевые продукты. Без конца «попадало» ему и от своих: врач шпынял начальника за то, что из-за резкого перепада глубины у берега проведение купания детей ставится на грань риска, по этой же причине невозможно было соорудить нормальный причал для лодок, – это уже добавлял Кэп Володя; физрук «скулил», что на их ограниченной территории невозможно выкроить место для баскетбольной площадки, что так хотелось ребятам, не говоря уже о футбольном поле, а инструкторы «ныли», что по причине их неудачного географического положения водить ребят в походы возможно только в одном направлении – по старому руслу Вуоксы, разбивая на «Тиверских»[8]8
  древняя крепость-городище новгородских переселенцев на Вуоксе.


[Закрыть] волоках и камнях «Беличьей» протоки их старенькие шлюпки и надрываясь от тяжести при перетаскивании там же тяжеленных ялов.

Значительно позже, получив знания и звание Инструктора туризма, Влад с удивлением констатировал тот факт, что в тех лосевских походах, сами того не зная, они совершали маршруты чуть ли не второй категории сложности, и при наличие значка ГТО, а получение его считалось в те годы чуть ли не обязательным, ребятам справедливо можно было вручать ещё и значки третьего разряда по туризму.

Да, всё это было, было и заслоняло собой мелкие ежедневные события. Он помнил, что для качественного проведения туристских занятий ему приходилось подучивать своих «коллег» инструкторов основам топографии, которую плотно вдолбили ему на курсах радиометристов, а потом на практике в «поле» У них в экспедиции считалось совершенно невозможным кому бы то ни было из полевиков «заблудиться», то есть потерять способность, имея карту и компас, определить свою точку стояния на местности в данный момент с точностью до двадцати метров. Зато поначалу он не мог осмыслить понятие – техника пешеходного туризма, а потом ещё и тактика. Ему казалось – пеший туризм, значит, топай себе, ни о чём не думая. И причём тут техника? Это слово у него до сей поры сочеталось с каким-либо видом транспорта.

Не то, что у них в экспедиции: главное – пройти маршрут по абсолютной прямой линии, чтобы в случае обнаружения чего-либо интересного, отметить это место на карте с высокой точностью. А что у тебя на пути – густой, почти непролазный лес или вязкое болото, никого не колышет. Отсюда – единственно подходящая обувь – резиновые сапоги. Время движения – пока не закончится маршрут, а питание: большая миска гречневой каши с тушёнкой на завтрак и с собой, на всякий случай, пара сухарей в карман, которых можно размочить в ручье. Рюкзак же заполняется по ходу движения бутылками с пробами воды, брезентовыми мешочками с грунтом или болотной жижей, которая всё равно протекает даже сквозь плотный брезент мешка, потом ещё вперемешку куски горных пород из обнажений.[9]9
  выходы горных пород на поверхность земли.


[Закрыть]

А у туристов, видите ли, тактика. По строгой прямой идти совершенно не обязательно. Без надобности «умный в гору не пойдёт» и хламный лес лучше обойдёт, и в болото не полезет, поскольку ботиночки у него туристские-промокаемые. И рацион питания у него особый, и график движения в соответствии с возрастом. И правила рациональной укладки рюкзака существуют. И есть ещё умные способы преодоления различных препятствий при помощи верёвки, поясных обвязок, карабинов, но это уже – техника.

И всё это нужно знать инструктору, чтобы научить потом детей, юных туристов. И всему этому сначала нужно научиться у того, кто это уже знает в совершенстве. И хорошо, что такие были.

И Влад научился сначала этому сам, а потом научился учить других, поскольку без этого просто нельзя было работать в этом лагере.

То лето промелькнуло для него незаметно. А может быть, это было уже второе? Усадив ребят и их вожатых в автобусы, увозящие их домой, в Ленинград, Игорь решительно сказал своим сотрудникам оставшимся демонтировать лагерь:

– Всё, баста, тянуть больше нельзя, надо ехать искать новое место, только определиться – кто и на чём. Но об этом ещё есть время подумать, главное – свернуть всё поскорей.

Новые «Колумбы»

Торопясь скорее приступить к поискам, лагерь разобрали удивительно быстро. Работали все, даже начальник.

– Ломать, не строить – шутил кто-то, грубо разбирая так любовно возведённый Константином Павловичем пищеблок. Тот только ахал:

– А вдруг ничего не найдёте, не ломайте хоть хорошие доски, кстати, они и на новом месте всё равно пригодятся…

Закончив последний рейс со щитами от палаток, безотказный Валентин, подойдя к начальнику, сказал:

– На пару дней могу остаться, если куда-то съездить надо, я уже в отпуске, но поезд ещё через три дня. Он мечтательно закатил глаза:

– Ох, люблю Чёрное море… И тут же потупился:

– Вот, только талоны бензиновые кончились.

Услышав этот разговор, подошёл Кэп Володя со словами:

– Игорь Юрьевич, зачем нам бензин, у нас есть ветер с парусами и всё бесплатно! Давай, пошли на Барракуде, возьмём палатки, жратвы, ещё чего-нибудь… Походим, отдохнём, как следует, пару дней, наверняка чего-нибудь найдём. Не доходя Барышево, под тем берегом красивые острова есть, я ходил там, помню, и народу там меньше.

– А что – оживился Чаплыгин – пойдём открывать Америку, как Колумб? Мне этот вариант нравится, с воды иногда лучше видно…

На том и порешили. Оставалось только утром загрузить в последний рейс машину остатками палаток, кухонной утварью Константина Павловича, разной мелочью… На «Барракуде» решили идти вчетвером: Володя, Игорь Юрьевич, Влад и инструктор Николай, друг Володи, тоже разбирающийся в парусах. Остальные уедут с Валентином на машине, помогут разгрузиться.

Последний вечер сидели на «разбомблённой» кухне у плиты, с которой был снят и уже погружен в машину чугунный настил. Получилось вроде, как у костра. Начальник выставил две бутылки «Волжского». О работе уже не вспоминали, всё было высказано днём раньше на педсовете. Говорили о своих отпусках и о чём придётся. Игорь Юрьевич долго молчал, но вдруг встрепенулся:

– А вы знаете, ребята, я ведь с юности любил авантюры. В конце сорок четвёртого нам с дружком ещё не было девятнадцати, но мы сумели уговорить военкома, война-то уж к концу шла, и нас призвали в авиацию. Да, да, не смейтесь, мы только туда и просились, очень хотелось почему-то быть рядом с самолётами. Отправили нас сначала в Белоруссию в батальон аэродромного обслуживания, самолётом «хвосты крутить». Это так называлось – заводить вручную самолёты на стоянку в капонир и укрывать маскировочной сеткой. Служба лёгкая, от линии фронта далеко и даже скучно. Зато кормёжка отличная – всё же авиация! А вспомнить особо и нечего. Помню, дружок мне на девятнадцатилетие трофейный «Вальтер» подарил, где он его раздобыл – не знаю. А ещё помню – в столовой толстуха Зинка была, хохлушка, всё нас прикармливать старалась, говорила, что мы, ленинградцы уж очень тощие. Спросишь у неё: – Зина, что на ужин? Отвечает: – рассыпуха с силодкой. Это значит гречневая крутая каша с сельдью. Селёдкой почему-то нас часто пичкали. С тех пор я гречневую кашу не очень.

– Это как сварить – вступил в разговор Константин – гречку с умом варить надо.

– Ну, ты у нас мастер – улыбнулся Игорь, но мы и сами с усами. А ты нам гречки на великий поход положил? Мы же Америку открывать идём. Как Колумб…

Когда совсем стемнело, Влад вышел к Вуоксе, где ещё позавчера качался на воде их флот, а теперь сиротливо жалась к берегу одна Барракуда. – И куда ты отвезёшь нас? – подумал он.

Архипелаг желаний

Погода с утра была не самая лучшая. Но Чаплыгин пошутил, что по его приметам выезжать, например, на охоту в дождь – к удаче. Позавтракав и проводив машину, отчалили. «Барракуда» – открытый спортивный швертбот класса М, предназначенный только для гонок, и спрятаться в нём от дождя и брызг негде. Но у Володи нашлось два прорезиненных плаща, почти такой же, офицерский, оказался у Игоря, а Влад ещё хранил привезённую отцом с войны плащ-палатку, которая какое-то время тоже предохраняла от дождя. Хорошо, что вещи и продукты можно было убрать под палубу в носовой части. А для карты у Игоря нашёлся офицерский планшет.

Сначала в бакштаг[10]10
  названия курсов парусного судна.


[Закрыть] с небольшими брызгами от левого борта пересекли открытую часть вуоксинского плёса, где ощущалось и течение, и волнение, потом, прикрывшись южным берегом, повернули и дальше уже шли почти в фордевинд[11]11
  названия курсов парусного судна.


[Закрыть] к «Выборгской переправе». Так называлась узость с острыми мысами от обоих берегов, разделяющая большой вуоксинский плёс на две половины: верхнюю и нижнюю. И хотя ветерок тянул не более двух баллов, при постановке парусов «бабочкой» шли хорошо. А тут ещё и небо стало проясняться, прибавляя настроения.

Собственно говоря, район поисков был весьма ограничен. Володину карту из лоции Вуоксы давно уже изучили, и сделали вывод что на северном берегу Большого плёса искать бесполезно, – как до Выборгской переправы, так и после неё. Дорог к берегу и населённых пунктов там никаких не имелось, и вообще этот район считался неблагополучным и опасным. Поговаривали, что там до сих пор можно подорваться на старых военных минах. Печальный пример тому был известен.

Участок южного берега от Лосево до Выборгской переправы в ту пору тоже был ещё практически незаселённым, и хотя дорога, соединяющая Приозерское шоссе с Выборгским существовала, свороток от неё к берегу карта не показывала. Оставался район верхнего плёса с крупным населённым пунктом Барышево, где, по слухам, находился когда-то финский лесозавод с запанью для отстоя леса, сплавляемого с верховьев. Но от завода остались одни руины, и в посёлке, к которому вела когда-то даже узкоколейная железная дорога, теперь «хозяйствовал» совхоз. Немного ниже посёлка в залив, отделённый от плёса Вуоксы группой мелких островов, впадала река Булатная, или, как её в народе называли – Холодный ручей. Влад знал, что она вытекает из озера Большое раковое, где находилась его любимая с юности охотбаза – 107 километр.

Вот с таким примерно набором предварительных знаний пересекали они на Барракуде Верхний плёс, плавно рассекая форштевнем не крутую в тот день вуоксинскую волну.

Почти у Выборгской переправы их обогнала какая-то быстроходная моторка, свернула за мыс, и вскоре затих звук её сильного двигателя.

– Я слышал там какой-то ленинградский завод себе базу отдыха строит – сказал Николай.

– А может, и нам туда, за компанию, где-нибудь рядышком – оживился Игорь. Когда идёт большая стройка всегда можно чем-нибудь поживиться. Да ещё вдруг они из Выборгского района – мечтательно закончил он.

– Да хоть с любого – вступил в разговор Володя – Я это место знаю, берег там низкий, сырой, одним словом комаринник. И при западных ветрах всегда волна накатом, а западные ветра тут самые частые. Это в Лосево мы их не замечали, под ветром сидели.

– Нет, комаринник и ветрả нам не нужны – согласился Игорь.

Словно в подтверждение Володиных слов в узости «переправы» словно дохнуло на них с большого плёса, заставив переставить паруса и какое-то время идти правым галсом. Но как будто этим же порывом прогнало остатки облаков, и августовское, уже не яркое солнце осветило сразу засеребрившийся мелкой волной плёс. Тёмный до этого южный берег окрасился в нежно-зелёные тона с высверком жёлтой коры береговых сосен. А впереди, явно отделяясь от береговой линии, показались острова.

Снова достали карту. Довоенного выпуска и основательно потёртая, она всё же имела достоинство, не чета современным картосхемам шестикилометровкам, про которые туристы шутили, что та сделана так, чтобы шпион обязательно заблудился. А эта имела масштаб два километра в сантиметре, цвет и координатную сетку. Но надо же такому! Самое нужное место приходилось на сгиб и, естественно, было самым затёртым. Всё же удалось прочитать некоторые названия: Камышовый, Хребтовый и Лесопильная коса. Коса как бы продолжала прямую линию берега у посёлка, закрывая собой Лесопильный залив. Начинаясь от материка самой узкой частью, она постепенно расширялась к средней и снова сужалась к крошечной протоке, отделяющей её от Хребтового острова. И ещё два, так же разделённые неширокими протоками как бы закрывали залив с востока, где и впадал Холодный ручей.

– Идеальная гавань – нарушил молчание разглядывания Володя. Финны были не дураки, устроив тут лесозавод. Ведь в этом заливе при любом ветре никогда не бывает порядочной волны, что и нужно было для запани.

– А лес гоняли вокруг косы и между островов? – подал голос Влад.

– Не думаю – подключился к разговору Игорь. Ведь ничего не стоило прорыть в самом начале косы проход для проводки узких плотов, зато какое сокращение в расстоянии.

– Да вот же он – воскликнул Володя, разглядывая карту.

– Кто он? – не понял Игорь.

– Да проход этот чёртов – тыча пальцем в планшет, волновался Володя – Видишь голубую чёрточку в самом основании косы?

– Ну, чего мы спорим – невозмутимо подытожил Николай – Сейчас подойдём и посмотрим…

Снова «на фордака», как любят говорить яхтсмены, Барракуда резво бежала, оставляя по левому борту Лесопильную косу. Стоя на палубе и держась за мачту, Чаплыгин, этот любитель авантюр, буквально пожирал глазами разворачивающийся перед ним пейзаж. А он был воистину чудесный. От уреза воды каменистый берег песчаным откосом поднимался на высоту четыре-пять метров к невысоким, но кряжистым, продутым вуоксинскими ветрами соснам, стоящим вольно, не толпясь и отсвечивающим в этот солнечный миг янтарной корой. Ветерок, словно доброй рукой, лохматил их раскидистые кроны, легонько покачивал стволы, и всё это было насквозь пронизано солнцем, и, как на море, кричали неподалёку чайки.

– А в какую погоду Колумб открыл Америку? – ни с того, ни с сего вдруг спросил Игорь. Вроде у них там штормило. А ещё, кажется, Маяковский писал про это: – «С пьяну путали штаны и паруса…» Влад улыбнулся, представив эту картину и подумал: – А мы сейчас если и откроем для себя нашу Америку, то в очень приятной обстановке.

Когда стало заметно, что коса сужается, спустили грот, и под одним стакселем стали тихонько приближались к берегу.

И открылся канал! Только для них непроходимый. Аккуратно пристали к берегу и пошли смотреть. Видимо, раньше он был метров пять шириной. Стенки раньше явно были выложены крупными камнями, которые осыпались и теперь лежали в воде. Между ними лениво струилась вода в сторону залива. Длина протоки составляла едва ли десяток метров при глубине по колено. Её хватало для Барракуды, если бы не эти беспорядочно разбросанные в воде валуны. Отсюда уже был виден залив, остатки каких-то строений на западном берегу и солидная кромка камыша напротив под лесистым и, видимо, заболоченным берегом.

От протоки в сторону посёлка явно просматривалась, хотя и старая, заросшая травой, но всё же дорога.

– Наверно, когда-то и мост был – ещё подумал Влад.

– Пошли, посмотрим, что там – нетерпеливо заговорил Игорь, сбрасывая плащ.

– Нет, так дело не пойдёт – ответил Володя. Идти посмотреть хочется всем, но лодку я одну не оставлю, вдруг ветер усилится, а тут её и привязать не к чему. И потом – он улыбнулся – а ну, какой Робинзон объявится, начнёт шарить, а у нас есть, что взять…

– Правильно – подхватил Николай – Надо немного вернуться, пройти мимо островов и осмотреть залив, там, в затишке где-нибудь и причалить. И, кстати, пора подумать об обеде, Константина Палыча теперь нет, но я берусь разжечь костёр, а Влад, кажется, уже поднаторел в готовке, не зря с Константином столько времени общался.

Первая протока оказалась хотя и без камней, но такой мелкой, что Володя входить в неё не рискнул. Обошли Хребтовый и спокойно вошли в залив. Здесь ветра, как и предполагал их Кэп, почти не было. В закрытом со всех сторон лесом пространстве этого небольшого залива Барракуда, ловя лёгкие порывы ветра только самым верхом парусов, медленно продвигалась вдоль пологого с этой стороны берега косы. Обогнули небольшой мысок, и вдруг их жаждущим взглядам открылась просторная лагуна с небольшим и издалека казавшимся чистым песчаным пляжем…