Текст книги "Потерянный шпион"

Силы были неравными, товарищи Одинокого Дракона гибли каждый день, и настал час, когда он остался один. Смертельно раненный, он заполз в одну из тайных пещер, которых драконы знали великое множество, а люди до сих пор не нашли и десятой части, и, истекая кровью, умер. Крови было так много, что она собралась в подземное озеро. Это озеро существует до сих пор. Вода в нем рубинового цвета, и каждый, кто выпьет хоть каплю воды из этого озера, на всю жизнь будет одержим тремя главными чувствами, с которыми умирал Одинокий Дракон – отчаянной храбростью, беззаветной любовью к родной Земле и ненавистью к пришельцам.

– Это очень красивая, но все же легенда, – повторил после минутного раздумья Рэм.

– Да, дружище? В таком случае прочитай-ка вот этот документ. – Он подал ему один из свитков. – Документ, как видишь, составлен в одна тысяча… ну то есть через два года после победы в Большой Войне. – Рэм с интересом развернул свиток.

«Совершенно секретно.

Для крайне ограниченного круга лиц.

(далее следовал перечень из семи имен, первым из которых был император Максимус IV)

Департамент Обороны.

Отдел разведывательных операций.

В соответствии с указаниями Верховного Главнокомандующего о проведении расследования по делу „КД“, почтительно докладываю:

1. Во время допросов, проведенных моей следственной группой, высшие чины штаба Мерсье показали, что в процессе подготовки к вторжению сил Запада на территорию Империи в пищу бойцам добавлялась неизвестная жидкость красного цвета в незначительных концентрациях (в разведении 1:500 приблизительно), что, по их профессиональному мнению, повысило боевой дух и боеспособность войск в 1,5–2 раза.

2. Исследование запасов провианта, захваченных нашими передовыми частями в окруженной Северной группировке противника, проведенное с участием флагманских алхимиков Департамента Обороны, показало, что пища содержит добавки, ранее не известные и не входящие в рацион бойцов противника (по данным трофейной интендантской документации).

3. Выявлен круг лиц, причастных к доставке неизвестного вещества частям противника. Все они являлись офицерами V (особого) отдела Службы Военных Капелланов армии Запада. Предпринимаются меры по их нахождению и задержанию.

4. При анализе трофейной секретной документации обнаружен приказ маршала Мерсье о необходимости немедленного и полного уничтожения любой документации по „КД“ ввиду отступления его армии.

Начальник отдела разведки Пятой Гвардейской Кавалерийской тьмы,

Тысячник Зальцман».

– Но ведь в легенде говорилось о драконах, которые были миролюбивы и ни на кого не нападали, – удивленно то ли спросил, то ли сказал Рэм.

– Друг мой, – с улыбкой ответил ему Сноу, – ну ведь ты же сам справедливо заметил, что это всего лишь легенда или сказка! В действительности, если сказать человеку, выпившему Кровь Дракона, что в интересах его Родины надо немедленно оккупировать какой-нибудь островок в пяти тысячах миль отсюда, то он, несомненно, запишется добровольцем в морскую пехоту; ведь так велят ему интересы Родины! Проблема нравственной чистоты того, что делают солдаты, никогда не должна обременять самих солдат – для этого существует главнокомандующий. Все, что произойдет, когда он будет командовать такими солдатами, останется только на его совести.

– Но ведь наши ученые доказали, что драконов никогда не существовало! – совсем уж невпопад вставил пораженный увиденным и услышанным крузер-коммандер.

– Ты умный человек, Рэм, – серьезно ответил ему темник. – Конечно, ученые – это очень уважаемые и авторитетные люди. Они вполне могут доказать, что что-то когда-то где-то было. Но как они могут доказать, что чего-то никогда и нигде не было? И потом, обрати внимание на даты – через два года после окончания Войны были засекречены все материалы по теме «КД», а буквально через год наши имперские ученые вдруг ни с того ни с сего начинают во всеуслышание заявлять, что «драконов никогда не было»! Разве это тебе, опытному штабисту, ничего не напоминает?

– Мероприятия по обеспечению легенды? – удивленно воскликнул Рэм.

– Скорее – антилегенды! – отозвался темник. – Мероприятия по искоренению самой легенды об Одиноком Драконе из памяти людей, целого народа. Чтобы такое и в голову никому больше не приходило!

– Так что же такое на самом деле «КД»? – спросил Рэм.

– А вот этого так до сих пор никто и не знает, – ответил ему Сноу. – Определенно можно утверждать лишь то, что подземное озеро, наполненное какой-то жидкостью красного цвета, влияющей на людей так, как говорится об этом в легенде, действительно существует. Вот два свитка – это подробная карта района Северо-Западных гор и легенда для этой карты. История этих документов очень интересна. Их обнаружил в ходе своего расследования тысячник Зальцман, но не успел отправить в Рутенбург. Он при очень странных обстоятельствах погиб со всей своей разведгруппой примерно через год после того, как написал только что прочитанный тобою доклад. Официально было объявлено, что они попали в горах в засаду и погибли, столкнувшись с отрядом западных горных егерей, не соблюдавших общего решения о капитуляции и продолжавших сражаться, что неудивительно, если допустить, что они тоже пили Кровь Дракона. Таких мелких групп в горах в те годы было предостаточно, и история выглядела бы достоверно, если не учитывать, что Зальцман и его группа были очень опытными разведчиками и скорее могли сами организовать засаду, чем попасть в нее. Сам Зальцман еще во время Большой Войны составил наставления по боевым действиям в горах, по которым молодежь учится до сих пор. Скорее всего, его группа и он сам были ликвидированы Департаментом Государственной Стражи после принятия решения о закрытии всех материалов по «КД». Здесь, как мне кажется, Департамент перехитрил самого себя – Зальцман был честным служакой и обязательно переправил бы найденные им документы в Рутенбург, если бы успел. Каким-то чудом эти свитки уцелели и оказались в руках его сына, с которым я хорошо знаком. Неделю назад он принес их мне, и вот они перед нами.

– И что мы теперь будем делать? – спросил темника Рэм.

– А теперь, – ответил Сноу, – у нас появился шанс, какого никогда ранее не было и никогда потом не будет. Теперь нам любой ценой необходимо получить хотя бы два галлона этой жидкости, и мы сможем изменить судьбу Империи! Я планирую собрать Координационный Совет через час – и мы составим план действий. У нас есть надежные люди, которых можно будет отправить в горы Северо-Запада.

– А что могу сделать я? – спросил его Рэм.

– Можешь, дружище, и очень многое. Во-первых, я хочу, чтобы ты забрал все эти документы и сохранил их в надежном месте – для себя я уже приготовил копии карты и легенды. Во-вторых, я хочу, чтобы ты покинул мой дом до сбора Координационного Совета и чтобы никто, кроме меня, тебя не видел и не знал. В-третьих – я дам тебе список Организации и пароли, при помощи которых ты сможешь, если это потребуется, возглавить наше дело в решающий момент.

– Вы подозреваете кого-то в измене? – удивленно спросил крузер-коммандер. – Кого-то из членов Совета?

Темник ответил ему не сразу.

– Видишь ли, друг, для того чтобы подозревать, нужны основания и доказательства, а у меня это просто предчувствия. Но я им доверяю – за всю мою жизнь они еще ни разу меня не подводили. В то же время, семь лет назад, когда организация была еще в зародыше, когда число ее членов измерялось десятками, можно было быть уверенными. Сейчас нас тысячи, но кто поручится за каждого? Департамент Государственной Стражи уже просто обязан иметь о нас хоть какую-то информацию. И то, что они не предприняли против нас никаких решительных шагов, не может меня не настораживать – они ведут себя так спокойно, как будто чувствуют, что ситуация под контролем и мы не опасны. Такая уверенность может быть у них только в том случае, если они получают информацию непосредственно из нашего Координационного Совета. В то же время кого-то конкретно в качестве источника утечки информации я назвать не могу. Как видишь – это только предчувствия. Рэм не мог не признать опасения темника обоснованными. Он аккуратно собрал со стола бумаги, и они тепло простились.

– Успехов тебе, дружище, – сказал ему Сноу на прощание. – Бог даст – скоро свидимся!

Проводив друга и оставшись в одиночестве, темник удобно устроился в кресле, закурил трубку и задумался…

Отца своего он практически не помнил. За три месяца до начала Большой Войны тот отправился на западную границу, чтобы принять под свое командование сотню легкой кавалерии. Маленькому Сноу в это время исполнилось только четыре года.

Когда силы стран Запада внезапно и вероломно обрушились на Империю, большое количество разрозненных воинских формирований неорганизованно отступали на восток. Сотник Сноу собирал под свое командование разрозненные части и по возможности превращал это, называя своими именами, в сущности – паническое бегство в организованное по законам военной науки отступление. Так продолжалось две или три недели, когда его отряд, увеличившийся до полутысячи за счет влившихся в него за эти дни бойцов всех родов войск, подошел к крепости Обердорф, охранявшей стратегически важный мост через глубокий и полноводный Лухс. Крепость была покинута гарнизоном, по-видимому, в панике отступившим. Сотник Сноу был хорошим воином и талантливым командиром, при этом он отчетливо представлял себе значение, которое имеет этот мост для наступающего противника. Он собрал своих бойцов и обратился к ним с речью.

Поскольку этот эпизод Большой Войны давно стал хрестоматийным, то его слова, обращенные к солдатам, вошли во все учебники истории. Он сказал, что важнейшим для каждого из них является долг и верность Великому Императору и его правительству, под мудрым руководством которых Империя непременно выиграет войну, что они будут стоять здесь насмерть и сражаться до последнего вздоха и умрут все до единого с именем Максимуса IV на устах…

Конечно же, ничего подобного он не говорил. Рядом с ним были солдаты, с которыми он рука об руку сражался последние недели, переживал азарт боев, горечь и позор отступления, ел скудную походную пищу из одного котла. Он, как старший командир, действительно должен был сказать все это, но сделать он этого никак не мог, потому что он очень уважал собравшихся рядом с ним. Он обратился к ним и сказал, что все они воины и мужчины и что каждому человеку в этой жизни суждено когда-то умереть, а умереть в бою – не такой уж и плохой путь ко Всевышнему, во всяком случае это гораздо лучше, чем смерть от голода или болезней. Он сказал, что сейчас, когда они заняли оборону в этой крепости, в их власти оказалось очень много других, не принадлежащих им жизней. Это жизни друзей, которых они спасут, задержав здесь противника, и жизни врагов, которые они заберут, защищая эту крепость. В сущности, цена каждой человеческой жизни как раз и может быть измерена жизнями других людей. Сейчас у них есть прекрасный шанс сделать свои жизни очень дорогими – стоит попробовать, вы согласны, Друзья? И все пятьсот бойцов, кто голосом, а кто простым кивком головы ответили ему: «Да!» И он получил над ними власть, которую он никогда не имел, будучи офицером и командиром, ибо до этого момента они были солдатами, а теперь – добровольцами.

Объединенные силы Запада были огромны и хорошо организованы. Когда их военачальнику, маршалу Мерсье, доложили о том, что на пути его авангарда находится крепость с гарнизоном, готовым к обороне, он дал командиру авангардного полка один час на захват крепости. «Час – это очень щедро, полковник, час – это с запасом, на такую крепость жалко тратить более сорока минут. Главное – мост!» Крепость держалась восемь суток, несмотря на повторные попытки штурма и постоянный обстрел ее из многочисленных мортир, подтянутых из резервов к третьему дню. Видя, что численность гарнизона неуклонно убывает, на восьмую ночь сотник Сноу сжег мост. Потерявшие восемь суток и катастрофически теряющие темп наступления, а с ним и инициативу враги вынуждены были подняться на три мили вверх по течению, где река широко разливалась, но мелела, и где разведотряды Мерсье наконец-то отыскали броды. Они даже прекратили попытки штурма крепости. Черт с ней, с крепостью, без моста она не представляла абсолютно никакой ценности. Переправа огромной армии вброд, даже если брод мелок, а дно твердое, из гальки и песчаника, значительно отличается от преодоления водной преграды через мост. А вы когда-нибудь пробовали перетащить шестифунтовую пушку через реку вброд, когда ее колеса утопают в илистом дне почти на два фута, а холодная речная вода плещется у вашего горла? Первыми, как это водится, переправились кавалеристы, выдвигаясь вперед и развивая наступление на левом берегу. Это нарушило целостность вражеской армии как единой структуры. Дело в том, что любая армия, как бы многочисленна она ни была, сильна не своим числом, а слаженностью взаимодействия всех своих подразделений, и кашевар для победы значит ничуть не меньше, чем лихой кавалерист. В какой-то момент армия Запада, вернее – ее кавалерийский авангард оказался оторванным от артиллерийской поддержки и тылового обеспечения. Именно этого момента и дожидался темник Берг, после этого сражения известный как Берг Великолепный. В течение последних трех суток он сумел скрытно подтянуть значительные силы и сосредоточить их южнее и севернее бродов для классического флангового удара. Удар оказался тем более сокрушительным, что его сила была помножена на его абсолютную для противника внезапность, а бесславный финал западной кавалерии предопределила остроумно организованная система артиллерийских засад. Выйдя к левому берегу реки, кавалеристы Берга застали значительную часть артиллерии Мерсье переправляющейся или только что переправившейся, с замоченными стволами и неспособной оказать какое-либо эффективное сопротивление. Дальнейший молниеносный бросок через броды на правый берег напоминал скорее бойню, чем сражение, ибо нет ничего более беззащитного, чем артиллерия в походном порядке против легкой кавалерии. Утром следующего дня разгоряченные победой имперские кавалеристы во главе с темником Бергом вошли в крепость. От пятисот ее защитников оставалось менее тридцати.

– Кто командир гарнизона? – громко спросил Берг у вышедших ему навстречу бойцов.

Его проводили к сотнику Сноу. Он лежал за грудой камней, бывших некогда частью крепостной стены у разбитого западного бастиона. Его глаза смотрели в небо, и в них еще угадывалась жизнь. Над ним склонился боец в изодранной и обильно забрызганной своей и чужой кровью куртке с бронзовым значком – жезлом Меркурия – на левой половине груди. Темник Берг вопросительно посмотрел в глаза военного медика. Тот, не произнося ни слова, показал ему растопыренную ладонь. Жест был понятен для всех присутствовавших – командиру оставалось жить от силы пять минут. Берг склонился над умирающим.

– Спасибо вам, тысячник Сноу, – сказал он ему.

– Сотник Сноу, герр командующий, – тихим голосом поправил его умирающий.

– Я лучше знаю звания моих офицеров, – ответил Берг. Затем он снял со своей куртки Золотые Мечи и приколол их к груди Сноу.

– Мне очень жаль, тысячник Сноу, что вас не будет со мной на банкете в честь великой победы. Когда мы выиграем эту войну… – Он на минуту замолчал, а затем вполголоса добавил: – В сущности, вы, Сноу, ее для нас уже выиграли…

Он обернулся и громко позвал:

– Тысячник Шмидт!

К нему тут же подошел невысокий, коренастый кирасир с густой темной бородой.

– Зачислите всех защитников крепости в свою тысячу, накормите, обеспечьте амуницией. Да, и позаботьтесь о раненых.

– Слушаюсь, герр командующий! – радостно ответил Шмидт, хотя радость на его угрюмом лице и выглядела несколько необычно; и добавил: – Огромная честь для любого подразделения принять в свои ряды этих бойцов. Благодарю вас, темник!

Темник Сноу знал очень много о своем отце – из воспоминаний его сослуживцев, переживших Большую Войну, рассказов матери, книг. В то же время он никак не мог, как ни старался, вспомнить и представить себе его лицо – не то лицо, что смотрело на него с портретов, а настоящее, простое и открытое лицо отца. В то же время ему всегда казалось, что, вспомнив его, он поймет что-то очень важное, что-то такое, без чего очень трудно идти по жизни, как будто ты все время бредешь в потемках…

Он прислушался. С улицы доносился шум двух или трех подъехавших карет. Это собирались его соратники, организаторы и руководители общества «Волхвы», созданного им десять лет назад. Общества, которое, как ему казалось, способно остановить судьбу Империи на краю пропасти и повернуть ее вспять, как это удалось сделать однажды его отцу, сотнику Сноу.

Глава 7

Это было невообразимо давно, еще тогда, в той, давно канувшей в бездну времени прошлой жизни. Прошло, наверное, более пятнадцати лет, но дело не только в сроках – все очень сильно изменилось с тех пор, и в первую очередь – он сам.

Когда в просторный и большой лекционный зал Петерштадтского университета собрали студентов второго курса юридического факультета, он не знал, что это один из тех дней, которые переворачивают судьбу человека, направляя его жизнь в совершенно новое, неизведанное русло. Его судьбу и его жизнь.

Пришедший в зал высокий статный незнакомец, с военной выправкой и прекрасной манерой четко излагать свои мысли, не допускающей даже самой возможности для слушателей истолковать их неправильно, как бы они (слушатели) этого ни хотели, рассказал собравшимся о том, что, как известно, на юго-восточных границах Империи происходят конфликты и беспорядки, как их называют в газетах, что никакие это не конфликты и беспорядки, а обыкновенная и весьма беспощадная война, война культур и цивилизаций. Он сказал собравшимся, что все они, выросшие в этом городе и в этой стране, воспитаны на культуре, суть которой корнями уходит к одной древней легенде, которая известна всем с раннего детства. Незнакомец также сообщил собравшимся, что если кто-то и думает, что можно достигнуть мира на Юго-Востоке, то это означает, что он, в сущности, не понимает сути культуры горцев. Их несомненной и единственной целью является завладение материальными ценностями окружающих их цивилизаций путем их ограбления и истребления, и дело тут не в том, хотят они этого или нет, а в том, что у них нет иного выбора, так как самостоятельно создавать какие-либо материальные ценности их культура просто не в состоянии, а потреблять их – естественная насущная потребность. Он сказал также, что Корпус Пограничной Стражи, который он сейчас представляет, понес в последние годы серьезные потери и испытывает острый дефицит младшего командного звена. Служба в частях Корпуса является исключительно добровольным делом, и он никого не просит в него вступать, потому хотя бы, что он вообще не любит кого-либо о чем-либо просить. Он не обещает больших денег, льгот и почестей и даже не может обещать горячую пищу каждый день. И разумеется, он не может обещать того, что все, кто подпишут сегодня стандартный трехгодичный контракт, вернутся сюда живыми. Он вообще ничего не обещает, кроме того, что три года отсутствия в университете не станут поводом для отчисления из него и все вернувшиеся смогут продолжить учебу на следующем курсе. Он пришел не для этого. Он просто пришел сообщить им, молодым и умным ребятам, студентам старейшего в Империи университета, что сегодня, пятнадцатого мая, они могут записаться добровольцами в Корпус Пограничной Стражи и получить звание обер-фенриха с перспективой через полгода стать полусотником. Вот, собственно, и все, что незнакомец хотел им сказать…

Родители всегда хотели видеть его юристом: нотариусом или, того лучше, адвокатом. Особенно мечтал об этом его отец, известный петерштадтский мастер-оружейник. Он не часто встречался в своей жизни с юристами, однако они произвели на него неизгладимое впечатление своим умом, важностью, с которой они совершали, казалось бы, простые дела и той кажущейся необычайной легкостью, с которой к ним приходили большие деньги. Отец с детства трудился и знал истинную цену деньгам, он никогда не был жаден, но всегда рачителен и бережлив. Мама просто хотела видеть своего единственного сына счастливым и при этом вполне доверяла мужу, который говорил о юриспруденции так лестно и восторженно. День, когда он сдал экзамены и был принят на обучение на юридический факультет самого престижного в стране университета, стал самым праздничным и радостным днем для всей его семьи. Он еще даже не представлял себе, как он скажет своим родителям о том, что уедет на три года на юго-восточную границу, откуда (это знал каждый) можно вообще не вернуться. Он не знал, да и старался не думать о том, как посмотрит в глаза отцу, много работавшему для того, чтобы оплатить его образование. Он еще многого не знал, но свое решение он уже принял.

Двумя годами позже на западном склоне хребта Остенштайн, в тридцати верстах от ближайшей заставы он, молодой полусотник, внимательно рассматривал в подзорную трубу небольшую деревушку района Предгорья, только что разграбленную бандой горцев. До селения было чуть больше версты, и он не мог слышать криков и плача местных жителей, однако поднимавшиеся к небу столбы дыма от многих домов и лежащие на дороге, посреди деревни, неподвижные тела селян не оставляли сомнений в том, что здесь произошло. За два года службы в районе Предгорья он слишком часто видел подобные картины и слишком хорошо выучил их незамысловатый зловещий сценарий. Горцы обычно нападали на селения утром, с первыми лучами солнца, когда спящие мирные жители, и без того не имевшие средств сопротивляться, были наиболее беззащитны. Основной целью был, как всегда, грабеж, при этом поражала широта интересов налетчиков – они стремились забрать все, что только можно забрать. Как правило, основной ценностью селян были запасы зерна и плотницкие инструменты, по крайней мере, их хищение являлось обязательным правилом. Убивали только тех, кто пытался оказать какое-либо сопротивление; впрочем, если учесть, что семьи, лишенные зерна, были обречены на голодную смерть, сопротивление в той или иной степени оказывали все взрослые мужчины селения, как правило – с самыми печальными для себя последствиями.

Он вспомнил, что во время учебы в университете одна преподавательница – некрасивая, сухонькая близорукая женщина с абсолютно сумасшедшим взглядом пыталась навязать им, студентам, слушателям курса социологии, якобы свою мысль о том, что для того, чтобы горцы не разоряли своими набегами районы Предгорья, необходимо регулярно и бесплатно (за счет имперской казны) снабжать их зерном. Эта женщина никогда не бывала в Предгорье, а свои мысли черпала из семинаров, широко проводимых странами Запада для преподавателей университетов Империи. Он печально улыбнулся, улыбнулся чуть-чуть, одними губами. Он всегда так улыбался, когда вспоминал эту древнюю легенду.

За полгода он неплохо изучил психологию горцев и тактику их действий. Судя по всему, они покинули разграбленную деревню не более чем полчаса назад, хотя бы потому что в последние дни стояла сухая солнечная погода, а в такую погоду деревянный сельский дом сгорает менее чем за пятнадцать минут. Они наверняка двинулись к себе с добычей, а «к себе» означало – через перевал. Они не могли не заметить его отряда стражников, так как имели преимущество более чем в пятьсот футов по высоте и двигались сейчас вверх. В подобной ситуации бойцы Корпуса Пограничной Стражи спешили к селянам, пытаясь оказать им посильную помощь и потушить остатки деревянных строений, что, как правило, давало горцам около двух часов для отступления и делало погоню неэффективной. Он понимал, что командир горцев сейчас просчитывает его действия и ждет от него подобного поведения. Он развернулся и посмотрел на свою полусотню. Это были опытные, хорошо обученные бойцы, с которыми он уже несколько раз побывал в бою и которым он имел все основания доверять. Большинство из них были вооружены боевыми арбалетами, хотя у нескольких уже были мушкеты. Не все разделяли пристрастия к этому модному виду оружия, по крайней мере, странно звучали суждения отдельных умников, утверждавших, что за таким вооружением будущее всей армии и всего военного искусства. Утверждение более чем нелепое – мушкет или пищаль готовится к выстрелу более минуты, его не то что перекинуть из руки в руку – повернуть опасно, боится сырости, необыкновенно тяжел, с седла прицелиться точно практически невозможно. Да, дальность стрельбы несколько больше, но если сравнивать дальность не стрельбы вообще, а прицельной стрельбы – тут у арбалета несомненное преимущество. Это еще не говоря о грохоте и тех облаках дыма, которые поднимаются при стрельбе порохом! Для деликатных, бесшумных операций такое оружие никогда не будет пригодным. Конечно, пороховое оружие совершило переворот в войне на море и обороне крепостей, но это ведь совершенно другая история…

Месяц назад кто-то из младших офицеров рассказывал ему за ужином о том, что петерштадтские мастера создали какой-то, не то колесный, не то колесцовый замок для ружья, отличающийся крайней надежностью и удобством, но он полагал, что это пустые слухи.

Он убрал подзорную трубу в чехол и мысленно представил себе рельефную карту горного перевала. Горцы, отступая на своих нагруженных лошадях к перевалу, должны двигаться сейчас по дороге, сильно уклоняясь к югу. Затем, перейдя горный хребет, они повернут по дороге к северу и через шесть верст войдут в ущелье, пройдя которое окажутся на просторе загорских степей, раскинувшихся к востоку более чем на полсотни верст. Если немедленно начать преследование, его отряд налегке настигнет их в самом начале степи, где ни укрыться, ни уйти от погони они не смогут. В отряде горцев никогда не бывало больше тридцати человек – что бы они сами ни рассказывали о себе как об опытных воинах, он прекрасно понимал, что полное отвращение к какой-либо дисциплине попросту не позволяет большему по численности отряду удержаться как устойчивой группе. Кроме того, и это было важно, при грабеже деревушек, подобных этой, собирать отряд более 20–30 человек означало неизбежный конфликт при дележе добычи – на большее число бандитов делить было бы уже нечего. У него пятьдесят бойцов, что при открытом бое в степи означает неизбежное для горцев поражение. Задача показалась ему несложной, по крайней мере – с точки зрения противника. Он представил себя командиром их отряда. Увидев, что стражники не стали задерживаться в селении, а немедленно организовали преследование, у командира горцев есть три решения задачи – продолжить отступление и уйти в степи (оценка «два» – неизбежное поражение), развернуться и атаковать пограничников, рассчитывая на внезапность (оценка «три» – шансы на победу во встречном бою невелики), и, наконец, устроить засаду в ущелье (оценка «пять»). Еще раз все взвесив, он принял решение. Он искренне надеялся, что командир его врагов – отличник.

Он подозвал к себе сержанта. Это был старый, лет сорока боец, воевавший в горах тогда, когда он еще был младенцем.

– Возьмите тридцать всадников, сержант. Возьмите также двадцать оставшихся лошадей, чтобы иметь возможность их менять, если это понадобится. Немедленно организуйте преследование противника, только не очень быстро.

Сержант удивленно поднял брови, не поняв смысла последнего распоряжения.

– Необходимо, чтобы противник видел ваше преследование и чтобы у него было время организовать вам засаду в ущелье. Я с двадцатью оставшимися бойцами постараюсь перейти через хребет здесь. – Он указал рукой на ближайший к нему западный склон горы. – Здесь есть тропки, но не для лошади – при хорошем темпе мы подойдем к ущелью к завтрашнему рассвету. Будет очень жаль, если вы появитесь там раньше нас, – жаль вас, сержант, и ваших бойцов.

Сержант улыбнулся и понимающе кивнул головой.

– А как же селяне? – вдруг спросил он.

– Мне очень жаль, сержант, но единственное, чем мы можем им действительно помочь, – это уничтожить бандитов. Мы не вернем жизни мертвым, но сделаем чуть безопаснее жизнь живых.

Они расстались, каждый со своим отрядом двинулся в нужную сторону. Идти по заросшим соснами склонам горы было несложно, однако постоянный подъем утомлял даже хорошо тренированных бойцов. Все двадцать спешившихся пограничников были вооружены арбалетами, из провизии они взяли только фляги с водой (здесь, в горах, богатых ручьями и родниками, ее запас был практически неограничен), немного хлеба и сала, впрочем, по опыту они знали, что на такой пище можно продержаться на марше от трех до пяти дней, не испытывая острого чувства голода; и изрядный запас стрел. К полуночи они поднялись на вершину горы и сделали короткий, минут на двадцать, привал. Дальше идти было легче, потому что вниз, и труднее, потому что стало совсем темно и двигаться на этом склоне необходимо было абсолютно бесшумно. Рассвет застал их, умело спрятавшихся и замаскировавшихся за камнями, у верхней кромки западного склона ущелья. Он достал из чехла подзорную трубу и стал внимательно рассматривать окрестности. С его точки зрения, здесь было самое удачное место для засады. Потратив на осмотр местности около получаса, он с радостью обнаружил, что командир горцев был того же мнения. Бандиты, умело маскируясь за камнями и кустарником, ожидали отряд Корпуса Пограничной Стражи у самого входа в ущелье. Теперь главной задачей было расположиться выше горцев, со спины и против восходящего солнца. Он не придумывал ничего нового – именно так его учили на курсах подготовки младших командиров Пограничной Стражи в соответствии с «Наставлениями по действиям разведгруппы в горах», составленными еще в годы Большой Войны тысячником Зальцманом.

Сержант со своим отрядом появился примерно через час, бойцы осторожно подтягивались ко входу в ущелье. Горцы могли их свободно сосчитать, но, по-видимому, нехватка двадцати бойцов в полусотне их сильно не озадачила – должен же был кто-то остаться для тушения устроенных ими пожаров.

Первая стрела, пущенная из арбалета кем-то из горцев, просвистела в воздухе и ранила в плечо одного из всадников сержанта. Тотчас утренняя горная тишина была взорвана криками людей, свистом стрел и грохотом мушкетных выстрелов. Прошло более трех минут, прежде чем горцы заметили, что стрелы, убивающие их товарищей, летят не только со стороны входа в ущелье, но и сзади, со спины. Эти три минуты стали для отряда бандитов роковыми – из двадцати шести их бойцов в живых оставалось пятнадцать, причем четверо из них были серьезно ранены. Командир горцев был жив и попытался изменить ход боя, подняв оставшихся бойцов и атаковав закрепившихся у него за спиной пеших стражников. В какой-то момент, пользуясь причудливым ландшафтом ущелья, они оказались вне зоны огня всадников сержанта. Одиннадцать бандитов против двадцати его бойцов. Он встал на колено, опираясь на него локтем, и приложил приклад своего арбалета к щеке. В горах всегда побеждает тот, кто выше, неважно, чем он вооружен, арбалетом, мушкетом, пищалью или просто ножом. Даже если происходит встречный наступательный бой с использованием холодного оружия, все равно одни перед этим карабкались триста футов вверх, а другие прыгали на них сверху вниз. Арбалет же в горах, для стреляющего сверху, дает не менее ста футов преимущества – это то расстояние, которое враг должен преодолеть в зоне твоего прицельного огня, пока ты еще не находишься в его прицельной зоне. Не лишним оказалось и то, что расположение пограничников на склоне позволяло им использовать солнечный свет: они видели сейчас одиннадцать прекрасно освещенных мишеней, а их противники – яркое утреннее солнце. В течение последующих тридцати секунд семеро горцев упали на заросший кустами ежевики склон, некоторые тихо, а иные с громкими стонами. Четверо все еще продолжали яростно карабкаться по склону. По-видимому, они если и не понимали, то чувствовали своим первобытным чутьем, что попытка сдаться в плен в подобной ситуации не будет рассматриваться пограничниками как что-то заслуживающее внимания. Он спокойно взял новую стрелу и взвел арбалет. У бегущего на него противника такой возможности не было. Он сейчас отчетливо видел лицо этого молодого, несмотря на его густую бороду и усы, парня, в глазах которого отчаяние и страх были смешаны с ненавистью и желанием убивать. Он не любил убивать людей, даже таких, как этот, но горец, если его сейчас не убить, постарается забрать у него его жизнь. С этим он был категорически не согласен. Единственное, что он мог сейчас сделать для этого парня – это убить его по возможности безболезненно. Он тщательно прицелился и спустил тетиву. Его стрела, попав в глаз бандиту (как он и хотел), легко прошла в череп, пробив его насквозь. Если стрелять с такого близкого расстояния, это было неудивительно. Горец упал на песчаный склон без единого звука, наверное и вправду не почувствовав боли. Он грустно улыбнулся, улыбнулся только одними уголками рта, улыбнулся так, как он всегда улыбался, вспоминая эту древнюю легенду. Наверное, его маме не понравилось бы, что он улыбается, только что убив человека. Маме этого горца, вероятно, тоже…