Текст книги "Алеет Восток"

Вячеслав Александров
Алеет восток. Рассказы, очерки

«Мир – это книга, и те, кто не путешествуют, читают лишь одну ее страницу».

Августин Блаженный

© Издательство «Раритет», 2014

Автобиография
Неформальный, лирический вариант

 
Что скажут о тебе другие, коли ты
Сам о себе сказать не можешь?
 

Козьма Прутков

19 марта 1947 года – день, когда я осчастливил мир своим появлением на свет. Но мир не заметил этого замечательного события, поскольку оно произошло в забытом богом белорусском городке Баравуха-1-я.

Мой отец, боевой офицер, десантник, готовил там молодую смену крылатой пехоты в воздушно-десантном полку Он прошел всю войну без единого ранения и закончил ее не 9, а 12 мая под Веной. Немцы ему упорные попались. Не знали, что Берлин уже сдался. И встречал отец день Победы под бешеным пулеметным огнем, стоя по пояс в болоте, где обморозил ноги. Штурман немного промахнулся и сбросил десантную бригаду в огненно-ледовую мясорубку.

Мама была учителем истории в вечерней школе. И как положено офицерской семье, мы путешествовали вслед за отцом по городам и весям нашей необъятной Родины, выполняя указания Министерства обороны.

Преподаватель истории Александрова Анастасия Алексеевна

Подполковник десантных войск Александров Василий Иванович

В 1954 году наш новый вождь, Никита Сергеевич Хрущев, решил, что любую войну можно выиграть ракетами, а пехота, десантники, танкисты, артиллеристы и прочие рода войск – балласт и ракетам в подметки не годятся. И выкинул одним махом миллион высококлассных опытных военных специалистов на улицу! Алма-Атинское воздушно-десантное училище, в котором в то время служил мой отец, было сокращено.

Отцу повезло. Его не уволили из армии, а перевели на службу в систему военкоматов.

Вот так, в один момент, мы оказались в небольшом, теплом, полусонном городе Оше. Здравствуй, милая Киргизия!

Жили мы прямо в самом центре города, во дворе военкомата, там, где сейчас находится драматический театр. Оттуда была очень хорошо видна главная достопримечательность города – гора Сулейман-Тоо.

Сулейманка – мой трамплин к вершинам Небесных гор

Однажды утром в яблоневом саду под горой я обнаружил палаточный городок, в котором расположилась странная команда. Молодые, крепкие ребята в военной форме таскали огромные рюкзаки, сматывали бухты веревки, пересчитывали ящики с консервами, примеряли огромные ботинки, подбитые странными железками – триконями. Это была альпинистская экспедиция Туркестанского военного округа на пик Ленина под командованием В.И. Рацека.

Теперь я понимаю, что это была судьба. Конечно, я понятия не имел, что это за ребята, но на скальные занятия на Сулейманку увязался вслед за ними. Все дальнейшее действо произвело на меня неизгладимое впечатление, результатом которого и стало увлечение горами на всю жизнь.

Затем был физический факультет Киргизского государственного университета. Вместе с дипломом физика-экспериментатора я успел получить значок «Альпинист СССР», закрыть третий разряд по альпинизму и завязать близкое знакомство с киргизским телевидением.

В мою научную карьеру в области оптики и спектроскопии сразу же вмешалось всесильное Министерство обороны. Оно решило, что без моего непосредственного участия обороноспособность страны понесет непоправимый урон. И два года в лейтенантских погонах я защищал с моей мотострелковой ротой берега полуострова Крым от возможных противников.

Космос был более благосклонен ко мне. Венец моих пятилетних усилий в особом конструкторском бюро Института космических исследований – датчик регистрации космической пыли. Спутник с моим датчиком до сих пор ищет космический мусор в подворотнях нашей матушки Земли. А моя научно-техническая карьера на этом закончилась, и бурные воды реки по имени «Жизнь» потащили меня в пороги творчества.

Работа, приключения, жизнь

Легкий роман с киргизским телевидением имел серьезное продолжение и превратился во взаимную десятилетнюю любовь. Я был автором и ведущим передачи «Ветер странствий», на вольных хлебах. То есть без зарплаты. Это напоминало клуб «Сделай сам». Сценарист, путешественник, кинооператор, звукооператор, режиссер, корреспондент, водитель и продюсер в одном лице. Короче, свободный художник. Я приносил на алтарь любви к искусству готовую продукцию в виде киносюжетов, а ТВ платило мне всенародной любовью и жидким гонорарным дождичком. Но я был свободен!

Интервью с Сенкевичем

Правда, не долго. Блажен, кто верует! Златокудрый, мелкий хулиган Амур подстрелил меня в самый неподходящий момент. А вслед за ним явился и партнер по свадебному бизнесу, незваный гость Гименей, со своими узами, то есть, брачными цепями. Создание семьи и рождение сыновей наставило меня на путь истинный.

Пять лет работы кинооператором на студии «Киргизтелефильм» дали прекрасную профессиональную школу. Ежедневный, тяжелый труд на новостях, репортажи с мест. Бесконечные колхозы, фермы, коровы, станки, стройки, заводы, интервью и тысячи лиц, которые сливались для меня в одну говорящую голову.

Редкая удача – работа на фильме. Это были: «Испытание», «Пятый угол», «Шесть сигналов в минуту», «Тропа» и «Конечная остановка». Я благодарен судьбе за то, что стал членом неформального братства кинооператоров и прикоснулся к величайшему монстру из искусств, Его Величеству – Телевидению.

К 1988 году родник государственного финансирования ТВ иссяк и будущее было зыбким и неясным. Вот тут-то и выстрелило «театральное ружье», которое я зарядил настоящим патроном – своим первым восхождением на гору святого пророка Сулеймана в Оше. Все эти годы я не изменял своей первой любви. Продолжал ходить в горы, кататься на горных лыжах, строить подъемники и подниматься к вершинам. Теперь все это пригодилось. С благословления великой перестройки мы вспомнили о своем нетривиальном хобби – альпинизме и основали первую в республике частную туристическую компанию – «Тянь-Шань». Мы – это Володя Бирюков, Володя Максимов и я. Нам повезло: любимое занятие и работа в одном пакете. Два в одном.

С тех пор, вот уже 26 лет, я занимаюсь туристическим бизнесом и последние 15 лет в семейной компании «Эдельвейс».

С удивлением смотрю в свое пенсионное удостоверение. Фамилия – моя, даже фотография слегка похожа. Но какое отношение все «это» имеет ко мне?! В душе всё те же 20 лет!

За это время, между делом, построил дом. Посадил не одну сотню деревьев. Имею красивую и в меру ворчливую жену Татьяну. Вырастил двух сыновей, за что ей большое спасибо. В планах строительство Мемориала альпинистов Кыргызстана в ущелье Ала-Арча, спуск на лыжах с вершины пятитысячника, встречи с друзьями, которыми бог не обделил, и путешествия. Ведь мир так прекрасен и удивителен! Пока способен удивляться – ты живешь!

Написал книгу «Азиатские белые горы». Оказалось, что в ней только десятая часть того, о чем и о ком хотелось бы рассказать, так появилась эта новая книга.

Друзья и горы, о которых хотелось бы рассказать

Вэдэушное детство

«Это баловство до добра тебя не доведет».

Занудная мораль мам всего света

Наш военный городок Алма-Атинского воздушно-десантного училища прятался в пыльной казахской степи между семидесятым разъездом железной дороги и аэродромом. Каждое утро, по пути в школу, мы видели, как из пузатых транспортников Ли-2, круживших в небе, вываливались маленькие фигурки и над ними раскрывались белые купола. Парашюты торжественно плыли над далекими горами.

Однажды вечером после прыжков один из транспортников при посадке промахнулся мимо полосы и сел на городок. Слава богу, на окраине и одним крылом снес в школьном дворе лишь сортир, а другим слегка въехал в здание школы, выбив при этом учебному пособию – скелету последние зубы.

Вот было у нас, детей, радости! Мы целую неделю не учились и отвинчивали от самолета всякие интересные железки.

Часовые – курсанты училища с карабинами за плечами – гоняли нас, правда, без энтузиазма, понимая, что это занятие бесполезное и неблагодарное.

Обычно после уроков «шайка малолетних преступников» от 7 до 10 лет выдвигалась, согласно рекогносцировке, на учебное стрельбище. Там в изобилии в окопах и на позициях валялись утерянные курсантами на стрельбах патроны, запалы, трассирующие пули и прочая огненная забава. В те времена это было в порядке вещей, никто боезапасы не считал. Видимо, добра такого всегда хватало.

Элитную работу по сбору взрывоопасных предметов выполняла наиболее квалифицированная часть нашей «шайки». Черную работу по собиранию картошки на колхозных полях выполняли зеленые новички. Затем готовился настоящий пионерский костер. В него закладывались все собранные боеприпасы. Причем велся строгий учет. Наш вожачок Вовка Шубников уже учился в третьем классе и даже проходил умножение!

Затем вся «шайка» пряталась в окоп. Доброволец поджигал этот праздничный фейерверк и тоже бросался в окоп. Столб огня и дыма поднимался метров на пять. Трава была сухая. Особенно красиво в сумерках летели трассеры и звучно грохотали запалы. Когда баталия кончалась, мы засовывали картошку в золу и потом ели восхитительную печеную картошку с огурцами и помидорами, уворованными на тех же колхозных, неохраняемых, полях. Если еще кто-то прихватывал из дома булку хлеба и соль крупного помола, то не было в мире вкуснее еды!

Повзрослев, пробовал я в Париже суп из трюфелей, а в Токио суши в ресторане. Нет, не то! Может, потому, что там никто не стрелял и ничего не взрывалось?

Закончилась эта идиллия просто. Вовки как-то раз не было, а новый «счетовод» оказался двоечником по арифметике. Когда уже начали вытаскивать картошку из золы, вдруг бабахнул запал от гранаты. И осколком оторвало палец у одного из «авантюристов». Хорошо, не голову.

Отделались мы неделей домашнего ареста. Нас простили, и актом примирения было катание на аэростате, с которого в обычные дни курсанты совершали свой первый прыжок.

Кумир послевоенных пацанов и прадедушка «Человека-паука»

Тогда с километровой высоты мне открылась грандиозная панорама Тянь-Шаня. Это был Заилийский Алатау. Центр цивилизации, наш военный городок, сверху казался величиной с арбузное семечко. Может быть, тогда у меня и зародилась страсть подниматься к вершинам и летать?

Наше примирение, как показали дальнейшие события, оказалось коротким перемирием.

В гарнизонном клубе на летней площадке вечерами, после захода солнца, обычно демонстрировались фильмы. Хитом 50-х годов были индийские фильмы «Бродяга» и «Господин 420» с Раджем Капуром в главных ролях. И конечно, неувядаемый трофейный «Тарзан», который мы смотрели уже раз по десять. Причем, по просьбе родителей и по приказу начальника училища малолетних хулиганов на вечерние сеансы не пропускали. Но разве двухметровый забор мог быть препятствием для души, жаждущей общения с высоким искусством?! У нас всегда были бесплатные привилегированные свободные места на сцене позади экрана. Правда, изображение было перевернутым слева направо, большой экран был в четырех метрах от глаз, а динамики кричали прямо в наши уши! Но это абсолютно не мешало, наоборот, казалось, что ты сам вместе с Тарзаном совершаешь фантастические прыжки, продираешься сквозь девственные джунгли и живешь с ним одной жизнью.

Но всему прекрасному на свете приходит конец.

Однажды вместо сообщения об очередном показе бессмертного «экшена» на афише мы увидели портрет звезды советской эстрады Розы Баглановой и программу концерта наших шефов – артистов алма-атинской филармонии. Это было нечестно. У нас были другие планы!

Мы решили бороться за свои права. В те времена кинопленка, кроме функции носителя изображения, обладала еще одним замечательным свойством. Она бурно горела, с выделением яркого, желтого пламени. Если взять два метра пленки и скрутить в тугой рулончик, а потом потянуть за внутренний конец, то получалась прекрасная метровая шпажка. Она завертывалась в бумагу, и получалась своеобразная «матрешка». Обычно использовались газеты. На них красовались портреты вождей, но тогда мы были далеки от политики и делали это без всякого умысла.

1:0, победили фанаты Тарзана

Когда «матрешку» поджигали, газета не давала сгорать пленке быстро, при этом выделялось чудовищное количество дыма. Это изделие называлось «дымовухой». Особенно талантливые выпускники нашей «школы юных диверсантов» добивались того, что «дымовуха» не просто дымила и воняла, но и летала как неуправляемый реактивный снаряд, выписывая в воздухе немыслимые фигуры, издавая при этом художественный свист. Куда там американским бойскаутам с их детскими забавами!

Боезапас из десяти «дымовух» был размещен под дощатой сценой, где обычно в оркестровой яме играл духовой оркестр училища. И когда примадонна запела хит пятидесятых годов: «Ах, Самара-городок, беспокойная я, успокойте меня!» – и далее по тексту, изо всех щелей сцены повалил дым и зловоние. Примадонна, подхватив свои шуршащие юбки, и все музыканты в авральном порядке позорно покинули сцену

В это время из оркестровой ямы с истошным воем вырвались еще две летающие «дымовухи». Начальник клуба сыграл пожарную тревогу, и вся публика стала спешно покидать площадку Виктория была полная!

Через пять минут дым рассеялся, и стало понятно, что это была «милая» детская шутка.

К нашему безмерному удивлению, публика и начальник клуба нашего юмора не оценили. И фильма с Тарзаном не было.

Было другое кино. Расследование было проведено по-военному, быстро, и наказание последовало неотвратимо. Зачинщики были выявлены и преданы в руки правосудия. То есть, родителям. На месяц мы были отлучены от самого великого из искусств – кино.

Не знаю, пострадало ли от этого остальное искусство, но алма-атинская филармония навсегда вычеркнула из списков своих подшефных организаций Алма-Атинское воздушно-десантное училище имени Верховного Совета Киргизской ССР.

С тех пор я с опаской отношусь к фейерверкам и другим огненным забавам, как китайского, так и отечественного производства, особенно, когда они находятся под управлением подрастающего поколения. Ах, как тогда была права мама!

Кто бы мог подумать. На вид такие приличные мальчики, но в каждой душе сидит свой чертик!

Алеет восток

Сколько книг не читай,

Императором не станешь.

Мао Цзедун

Эта история началась в 1964 году. Затеянный во Фрунзе очередной эксперимент над подрастающим поколением отличался экстравагантностью. В школе № 13 с углубленным изучением иностранных языков был введен в программу китайский язык. Видимо, для того, чтобы окончательно подтвердить нерушимую дружбу между советским и китайским народами. Под этот каток ускоренного интеллектуального развития попал мой закадычный друг Женя Котлов. Планида у него была такая – вляпываться во всякие сомнительные истории. Восемь предыдущих лет упорного изучения языка великого Шекспира дали весьма скромный результат. На стандартный вопрос: «До ю спик инглиш?» – ответ был нестандартный: «Дую, дую, но хреново!»

Вот крутить педали велосипеда, сходить в поход в горы или написать статью в газету «Комсомолец Киргизии» – это было для Жени запросто. Как он попал с такими задатками в школу с углубленным изучением языков, остается загадкой.

Гроза в виде госэкзамена неотвратимо приближалась. И тогда, в качестве манны небесной, Министерство образования Киргизской ССР ниспослало Женьке китайскую грамоту, выступив для него в роли ангела-спасителя. Котлов учился тогда уже в одиннадцатом выпускном классе, а за один год выучить китайскую грамоту не смог бы и полиглот. Для Женьки, вероятно, и язык племени Мамбу-Юмба, состоящий из трехсот слов, был бы непреодолимым барьером. Но, к его счастью, руководство школы приняло соломоново решение – всем выпускникам китайского класса было поставлено в аттестат пять баллов по иностранному языку.

Знаток китайских церемоний и партийных гимнов Евгений Котлов

Единственным реальным достижением любителя велоспорта и альпинизма в области познания языка мудреца Конфуция оказался зазубренный гимн «Алеет восток», посвященный Великому Кормчему – Мао Цзэдуну. Хотя и его дальше первого куплета Женя не осилил.

Китайский язык помог Котлову поступить в Ленинградский институт физической культуры имени Лесгафта. Когда приемная комиссия института увидела в Женькином аттестате оценку отлично по китайскому языку, она впала в ступор. Проверить знания претендента на высокое звание студента физкультурного института не представлялось возможным за неимением специалистов в области изящной китайской словесности.

Не дай Вам Бог жить в эпоху перемен.

Конфуций

Поэтому ловкий абитуриент был зачислен в число студентов этого прославленного учреждения без экзамена по иностранному языку.

Но перед тем как покинуть родной город, Женька успел заразить своей глубокой любовью к китайской музыкальной культуре всю нашу компанию.

Хоровое исполнение бессмертного хита, посвященного Великому Кормчему, на прощальной вечеринке в поздний час на чистом ханьском диалекте привело в экстаз всех уличных собак и надолго запомнилось всему населению окрестных дворов. А содержание этого единственного куплета, состоящего всего из двух строк, в переводе на русский было совершенно безобидно:

 
Алеет восток. Это красное солнце встает над миром.
Это красное солнце – Мао Цзэдун.
 

Но как поется в известной песне: «Ничто на земле не проходит бесследно!» Литературно-музыкальная мина замедленного действия, заложенная в меня Женькой Котловым, сработала через тридцать лет.

Наш деловой визит в декабре 1993 года в Китайскую Народную Республику включал посещение Государственного института гляциологии в городе Ланчжоу. Там мы договорились с профессором Се Зичу о проведении совместной экспедиции в горах Тянь-Шаня для исследования ледников и проведения восхождений на пики Победы и Хан-Тенгри. А также об организации совместного предприятия в области туризма.

С киргизской стороны высокую договаривающуюся сторону представляли: Еропунов Александр Николаевич – начальник отдела игровых видов спорта и альпинизма Спорткомитета Киргизской ССР; Щетников Николай Николаевич – директор туристической компании «Достук-Треккинг»; Денисов Валерий Георгиевич – тренер сборной команды Киргизской ССР по альпинизму; и скромный автор этих строк, Александров Вячеслав Васильевич – в то время тележурналист-авторе-жопер. Это значит автор, режиссер и оператор в одном лице.

С китайской стороны переговоры вел наш друг профессор Се Зичу, ученый-гляциолог с мировым именем, бывший директор института, но тогда уже лишь начальник отдела, поскольку недавно был освобожден из трудового лагеря в деревне, где он, под руководством революционеров-хунвейбинов, возделывал рис для нужд культурной революции. Причем профессор перед ссылкой в деревню пять лет отсидел в тюрьме, только за то, что поставил стакан чая на цитатник Мао Цзэдуна, которого на самом деле Се Зичу очень уважал. Просто чай был очень горячий, а стол полированный.

Одним словом, визит уверенно катился к успешному завершению. Пока мои товарищи трудились на переговорах, меня черт понес поснимать на новую японскую видеокамеру «Хитачи» местные достопримечательности.

Город-четырехмиллионник Ланджоу, как и все китайские мегаполисы, был погружен в глубокий смог. Несмотря на десятиградусный декабрьский мороз тысячи велосипедистов сновали вдоль и поперек главного проспекта города как молекулы в броуновском движении. Все в белых перчатках и медицинских масках.

И вдруг вся эта муравьиная карусель бросилась врассыпную и по центру проспекта понеслись полицейские джипы с мигалками и сиренами. За ними – колонна грузовиков с открытыми бортами. На каждой машине стояли два солдата с автоматами, а между ними человек в белом нижнем белье и наручниках. Солдаты были в застегнутых полушубках, завязанных шапках-ушанках и с красными от холодного ветра носами. Люди в одном белье были просто синими. Я тут же схватился за камеру и стал снимать. Это было что-то из ряда вон выходящее! А машины шли и шли. Их было более тридцати. Наша переводчица – студентка-практикантка объяснила мне, что это – зрелище не для слабонервных. Колонна автомобилей везла преступников на городской стадион на публичную казнь. Через повешение! Наркобароны шли в первую очередь, потом сошка помельче: бандиты и воры, одним словом – криминал, на закуску подавались сутенеры. И все это транслировалось по местному телевидению! Члены Коммунистической партии присутствовали на казни в обязательном порядке. Иностранцы же на стадион не допускались.

Хлеба и зрелищ! Со времен Древнего Рима ничего не изменилось

У меня, честно сказать, и желания не возникло наслаждаться этим спектаклем. Но не успели мы с переводчицей дойти до ближайшего фонтана в парке, как с четырех сторон по аллеям к нам подлетели черные джипы. Из них выскочили, как черти из табакерки, маленькие китайцы в черных кожанках. Они подхватили меня под руки и повели в симпатичный парковый павильон, оказавшийся закамуфлированным отделом полиции. При этом полицейские все время громко разговаривали по рациям друг с другом, находясь на расстоянии всего пяти метров. Они больше походили на опереточных злодеев, чем на сотрудников национальной безопасности. Выяснилось, что они засекли мою камеру еще час назад до задержания и вели нас до удобного момента, чтобы взять «крупную рыбу» с поличным.

Большой друг советского народа профессор Се Зичу

Вначале «кагэбэшники» отобрали у меня камеру и сходу обвинили в шпионаже на американскую разведку. Перед моим мысленным взором моментально возник образ городского стадиона с портретами Мао Цзэдуна, грузовики с портативными виселицами и многотысячная толпа футбольных болельщиков… пардон, культурных революционеров-хунвейбинов с фанатичным кличем «Смерть шпиону!».

По тяжести содеянного, по определению полицейских, я оказался следующим после наркобарона, но перед сутенером. Ошалевшее от неожиданно навалившихся на меня событий воображение уже рисовало мою виселицу, возвышавшуюся над всеми остальными, и веревка на ней была толще, чем на соседних.

И тут стражи гостайны обнаружили мой советский паспорт. Подозрение в шпионаже сняли и заменили на обвинение в запрещенной съемке смертной казни. Оказывается, казнить публично было можно и нужно, потому как это искореняет преступность, но снимать и потом показывать публично отснятый материал нельзя. Потому что это портит имидж Китая как страны туризма.

То, что я оказался советским гражданином, сыграло решающую роль в моей дальнейшей судьбе. Меня отпустили! Даже камеру вернули, отобрав кассету. Что стало, после всех предъявленных мне обвинений, приятной неожиданностью. Мне даже было жаль их: фанатичные поклонники публичных казней лишились кульминации – спектакля «Повешение американского шпиона»! Только переводчицы, нашей студентки, я больше не увидел.

Прощальный банкет проходил в лучшем по тем временам ресторане столицы Синьцзян-Уйгурского автономного района – города Урумчи. Профессор Се Зичу, пользуясь случаем, пригласил на наши проводы всех достойных людей. А их набралось человек пятьдесят. Сотрудники Института гляциологии. Жены сотрудников. Друзья сотрудников. Сотрудники их друзей… и так далее. Столь пышные и многолюдные проводы вызвали у нас легкую оторопь. А ларчик просто открывался! Поскольку мы были официальной делегацией, то и прием оплачивался из казны. И здесь можно было развернуться.

Вечер удался! Четырехэтажный ресторан был хорош. Залы были разделены не стенами, а камышовыми перегородками. Местная традиция!

Групповое фото. Участники Международной конференции по климату. Здесь одним рестораном не обойдешься!

Кухня была прекрасна. Китайские изыски из мяса, овощей, рыбы и всего остального, что только плавает, ползает, прыгает, летает и шевелится на этой грешной земле, было на нашем столе. Народ ел и пил не стесняясь – за все было заплачено! И часа через два его потянуло к прекрасному. Захотелось попеть. И было с чего. Запивалась эта, на наш взгляд, замечательная китайская кухня таким же замечательным, на китайский взгляд, напитком, – рисовой водкой. Верхом этого алкогольного изыска было присутствие в бутылке заспиртованной змеи. Наливалась эта гремучая смесь, по местным обычаям, в рюмочки с наперсток величиной, грамм десять. После долгих тостов содержимое попадало в рот, обжигало язык, оставляя после себя вкус паленой резины и запах анисовых капель.

Киргизскую делегацию, привыкшую к благородному вкусу «Столичной», изготовленной по рецепту от Дмитрия Ивановича Менделеева, сей китайский напиток даже не взбодрил. Мы пребывали в пограничном состоянии.

Но местное сообщество уже было близко к мечте любого приличного буддиста, то есть, к состоянию наивысшего блаженства – нирване.

Сначала китайцы спели какую-то народную китайскую песню, а затем решили преподнести нам сюрприз.

Поскольку большинство из присутствующих уважаемых ученых обучались в лучших университетах Союза, то на приличном русском языке они ностальгически затянули «Подмосковные вечера».

Мы включились в этот импровизированный хор. Не грузины, конечно, чувствовалось отсутствие репетиций и спевки, но получилось душевно и для нас патриотично.

Затем образовалась неловкая пауза. Мы поняли, что нужно чем-то отвечать. Из нашей компании Александр Николаевич Еропунов умел только руководить и писать правильные доклады, Коля Щетников был геологом и мог писать научные статьи, Валера Денисов был прекрасным тренером по альпинизму и хорошо рассказывал анекдоты. Из кандидатов в солисты оставался только я, поскольку имел начальное музыкальное образование и даже знал ноты. Вот тут-то и взорвалась музыкально-литературная бомба по имени «Алеет восток!», заложенная во мне моим другом, а также другом китайского народа – Женькой Котловым. Хотя не последнюю роль сыграла и зловредная китайская анисовка, пропитанная змеиным ядом.

Пьют и поют гости. Танцуют профессионалы

– Уважаемые дамы и господа! Я тоже знаю одну китайскую песню и думаю, она будет для вас сюрпризом, – начал я свое выступление, встав со стула.

В наступившей внимательной тишине я со старанием затянул заклинание от Женьки Котлова:

– Дон фан хун, та ян шен – то есть «алеет восток…»

И остановился. Потому, что вдруг почувствовал, что тишина из внимательной превратилась в гробовую. Весь зал напрягся. В воздухе я ощутил такое напряжение, словно перед разрядом молнии. И тут до меня дошло, что время то сейчас лихое, переменное. Культурная революция закончилась, и учитель Мао не в фаворе, но хунвейбины еще сильны. А новые власти не полностью овладели ситуацией. И понял я, что уйти своими ногами из этого ресторана могу только во главе шайки революционеров, размахивающих цитатниками Мао, и как герой. В противном случае придется мне уехать в белых подштанниках на грузовике в сопровождении солдат к элегантной виселице на стадионе. Ни то ни другое не вызвало у меня положительных эмоций. Волосы на голове зашевелились от волнения, пот на лбу выступил, мерзкий анисовый холодок подкатил к горлу. Хмель как рукой в момент сняло.

И вдруг в этой звенящей тишине профессор Се Зичу вытянулся во весь свой не гигантский, полутораметровый рост и запел о Красном Солнце, которое встает над миром. За ним один за другим вставали профессора, ассистенты, аспиранты, жены аспирантов и друзья жен и вплетали свои голоса в слабый голосок профессора. Глядя в пространство остекленевшими глазами, они пели о Мао Цзэдуне. Вдруг из соседнего зала донеслись звуки этой же песни, и через минуту уже мощный хор голосов, звучащий со всех четырех этажей ресторана, подхватил торжественный гимн «Алеет восток».

Внезапно в раскрытые окна влетел свежий порыв ветра. Казалось, сам дух Великого Кормчего ворвался в зал и одобрительно витал над головами поющих.

Я стоял, разевая рот и изображая пение в хоре, поскольку благодаря стараниям Женьки Котлова, «полиглота» с физкультурным образованием, знал только первый куплет.

Прозвучал последний торжественный аккорд гимна. И мне уже не была страшна ни месть хунвейбинов, ни призрак городского стадиона с виселицами и «кагэбэшниками». На меня обрушился град аплодисментов и всенародная любовь посетителей ресторана. Это был фурор, апофеоз и полный успех! Сюрприз удался на славу.

Назад мы летели из Урумчи в Алма-Ату ночью.

Незадолго до посадки я выглянул в иллюминатор. Уже заалел восток и восходящее солнце осветило высочайшие вершины Тянь-Шаня – Победу и Хан-Тенгри. Я возблагодарил судьбу за то, что вижу прекрасные горы и настоящий, не песенный, восход солнца.

А ведь могло быть все иначе.