Текст книги "Особо опасная статья"

– Это не он интересуется сделками по продаже угля, это я интересуюсь боксом, – бросил Кайнаков.

Кряжин с руками, погруженными в карманы, продолжал мерить шагами бесчисленные метры помещения и разговаривал сам с собой.

– Звонок будет обязательно. И сердечные родители тут же начинают орать в трубку, как оглашенные: «Дай трубку сыну, я хочу слышать его голос!» На самом деле это глупый поступок, потому что такой вопрос очевиден. Поэтому умные люди похитителям сразу говорят о лекарствах, если это необходимо, и предупреждают о том, что последующие сеансы связи будут начинаться и заканчиваться разговором с ребенком. И только в этом случае сделка может состояться. А наиболее умные люди в таких случаях говорят следующее: «Ты взял у меня самое дорогое, что у меня есть. Убив это, ты совершишь огромную глупость, потому что теперь мне терять уже нечего. А потому я найду тебя без ментов, негодяй, – говорю это при ментах, – и дело твое швах. Изворачивайся, как хочешь, но чтобы во время всех наших разговоров ребенок был с тобой. И не говори мне, что в случае моего упрямства ты начнешь посылать мне ребенка по частям. Это неактуально и пахнет примитивизмом». А звонок обязательно будет.

В комнате слышалось лишь шуршание мягких подошв туфлей следователя.

– Вы в Германию зачем летали? – вдоволь находившись по необъятному помещению, следователь вернулся в кресло и снова занялся папкой.

Кайнаков вынул из коробки на стеклянном столике тонкую сигару и щелкнул ножницами. Еще мгновение – и от длинной лучины под трехметровый потолок поползло облачко густого дыма.

– Германия занимает не последнее место в рейтинге производства и продажи каменного угля. Рурский бассейн, если вы понимаете, о чем я говорю. Я летал в Рур по приглашению немецких коллег.

Потом Кряжин задал еще три вопроса, а Кайнаков на них ответил. Поскольку вопросы задавались в логической последовательности по отношению к полученным ответам, пояснения Альберта Артуровича можно было объединить в короткий рассказ.

Месяц назад от одного из сопредседателей корпорации «Рур», что на востоке ФРГ, к президенту «Транс-Уголь» поступило приглашение для посещения указанной страны. Цель – обмен опытом по добыче угля. Там же предполагалось определить сферы деятельности, в которых были бы заинтересованы обе стороны. Корпорация «Транс-Уголь» – серьезное предприятие мирового значения, и от ее политики в том числе зависят доходы и будущее остальных разработчиков этого вида топлива. На совещании Кайнакову поступило предложение объединить «Рур» с «Транс-Углем» и этим укрепить позиции двух корпораций. Объединение означало монополию и, как следствие, увеличение прибыли. Вчерашним числом Альберт Артурович подписал договор о намерениях и взял короткий тайм-аут для принятия окончательного решения.

Весть о том, что его сын похищен неизвестными, застала Кайнакова в Шереметьево, как только Альберт Артурович выехал с территории, прилегающей к терминалу.

– Кто знал о вашей командировке в Германию? – Кряжин пожевал губами, отмахнулся от наплывающей на него занавеси дыма и с чистой совестью вынул из кармана пачку «Лаки Страйк».

– Все, – нервно усмехнулся, разведя руками, Кайнаков. – Когда президент летит в командировку, об этом знает даже секретарь директора дочерней компании в Иркутске!

– Это смотря какой президент, – оторвался от записей следователь, – и смотря чего. А кому могла помешать ваша сделка с «Руром»?

На лице Кайнакова появилось обезображенное ехидством веселье.

– Тоже всем. Какую компанию в России и за рубежом не назовете, всем эта сделка была не на руку. Пытаетесь вычислить вероятное направление удара? Компас представляете? Так вот, с каждого румба по три раза.

Странный разговор происходил в одном из домов жилого комплекса «Алые паруса». Человек, у которого похитили сына, разговаривал с вызовом и заставлял следователя, пришедшего к нему на помощь по его же вызову, тратить время на обдумывание совершенно ненужных деталей. Сам же следователь, покуривая в квартире, лишившейся наследника, представлял собой живой образчик уставшего от исполнения должностных обязанностей чиновника.

Кряжин ждал Саланцева.

Ангелина Викторовна вдруг тонко завыла. Заголосила, вытянув губы трубочкой, как обиженный щенок.

– Вы его никогда не найдете… Он пропал… Мой мальчик пропал навсегда…

– Геля, не нужно, – гладил ее по голове, косясь на следователя, Кайнаков. – Мужайся, Геля… Я верю, он жив.

Она уже почти поверила мужу, но тут вмешался Игорь Сидельников, старший оперуполномоченный МУРа, капитан милиции, невозмутимый человек.

– Вы вот, женщина, – сказал Игорь, – напрасно так плохо отзываетесь о наших способностях. И потом, преступления против детей со стороны властей в отношении лиц, их совершивших, всегда карались особо жестоко.

Даже Кряжин с первого раза не понял, что именно хотел этим сказать решивший развеять разговорную тоску опер. То ли власти с особой жестокостью карают детей, то ли лица, совершившие преступления против детей, караются властями весьма жестоко.

– Был такой Жиль де Рец, – пояснил капитан милиции, – это сподвижник Жанны Д'Арк, если вы не знаете. Во времена великой смуты он растлил и убил собственными руками сто сорок детей. И что вы думаете? Его уличили, повесили на центральной площади Орлеана, а после труп сожгли. А вы говорите – никогда не найдем. Найдем, гражданка, и призовем к ответу!

Ангелина Викторовна без всякой надежды ее мужа на возвращение в сознание сползла с резного стула и ударилась головой оземь. О паркет «Таркетт», если говорить более точно.

Спокойствию в квартире на двадцать четвертом этаже пришел конец. Совместными усилиями гувернантки, Альберта Артуровича и его телохранителя Ангелину Викторовну переместили в спальню. В адрес Сидельникова сыпались резонные выпады, и даже Кряжин, который до сих пор был немногим из тех, кто сохранял спокойствие духа, чуть покраснел лицом.

– Ты, Игорек, если еще какие исторические факты вспомнишь, – шептал он, поднимая с пола фужер ударившейся в беспамятство молодой супруги, – так не стесняйся. Главное, чтобы они такими же яркими были.

Однако вместо того, чтобы все испортить, капитан полностью разрядил обстановку. В гостиной остались Кряжин с Кайнаковым, сам опер и телохранитель, которого, впрочем, следователь выставил из комнаты уже в следующее мгновение.

– А чем для остальных угольных компаний плоха ваша сделка с германцами? – спросил он.

– Мы поставляем в Европу дешевый уголь.

Альберт Артурович налил себе добрую порцию виски из квадратной бутылки и залпом выпил.

– Они инвестируют реанимацию шахт на Кузбассе.

Налил и выпил еще.

– Мелкие компании разоряются, и мы тут же выкупаем их собственность. Через пять (максимум – семь) лет в Европе и на Востоке будет одна корпорация, владеющая третью мировых угольных запасов…

– Нет, нет, – вмешался в ход событий Кряжин. – Больше не пейте. Вы не забыли, что у вас не контрольный пакет акций украли, а сына?

– Я помню, – ненавидящим взглядом пронзая тяжелые портьеры, выдавил Кайнаков. Однако стакан, такой же квадратный, как и бутылка, в покое оставил.

– Это все, что вы могли рассказать мне о вашем бизнесе?

– Все.

Кряжин легко спружинил от кожаного кресла и снова приблизился к бесконечной стене, увешанной золотистыми рамками.

– Вот этот – из администрации Президента. Этот – тоже, – касаясь пальцем каждой рамки, следователь двинулся вдоль стены. – Это советник мэра по вопросам градостроительства, начальник комитета по строительству. Депутат Государственной Думы от партии «Единение»… Депутат от фракции социалистов-демократов… Вы в обнимку с замминистра путей сообщения и карпом в другой руке… С представителем России в Европейском суде по правам человека…

Постояв еще минуту, он вернулся на место и кивком головы остановил ворвавшегося в комнату Саланцева – тот, прогибаясь, заносил коробку с торчащими из нее проводами и антеннами. Сзади него шествовал спец из отдела «Р».

– Вот я и думаю, Альберт Артурович, – с неподдельным любопытством рассматривая, как спец ввинчивает в разъемы штепселя, следователь заканчивал предложение, начатое еще у стены, – все ли вы мне рассказали? Давайте посмотрим на ситуацию моими глазами. У почтенного человека, имеющего вес и в стране, и за рубежом, похищают ребенка. Дабы не смущать вас юридическими формулировками, сразу поясню, что расследованием этого дела в принципе должно заниматься Управление по борьбе с организованной преступностью. Во взаимодействии с оперативно-разыскным бюро. А меня вызывает начальник следственного Управления Генеральной прокуратуры Смагин, которого я, кстати, не нашел ни на одной из фотографий, и сообщает, что расследование данного преступления поручено мне. И находится под контролем Генерального прокурора, – следователь прервался только для того, чтобы в полной тишине щелкнуть зажигалкой. – Ну, ладно: к Генеральному прокурору что не попадет, сразу оказывается у него под контролем. Специфика такая. Но я так и не понял, почему у него под контролем оказалось дело, место которому в руках дознавателя УБОП?

День миновал середину, и солнце перевалило через зенит. В комнате стало чуть темнее и оттого сразу чуть свежее. Тень на стене от колонны в углу стала на треть шире, тень от люстры вытянулась наполовину. В гостиной работал кондиционер. И Кряжин с удовольствием расстегнул на своей крепкой груди еще одну пуговицу.

– Все готово, – сказал спец, отводя в сторону выходящий из-за уха микрофон.

Кряжин молчаливо поблагодарил его и снова обратил взгляд в сторону Кайнакова, который мучился, выбирая между правдой и умным ответом. Взгляд Кряжина говорил, не скромничая: «Ты видишь, сильный и могущественный человек, – я работаю. У меня дома есть диван и телевизор, в холодильнике запотевшие бутылки с пивом, а в сейфе на работе – груда еще не распахнутых дел. Но я здесь, и я надоедлив. Вы корили меня, что я бездействую, занимаюсь ерундой, вместо того, чтобы выбегать на улицу и спрашивать у прохожих, не видели ли они рыжего мальчика девяти лет от роду. Я видел фото, я объяснил, что нужно говорить в первую очередь при внезапном звонке, а вы этого даже не заметили. Сейчас я хочу помочь, но мне нужна правда. Где она, отец, любящий своего сына?»

– Это государственный проект, – промолвил, наконец, Альберт Артурович.

– Не понял.

– Сделка с «Руром» должна произойти, в случае моего согласия, под кураторством руководства Топливно-энергетического комплекса. В противном случае меня ждет судьба многих очень богатых, но независимых людей. Богатеть в нашей стране позволено лишь тем, кто обогащает своими трудами государство. Точнее сказать, лучших его представителей.

«Я не успел расспросить об этом Смагина по телефону, – с досадой подумал Кряжин, – а мне уже почти показалось, что дело просто в ребенке. В маленьком ребенке».

– Вы сейчас потеряете от горя голову, сделка не состоится, и страна лишится многих миллионов долларов. Это непозволительная роскошь для государства, поэтому делом должны заниматься серьезные люди, чье участие гарантирует успех. Я все правильно перевел с птичьего языка на русский?

– Евро, – поправил Кайнаков и с неприязнью посмотрел на следователя. – Многих миллионов евро. А что касается головы… Ведь я, черт возьми, ее уже потерял. Если вам это, конечно, интересно.

– Нет. Мне это неинтересно. Это должно быть интересно вашему участковому врачу.

Кайнаков посмотрел на Кряжина взглядом, полным неприязни.

– Скажите, Иван Дмитриевич, вы, когда слышите запах цветов, головой в поисках гроба не вертите?

– Это здоровый цинизм, Альберт Артурович, – поспешил объяснить свои мысли вслух следователь. – Но служить в Генеральной прокуратуре и не быть циником – это то же самое, как если торговать углем, не умея отличать антрацит от торфа. Но мой цинизм более безобиден, как если быть губернатором дотационного региона и покупать при этом в личную собственность футбольные клубы.

– Не люблю футбол.

«Я хоть какое постановление о передаче дела вынесу, рассматривать его будет все равно Генеральная, – «важняк» пожевал губами, обдумывая перспективы разговора со Смагиным. – А скажут, что я не захотел искать ребенка. Маленького ребенка. И будут правы. Потому что я на самом деле хочу найти этого ребенка, а, отказавшись от дела, получится, что я добровольно отказался от этой мысли. Любомиров ребенка не найдет. И Костюков не найдет. И Кисенко не найдет. А Вершинин тем более».

– Сейчас начнется детский сад, – предупредил Кряжин Кайнакова, скидывая пиджак. – Поступит звонок, разговор займет чуть меньше двух минут и прервется. Через полчаса вам снова позвонят, но уже из другого места, и разговор снова займет не более двух минут. И так будет продолжаться до тех пор, пока эти люди не выскажут все свои страшные мысли. Пугаться этих мыслей не стоит, ибо не в их интересах делать вашему ребенку плохо.

– Почему две минуты? – машинально спросил Альберт Артурович.

– Потому что бытует ни на чем не основанное мнение, что, если разговаривать меньше ста двадцати секунд, оператор не успеет засечь месторасположение абонента.

– А это точно ни на чем не основанное мнение?

Кряжин кивнул спецу.

– Можно говорить сто восемьдесят, – ответил тот. – А если звонок «транзитный», то и полчаса.

– Глупо, – согласно буркнул Кайнаков и снова потянулся к бутылке.

Следователь оказался проворнее.

– Старший советник, – с яростью наблюдая за перемещением бутылки на столе, выдавил Кайнаков, – правда ли, что в прошлом году вы потеряли заложника?..

– Неправда. Я не старший советник. Я советник.

– Так потеряли или нет?!

– Это не я его потерял, а жена, решившая заплатить по требованию. Если вы намерены сделать то же самое, то давайте сразу условимся не распускать слухов, дабы в следующий раз мне не пришлось выслушивать подобное от кого-нибудь другого. – Поднявшись и приблизившись к спецу у аппаратуры, следователь попросил его подключить к параллельной связи и все четыре мобильных телефона, имевшихся в доме Кайнаковых.

Альберт Артурович, вставая, чуть качнулся и направился к Кряжину. Взял его за рукав, вяло потеребил, из чего тот сделал окончательный вывод о том, что собеседник пьян, и буркнул:

– Ну, Иван Дмитриевич!.. Вас же так зовут? Без обид, ладно? Я слышал, что вы профессионал, но я боюсь повторения того случая. Ну… Ну, словом… Если вы понимаете, о чем я говорю.

– Понимаю.

В декабре 2003 года Иван Дмитриевич Кряжин расследовал дело по факту похищения сына посла Чехии в России. Трое обкурившихся отморозков захватили мужчину, ни слова не понимающего по-русски, и решили получить за него три тысячи рублей. Конечно, они не имели представления, кто оказался в их руках и что вообще они делают. Сын посла дал им номер телефона, и те объяснили, что им необходимо. Уголовное дело было возбуждено по статье «похищение человека». Следователь при помощи переводчика очень подробно объяснил, что самому послу и его невестке следует делать, однако посол и его невестка пошли другим путем. Они принесли требуемую сумму в сумке, как того и требовали наркоманы, и оставили в мусорном баке во дворе одного из домов на Лесосечной. Вернувшись домой, они приняли еще один телефонный звонок, и теперь им было предложено принести три тысячи долларов. Ни слова не говоря следователю, они повторили трюк с сумкой. Вернулись домой, телефон опять зазвонил. Теперь их попросили поставить в бак третью сумку с пятьюдесятью тысячами долларов. Получив и эти деньги, наркоманы убили заложника, позвонили еще раз, попросили пятьсот тысяч долларов и исчезли навсегда. Сумма в полмиллиона великовата даже для посла Чехии, даже при условии уплаты за жизнь сына, и было решено поставить Кряжина в известность о событиях, происходивших за его спиной в течение ближайших суток. К тому моменту, когда Иван Дмитриевич выслушивал слезные заверения через переводчика больше так не глупить, сын консула был мертв уже два часа. В Администрацию Президента и Генеральному из консульства Чехии поступила информация о том, что старший следователь Генпрокуратуры Кряжин в ходе расследования и в результате своих непрофессиональных действий потерял человека. Генеральный информации не поверил. Смагин не поверил. Никто на Большой Дмитровке не поверил. Остальные поверили, в том числе и Кайнаков.

– Когда кофе проливается на одежду, Альберт Артурович, это уже не кофе, а грязь, – не поворачиваясь, но и не освобождая рукав, сказал Кряжин. – Если вы понимаете, о чем я говорю.

Время текло, как в больном сне. Хочется двигаться быстрее – уж лучше бы он сзади напал и изувечил. Если повезет, то можно будет убежать. Но время словно замедлило свой ход. Ноги волочатся по земле, а сзади раздается учащенное зловонное дыхание того, кто настигает. Страшно даже обернуться, потому что вид чудовища окончательно обездвижет ноги… Звонка не было.

Он оперся обеими руками на спинку кресла и почесал мочку уха. Беседа оставила в нем странные ощущения. Было в ней что-то недосказанное. Следователь, как и всякий человек, боялся всего, чего не понимал. По-своему боялся, по-«важнячески».

– Альберт Артурович, а вы как будто даже не обрадованы предстоящей сделкой с немцами?

– Вы смеетесь? – раздался сиплый голос с кресла напротив. – Меня лишили сына, а я должен радоваться своим успешным делам на фронте зарабатывания денег?

Следователь поморщился.

– Я не люблю зебр. И знаете за что? Непонятно, какого они цвета. То ли черные в белую полоску, то ли белые в черную. Сделка с «Руром» должна принести вам многие миллионы. Не хочу опять показаться циником, но в данной ситуации это для вас как нельзя к месту. Мир полон оттенков, и, говоря следователю о своих делах, вы не можете не понимать, что коль скоро я интересуюсь вашей сделкой, то она может являться первопричиной ваших нынешних неприятностей. Между тем вы ведете себя так, словно в вашей жизни случилась не одна неприятность, а две: похищение сына и предстоящая сделка с «Руром».

Кайнаков выбрался из кресла, подошел к морде медведя, подумал и вдруг с размаху влепил ей свинг справа. Голова даже не дернулась, но известка из-под ее шеи посыпалась. Кряжин тут же отметил: удар поставлен.

– Многие миллионы… – просипел он, и следователь уловил в сипе сарказм. – Вы, слуги государевы, как дети ехидны, ей-богу. Вы хорошо меня слышали, когда я вам говорил: сделка будет совершаться под кураторством Топливно-энергетического комплекса? Объяснить, что это значит?

– Объясните.

– Нет проблем. Просвещу. Это кураторство означает, что я, потратив колоссальные средства – личные, заметьте! – на реанимацию угольных разработок, позволяю государству, не вложившему в это ни копейки, сунуть свой пятак в мошну! Я буду получать тридцать процентов от прибыли, в то время как господа из ТЭК начнут высасывать из предприятия семьдесят! Сомневаюсь, что эти семьдесят уйдут в казну! Сделка ведь коммерческая! Жирные чиновничьи хари работают в этом стиле десять последних лет, и на это обречен весь российский бизнес! Иначе – отказ в лицензиях и кредитах, преграды административного плана! Вы, Кряжин, как ребенок, ей-богу!.. Да я скорее уеду из страны, скину капитал на счета в зарубежных банках и буду жить на проценты, чем пойду на такую сделку! Вот им! – Кайнаков выставил перед собой руку, ограниченную в локте другой рукой. – Я достаточно популярно объяснил? Очень жаль, что вы не в курсе таких сделок!

Внезапно успокоившись, Кайнаков подошел к бутылке, но на этот раз поскромничал: налил в стакан на палец.

Алкоголь, по-видимому, удовольствия ему не доставил. Или не устроила доза. Убитый горем отец недовольно пожевал губами, почти по-кряжински, отошел к окну, снова посмотрел на медведя – бить, не бить? – и вдруг подошел к собеседнику.

Уже совсем по-товарищески, прижавшись плечом к локтю следователя – достать высокого Кряжина Кайнаков был не в состоянии – президент остервенело зашептал: «Да я их всех, сук… по одному… пачками… никого не прощу… под водой… в небе…».

Повернувшись к президенту, Кряжин втянул носом пары виски и даже не поморщился. Нельзя старшему следователю Генпрокуратуры морщиться.

– Заполните на треть стакан водой, разбейте куриное яйцо и выжмите туда половинку лимона. Добавьте три капли нашатыря, – пожевав губами, не выдержал и сыграл желтой искоркой в глазу, – встряхните, но не взбалтывайте.

– Издеваетесь, – сокрушенно наморщился президент и покачал головой. – Но вам не понять…

– Вам скоро разговаривать с людьми, о психологическом состоянии которых даже не догадываетесь. Собираетесь пугать их своим пьяным говором? Умойтесь, выпейте коктейль, посмотрите сверху на город, придите в себя. – Следователь оставил педагогический тон и резко развернулся к спецу, поднявшему вверх руку. Зуммер еще не прошел, но лампочка на табло уже свидетельствовала о том, что появился сигнал.

Кряжин надел наушники в тот момент, когда на столе кайнаковской гостиной заверещал телефон.

– Это они!! – раздалось из спальни, и следом тут же послышалось:

– Успокойтесь, с вашим мужем умные люди. – Как-то странно прозвучало это из уст Саланцева. Неоднозначно. Но Ангелина Викторовна была не в том состоянии, чтобы выстраивать логические ряды.

– Возьмите трубку, – приказал Кряжин, стараясь не напугать этим приказом Кайнакова. – Если возникнут затруднения с разговором, посмотрите на меня.

Тот кивнул, смял сухие губы для глотка, но сглотнуть не смог.

Он был не прав, когда заявлял, что Кряжин его не понимает. Следователь не имел детей – да, но таких вот, «детолишенных», он перевидал десятки. А потому – понимал. Еще как понимал…

– Да… – проскрипел в трубку Альберт Артурович.

– Господин Кайнаков, – услышал Кряжин в наушниках, – это по поводу исчезновения вашего сына.

– Дайте мне…

– Мы ничего вам пока не дадим. Ваша квартира забита людьми из МУРа и прокуратуры, – голос неизвестного был совершенно спокоен. – Через пять минут мы перезвоним, и, если вы снова будете находиться под контролем, звонков больше не поступит. Это значит, что мы не добились своей цели. А это, в свою очередь, означает, что ваш сын нам без пользы. Могу прямо сейчас сказать вам, где вы найдете его тело, если через четыре минуты и сорок секунд в вашей квартире будут находиться власти. В мусорном баке на улице Тарусской. Это в Ясенево.

Губы Кайнакова тряслись, когда он протягивал трубку следователю. А по лицу Кряжина можно было понять, что ничего неожиданного не произошло. Твердым шагом он подошел к окну и задернул тяжелые портьеры.

На столе зазвонил мобильный. Альберт Артурович на подгибающихся ногах подошел к столу и потянул трубку за провод.

– Альберт Артурович, распахните шторы, – услышал в наушниках Кряжин.

Лицо его чуть побледнело, он медленно вышел из комнаты и прильнул к шторке спальни. Перед ним располагались три здания жилого комплекса «Алые паруса». Увидеть, как следователь задергивал шторы, можно было лишь из квартиры одного из них либо с космического спутника. Кайнаков, конечно, человек обеспеченный, и подход к нему должен быть соответствующий. Но вряд ли кто-то решил раскрутить Альберта Артуровича, имея в своем распоряжении такой летательный аппарат.

Что касается квартир в домах напротив, это еще более бесперспективный вариант для отработки. Дать команду окружить три высотных дома и проверить все квартиры на уровне жилья Кайнакова?

Ничего более глупого и представить невозможно. Связь с квартирой Кайнаковых ведется, конечно, через пять транзитных узлов, и к моменту входа в искомую квартиру в доме напротив там будет находиться пара влюбленных в жгучей позе и никаких следов аппаратуры…

– Осталось две минуты, – прошептал, подсвистывая, Кайнаков.

– Отключай прослушку, – скомандовал Кряжин спецу, проведя пальцем по виску.

– Как это? – растерялся протрезвевший президент. – Что вы хотите этим сказать?

Следователь подошел к столу и, каждые десять секунд поглядывая на наручные часы, стал помогать сотруднику отдела «Р» вынимать штепсели из гнезд. До окончания контрольного времени оставалось около тридцати секунд, когда Кряжин, со свистом отдернув портьеры, захватил в руки то, что не поместилось в руках спеца, и вышел вон.

Ему хотелось сказать Кайнакову: «Делайте все, как мы договорились», но вдруг ему на глаза попалась настенная розетка, и люстра в необъятном коридоре, и радиоприемник на комоде…

– Да что мне делать-то?! – возопил Альберт Артурович.

– Делайте все, что они говорят, – посоветовал Кряжин, подходя с операми и спецом к входным дверям. – На кону жизнь вашего сына.

– И это вы называете профессионализмом?! – И в этот момент он вспомнил, что до сих пор находится на связи с похитителями.

Кайнаков, задыхаясь от возмущения и страха, дернул рукой, и трубка упала на ковровый настил гостиной.

Поднял он ее лишь с третьего раза. Поднес непослушной рукой к голове и вжал в ухо.

– Это был хороший совет, – сказал тот же голос. – Я о последних словах следователя. А теперь по существу…