Текст книги "Последнее слово девятого калибра"

Глава 11

Антон вернулся в свой номер в тот момент, когда там уже вовсю шла дискуссия о недозволенных приемах государственных обвинителей в судебных процессах прошлых лет.

– Вы знаете, как делают представители обвинения? Склоняют граждан к подаче жалоб в кассационные инстанции, а после составляют прокурорский протест!

«Какая новость, – мысленно ужаснулся Струге. – Кто бы мог подумать?!»

– Безобразие, – соглашался Злобин. – Я понимаю ваш гнев.

Приходу Струге он радовался, как ребенок. За те десять минут, пока Антон отсутствовал, Бутурлин, очевидно, довел его до состояния крайнего умственного истощения. Бутылка на столе была наполовину пуста. Струге был оптимистом. Поэтому первое, что он сделал, войдя в номер, отметил: «Бутылка наполовину полна». Значит, разговор будет продолжен. Просто так адвокат уже не уйдет – такт не позволит, а выгнать его за дверь с недопитой бутылкой не решится Бутурлин. Но последнему мешала не врожденная тактичность, а возможность выговориться перед тем, кто его может выслушать в этой гостинице. Со Струге этого не получалось, да и не могло получиться.

Антон присел на край кровати. Лежать при госте, даже отказавшись от участия в совместной выпивке, он считал неприличным.

Струге согласился со следователем в том, что приехать в гостиницу тому следует не сейчас, а поутру. Тем более что Выходцева Антон Павлович застал не дома, а в служебном кабинете.

– Я пока знаю лишь одно, Антон Павлович, – сказал он Струге, – все звонки были сделаны на Мрянский тракторостроительный завод. Коллеги в этом городе сообщили, что их ведомство возбудило уголовное дело по факту исчезновения с территории завода девятисот тридцати тракторов на общую сумму девять миллионов триста тысяч долларов США. Следствие закончено, дело передано в суд. Отгадайте, кто его рассматривает?

– Не рассматривает, а – рассматривал… – с хрипотцой ответил Антон, поняв все.

– Совершенно верно. Феклистов Владимир Игоревич. Судья с десятилетним стажем работы.

– А что по подсудимым?

– Хороший вопрос, – похвалил Выходцев. – Я бы тоже его задал в первую очередь, даже не подумав о том, что кто-то работает над этим всего несколько часов…

– Да!.. – усмехнулся Антон. – Тороплю события… Честно говоря, мне самому все это становится очень интересно. Тем не менее как судья обещаю вам не совать свой нос в дела следствия. Приезжайте, письмо интересное. Вам будет о чем подумать.

– Я пошлю к вам машину, Антон Павлович, – извиняющимся тоном произнес Выходцев. – С минуты на минуту поступит звонок из Мрянска, и я, как вы понимаете, не могу его пропустить. К вам приедет человек по фамилии… Впрочем, вы его уже видели, так что не ошибетесь. Наш молодой выпускник юрфака. Помните его? Меня же ждите завтра, в восемь. Отвезу вас в академию на «Волге». Не доводилось ездить по Москве в прокурорской машине с синими маячками?

– Типун вам на язык, Борис Сергеевич…

На том и расстались.

– Пожалуй, господа, я ненадолго вас снова покину… – Струге в смущении поднялся с кровати и направился в сторону ванной. – Иван Николавич, дорогой, если ко мне прибудет человек, не сочтите за труд стукнуть мне в дверь.

Не слушая ответа, Антон зашел в ванную. Если не «стукнет» Бутурлин, то это обязательно сделает Злобин. Адвокат, несмотря ни на что, нравился судье. Скромен, умен, тактичен. Первое впечатление часто бывает обманчиво, однако одно из перечисленных качеств – ум, за ширмой не спрячешь.

«Как там говорил Бутурлин? Зри в корень? Вот именно».

Включив на полный напор душ, Антон примостился на корточках в углу ванной. Он хотел запомнить письмо наизусть перед тем, как оно попадет в руки Выходцева…

Струи били в дно ванны. Они заглушали не только хруст разворачиваемой бумаги, но и разговор снаружи.

«Судье Ленинского районного суда Феклистову В. И. Уважаемый Владимир Игоревич! Перед тем как послать вам документы, я навел о вас справки и получил рекомендации, которые меня вполне устроили. Теперь я считаю своим долгом сделать так, чтобы найденные мною документы стали достоянием закона. Они оказались в моих руках случайно, и я рад был бы отдать их в руки правоохранительных органов еще тогда, когда следственная группа работала на моем заводе. Однако характер деятельности этой группы позволяет мне сделать однозначный вывод о том, что данные документы никогда не лягут в основу обвинительного заключения. Я не силен в юриспруденции, а тот, кто у нас занимается правовыми вопросами, сам находится под судом. Не уверен, что текст письма позволит приобщить его к уголовному делу, так как я не обучен юридическим терминам и понятиям и я далек от правил отправления правосудия, однако уверен в том, что вы как судья, рассматривающий дело по фактам хищения с вверенного мне завода, обязаны знать правду. Это письмо – лишь сопроводительная записка для тех документов, что я вам передаю. Поскольку я стал их владельцем лишь волею случая, я снял с документов копии, которые и собираюсь вам передать. Пропажа подлинников позволила бы преступникам предпринять действия, могущие помешать вам. Я не сомневаюсь, что вы вынесете законный приговор, основываясь лишь на собственной беспристрастности и существующих в деле материалах. Однако перед тем как его оглашать, не сочтите за труд ознакомиться с содержимым «моих» документов. Несомненно, на их расшифровку и выяснение содержащейся в них информации уйдет некоторое время. Однако это время ничто по сравнению с тем, что завод может погибнуть из-за слабо разбирающихся в его инфраструктуре милиционеров и прокуратуры. Нахождение на заводе упомянутых мужей можно выразить тремя словами: глупость, жадность, обман. Именно эти качества проявили работники прокуратуры и оперативный состав отдела по борьбе с экономическими преступлениями. Поэтому подумайте о Законе настоящем! Ибо то, что лежит на столе перед вами, – не уголовное дело, а ложь. С уважением, директор АОЗТ «МТЗ» Пусыгин А. А.»…

От стука в дверь Антон вздрогнул.

Отойдя к душу, он крикнул:

– Одну минуту!

Ровно столько ему и понадобилось для того, чтобы смочить волосы, выключить воду и, вытирая голову полотенцем, выйти из ванной.

– К вам пришли… – Злобин, улыбаясь, кивнул в сторону двери.

Понимая, что посланец Выходцева не зашел в номер не по причине вежливости, а по какой-то другой, Струге шагнул в коридор. Перед ним стоял… сам Выходцев.

Ни слова не говоря, он подхватил судью под руку и повел по коридору.

– Нам нужно срочно поговорить. Все вопросы потом. Черт, куда я вас веду в таком виде?! Немедленно оденьтесь. Не задерживайтесь в номере ни единой лишней минуты.

Обескураженный, Антон вернулся и стал одеваться.

– Вам все не дает покоя мысль найти причины смерти Феклистова?

Смахнув с вешалки норковую шапку, Антон вывалился в коридор.

– В чем дело, Сергеич?!

– Антон, потом… – Выходцев уходил к лифту, давая понять, что Струге должен быстро следовать за ним. – Все потом…

Комик, шатаясь, вышел на дорогу.

Теперь у него оставалось чуть меньше десяти минут. Бес не встревожится, если Чирей не будет подходить к телефону пять минут. Но если в домике на Рублевском шоссе трубку не будут снимать около часа, Сашу, как и Лисса, замучат подозрения. Этот час истекал. Ремизов знал, что долго эти двое мучиться не будут.

Перебинтованная рука покоилась на марлевой петле, перекинутой через шею. Перед выходом из дома он обыскал карманы убитых им палачей и нашел в них все, что искал, – свой бумажник с деньгами, пластиковыми карточками и документами. Стараясь не думать о боли в предплечье, Ремизов шел по дороге, смотрел в накатанную колею, и в ее ледовом отражении, как в экране телевизора, видел ужасную картину: Чирей, резко выдыхая воздух, бьет и бьет ему в солнечное сплетение…

От этих воспоминаний тело сотрясала ужасная дрожь. Ремизов хотел забыть об этом хотя бы на некоторое время, но едва начинал думать о чем-то другом, как мысли вновь возвращались назад. Он молил бога, чтобы не началось заражение крови.

Мысли о мести не покидали Ремизова даже в тот момент, когда он был близок к потере сознания. Ему не хотелось даже верить в то, что придется умереть неотмщенным. Убивать Ремизов умел. Но никогда не испытывал к жертвам ненависти или жалости. Убийство за деньги не предусматривает проявления сентиментальных начал или откровенного зверства. Однако Лисса и Сашу он убивал бы тысячу раз, бесплатно, и испытывал бы при этом ни с чем не сравнимое удовольствие. Более того, он готов был отдать все, что имел, лишь бы побыстрее к ним подобраться. Когда они ответят за обман и муки своего «бойца» Ремизова – уже неважно. Они умрут тотчас, как Комик почувствует себя сильным, в состоянии держать в руках нож или нажимать на спусковой крючок.

Но пока об этом не могло даже идти речи. С теми повреждениями, что он уносил из домика Лисса, умнее было бы отлежаться несколько дней в тихом, теплом месте.

Выехавшая из-за поворота машина показалась Ремизову даром с небес. Коротко махнув здоровой рукой, он замедлил ее ход.

– Куда? – поинтересовался, приспустив стекло, водитель.

– На Варварку…

– Ты знаешь, сколько это будет стоить?!

– Плевать…

Водитель задумчиво шмыгнул носом. Мужик не вызывал впечатления платежеспособного клиента. Однако развернутый перед его простуженным органом обоняния туго набитый «лопатник» лишил все подозрения оснований. Он открыл дверь рядом с собой. Но пассажир уселся сзади.

«Видать, из шишкарей», – решил парень. Будучи водителем начальника строительной компании, он хорошо знал привычку руководителей, презрев место рядом с водителем, садиться сзади, справа.

Однако Ремизов занял заднее место по другой причине. Ему вовсе не хотелось, оставляя за спиной два трупа, оставить в памяти этого «калымщика» все свои внешние антропометрические данные и особые приметы. Рядом с трупом остались инструменты, о предназначении которых даже не приходилось задумываться, а его распухшая рука могла запросто подтолкнуть даже начинающего сыскаря к мысли о том, что попутчик этого водилы – искомый убийца.

– А на Варварку – куда?

– Ты вези, вези… До Варварки еще доехать нужно.

Часть II

Глава 1

Москва. 10 января 2003 года…

Отправив Ремизова в последний путь, в свой дом, Лисс немного успокоился. В конце концов, не все так плохо. Феклистов уже никогда не появится в Мрянске, и дело будет рассматривать другой судья. Надежда на «удачное» его завершение вновь обрела некий смысл. Бумаги Баварцева, которые непостижимым образом оказались в руках директора завода, в дело не попадут. Пока не попадут. Если их взял Ремизов – он скажет об этом. Лисс не припомнит случая, чтобы Чирей и Боль не разговорили какого-нибудь молчуна. Но даже если этот бывший вояка проявит недюжинный героизм и умрет, стиснув зубы, это тоже не страшно. Ведь основная задача – не завладеть финансовой документацией Баварцева, а пресечь возможности попадания их в уголовное дело. Если же Комик не врет и документы он на самом деле спрятал в гидрант, а оттуда они попали в руки мистера «Х», то такое развитие событий тоже не вызывает больших опасений. Для того чтобы задокументированный процесс исчезновения техники с МТЗ стал достоянием общественности и вызвал разрушительный процесс, нужно знать, что бумаги обязательно нужно привязать к делу, рассматриваемому судьей Феклистовым. А для этого шланг нужно соотнести с номером 1017.

– Бред какой!.. – вырвалось у Михаила Юльевича.

Он сидел в своем кабинете и, надев очки, смотрел в одну точку под собственным портретом работы Шилова.

Есть одна причина, которая никак не давала Михаилу Юльевичу оставаться с холодным рассудком. Судья с набившей оскомину фамилией Струге разговаривал с Феклистовым. Это теперь Михаил Юльевич знает. А если, поговорив, он зашел в номер к Феклистову? Если тот, боясь за судьбу документов, успел их передать?

«Быть уверенным в обратном нельзя, ведь я не знаю, о чем Струге разговаривал со следователем прокуратуры потом, оставшись с ним наедине. Допустим, документами завладел Струге. Двое придурков, посланных в разведку, уверяют, что мужик, отдубасивший их на лестничной площадке девятого этажа, держал в кармане какой-то сверток», – сгусток мыслей медленно ворочался в голове Лисса последние часы.

– Ты сам видел этот сверток, контуженый? – допытывался сутки назад Лисс.

– Нет, – отвечал тот, прижимая ладонь к зашинированной челюсти. – Но я их офюфъял во время схватки. Что-то твегдое у него в кагмане было…

– Может, ты на его член наткнулся? – настаивал Лисс.

– Не, шеф. Свегток был.

Верить двоим наркоманам – себя не уважать. Вместе с тем и Саша говорил, что ничего примечательного, кроме очкастого коротышки, в номере Струге обнаружено не было. Оставалось лишь подозрение, основанное на фактах. Струге разговаривал с Феклистовым, значит, тот мог передать ему бумаги.

Однако, как бы коряво ни прошла тщательно спланированная операция, результаты, хоть и сомнительные, достигнуты.

Пусть теперь господин следователь голову над этим делом сломает. Главное, нет Феклистова. Нет Ремизова, и пока еще не всплыли на свет документы. Однако, для того чтобы «пока» превратилось в твердую уверенность, нужно заставить замолчать Струге. Пока он не сунул свой нос в документы, если факт того, что он ими завладел, имеет место. В любом случае Лисс скоро об этом узнает…

Сеанс аутотренинга подходил к концу. Михаил Юльевич, прикинув все «за» и «против», немного успокоился.

Выходцев понял очень важную для себя истину. При таком наличии подозреваемых, то есть при их полном отсутствии, отпускать от себя Струге было бы непростительной глупостью. Опознать напавших на него и Бутурлина мог лишь Антон Павлович.

Сидя за рулем «Волги», следователь рассказывал судье о своем разговоре с коллегами из Мрянска. Оказывается, за несколько дней перед отъездом в Москву Феклистов приезжал в Мрянскую областную прокуратуру и разговаривал с прокурором. Слушая Выходцева, Антон удивлялся тому, насколько схожи проблемы и судьбы всех судей. Он даже не старался прикинуть в уме, сколько раз ему самому приходилось попадать в такую ситуацию. А она возникала практически сразу после того, как на стол Струге ложилось очередное уголовное дело с массой фигурантов, имеющих политический и финансовый вес. Масса, имеющая вес… Закон судебного разбирательства.

В середине декабря прошлого года Феклистову было отписано для рассмотрения уголовное дело по факту пропажи девятисот тридцати тракторов марки «МТЗ» производства местного тракторостроительного завода. Получая такое дело, любой судья поймет, что в его жизни намечена очередная полоса препятствий, со своими хитросплетениями и замысловатыми барьерами. Рассмотрение такого дела и вынесение по нему законного приговора – сродни преодолению штурмовой полосы препятствий. При этом каждый из стоящих рядом будет делать все возможное, чтобы судья запутался в лабиринтах и совершил ошибку. И самое удивительное в том, что обе стороны будут делать одно дело – мешать следствию и при этом преследовать собственные интересы. Единство и борьба противоположностей…

Заявление в прокуратуру подал через юристов МТЗ ныне действующий директор. Но в этом заявлении директор не просто отметил факт исчезновения почти тысячи машин со склада готовой продукции. Он изложил свою позицию, с указанием возможных версий и направлений работы для правоохранительных органов. Пропажа почти тысячи большеколесных тракторов с заводской стоянки, равной по площади двум футбольным полям, не происходит просто так. Раз – и тракторов нет. «Вчера стояли, а сегодня утром смотрю – нет…» Это пояснение достойно пьяного сторожа, оставленного для охраны шанцевого инструмента. Естественно, что трактора уходили с завода с соблюдением всех норм и правил. Фактуры, заказы, гарантийные письма, товарно-транспортные накладные…

Проблема заключалась в другом. Директор удивился тому, с какой частотой приходят рекламации от партнеров завода, в которых указывается на то, что, «несмотря на вовремя полученные вами платежи, трактора в количестве таком-то на общую сумму такую-то в нашу организацию не поступали»… Однако документы оформлялись, а упомянутые трактора с заводской стоянки уходили в соответствии с требованиями оформленных документов.

– Триста двадцать машин ушло в Пермь, двести – в Тамбов и так далее… – объяснял, глотая сигаретный дым, Выходцев. – Все закончилось так, как и должно было закончиться. Обращениями в арбитражный суд обманутых партнеров завода. Дело приобрело новый цвет. Темный и махровый. Попробовав разобраться в ситуации самостоятельно, директор выяснил для себя один лишь факт. Фирмой-посредником при всех продажах была организация под названием «Лисс-уголь». И президентом этой компании был не кто иной, как известный криминальный авторитет города Мрянска Михаил Юльевич Лисс. Бывший спортсмен, тридцати девяти лет от роду. И тогда директор догадался о причинах настойчивости влиятельных лиц города, которые почти силой усадили в кресло его заместителя человека по фамилии Баварцев. Именно Баварцев Сергей Львович занимался работой по освоению рынка и установлению экономических взаимоотношений с предприятиями страны. Одним словом, в функциональных обязанностях Баварцева указывалось на то, что он отвечает за организацию четкого взаимодействия с экономическими структурами внешнего рынка. Проще – именно Баварцев торговал тракторами. Иначе говоря – готовой продукцией, от имени завода.

Вот так и родилось заявление в прокуратуру. Заявление, в котором фамилия Баварцев упомянулась одиннадцать раз на пяти листах, отпечатанных посредством принтера. Кто только не занимался этим уголовным делом в течение последнего года! Управление по борьбе с организованной преступностью, отдел по борьбе с экономическими преступлениями, сама прокуратура…

В декабре 2002 года уголовное дело, состоящее из пяти томов, с допросами восьмидесяти шести должностных лиц и просто свидетелей, с предъявленными обвинениями четырем фигурантам, легло на стол Владимира Игоревича Феклистова. Пролистав его впервые, грамотный судья сразу понял, что время его беззаботной, размеренной жизни, с приговорами по кражам и грабежам в очередной раз закончилось. Наступает время борьбы не столько за закон, сколько с людьми, которые в нем правят. Обвиняемыми по делу значились Сергей Львович Баварцев, заместитель директора МТЗ города Мрянска, и группа сотрудников Баварцева. Многие упоминали и о человеке по фамилии Лисс, имеющем в определенных кругах кличку Лис. Именно под этой кличкой его знал весь город. И трудно было понять, в какой из областей своей деятельности этот гражданин использует воровское погоняло, а в какой – благопристойную фамилию, ибо никто из горожан никогда не делал разграничений между его преступной и легальной деятельностью. «Лис» – значит, дело гиблое. «Лисс» – значит, будет на ТЭЦ уголь. Вот такие, прямо противоположные выводы. А сколько город заплатил за этот уголь Лиссу? Или – Лису? Об этом знает лишь горсовет. Но проще допытаться правды у Лисса, нежели у этого законодательного собрания. Однако кто бы ни упоминал об этой фамилии, сути дела это не меняло. Гражданин Лисс, как участник преступной деятельности Баварцева, в деле не упоминался. Совершенно очевидно, что Баварцева «сливали» заинтересованные в этом люди. Значимую роль в этом сыграла и следственная группа, работавшая на заводе. Сыграла тем, что за столько месяцев работы она ни разу не упомянула в своей деятельности на МТЗ фамилию Лисс. И это при том, что Феклистов, не желая того, практически ежедневно получал информацию о том, что мрянский авторитет играет в деле пропажи тракторов далеко не последнюю роль. Тем не менее Закон суров, но он – Закон. Феклистов имеет право рассматривать дело лишь в рамках предоставленных следствием доказательств, обвинений и иных материалов…

Давление началось практически с первого дня. Уже через два часа после того, как судья принял дело к рассмотрению, раздался звонок из мэрии. Председатель комитета по общественным связям сокрушался по поводу трагического недоразумения, которое произошло во время следствия. Его недоумение было столь откровенным, что Феклистов попросил его умерить пыл и не беспокоить во время работы. Потом еще звонок, еще… Казалось, весь мир сошел с ума. В середине декабря к нему явился сам Баварцев. Встреча, вопреки ожиданиям заместителя директора завода, закончилась ничем.

– Он охрану просил? – поинтересовался Антон, поражаясь тому, как схожи на необъятных просторах страны проблемы судей. По делам, подобным тому, что рассматривал Феклистов, Струге сам не единожды выносил приговоры. Были звонки, было откровенное давление, была охрана.

– Да! – решительно ответил Выходцев. – Ему сразу выделили автомобиль и двоих бравых ребят из местного СОБРа. Но уже через три дня он от нее отказался. На третий день его жена вышла гулять со спаниелем. С крыши раздался выстрел, и кобелек издох почти сразу. Жена в истерике сообщала вызванным милиционерам приблизительное время и место выстрела, а он уже звонил председателю суда с целью отказаться от охраны. Ему просто дали понять, чтобы он не грузил себя иллюзиями относительно того, что может спрятаться за чью-то спину.

Струге грустно усмехнулся:

– Я даже могу догадаться, что еще Феклистов рассказал мрянскому прокурору. Как на судью давить, если квартиру он уже получил, льготы у него не отнять и взятки судья не берет? Законом! На квалификационную коллегию судей при областном суде обрушится шквал жалоб граждан на действия судьи, несовместимые с занимаемой им должностью. Он, оказывается, ругается в заседаниях матом, объявляет приговоры, не удаляясь в совещательную комнату, то есть заранее, не рассматривает заявленные в процессах ходатайства, утаивает письменные ходатайства… И этот бред обязательно будет рассмотрен. Однако существует мнение о том, что есть исключения из правил, а есть непосредственно правила. Если на судью напишет жалобу какой-то сумасшедший раз в месяц, то это нормально. Не бывает такого, чтобы кто-то остался доволен приговором или решением судьи. И это называется исключением из правил, на которые обычно смотрят сквозь пальцы. Но когда жалобы появляются в таких количествах, да еще перед подведением годовых итогов качества работы судей… Все очень просто, уважаемый Борис Сергеевич. Отработанный, испытанный вариант. Есть в областном суде, и около него, товарищи, которые банально провоцируют граждан на написание жалоб в отношении конкретного судьи.

А параллельным путем будет продолжаться отработка тебя предыдущими методами, с предложениями «снять осаду» и вознаградить за «честный труд». И пока ты объясняешься с коллегами в областном суде, то кобелька твоего кто-то пристрелит, то дочь около школы какой-то незнакомец попросит привет тебе передать…

– Черт!.. – вырвалось у Выходцева. – Если опустить детали, то ты угадал. Феклистов отправил жену с дочерью в Луцк и остался один. В конце декабря случился первый процесс по делу Баварцева. Меру пресечения всем подсудимым он оставил без изменения. Оснований менять подписку на арест у него не было. А кроме того, нужно было немного охладить пыл этих старателей внутри судейского сообщества и вне его. После первого заседания Феклистов не выяснил для себя ничего нового. Все только началось. Тогда Феклистов решил взять тайм-аут, благо подвернулась командировка на ненужную учебу. Антон Павлович, неужели вас так притесняют?

Голос Выходцева был насмешлив. Казалось, он пересказывал все услышанное от мрянского прокурора дословно, без комментариев, однако сам в то, что говорил, верил мало.

– Вы думаете, судья – это власть? – Струге поднял взгляд, который заставил следователя напрячься. – Да, по одному вашему звонку ребенку найдут место в той школе, в которой вы захотите, чтобы он обучался. Ваши водительские документы гаишник с извинениями вернет. Вы не допустите на порог своего дома ни одну рожу, если эта рожа не предоставит постановление на обыск с санкцией самого Генерального прокурора! Вы решите любые бытовые проблемы в любой администрации в свою пользу. И все будут уважительно относиться к вам до тех пор, пока вы носите на плечах мантию!! Но о вас вытрут ноги, высморкаются в отворот вашего пиджака и выбросят, как собаку, на улицу, если вы не будете соблюдать правила, которые установились до вас! И я сейчас говорю не о тех правилах, которые написаны в законах и присяге судьи! Я говорю о правилах волчьей стаи, где правосудием правит самый сильный вожак! Попробовал бы я на конференции судей вякнуть что-то относительно неправомерных действий лиц в областном суде! От меня полетели бы перья! Мне бы изгадили всю жизнь, технично подводя к тому, что я не пришелся ко двору! Судья «власть» до тех пор, пока его деятельность не задела нерв настоящей власти… Судья, Борис Сергеевич, самое бесправное существо. И самое тяжелое то, что он понимает, какими методами его давят, а поделать ничего не может. Есть закон, который превыше всего… Это для обывателя, приходящего в суд лишь для того, чтобы разрешить свою проблему, судья – неограниченный правитель, управу на которого можно найти лишь у некоторых настоящих слуг закона в вышестоящем суде. Потому Фемида и носит повязку на глазах, Борис Сергеевич, чтобы не видеть рож этих некоторых своих слуг…

«Судьей нужно становиться, если ты сирота, – мелькнуло в голове Антона, – без жены, детей и спаниеля». И следующее, о чем подумал Антон, были мысли о беременной жене и немецкой овчарке Рольфе, которых он оставил, уезжая в Москву…

– Боря!.. Отдаю тебе главное!

Еще раз пробежав письмо глазами, он передал его Выходцеву. Тот сложил его и уложил в карман. Судя по всему, заняться им он решил после. А сейчас ему нужно было закончить рассказ.

– За неделю до убытия в Москву Феклистова в кабинет мрянского прокурора позвонил директор завода и рассказал о каких-то документах, которые он передал судье Феклистову. Но прокурор меня уверил, что сам он об этих документах ничего не знает.

– Теперь понятно, как людям, преследовавшим Феклистова, стало известно о документах! – воскликнул Антон. – А я-то голову ломал…

– Остается лишь догадываться о том, как этот директор, настырный борец за справедливость, передал эти бумаги. Если он сделал это в Мрянске, тогда мне кажется сомнительным, чтобы Феклистов таскал их с собой. Если уж пытаться добиться истины, то не нужно носить с собой вещественные доказательства. В этом случае и голову разобьют, и документы отнимут. Мы видим, что первое все-таки произошло, а второе – нет. Значит, бумаги Феклистов с собой не вез, иначе с ним бы это произошло еще в Мрянске. Тогда как они оказались в Москве?

Струге молча снял с «Панасоника» Выходцева трубку и быстро набрал номер.

– Алло? «Комета»? Это из прокуратуры. Скажите, на имя судьи Феклистова не поступало ли корреспонденции? Да, да, того самого… Когда? Спасибо.

Повесив трубку, Антон доложил:

– Пакет на имя Феклистова Владимира Игоревича был получен им лично, на вахте, вечером предшествующего убийству дня. А письмо поступило утром того же дня.

– Вот суки! – было непонятно, в чей адрес, выразился Выходцев. – А мне ничего не сказали!.. Но Феклистов-то! Почему он сразу не передал документы директора следствию?! Ведь можно было дело отправить на дополнительное расследование в связи со вновь открывшимися обстоятельствами!..

Но эту вину Феклистова не принял Струге.

– Уважаемый Борис Сергеевич… Работа судьи предполагает не только четкое исполнение предписанных законом правил и процедур отправления правосудия, но еще и выполнение элементарных требований профессиональной этики. Судья не имеет права общаться с людьми, желающими дать нужную информацию по делу. И не имеет права приобщать к материалам уголовного дела доказательства, добытые с нарушением закона. Судья – не сыщик. Поэтому рассматривает лишь то, что сумели предоставить все стороны. И выражает мнение, основываясь лишь на том, что имеется. Феклистов вряд ли восхищен деятельностью Баварцева и иже с ним, но если в деле не будет веских доказательств его вины, он будет оправдан. Теперь, услышав от вас о Феклистове очень многое, я могу сказать о том, что люди, его убившие, совершили страшную ошибку. Он никогда бы не позволил каким бы то ни было документам попасть в уголовное дело таким образом… Никогда. Эти люди совершили ошибку…

Антон не сомневался в действиях Феклистова. Он сам никогда бы не позволил себе поступить иначе, как это сделал судья из Мрянска. Города, чьи трактора пользуются таким успехом…

Рассказ Выходцева мог быть лишь тем начальным принципом поиска возможных подозреваемых, который был способен лишь родить версию. И ничего более. Понятно, что ни Лисс, ни Баварцев, а именно об этих двух людях упомянул Выходцев как о возможных виновниках всех бед, в гостинице «Комета» появиться не могут. Более того, сам Выходцев сомневался даже в возможности их прибытия для разборок в Москву. Понятно, что если они и имели причастие к убийству Феклистова и нападению на Струге, то лишь как организаторы. Но доказать их вину, не имея показаний исполнителей, практически невозможно. Вот самое короткое изложение проблемы, с которой сталкиваются следователи при обнаружении всех признаков заказного убийства. При устойчивом словосочетании «заказное убийство» все следователи начинают морщиться, словно им в рот залетела навозная муха. Это то преступление, торопя раскрытие которого начальство и днем и ночью будет рвать печень. Приступая к расследованию данного рода преступлений, следователь прокуратуры, как правило, натыкается на одну из двух проблем. Первая – есть возможные организаторы преступления, но нет исполнителей. Вторая – есть исполнители, но напрочь отсутствуют организаторы. Выходцев столкнулся с мутирующим вариантом проблемы № 1. Если пролистать послужной список мрянского судьи, особенно ту его часть, где фигурирует полный реестр рассмотренных им уголовных дел и вынесенных по ним приговоров, то можно убедиться еще в одной удивительной вещи. За восемь с лишним лет желающих смерти Владимира Игоревича набиралось что-то около пяти-восьми сотен. Выходцеву не хватит и загробной жизни, чтобы отработать всех. «Тракторная» версия, безусловно, имеет право на существование. В этой истории замешаны люди, которым смерть Феклистова, конечно, принесет удовлетворение. И не только моральное. Поэтому пока есть время, нужно спокойно заняться Лиссом и Баварцевым. Нужно же с чего-то начинать…

Борис Сергеевич в течение всего дня слушал Струге и с грустью думал о том, что иногда ему просто необходим переводчик. Дело не в том, что Выходцев был никудышным юристом. Как раз наоборот, юристом он был первоклассным. Просто в ходе разговора судья предполагал такое развитие событий и делал такие выводы, что волей-неволей ему приходилось признавать тот факт, что за двадцать с лишним лет работы следователем он не видел еще очень многого.