Текст книги "Таможня дает добро"

И никогда не будет.

Он сейчас в морге, на ледяном кафеле.

Последнее, что Краев слышал от него, – это:

– СОЗВОНИМСЯ, БРАТАН!

Последнее, что он видел, – улыбку серых глаз и ежик коротко стриженных светлых волос.

Краеву стало так невыносимо плохо, словно закончилось действие анальгетика и у него близок болевой шок. Ему хотелось утешить девушку, но он лишь шевелил губами, как немой, и бессмысленными глазами смотрел на стекающие по ее щекам слезы…

Он был не в силах ей что-то сказать, а она была не в силах выйти из его кабинета…

Краев только сейчас понял, что Эберса нет.

Еще пять минут назад…

Как же он не мог….. понять этого раньше?..

Глава 2

Эберс

Четыре дня назад

Интересное кино получается.

Вот это да!

Едва мне в руки попадает агентурное сообщение, шеф ни с того ни с сего собирается в отпуск. Что-то ранее я не замечал за Владимиром таких рокировок! Еще вчера мы планировали отделом работу на всю неделю и действия каждого были расписаны, как у Чехова в «Дяде Ване». Вечером я приношу ему «шкурку» от «человека», он меняется в лице и произносит: «Утро вечера мудренее». А утром заявляет, что начальник таможни отправляет его в отпуск. Очень мило. Не сказав ни слова, он все сказал. Расхлебывай, Игорек, эту кашу сам!

Я щелкнул замком сейфа и еще раз углубился в написанное на листке ученической тетради.

«Сообщаю, что сегодня, 11 июня 2001 г., в 22.00, у меня состоялась встреча с Димой Лешим. В ходе доверительной беседы он пояснил, что 15 июня в наш город проследует автомашина – еврофура «Мерседес» с номерами нашего региона. Цифры – 891. Машина проследует через пост милиции на въезде в город в период с 19.00. В стенке за кабиной в тайнике находится 28 кг героина.

Как рассказал Дима Леший, героин поступил из Афганистана транзитом через Таджикистан. Героин предназначен для реализации мелкими партиями в нашей области. Общая стоимость перевозимого наркотика составляет около $ 2 500 000.

Дима Леший предложил мне за сумму в 10 000 рублей участвовать в охране мероприятия при передаче груза.

Чибис».

У опера такой шанс – стать самым красивым парнем в городе, хотя бы на пару дней, бывает раз в жизни. Тем более что формально руководителем считался бы Владимир. Я – исполнителем. Нетрудно догадаться, кто станет главным, если мы «сломаем» мероприятие, в котором Чибису предложили поучаствовать за десять штук! Все будут сыты и довольны. Володе, как в сезон звездопада, скатилась бы вторая большая звезда на погоны, я бы получил премию, а Чибис – честно заработанные рубли. Ему, конечно, лучше сразу взять «герасимом», но такого демократизма при расплате с агентами никто не допустит.

Остается два дня. Если сейчас информацию запустить официально, то мне с нашим СОБРом на КПП при въезде в город будет нечего делать. Меня туда никто и не допустит. Скажут, как в хреновом боевике, – теперь это юрисдикция ФСБ, а ты со своими спецназовцами езжай на вокзал и хапай китайцев с непродекларированными носками.

Я чувствовал, как внутри меня что-то начинает закипать, как смола в котле. В город завозят через три границы пуд «ширева», а начальник таможни отправляет моего шефа в Сочи! Вова что, случайно забыл про мою информацию? Сомневаюсь. Он только вчера, смеясь, вспомнил, как я четыре года назад пришел на работу в свитере на изнанку. Я не помню, а он помнит! А про пуд «герасима» забыл?

Я швырнул папку со «шкуркой» в сейф и сорвал с аппарата трубку.

Секретарь в приемной начальника соизволила снять трубку только после четвертого гудка. Милая кукла. Знает две фразы – «Анатолий Маркелович в управлении» и «Анатолий Маркелович занят». Еще умеет заваривать кофе, резать бутерброды и мастерить на лице монументальную мину. В отделе кадров однажды довелось увидеть ее заявление. «Прошу выпустить в текущий отпуск за прошлый год». Надо это записать и показать Краеву, а не то забуду.

– Приемная начальника таможни.

Ну, не дура ли, если учесть тот факт, что звоню по внутреннему телефону? Натурально, IQ – «L»…

– Вероника Витальевна, это Эберс. Начальник у себя?

– Он в командировке. Утром уехал, будет только завтра.

Вот это да! Как это я упустил?!

– А кто за него?

– Турчин.

Первый заместитель.

– Соедините с ним.

– Он занят.

Нужно что-нибудь придумать, иначе еще Турчин куда-нибудь уедет, и я потеряю время для встречи с ним. Это грозит нереализацией оперативной информации, и Чибис в «ломке» проклянет меня и тот час, когда со мной связался. А через пару суток в городской морг станут оптом поступать трупы с диагнозом «овердоза».

– Срочно передайте ему… Хотя подождите! Вероника Витальевна, а во сколько начальник уехал?

– В девять.

– А мой шеф у него был утром?

– Да, заходил. Он что у вас, в отпуск уходит?

– А вы откуда знаете?

– Мне положено все знать. Самойлов просил начальника отпустить его в отпуск, дескать, пока в работе тишина – отдохнет. Валентин Матвеевич спросил, кто останется за него в отделе, и подписал заявление.

– Я не понял: Самойлов просил отпустить его в отпуск или начальник заставил его уйти в отпуск? – Я спросил скорее автоматически, чем осознанно, так как все было ясно без пояснений.

Это «все» вполне грамотно увязывалось в последовательность действий моего начальника отдела Владимира Самойлова: я «сливаю» ему серьезнейшую информацию – он пишет заявление на отпуск и отчаливает – я остаюсь один на один со своей информацией в роли исполняющего обязанности начальника отдела. Теперь понятна логика действий Самойлова. Если информация пойдет «в цвет» и опера региональной таможни «сломают» на передаче порошка организованную группу и изымут партию крупнейшей контрабанды, то наверху обязательно спросят: «Кто это разрабатывал детали операции и реализовывал информацию?» Наверх доложат: «Отдел по борьбе с особо опасными видами контрабанды! При таком развитии событий вряд ли кто поинтересуется: «Какого хрена отдел по борьбе с контрабандой наркотиков сопли жует?» Напротив, все будут стоя аплодировать и спросят о другом: «А кто руководит этим вездесущим отделом по БООВК?» «Майор таможенной службы Самойлов!» – будет доложено.

А вот если капитан Эберс со своей «шкуркой» и еврофурой уши от селедки получит, а не двадцать восемь кэгэ отравы, то ему и флаг в руки. Пусть на «заслушивании» рапортует, что подвигло его «хлопнуть» на КПП восемнадцатиметровый фургон с капустой и шмонать его в течение дня. Пусть Эберс расскажет, как он измерял рулеткой стенки кузова снаружи и изнутри, пытаясь выяснить, куда испарились недостающие сантиметры. Пусть поведает, как над ним смеялась служебно-розыскная собака, взятая напрокат в питомнике УВД за двадцать банок конфискованной китайской тушенки.

Браво, Владимир.

Если я когда-нибудь окажусь на твоем месте, то постараюсь сделать все, чтобы ни у одного из моих подчиненных не возникло желания назвать меня сукой.

Опять вспотели ладони. Это происходит со мной всегда, когда волнуюсь или просто нервничаю из-за безделицы. Краев говорит, что у меня больное сердце. Но сердце у меня не болит. Меня просто мутит от всего этого…

Передо мной сидели двое оперов из моего отдела и что-то рисовали на бумаге. Наверное, рапорта. Подсказать им, что писать нужно на мое имя, или пусть переписывают набело?

Я посмотрел на часы. Через полчаса должна подойти Амалия, которая еще вечером отпросилась у Самойлова до обеда. Сказала тому, что простыла и посетит врача. Врача она точно посетит, но не терапевта. Уж я-то знаю…

Пора идти к Турчину. Не знаю, как там в ментовке у Краева, а у нас сани нужно начинать готовить не летом, а весной…

Пырьев

Одиннадцать дней назад

Марка Михайловича разговор с Бабиновым не устроил. Вместо заверений в том, что груз пройдет таможню, он услышал лишь скромное мычание и лепет. Дескать, не волнуйтесь, все под контролем. Марк Михайлович был уверен в том, что, когда кто-то произносит фразу «все под контролем», это означает, что контроль как раз полностью отсутствует. Эти шкуры в погонах считают себя самыми хитроумными в подборе выражений! Идея проста как мир – не ударив пальцем о палец, получить куш и отвалить в сторону. Получить дешевые сиюминутные блага в виде новой тачки и еще чего-нибудь, не менее меркантильного, и как крысе сидеть в норе в ожидании очередного «выстрела». Эту суть отдельных представителей «при законе» Пырьев понял еще во время своей первой ходки, когда за сотню рублей просил вертухая соединить его в другой камере с подельником. Пырьев патологически не переваривал предателей, будь они на своей стороне или чужой. Он просто ненавидел «крыс», готовых за бабки изменить даже смыслу своей жизни.

Марк Михайлович с омерзением представил себе капитана Бабинова из таможни, участвующего в задержании контрабанды и готового за три штуки долларов продать идею, самого себя и сослуживцев. Менее чем через две недели в руки Марка поступит колоссальный по нынешним меркам «груз». Почти полтора миллиона доз героина будут стоить жителям города два с половиной миллиона долларов. Ну, и жизней, конечно… Молодежь нынче такая безграничная и бесконтрольная. Впрочем, собакам собачья смерть. Вот он, Пырьев, к наркоте даже на зоне не прикоснулся. А все почему? Да потому что идее верен остался. И корешей за бумагу не продавал. Может, поэтому сейчас и жив. Может, именно поэтому он имеет особняк на окраине города, охрану и бассейн размером с футбольное поле.

Может, пристукнуть Бабинова после делюги? Башку продырявить и пустить в дальнее плавание. И пусть потом его начальство строит версии о том, что его смерть связана с профессиональной деятельностью. У них сейчас это в моде – работал парень, работал, а потом его с отверстием во лбу нашли. Концов – никаких, поэтому из всех версий рожается, не рождается, а именно рожается самая бесперспективная, марксистско-ленинская, рассчитанная на поколение павликов морозовых версия – убийство связано с профессиональной деятельностью. Бля, в точку! Еще как связано!

Марк Михайлович поморщился, как от зубной боли, и встал из кресла.

Никому верить нельзя! А особенно предателям своих врагов. Бабинов, шкура, ездит на джипе. На его, Пырьева, джипе! А на чьем? На своем, что ли? Если его таможенную зарплату в кучу складывать и питаться одним святым духом, то капитану Бабинову удастся накопить сумму, эквивалентную стоимости этого зачуханного «сурфа», ровно через десять лет. Борец с наркобизнесом, мать его… Он собственный конец в штанах с первой попытки не находит, а его начальником отдела ставят!

Да черт с ним, с Бабиновым! Что это Марк Михайлович о нем думает?! Тому все равно – либо за «решку», либо в канаву. Перспектив никаких. На бабиновых в этом деле ставить – самому голову под гильотину класть! Пусть сделает свое дело, а там видно будет…

Пырьев вышел из дома, накинув на плечи пиджак. Не обращая внимания на телохранителей, он взгромоздился на заднее сиденье «пятисотого» и коротко бросил водителю:

– В «Дубраву».

Перекусить, а заодно и встретиться с этим Бабиновым. Парню нужно подробно объяснить, какие санкции могут последовать, если дело будет срываться, а он при этом вафлю жевать.

Заодно неплохо было бы подстраховаться. Николай Владиславович что-то говорил про то, что у него пасынок в ментуре. Может, и пасынка на джип посадить? Хотя и тут ухо востро держать нужно. Арцеулов вот, гостевал, гостевал у Ника, а потом – бац! – и «зачалился» сердешный. Явно, что не при помощи святого духа, а ясновидящего ока!

Если партию «геры» менты «слотошат», то Марку Михайловичу лучше самому с себя шкуру спустить и прыгнуть в клетку ко льву. Все равно с ним это произойдет, если уважаемые люди узнают, на какие цели использован воровской общак, да еще и без их ведома. За «спаленный» мусорам общак братва размотает «держателю» кишки через задний проход. И не просто «спаленный», а пущенный в дело без решения «сходняка». А уж за то, что Марк просрал общак при попытке «срубить» филок лично для себя…

Но ведь он же не «крыса», он просто взаймы берет. У своих пацанов…

Кха!.. Пырь тряхнул головой, выбивая из нее ужасные мысли.

– Долго еще?! – заорал на водителя. – Как хер по стекловате тащишься!

– Приехали уже, Марк Михайлович… – обиженно проскулил двухметровый дядя.

Входя в зеркальные двери ресторана, Пырь почувствовал, что аппетит пропал. Говорил же сам себе, бля, не думай о делах перед едой!..

Глава 3

Через сорок минут сосед Серега уходил на работу, а еще через полтора часа к Дому журналиста подойдет Амалия. Нужно было спешить. Проклятые воришки! Краев готов был их разорвать, попадись они ему сейчас под руку.

Выпросив у начальника уголовного розыска машину, Женя, поторапливая водителя, помчался на авторынок. Если Слон сегодня решил отдохнуть и не вышел торговать запчастями, дело плохо.

Слон – Заслонкин Бронислав. После двух «ходок» за угоны автотранспорта Броня решил, что почетное звание опасного рецидивиста не обещает в дальнейшем никаких перспектив, и занялся менее рискованным бизнесом – торговлей запчастями на городском автомобильном рынке. Краев знал, что большая половина железяк, предлагаемых Слоном вечно нуждающимся автолюбителям, не что иное, как сданный на реализацию товар. Кем сданный – тоже понятно. Пока существуют средства передвижения, всегда будут существовать группы людей, желающие ими завладеть, разобрать и продать расчлененный автомобиль тем, у кого не вовремя «полетела» шаровая, треснул фонарь или сломалось рулевое колесо. Автолюбители – та категория покупателей, которой совершенно безразлично, ворованными запчастями торгует Слон или нет. Им нужна шаровая, а не идея.

Когда Броня увидел перед собой Краева, его глаза засветились недоброжелательностью, а губы растянулись в ласковой улыбке. Этакий оскал многоликого Януса. Недоброжелательность сама по себе была вполне обоснованна. Слон отмотал три последних года в колонии общего режима благодаря именно Краеву. А признаки любви он выказывал по той простой причине, что Краеву ничего не стоило это повторить. Любая железка на столе Заслонкина могла оказаться краденой. Оба это знали, но Евгению было выгоднее держать ситуацию на авторынке под контролем, чем видеть Слона за решеткой.

– Привет работникам автомобильного бизнеса. – Краев провел рукой по «товару». – Почем свечи?

– Свечи надо? – живенько поинтересовался Броня.

– Я что, похож на скупщика краденого?

– Они не ворованные, начальник! – возмутился Слон.

– Ага. Я забыл. Тебе идут прямые поставки из Тольятти…

– Отвечаю – не ворованные.

– Колеса надо.

– Сколько? – сразу последовал вопрос.

– Четыре.

Слон с едва заметной улыбкой посмотрел на опера, но промолчал.

– Только деньги я тебе через неделю отдам, договорились? Через неделю зарплата будет.

Краев знал, что колес у Слона в «ассортименте» нет и тот возьмет их у кого-нибудь под честное слово.

– «Гиславед» пойдут?

– Пойдут, – слегка помедлив и носом почуяв добычу, выдавил Евгений.

Слон выкатил из металлического контейнера, служившего складом, одно за другим четыре почти новеньких колеса. Краеву достаточно было мгновения, чтобы узнать свою «резину». Над Слоном нависла угроза не милицейской, а мужской расправы.

– Сколько я тебе должен? – ядовито осведомился Женя и, не давая Броне открыть рот, поставил точку в торгах. – Ладно, Заслонкин, мне сейчас некогда. Я к тебе через пару дней подъеду, когда с делами разгребусь.

Поскольку зарплата была через неделю, а Краев пообещал приехать через пару дней, Слон почувствовал легкое недомогание. Глядя, как опер грузит колеса в багажник милицейской «шестерки», он решил сегодня же выяснить у двоих знакомых граждан, не у дома ли восемьдесят два по улице Завадского они свинтили колеса этой ночью.

* * *

Амалия появилась на автобусной остановке около Дома журналиста за три минуты до назначенного времени. Краев выждал несколько минут, наблюдая за ее действиями и просматривая пространство и людей вокруг. Тонировка «девятки» отчима, предназначенная для различных «темных» дел его охраны, позволяла даже целиться из автомата посреди оживленной площади – за почти черными стеклами практически невозможно было рассмотреть, что происходило внутри. Если бы не удостоверение Краева, то он уже раз десять был бы оштрафован бдительными сотрудниками ГИБДД.

Не заметив ничего, что могло бы вызвать подозрение, Краев вышел из машины и приблизился к девушке. Следующие мимо мужики не удерживались от того, чтобы не бросить мимолетный взгляд на ее фигуру, словно с чем-то сравнивая или просто о чем-то жалея.

– Простите, Амалия, я немного опоздал. – Женя взял ее за локоть.

Девушка вздрогнула, как от электрошока.

– Вы испугали меня…

– Я не хотел. Пойдемте, сядем в машину. Там нас никто не будет беспокоить.

– Амалия, – едва они уселись на сиденья, обратился к женщине Краев, – вы когда-нибудь видели у Игоря большую золотую цепь? Как я понимаю, ее наличие на теле Эберса всех очень удивило. Значит, либо он носил ее под одеждой, либо ее не было вовсе. Я его видел частенько раздетым по причине совместного времяпрепровождения на трибунах стадиона во время футбольных матчей. Его мог видеть раздетым еще один человек. Это вы… Уж простите, но сейчас не до условностей…

Амалия повела плечами:

– Я могу точно сказать – цепи у него не было. Наши отношения в последнее время были таковы, что я знала, в каком кармане у него находится расческа. Единственной драгоценностью Эберса был серебряный католический крестик, который у него лежал в фужере в «стенке». А уж о наличии цепи я бы знала точно. А почему вас заинтересовала эта цепь?

– Я подумал о том, что кому-то очень хотелось, чтобы его убийство выглядело как заказное. Три тысячи долларов в сумочке, цепь на шее. Не слишком ли навязчиво? Даже у профессионала дрогнет рука при виде тяжелой золотой вещи и сумочки на столике. Обязательно и цепь бы снял, и сумку выпотрошил. Это только в фильмах истые киллеры-профи «валят» клиента и уходят, ничего не забрав, мол, работа есть работа. А убийце Игоря вряд ли заплатили больше, чем пару-тройку тысяч долларов. А тут одно золото на две тысячи тянет плюс три – в сумке. Правда, нелепо?

– Знаете, Женя, после вас я сразу поехала на работу. В кабинете Игоря уже была прокуратура. Выворачивали сейф, просматривали стол, личные вещи. Я наткнулась на его маленький ежедневник и сунула в сумочку.

– А хорошо ли вы сделали? – с укором посмотрел на девушку Краев.

Амалия нервно прикурила и выпустила струйку дыма в узкий просвет между стеклом и крышей машины.

– После того как сотрудники прокуратуры заговорили о том, что, мол, таможня – это большая кормушка, к которой присосались всякие жулики, мне вообще захотелось им в рожу вцепиться! Речь шла об Игоре, понимаете, Женя! Об Игоре!! Человеке, который к чужой вещи даже не прикоснется!

– Ладно, ладно… – Краев положил ей на плечо ладонь. – Что нам сейчас совершенно не нужно, так это эмоции. Я знаю, каким был Игорь. Может быть, даже лучше, чем вы, Аля…

«Аля» прозвучало как-то неожиданно и просто, словно они уже тысячу лет знакомы. Да, Аля – это было то, что нужно…

– Вряд ли они станут искать убийцу Игоря… – тихо промолвила девушка. – Он для них сейчас – жулик…

– Перестань говорить глупости! – возразил Краев. – Для следствия неважно, кто потерпевший.

Он хотел этими словами выразить совсем другую мысль, но Амалия поняла его дословно и вскинула на него свои темные глаза.

– Господи! – поморщился Евгений. – Как с вами, бабами, тяжело! Мужик уже давно бы понял, что я хотел сказать. Послушай, Амалия, ты сейчас, в конце концов, опер, а потом уже – любящая женщина. От твоей любви поиски не продвинутся ни на шаг, а вот твой профессионализм вполне может пригодиться. Дай мне ежедневник, что ли…

Краев почти вырвал из ее руки небольшую, обшитую кожей книжечку и засунул ее в карман.

– Вот еще что… – Рука Амалии скользнула в карман костюма.

– Ты еще что-то похитила из обыскиваемого помещения? – изумился Краев. – Ну вы, ребята, работаете…

– Плевала я на всех, – неожиданно дерзко бросила девушка и протянула оперу листок календаря.

– «14 июня», – прочитал Женя и вслух констатировал: – Это сегодня.

– Ты просто настоящий детектив, – заметила Амалия. – Как догадался?

– Ладно, не дави… Тут написано почерком Эберса – «17.00 Чибис». Что это может значить? Чибис – это фамилия? Кличка? Псевдоним агента?

– Понятия не имею! – пожала плечами Березина. – Но если это доверенное лицо, то я могу попробовать узнать. Все дела Игоря следователь прокуратуры оставил на месте, в сейфе.

Краев вынул из кармана ежедневник Эберса и открыл на сегодняшнем дне. С минуту читал, потом протянул книжицу девушке.

– Вот, смотри. Надпись на листке календаря Игорь сделал карандашом. В ежедневнике сегодняшнее число заполнено ручкой и лишь первая строчка написана снова карандашом. Это значит, что Игорь как минимум за день пометил встречу с человеком и в календаре, и в ежедневнике. Встреча должна произойти сегодня. Этот человек – постоянный контакт Игоря. В ежедневнике помимо времени и фамилии есть запись. Вот, смотри…

– «Вместе», – прочитала Березина. – Вместе с кем?

– Не ВМЕСТЕ, а В МЕСТЕ. Поняла?

– Нет, – созналась Амалия.

Евгений вздохнул и открыл первый лист ежедневника.

– Если Эберс писал – «в месте», значит, эта их встреча – далеко не первая, поскольку «место» является заранее обусловленным адресом. Но за полгода ведения ежедневника должен ведь был он хоть раз написать этот адрес? Я правильно размышляю, товарищ оперативно уполномоченный? Значит, так! – Евгений протянул книжку Амалии. – Я пойду вон к тому телефону и позвоню. А ты… Мы ведь на ты уже? Вот и хорошо! А ты, Аля, просмотри все листы ежедневника начиная с первого января и выдели все, что касается фамилии или клички Чибис, а также адреса, с ней связанные. Если адреса совпадут два раза – мы на верном пути. Если три – это то, что мы ищем. И обязательно зафиксируй – когда Игорь перестал рядом с фамилией Чибис писать адрес. Последний перед этим и должен являться искомым «местом». Во всяком случае, ставлю три к одному, что это так. Все это, конечно, банально, но от простоты до гениальности один шаг.

Краев снял с рычага трубку.

Как там поживает начальник ЭКО?

Он еще не забыл, что остался должен Краеву и Эберсу две бутылки «Жигулевского» за ничью в матче Россия – Югославия? Если бы знать раньше, что они станут поминальными…

* * *

Если верить первичным результатам экспертизы, то выходило следующее. Первый выстрел в Игоря был произведен сзади в затылок. Вторая пуля пробила лобную кость и уже не играла никакой роли в смысле причинения вреда жизни. Эберс умер после первого выстрела, будучи еще на ногах. Голова была смещена в сторону относительно отверстия в полу. Проще говоря, пуля насквозь пробила голову и ушла в деревянный настил пола, но выходное отверстие на затылке не совпадало с входным отверстием в половой доске. Это означало только одно – тело тревожили после смерти. Это объясняло появление на шее Эберса цепи. Ее надели ему после смерти.

Глупость какая!..

Краев не мог понять такого дешевого трюка. Если убийца по чьей-то просьбе хотел умеренного в потребностях Эберса выдать за зажравшегося таможенника, то вполне бы хватило валюты в барсетке. Наличие таковой уже вызвало бы соответствующие суждения. У всех, только не у Краева.

Докуривая на ходу сигарету, Женя шел к машине в твердой уверенности в том, что Эберс знал своего убийцу. Тело лежало в проходе между коридором и комнатой, то есть почти посреди квартиры. Значит, он позволил человеку войти в дом. Следов борьбы на теле не обнаружено. Убийца выстрелил в затылок, отсюда вывод – Игорь позволил себе повернуться спиной к стрелявшему. Он бы никогда этого не сделал, если бы перед ним стоял неизвестный.

Березина, сидя в машине, тоже время даром не теряла. Воодушевленная оперским натиском Краева и его умением моментально находить себе работу в расследовании дела с «нулевым циклом», Амалия сразу сообразила, кто в их межведомственной «оперативно-следственной» группе старший и чьи распоряжения нужно выполнять. Через два дня она скажет Краеву:

– Знаешь, Женя, чем твоя милицейская работа отличается от нашей? Ты разыскиваешь людей, совершивших преступления, а мы разыскиваем сами преступления.

– Никогда не пытайся найти философское начало в нашей работе, – ответит он ей. – Его нет. Есть отношение к жизни: твое, мое, Игоря. Просто выполняй свою работу. А философия в нашем деле – это удел слабых.

А пока было известно, что фамилия или кличка Чибис встретилась Березиной восемь раз. Но только трижды в связке с именем шел адрес. Это был даже не адрес, а именно – место. В феврале Эберс обозначил его «слева от фонтана», в апреле – «театр», в мае – «у Крылова». Краев знал только одно «место», которое содержало в себе по смыслу все три понятия. Это был Городской драматический театр, напротив входа в который стоял памятник Крылову. Справа от театра был небольшой парк с фонтаном, и как раз между фонтаном и театром стояло несколько лавочек.

Эберс. Три дня назад

Вчера Турчина я так и не застал. Он весь день находился в управлении. Когда я стану начальником таможни, я поставлю в управлении раскладушку и буду там жить, чтобы не жечь казенный бензин для переездов. Интересно, что они там делают весь день? Многие могут подумать, что начальники нужны для того, чтобы руководить подчиненными. Я тоже так думал. Сейчас я знаю, что начальники таможни существуют, чтобы ездить на совещания к начальнику управления. Их там учат жить и дерут за то, что работа по раскрытию преступлений, связанных с контрабандой, ведется на крайне низком уровне. Причем это ежедневно занимает объем времени, равный по протяженности научному консилиуму. А откуда возьмутся эти раскрытия, если начальника таможни нет на рабочем месте и невозможно подписать ни одной бумаги?! Записываться на прием в день посещения гражданами? Те тоже пусть не радуются. График приема посетителей висит для понта – если бы не инструкция, он бы вообще не висел.

Но сегодня – о счастье! Приехал из командировки начальник. Он мужик классный, и с ним можно решить любые вопросы, особенно по оперативной линии. Валентин Матвеевич сам бывший опер, поэтому питает слабость к проблемам оперов.

Пробившись к нему сквозь строй руководителей отделов и других, у кого за сутки накопились неразрешимые без визы начальника проблемы, я оказался у двери. Не знаю, что это было за чувство, но, взявшись за ручку, я остановился. Невидимый глазу барьер уперся мне в грудь и не пускал вперед.

– Ты идешь или как? – смеясь, спросил меня Витька Бабинов.

– Нет, не думаю. – Я отстранился от двери и отошел в сторону.

А зачем мне нужно идти на прием к начальнику? Чтобы он сказал мне – давай, Эберс, выполняй свои служебные обязанности? Я это и без него знаю. В случае необходимости спецов из СОБРа я могу взять сам. Спланировать операцию, организовать наблюдение и задержание я могу силами своего отдела, не «сливая» информацию Бабинову и его «наркоманам». Даже собаку из питомника УВД я могу взять без запроса Валентина Матвеевича. Эта проблема давно уже решается посредством аренды пары собачьих ушей за пару бутылок водки. Зачем мне нужен начальник таможни? Поставить его в известность, чтобы в случае моего провала у него была в руках тема для моего же разноса?

Глупо, правда, Эберс? Не пора ли в отпуск, пока что-нибудь более маразматическое в голову не пришло? Хорошо еще, что здесь нет Краева. Определение «дебил», брошенное в мой адрес, было бы самым сдержанным.

Я спустился к себе в кабинет и сел за стол. Теперь у меня, напротив, очень много времени. Если верить письменам Чибиса – целых три дня. Это хорошо, потому что за это время можно слепить не только скелет операции. Основу любой комбинации составляют мелочи. А вот их-то у меня нет. Чибис молодец. Не любит парень мелко плавать и работает практически без проколов. Просто удивительно, как при его наркотической зависимости ему доверяют информацию подобного масштаба? Такие люди – находка, которую легко потерять.

Если ему предложено охранять процесс передачи товара, то, дав на него согласие, он становится частью игры, винтиком механизма. Понятно, что он будет знать только то, что ему положено знать по статусу. Но одно то, что к моменту задержания порошка я буду знать имена всех участников сделки – имеется в виду, конечно, процесс приема-передачи, – это уже семьдесят процентов успеха в поисках таджикского источника. И, как говорит Краев, «это невозможно, но я ставлю три к одному», представляется наконец возможность «слотошить» покупателя здесь. «Сломать» контрабанду по большому счету нетрудно. Достаточно не сидеть в кабинете, ковыряясь обоими указательными пальцами в носу. Немного движения, слегка подогреть мозги, не доводя их до кипения, сократить время сна с восьми часов в сутки до шести – и пойман очередной подлец, пытавшийся вывезти из страны несколько икон православного монастыря работы семнадцатого века. Это просто замечательно! Но, если ты не доведешь свои мозги до кипения и не перестанешь спокойно спать до тех пор, пока не установишь фамилию покупателя в Германии и имя продавца здесь, грош тебе цена.

Сейчас мне нужны детали. Их должен знать Чибис. Частые встречи с ним нужно исключить, но необходимость встретиться непосредственно перед 15-м числом не просто обоснованна. Она однозначно истребована событиями.

Я вытянул из канцелярского набора карандаш и пометил время в ежедневнике. Скорее автоматически, по привычке, чем по необходимости, черкнул то же на листке календаря. Остается вечером, когда Чибис осядет дома после очередной встречи с братками, позвонить ему и проставить аналогичное время в его поплывшей от кокаина голове.

Посоветоваться с Краевым? Он на этих делах собаку съел. Женька уже бы знал, что делать.

Нет, не стану. Это мое дело. Только мое.