Текст книги "Духовник царской семьи. Архиепископ Феофан Полтавский, Новый Затворник (1873–1940)"

Искушения от обновленцев и от украинских самостийников

Как епархиальный Архиерей архиепископ Феофан был членом Поместного Собора Всероссийской Православной Церкви 1917–1918 годов.

Иногда Архиепископ делился своими впечатлениями о Соборе. Так, произошел один случай, встреча с группой духовенства обновленческого толка и с некоторыми либерально настроенными профессорами духовных академий. Эти либералы-модернисты решили «уловить» Архиепископа «в словах».

Поместный Собор Русской Православной Церкви 1917–1918 годов

Они начали с лести: «Мы уважаем, мы чтим Вас, Ваше Высокопреосвященство, мы знаем Вашу принципиальность, Вашу стойкость, Вашу церковную мудрость.

Вы сами видите, как волны времени быстро несутся, меняя все, меняя и нас… Была Монархия, был Самодержец-Царь, а теперь ничего этого нет. И нам, с учетом этих перемен, приходится невольно уступать. И, как выражается великий учитель Церкви святитель Иоанн Златоуст, что иногда, дабы успешнее ввести корабль Церкви в пристань, кораблю приходится уступить волнам с тем, чтобы, выждав удобный момент, ввести корабль в пристанище… Вот и в данный момент Церкви необходимо немного уступить…» «Да, – ответил Архиепископ, – но вопрос: в чем уступить?» – «Быть с большинством! В противном случае ведь с кем Вы останетесь?!» – «Большинство может меня запугать, – привел в ответ слова святителя Василия Великого Владыка, – но не сможет меня убедить…» И добавил: «Мы остаемся с теми, кто две тысячи лет созидал собою великое тело Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви. Мы останемся со святым равноапостольным князем Владимиром и бесчисленными сонмами явленных и неявленных угодников, начиная с Киево-Печерских, с преподобными Антонием и Феодосием и с прочими святыми по землям и краям Отечества нашего, с преподобными Сергием Радонежским и дивным Серафимом Саровским, со святителями и мучениками Российскими, под Покровом Царицы Небесной, Заступницы нашей… А таких “уступок”, о которых Вы думаете, нам делать не должно!»

Поместный Собор Русской Православной Церкви 1917–1918 годов

Оппоненты на этом оставили архиепископа Феофана.

После Собора, вернувшись в Полтаву, владыка Феофан пережил большие неприятности при столкновении с украинскими самостийниками, петлюровцами. Захватив власть в Киеве в свои руки, Петлюра и его сторонники потребовали от Полтавского архиерея совершить торжественную панихиду по бывшем гетмане Украины Иване Мазепе, любимце Царя Петра, но в Полтавском бою предательски изменившем Царю и перешедшем на сторону врагов – шведов и за это преданном Российской Православной Церковью анафеме.

На это требование петлюровцев Архиепископ ответил: «Я не могу своею властью, не имею никакого права это сделать, хотя бы уже потому, что бывший гетман Иван Мазепа предан Церковью анафеме за свое предательство. И я, архиепископ Полтавский, этой анафемы отменить не могу. Ей уже более двухсот лет. Эта анафема наложена высшим управлением Церкви того времени». – «Так это же сделали москали, русские, в Синоде!» – «Нет! Вы глубоко ошибаетесь. Тогда Синода еще не было, но не было и Патриарха. Церковь управлялась Местоблюстителем Патриаршего престола. А этим Местоблюстителем как раз был митрополит Стефан (Яворский), уроженец Западной Украины. Да и вообще Царь Петр приближал к себе более украинцев. Можно назвать митрополита Феодосия (Яновского), митрополита Феофана (Прокоповича) и других».

За этот мужественный отказ совершить противозаконное и антиканоническое деяние самостийники заключили архиепископа Феофана в тюрьму. И он вышел из тюрьмы только тогда, когда самостийные власти сбежали из Полтавы при наступлении Добровольческой белой армии.

Нашествие варваров. Жребий изгнанничества. Югославия

Революционеры Временного правительства продержались у власти всего восемь месяцев. Но на гребне эсеровской революции власть захватили настоящие богоборцы – интернационалисты-большевики. И началась кровавая расправа со всеми неугодными. Началась Гражданская война. Большевики показали свое лицо, лицо зверя… из бездны (Откр. 11, 7).

Архиепископ Феофан был арестован чекистами. Но, с Божией помощью, все обошлось, Владыку отпустили. Армия Деникина освободила Полтаву от большевиков, однако долго не удержалась, и через несколько месяцев ей пришлось отступить.

Митрополит Антоний (Храповицкий)

Владыка вместе с иеромонахом Иоасафом выехал в Крым, в один из монастырей на берегу Черного моря, недалеко от Феодосии. Наступал праздник Светлого Христова Воскресения, Пасхи, но не было денег, чтобы разговеться. Иеромонах Иоасаф спросил Владыку: «Что нам делать?» – «Надо помолиться», – сказал Владыка. И вот шли они по берегу моря, был сильный ветер, волны на море. Одна волна выбросила на берег, прямо к ногам иеромонаха, большого дельфина. Отец Иоасаф подхватил его, взвалил на плечи и отнес на базар. На вырученные деньги накупил всего для разговления и вернулся к Владыке, сказав: «Велика Ваша вера, Владыка, теперь нам есть чем разговеться».

Белая армия, отступая, предлагала епископам «временно» эвакуироваться, потому что красные епископов убивали. И иерархи Юга России покинули свои кафедры, предполагая, что это ненадолго. С точки зрения канонов было для этого вполне законное основание: опасность «нашествия варваров». И вот епископы, отходившие с Добровольческой белой армией, переезжают из Ставрополя в Екатеринодар (Краснодар). Здесь старейший иерарх, митрополит Киевский и Галицкий Антоний (Храповицкий), выходит из собора со всем духовенством на соборную площадь, запруженную тысячами народа, и, обращаясь к ним, говорит: «Дорогие во Христе Господе нашем соотечественники, православные

Петковица

христиане! Вот мы, иерархи Всероссийской Православной Церкви, под напором красных безбожников покинули свои кафедры, отступая вместе с Белой армией, потому что красные изверги всех архиереев, зверски мучая, убивают. Но в сегодняшний день мы решили спросить вас, народ Божий: что нам делать? Ибо издревле считается, что глас народа – глас Божий! Отступать ли и далее с Белой армией, а ведь она, возможно, будет вынуждена временно покинуть земли дорогой нашей Родины, или уже не следует далее уходить, а остаться на волю Божию и принять страдания и мученическую смерть за нашу Святую веру Христианскую? Мы вручаем сегодня себя Господу Богу и вам. И как вы решите, так и да будет!»

Монастырь Петковица

Весь народ закричал: «Нет, нет, нет!.. Уходите, уезжайте за границу. И там усердно молитесь о нас!..»

Так решил народ, так ответил «глас Божий»!

Здесь же совершили прощальный молебен, и многочисленный народ молился со слезами. Казаки подходили прощаться ко всем иерархам.

Группа эвакуированных архипастырей с остатками Белой армии отошла в Крым. Здесь епископы ютились в севастопольском Георгиевском монастыре. Через три месяца они покинули и Крым и оказались за пределами России, в Константинополе. Вместе с прочими архиереями архиепископ Полтавский и Переяславский Феофан принял скорбный жребий изгнанничества. Потрясенный эсхатологическими событиями на Родине, архиепископ Феофан был всецело погружен в непрестанную молитву о всех умученных и убиенных зверем и о тех, кто в его власти…

Иногда он служил в различных подворьях афонских монастырей Константинополя. Профессор Н.М. Зернов в своих воспоминаниях «На переломе» дает в немногих словах духовный портрет архиепископа Феофана: «Архиепископ Феофан Полтавский (Быстров, 1874–1940) был ученый аскет, отрешенный от мира. Со склоненной вниз головою, с едва слышным голосом, он иногда служил на одном из афонских подворий. Казалось, что он не замечает окружающих и весь погружен в молитву. От него исходила только ему присущая сила, которая приковывала внимание к этому хилому старцу».

Из Константинополя российские иерархи выехали в основном в Королевство СХС, позже названное Югославией, потому что юный король Александр сохранил трогательную любовь и благодарную память к России в лице российских изгнанников.

Владыка Феофан приехал в Югославию и поселился в одном из монастырей, в Петковице, предоставленных русским, и был там священноигуменом.

Об этом повествует схиархимандрит Амвросий (Мильковский), живший в том же монастыре и рукоположенный архиепископом Феофаном в сан иеромонаха. Он сообщает, что Владыка некоторое время нес очень суровый пост. Его дневное питание составляла просфора с водою. И кроме того, он носил вериги. Но убедившись на собственном опыте, что при слабом организме такое питание приводит только к расстройству здоровья, он последовал совету Святых Отцов. Чрезвычайное пощение оставил, восприняв умеренность «царского среднего пути». Он приложил все усилия к «умному деланию», к стяжанию непрестанной молитвы, которая с успехом вела в нем «невидимую брань». И Господь даровал ему Свое благословение. Он стяжал этот редкий дар Божий.

И все же владыка Феофан прилежал держать довольно строгий пост. Он не вкушал пищи вместе со всеми и, по крайней слабости, не выходил на полевые работы. Все это вызвало непонимание старшей братии. Они осуждали Владыку, роптали на него и предпочитали ему епископа Вениамина, представлявшего тип монаха общественного, социального. Но юные из братии были на стороне владыки Феофана. Старшие не скрывали от него своего ропота. При его, человека молитвы, игуменстве монастырь стал другим; многие, особенно молодые, брали пример со священноигумена. Но понимая то, что успокоить брожение в монастыре он не может, и имея горячее желание иной, затворнической жизни, Архиепископ решил покинуть монастырь в Петковице.

Святая Петка (Параскева)

Перед отъездом, в день праздника церкви в Петко-вице, 1 октября 1923 года, когда Владыка совершал Божественную литургию в Петковицком монастыре, некоторые из братии сподобились видеть в алтаре около Святого Престола стоящую и молящуюся вместе с Владыкой святую великомученицу Параскеву (по-народному – святую Петку)… Сие дивное видение остановило то недовольство, ту распрю среди братии монастыря против игуменства архиепископа Феофана, ибо святая Параскева показала, что она вместе с ним.

Шла война, в Югославии находились немецкие войска.

Больной Архиепископ перешел в небольшой монастырь на побережье Адриатического моря, в курортном месте. Монастырь был фактически пустой. Болезнь Владыки усиливалась. Из-за общей слабости он с трудом мог двигаться. Больное горло отнимало последние силы. Владыка с каждым днем все более и более слабел. Богослужений в монастыре не было, некому было служить.

А неподалеку был сербский православный монастырь. Однажды в том монастыре зазвонили к вечерне. И Владыка решил, быть может, в последний раз, помолиться в храме. Собрался и пошел на звон. Когда с трудом дошел, то увидел, что иеромонах играет в карты за оградой, епитрахиль его висит на дереве рядом, а храм – на замке.

Владыка Феофан подошел к иеромонаху и спросил его: «А что, вечерня уже отошла?» Иеромонах ответил: «Мы позвонили, чтобы верующие знали, что завтра праздник!» – «А вечерняя служба?» – «Так службы у нас не бывает, только – звон!»

Архиепископ молча поклонился иеромонаху и в тяжком раздумье пошел в свой монастырь: «Вот он – тот упадок веры, о котором сказано: Но Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле? (Лк. 18, 8). У нас, в России, насилием уничтожают веру, а здесь она гаснет сама собою и в пастырях, и в пасомых».

Иеромонах Киприан. Крины молитвенные. Белград, 1928

С такими печальными мыслями Архиепископ возвратился к себе в келлию. В последующие дни он быстро начал терять свои силы. Горло нестерпимо болело. Пищи он не принимал, да и совершенно отсутствовал аппетит.

«…И вот среди всей этой братии, среди этих русских иноков стоит маленькая фигурка Святителя. Трудно говорить о таких людях, трудно даже подойти. С особым благоговейным трепетом склоняешься в земном поклоне перед ним, прося его благословения. И, не смотря в его лицо, принимаешь широкое его осенение маленькой, суховатой рукой, немного отрывистое и резкое. И особенно становится благоговейно, если взглянуть в его лицо: немного припухлая, точно детская верхняя губа, черная маленькая бородка, длинные волнистые волосы почти до пояса, слегка раскосые глаза, надвинутый клобук. Великий постник, молитвенник, человек той особой духовной жизни, уже увидевший те высоты и лазурные, светлые дали, которые видимы им, этим полуземным людям, этим ангелам во плоти, уже живущим не здесь».

Он понимал, что приближается конец. Наступал праздник Покрова Пресвятыя Богородицы. Сил уже не было совершенно. Он помолился ко Пресвятой Богородице со слезами и, лежа, предал себя в руки Божии, как умирающий: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, в руце Твои предаю дух мой!» И далее он ничего уже не помнил.

Малочисленная братия монастыря была крайне встревожена. Архиепископ был, как мертвый, но все же заметно было дыхание… В таком положении он пробыл двое суток. На третьи сутки он очнулся и ощутил в себе огромную перемену. Это было чудесное возвращение к жизни. Слезы радости полились из глаз Владыки, слезы беспредельной благодарности ко Господу Богу, ко Пресвятой Богородице. И вспомнились внезапно слова пророчества дивной рабы Божией, старицы и Христа ради юродивой Паши Саровской: «Матерь Божия избавит!.. Пресвятая Владычица спасет!..»

В этот миг он ясно припомнил, как раба Божия всплеснула руками от удивления и восторга и выхватила саван из его рук…

Владыка Архиепископ нашел в себе совершенно новые силы. Он бодро встал и начал горячо молиться и благодарить Пресвятую Деву, Царицу Небесную за Ее великую милость, за явное чудо спасения от смерти.

А вскоре совершилось другое дивное событие, чудо Божие. Вдруг, совершенно неожиданно, пришла на имя владыки Феофана посылка из советской России от неизвестного лица. И в ней – прекрасная икона преподобного Серафима Саровского. Какая была это радость! И все слилось вместе в великую благодарность за избавление от смерти по святым молитвам преподобного Серафима Саровского через молитвы Христа ради юродивой Паши Саровской к Царице Небесной!..

Как такая посылка могла прийти из страны, охваченной богоборчеством, когда и простые письма из России не доходили?! Да и кто мог знать там адрес Владыки? Чудо, чудо Божие, дивное чудо!..

Случай со священником

Архиепископ Феофан жил в одном из русских монастырей Югославии. Поблизости был город Эрцегнови. В нем русским беженцам была предоставлена одна небольшая церковка, в которой служил молодой одинокий батюшка. Семья его осталась в России, не смогла с ним выехать. И он очень горевал и сокрушался об этом.

Эрцегнови, Черногория

Подошла Святая Пасха, и священник этот, по русскому обычаю, пошел по прихожанам, поздравляя с Великим Праздником и молясь в каждом доме Воскресшему Христу о дорогой Родине. Он всех поздравлял с радостным Днем Святой Пасхи, а у самого на душе было так тяжело – как вспомнит о семье, сидя за пасхальным столом, так и заплачет. И, переходя из дома в дом, он незаметно для себя охмелел, а под конец даже и потерял над собою контроль. При нем были церковные деньги, вся касса. Но когда хмель прошел, он спохватился, а денег нет. Что делать? Где искать? Ведь во многих местах был. Священник сознавал себя виновным. Он обошел некоторые дома, спрашивал. И все ему отвечали, что никаких денег не находили.

А человекоубийца-диавол тут как тут, внушал отчаяние бедному священнику: «Да ведь совершенно ясно, что Бог тебя оставил. А ты все уповал на Него. Ты ведь и без семьи, и о них нет у тебя никаких вестей, а тут еще такой невыносимый позор – пропажа церковных денег. Да еще в такой день! У всех радость, и только у тебя одного такое страшное горе. И кто тебе поверит, что деньги действительно пропали и ты не знаешь сам, где они. Все думают, что ты сам их украл и делаешь вид, что страдаешь… В их глазах ты вор церковного имущества. А еще священник! Ведь похищение церковного имущества – самый страшный грех!.. Какой выход? Чтобы доказать всем, что ты невиновен и чист, иного пути нет, только – в петлю! Тогда все поймут, что ты – не вор…»

Вот такие-то мысли и вертелись в бедной голове несчастного священника. И все настойчивей и настойчивей. И бедный Батюшка решился на страшное: если не найдутся деньги, покончить с собой: «Другого выхода нет!..»

Он плакал горючими слезами. И с этими мрачными мыслями, измученный и утомленный, поздним вечером заснул и увидел во сне архиепископа Полтавского Феофана. Владыка сказал ему: «Иди в Божий храм и там потерянное найдешь!»

Священник очнулся от сна, вскочил: «Господи, неужели это спасение?!» Он тут же бегом побежал в храм. Молясь и обливаясь слезами, дрожащей рукой отпер двери. Осеняя себя крестным знамением, вошел, зажег свечу и начал осматривать все. И нашел свой пакет!

На радостях, как только настал день, он отправился в монастырь к архиепископу Феофану, чтобы выразить ему свою невыразимую благодарность за спасение. Он упал перед ним ниц и радостно плакал и благодарил. Он просил прощения за свое маловерие и отчаяние.

Владыка Архиепископ вопросил: «В чем дело, отец? Ведь я ничего не могу понять». А священник, такой радостный, все благодарил и благодарил. «Да в чем же дело, Батюшка? Да встаньте, ради Бога! И расскажите по порядку. Ведь я понять не могу, за что Вы так меня благодарите». И священник рассказал все Владыке, заливаясь слезами раскаяния и умоляя Архиепископа простить его: «Я ведь без малого не наложил на себя руки».

– Вы успокойтесь, успокойтесь, Батюшка, – ответил Владыка. – И всю вашу жизнь благодарите Господа, спасшего вас от такого греха в дни Святой Пасхи. А меня благодарить не за что. Это милость Божия к вам. Святый Пророк Давид говорит: Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему даждь славу, ради милости Твоей (Пс. 113, 9)… Для меня это не только опасно, но и духовно убийственно. Меня благодарить нечего. Ведь я здесь ни при чем. Об этом я ровно ничего не знаю. Благодарите Всемилостивого Господа и Его по плоти Преблагословенную Матерь, Пресвятую Деву, за эту великую милость, к Вам явленную. Сами видите, что Вы были на краю гибели и временной, и вечной, и в этот момент пришла к вам помощь Божия. Так всегда и бывает: когда все человеческие усилия уже тщетны, а все возможности исчерпаны, тогда и приходит к нам помощь свыше. А чрезмерную скорбь о семье, неугодную Богу, надо изжить твердым упованием на Господа. Поэтому ни унывать, ни отчаиваться никогда не надо. Господь близко к каждому из нас, как говорит Писание (Фил. 4, 5). Прежде всего надо всегда прибегать с усердной молитвою ко Господу, и тогда мы найдем больше, чем искали. Запомните сказанное Вам Господом: «Иди в храм Божий и там потерянное найдешь!» Ведь это не я вам сказал, а сказал Сам Господь. Иными словами, он выразил ту святую истину, что всегда во всякой нужде надо обращаться за помощью к Господу Богу. У Него искать то, в чем нуждаемся. Но ко Господу надо обращаться с полной верою, что получим просимое: всё, чего ни попросите в молитве с верою, получите (Мф. 21, 22). А если иногда и не получим, говорят Святые Отцы, то или по маловерию, или не своевременно просим, или просимое неполезно, или мы получим то, что будет нам более полезно. Твердо слово Христа Спасителя: по вере вашей да будет вам (Мф. 9, 29).

София, Болгария. Противостояние уклонениям от чистоты Православия

Нелегко было архиепископу Феофану в Югославии, однако он безропотно и долготерпеливо переносил все, уповая только на милость Божию. И вот он получает предложение от Святого Синода Болгарской Православной Церкви переехать на жительство в Софию. Некоторые члены Болгарского Синода были в свое время студентами Санкт-Петербургской Духовной академии, учениками Владыки. В 1925 году председателем Святого Синода был митрополит Климент, учившийся также у владыки Феофана.

В Софии Владыке были предоставлены две комнаты с отдельным коридором в самой Синодальной палате, в юго-западном углу здания, на втором этаже. Синодальная палата находилась на площади Святого князя Александра Невского.

Переезду архиепископа Феофана в Софию способствовал и правящий архиерей русскими церквами в Болгарии епископ Лубенский Серафим (Соболев). Епископ Серафим был рукоположен архиепископом Феофаном в викария Полтавской епархии (Лубны – предместье Полтавы).

Любопытна одна подробность из жизни Владыки в Болгарии. Некий болгарин, вхожий к монсеньору Ронкалли, в ту пору папскому нунцию и будущему папе Иоанну XXII, бывал у архиепископа Феофана. Он рассказал ему, что видел у Ронкалли картотеку, где есть и карточка с биографией владыки Феофана. Конечно, эта биография составлена была отнюдь не в Софии, а в Ватиканском министерстве иностранных дел. Значит, за архиепископом Феофаном со стороны католиков велось специальное наблюдение.

В этом вскоре убедился и сам Владыка. Однажды на Софийском вокзале в ожидании поезда в Югославию он заметил какого-то молодого человека с живым румянцем на лице, в католической сутане и пурпуровом берете. Как выяснилось впоследствии, это и был сам папский нунций, архиепископ Анжело Ронкалли. Он на значительном расстоянии поторопился благословить архиепископа Феофана. Владыка, рассказывая об этом с улыбкой, заметил, что тот демонстрировал свое старшинство.

Собор святого благоверного князя Александра Невского в Софии

Владыка Феофан был человеком простым и естественным, скромным и даже застенчивым. Ничего показного, наигранного, а тем более лицемерного в нем не было. И при этом совершенно отсутствовало то, что Святые Отцы называют «свободой обращения». Не было и тени развязности или фамильярности. Всех он называл на «Вы». Келейников-юношей никогда не называл, как принято в обычае, по уменьшительным именам: Петя или Вася.

Чувствовалась повышенная собранность в нем. Все совершалось в присутствии Господа Иисуса Христа. Поэтому, беседовал ли он с кем или молился в храме за богослужением, сидел ли или шел, он не забывал, что Всевидящее Око смотрит и видит. Во всем чувствовался в нем сосредоточенный монах, даже в самых незначительных мелочах.

К келейникам своим Владыка относился чрезвычайно сердечно. Приходил иногда к ним и бывал необыкновенно мягким, ласковым, веселым, жизнерадостным. Понимал хорошую приличную шутку и мог посмеяться ей. Только один раз пришлось увидеть Владыку сильно рассерженным: один священник хотел отлучить от Святого Причастия нагрубившую ему особу. Владыка сказал ему, что на это он не имеет права и что личные обиды надо прощать.

Когда Владыка жил в Софии, в Синодальных покоях, в комнате у него стояли кресло и мягкий диван. Но если он и садился на них, что бывало очень редко, то не глубоко, а на самый край, на твердую раму, и так, чтобы не касаться к спинке дивана или кресла, дабы не давать особенного покоя себе и удобства. Во время густых софийских туманов зимою его сильно беспокоили больные железы горла, но он никогда не ложился.

Святитель Серафим (Соболев)

Только иногда, пригнувшись около постели, положит голову на подушку. То, что большинству людей может казаться незначительным, в духовной жизни мелочью не является.

Архиепископ Феофан как архиерей Церкви Христовой постоянно сознавал свою ответственность за происходящее в ней. Несмотря на слабое здоровье, он принимал по мере сил участие в ее жизни, следил за всеми событиями. Владыка часто высказывал мысль, что надо быть готовым к тому, чтобы активно действовать, когда призовет Господь. Но это зависит только от Самого Господа, когда Он соблаговолит снять покаянную епитимью с российского народа, освободит Россию от мучительной власти безбожия.

Выступая против всякого модернизма, Святитель Божий уделил значительное внимание софианству, главным проводником и медиумом которого являлся бывший марксист, профессор политической экономии Санкт-Петербургского университета, а теперь профессор догматического богословия Парижского Богословского института протоиерей Сергий Булгаков. Вот что сказал Владыка об учении тех книжников-модернистов: «Страшны эти “книжники”, но только для людей малодушных, не твердых в вере христиан. Они не отрицают Бога, ни Христа, ни Церкви и не задаются целью разрушить христианство, но только, как выражаются они, “обновить”, “углубить” и “очистить” его от “случайных” исторических “наслоений и покровов”. Они проповедуют новое, не церковное, а свое христианство, не христианство Христа, Божией силы и Божией премудрости (см.: 1 Кор. 1, 24), а христианство какой-то “женственной премудрости”, которой не знала история Православной Церкви.

Протоиерей Сергий Булгаков

Что сказать об этих “книжниках”?

Это «волки в овечьей одежде» (см.: Мф. 7, 15). Они вышли от нас, но не были наши (1 Ин. 2, 19), хотя бы в уста свои они влагали Божественные глаголы…»

Ректор Парижского Богословского института митрополит Евлогий, давший свое имя и расколу в Зарубежной Русской Церкви – евлогианскому расколу, защищал своего профессора, говоря, что это его частное мнение, и только, на что святитель Феофан указал, что подобные «частные мнения» и объявляются Церковью ересями и упорные защитники их предаются церковной анафеме.

Владыка Феофан вынужден был выступить и в защиту соборных решений 1921 и 1926 годов об организации YMKA как антихристианской и разрушительной, действующей под видом христианской благотворительной, в защиту от заявлений митрополита Антония (Храповицкого), что никакой противоправославной пропаганды за последние четыре-пять лет от этой организации он не встречал. Владыка Феофан обратил внимание на то, что в Америке YMKA издает книги атеистически-коммунистического содержания, что она проповедует не Православие, а «новое христианство». Учение о «Софии», разрабатываемое в Богословском институте в Париже, – явно неправославное. В изданиях «Путь» ведется самая открытая пропаганда против православного учения о царской власти. YMKA – это путь разрушения Православия Святых Отцов и учителей Церкви, это, в конечном результате, есть попытка модернизации учения Святой Церкви через привитие ей идей пантеизма, заимствованных из гностической ереси второго века. Припоминал Владыка и о том, что еще святой праведный Иоанн Кронштадтский относился к организации YMKA как к завуалированной масонской организации. Впрочем, отец Иоанн тогда еще не был канонизирован, и известно, что митрополит Антоний относился к нему скептически, а на одном из Соборов доказывал, что христианину допустимо состоять членом масонской организации до восемнадцатой степени масонства.

Нелегки были труды святителя Феофана в миру – труды исповеднические. И, кроме того, приходилось ему бороться с врагами невидимыми.