Текст книги "Маленький цветочный магазин у моря"

Глава 9
Венерин башмачок – капризная красота

– Ты уверена? – в десятый раз спрашиваю я у Эмбер, сидя в ворохе лент, проволоки и цветочных головок.

– Да, все в восторге будут.

Чтобы не пропали цветы, приехавшие в фургоне, Эмбер придумала сделать из них венки и раздать всем женщинам в городе. Она рассудила, что это будет отличным приветственным жестом.

Эмбер, видимо, представила себе, что мы будем стоять на улице и под музыку Боба Дилана вручать венки прохожим, как хиппи семидесятых.

Я со своим более практическим подходом решила просто устроить акцию в магазине и брать минимальные суммы, чтобы покрыть расходы, а остальное пожертвовать на благотворительность.

– Это называется «убыточный лидер», – тактично сказал Джейк. Но тут из подсобки нагрянула Женская гильдия с лентами, проволокой и инструментами, и он ретировался вместе с Майли, заявив, что его дело – выращивать цветы, а не аранжировать их.

– Но, – добавил он перед уходом, – я поговорю с Бронте, моей дочуркой. По идее ей с подругами такое должно нравиться. Может, они зайдут во время перерыва в школе, заберут часть венков.

– Славный он, этот Джейк, – говорит Эмбер, забирая у меня очередную гвоздику и проворно прикручивая ее к проволоке. – И горячий.

Я ничего не отвечаю, только кошусь на остальных: какая будет реакция?

– У Джейка трагическое прошлое, – говорит Харриет, скручивая проволоку так, как ее научила Эмбер.

– А что случилось? – спрашивает Эмбер. – Я уловила исходящую от него печаль, но не смогла определить ее суть.

Харриет вопросительно смотрит на Уиллоу и Берил.

Те молча кивают с серьезным видом.

– Его жена, Фелисити, внезапно покинула нас несколько лет назад. Она все озаряла светом, от родительского комитета до нашей гильдии. Милая Фелисити всегда помогала, собирала средства, у нее для каждого находилось доброе слово.

– Чудесная, наверное, была, – произносит Эмбер.

– Именно. Ее все любили.

– Ее смерть нас всех подкосила, – говорит Уиллоу, скручивая ленты. – С Фелисити было так хорошо. Она всегда всем помогала, что бы ни случалось. Такая мягкая, изящная, такая…

– Уиллоу, тебя послушать, так она святая, – замечает Харриет. – Конечно, она была прекрасным человеком, и я никому не позволю дурное слово о ней сказать. Но у нее были свои изъяны, как у любого из нас. Никто не идеален.

– С этим не поспоришь, – бормочет обычно молчаливая Берил.

– Но у Джейка, кажется, остались дети?

Эмбер, умница, спрашивает обо всем, что я хотела бы узнать, да боялась показаться чересчур любопытной.

– Да. Сколько сил он вложил, чтобы воспитать их после смерти матери! – с одобрением вспоминает Харриет. – Бронте сейчас пятнадцать, она в одном классе с моим сыном. А Чарли семнадцать.

– Ого! А по нему и не скажешь, что у него такие большие дети! – восклицает Эмбер, пока я обдумываю услышанное. – Он, наверное, был совсем молодым, когда они родились.

– Фелисити и Джейк с ранней юности были неразлучны, – мечтательно вздыхает Уиллоу. – В шестнадцать познакомились, в восемнадцать помолвка, в девятнадцать свадьба, и первый малыш появился, когда им только-только минуло двадцать.

– И смерть разлучила их десять лет спустя, – заканчивает за нее Берил. – Как Ромео и Джульетту, если тебе хочется романтизировать боль от вечной разлуки, Уиллоу.

Берил с каждой минутой нравится мне все больше. Говорит мало, но уж если открывает рот, то никаких тебе хождений вокруг да около – большой плюс в моих глазах.

Уиллоу, насупившись, склоняется над венком и связывает друг с другом концы ленточек.

– Ты в порядке, Поппи? – спрашивает Эмбер. – Ты как будто побледнела.

– Все отлично, – говорю я. – Просто хочу побыстрей разобраться с венками.

А сама, срезая головки цветов, не могу оторвать взгляд от старой бабушкиной конторки и вспоминаю…

Как и предвидела Эмбер, ее идея произвела фурор.

Когда мы их доплели, дамы из Женской гильдии ушли по своим делам, а мы с Эмбер остались возле магазина. Уиллоу и Берил, обе в венках, уходили под ручку.

Мы сплавили несколько венков прохожим за символические пожертвования, а потом явились Энт и Дек и пришли в восторг. Они ушли к себе в веночках и так весь день их и таскали – я это точно знаю, потому что сама к ним забежала за пирожными с кремом (Эмбер они понравились не меньше, чем мне).

Дело пошло куда живее, когда во время обеда появились Бронте и ее школьные подруги. За сорок пять минут мы сбагрили все венки.

– Круто! – восклицает Бронте, кружась с цветами в волосах. Нет никаких сомнений в том, чья она дочь. У нее такие же темные волосы и карие глаза, как у Джейка. – У нас ничего похожего раньше не бывало: как будто настоящий фестиваль! Вы еще будете так делать, когда откроетесь?

– Да, – обещаю я. – «Гирлянда маргариток» будет крутым магазином.

Бронте улыбается.

– Без вариантов, если вы обе будете им заниматься!

Я уже хочу поблагодарить ее, как она продолжает:

– Пожилая готка и американская хиппи в одном магазине – это же мегафишка! Вы отпадно будете вместе смотреться, я дождаться не могу открытия!

На этом Бронте с подружками сбиваются в щебечущую стайку коротких юбочек и бутылочно-зеленых джемперов и упархивают вверх по холму.

Я смотрю на Эмбер, все еще держа в руках коробку из-под венков.

Та неловко улыбается.

– Я бы скорее сказала, что я хиппи Новой волны.

– Ты легко отделалась! Я никакая не готка. И уж тем более не пожилая!

Эмбер окидывает меня взглядом.

– А тебе сколько лет?

– Тридцать!

– Правда? – У Эмбер изумленный вид. – Я думала, ты гораздо моложе. На свои не выглядишь. Но, может, Бронте имела в виду одежду. Ты выглядишь немного… как бы повежливее сказать…

– Говори как есть.

– Мрачно.

– Что значит мрачно? Если я, в отличие от тебя, все цвета радуги на себя не нацепила, это еще не значит, что я готка!

– Да нет, но ты сама посмотри. – Эмбер указывает на мою одежду. – Это же все черное.

– Сегодня черное, а вчера на мне были башмаки бургундского цвета.

– С чем?..

Я вздыхаю.

– Ну, легинсы тоже черные были. Но это же не значит…

– Я просто говорю, что вижу, и Бронте так же сделала. К тому же ты держишься немного…

Я закатываю глаза.

– Ладно, давай уже, выкладывай.

– Резко.

– Это я держусь резко? – вскидываюсь я.

– Ну вот видишь.

– Но не всегда же, верно?

– Нет, не всегда, – улыбается Эмбер и поднимает цветок, завалявшийся на дне коробки. – Я думаю, новая моя подруга, где-то в глубине прячется что-то гораздо более мягкое. Но я пока не могу понять…

– Ну и чего же?

Она вплетает цветок мне в волосы над ухом, и меня передергивает.

– Почему ты это от нас прячешь?

Глава 10
Лен – я чувствую твою доброту

Надо же, стоит собраться с духом, чтобы что-то сделать, и все начинает получаться очень быстро.

После того как мы с Эмбер распродали на улице венки, дела с магазином стали налаживаться.

Оказалось, что Эмбер негде было остановиться в Сент-Феликсе. Она собиралась пожить в «Веселой русалке», пока что-нибудь не подыщется. Узнав об этом, я предложила ей поселиться вместе со мной в кот– тедже.

Что вразрез со всеми моими инстинктами: ненавижу жить вместе с кем-нибудь. Мне всегда было легче одной. Но не могла же я допустить, чтобы Эмбер ютилась в пабе, когда у меня есть свободная комната. Тем более после того, как она помогла мне с магазином. И вообще при всех своих чудачествах Эмбер была очень славной. С ней я то и дело улыбалась – а этого мало кому удавалось добиться.

Так что я перетащила свои пожитки в старую бабушкину спальню наверху. Освоилась я там не сразу, но в конце концов комната показалась уютнее, чем наш с Уиллом уголок – там мне в первую же ночь было не по себе. А потом мы принялись обсуждать новый магазин.

Что бы ни делали в прошлом бабушка и участницы Женской гильдии, мы с Эмбер дружно сошлись на том, что новое поколение должно привнести в магазин свою собственную, особенную изюминку.

Хотя формально именно я была новой владелицей магазина, Эмбер казалась мне такой же равноправной хозяйкой. Она профессиональный флорист, а я так, погулять вышла.

Порешили, что помимо свежих цветов будем торговать еще и всякими штучками: крутой бижутерией и керамикой с растительными мотивами. «Гирлянда маргариток» будет не только для женщин, надумавших купить букет, но и для того, чтобы там могли тусоваться девчонки вроде Бронте. Любишь цветы в любой форме – тебе в «Гирлянду маргариток».

И в этом была самая большая моя проблема.

Потому что я цветы не любила.

Эмбер знала о цветах все: названия, аромат, оттенки, как долго простоят, какую температуру им подавай, в каких условиях хранить. Ее опыту и энтузиазму не было предела.

Мы подолгу просиживали в коттедже, обдумывая фишки для магазина. От чего-то был толк, вроде моей идеи продавать разные изделия, от чего-то не было: Эмбер однажды предложила каждое утро выкладывать перед магазином дорожку из лепестков, чтобы заманивать покупателей. Мы решили исследовать темные недра магазина, но сохранить все, что делало «Гирлянду маргариток» такой особенной при бабушке.

Мы шерстили интернет с айпада Эмбер, разыскивая всевозможные картинки, собирали в Пинтересте снимки цветочных магазинов, вычисляя, какие веяния сейчас в моде у флористов. В конце концов сошлись на морском стиле, чтобы вписаться в окружающую обстановку.

Задний план будет ярко-голубого цвета, на полках из состаренного дерева разложим всякие безделушки. На деревянные столы поставим металлические корзинки с цветами на продажу. И старую бабушкину конторку сохраним. Эмбер сказала, что она приносит удачу, и если за нее встать, то почувствуешь души всех, кто раньше за ней работал. Да я и сама бы с ней не рассталась: слишком много воспоминаний с ней было связано. И конторка вписалась в наш новый дизайн.

В недрах шкафов мы отыскали старинный фарфоровый сервиз с цветочным рисунком и решили расставить посуду на полках – как дань долгой истории магазина.

Мы надеялись, что получится эклектика, но стильная. В идеале мы и воздадим должное бабушке, и дадим хороший старт новому успешному бизнесу.

Воскресенье. Почти две недели минуло с тех пор, как я приняла судьбоносное решение сохранить магазин. Для меня это и правда был переломный момент: в жизни на себя такой ответственности не взваливала! Сегодня предстояло сделать первый шаг в декорировании магазина. Мы решили работать сами: наем местного декоратора или художника съест значительную часть подъемных, выданных мне мамой.

Хотя мама снабдила меня средствами без всяких условий, просто чтобы удержать в магазине, я решила, что все ей верну, когда дело запустится и, даст бог, пойдет в гору.

И если я это сделаю, то сделаю по-своему.

И вот мы развешиваем по стенам картинки из магазина самоделок в соседнем городке. Эмбер украсила яркую шевелюру пестрым шарфом, а я в своем обычном монохроме, только сейчас преобладает белый цвет, а не черный. Вокруг расставлены непочатые банки с краской, а мы вооружены кистями и валиками.

Мы дружно вздыхаем и оглядываем пустые стены, вешалки и столы.

– Ну и с чего начать? – спрашиваю я.

– Понятия не имею, – отзывается Эмбер. – Ты когда-нибудь декором занималась?

Я мотаю головой.

– И я нет, – говорит Эмбер. – Дома мы всегда кого-нибудь нанимали. Комнаты были слишком большими, самим не справиться. Да мама и не рвалась: маникюр же!

Я кошусь на Эмбер. По ее одежде и манерам я и предположить не могла, что она из состоятельной семьи. И тут же одергиваю себя: мне бы в зеркало посмотреться, прежде чем судить о людях по одежке.

– Так что сначала? – спрашиваю я, уставившись на банку краски. – Это?

– Когда приходят рабочие, сначала нужно поставить чайник!

И в магазин вваливается Джейк во главе целой армии: тут и Вуди, и Белль, и девчата из Женской гильдии, и все вооружены кисточками, валиками, наждачной бумагой и уймой всяких других штуковин, о необходимости которых я и не догадывалась.

– Друзья, заходите! – вопит Эмбер. – Если вы не против того, чтобы чай вам заваривала американка, то сейчас я все сбацаю!

– Что вы тут делаете? – спрашиваю я Джейка, ошарашенно глядя на лавину гостей.

– Мы подумали, что вам пара лишних рук не помешает.

С этими словами Джейк приставляет к стене валик с длинной ручкой. Майли слезает с его плеча и скачет к Эмбер. – Ты же говорила Рите в «Русалке», что вы хотите сегодня взяться за отделку?

– Да…

– Она кинула клич, и вот мы здесь!

У меня в голове не укладывается, сколько народу прибегало ко мне после того, как я решила сберечь магазин: поздравляли, благодарили, говорили, как правильно я поступила.

«Гирлянда маргариток» явно занимает особое место в сердцах жителей Сент-Феликса, и я твердо намерена узнать почему.

– Потрясающе, – бормочу я, все еще не веря своим глазам. Как-то я не привыкла, чтобы мне помогали. – Но я… я же не могу всем заплатить.

Джейк странно смотрит на меня.

– А зачем нам плата? Мы просто помочь пришли.

– Но почему?

– Потому что у друзей и соседей так принято – помогать друг другу.

– Да, конечно. Разумеется. – Я неловко улыбаюсь. – Что ж, спасибо. Это потрясающе. Но я, кажется, это уже говорила?

Джейк улыбается.

– Говорила. Только благодари не меня, а Риту. Они с Ричи придут, когда в «Русалке» кончится время завтрака.

Он оглядывается по сторонам.

– Ну, с чего начнем?

По счастью, среди нас находятся люди, которые кое-что смыслят в декоре. Они разбивают нас на команды, и процесс приходит в какой-никакой порядок. Сначала предстоит отскоблить облезшую краску и заделать трещины. Мне это и в голову не приходило.

Я думала, надо просто красить поверх трещин: что в декоре, что по жизни.

Потом я помогаю Чарли, сыну Джейка, зашкурить один из старых деревянных столов. Чарли – славный парнишка, высокий, как Джейк, но если Бронте мастью пошла в отца, то он, наверное, больше похож на мать. У него ярко-голубые глаза и светлые волосы, он вежлив и держится спокойно и скромно.

– Извини, что тебя сюда выдернули в воскресное утро, – пытаюсь я завязать разговор.

– Все нормально, – отвечает он, надраивая шкуркой ножку стола. – Все равно особо делать нечего. На море погода не очень.

– А если бы была очень, ты бы что делал?

Он смотрит на меня, прикидывая, с какой стати я расспрашиваю.

– Не знаю, может, на пляж пошел бы. На сёрферов бы посмотрел, если бы волна была хорошая.

– А сам сёрфингом не занимаешься?

– Нет.

– Почему?

– Я похож на сёрфера?

Единственное, что в Чарли подходит под стандартный образ сёрфера, – это белокурые волосы. Хоть он и высок ростом, но слишком худ. Кажется, его с доски смахнет ветром, как травинку, что уж говорить о катании на восьмифутовых волнах.

– Не все сёрферы одинаковы, – говорю я, вспомнив наши с Уиллом попытки катания на доске. – Иногда этим занимаются просто для развлечения.

– В Сент-Феликсе не так. Здесь к этому относятся очень серьезно. Если ты не в «банде», ты не сёрфер.

Я уже готова возразить, но тут подходит женщина в красном платке и в джинсах.

– Чарли, ты не поможешь отцу вон тот шкаф переставить? Нужна еще одна пара сильных рук.

Чарли смотрит на нее так, как будто она пошутила, и вздыхает.

– Конечно, тетушка Лу.

Он вручает ей кусок наждачной бумаги и идет к шкафу, который Джейк со своим товарищем пытаются отодвинуть от стены.

– Я Лу, – говорит женщина, протягивая мне руку. – Мы встречались в магазине у Микки.

– Точно, я вас помню! Спасибо, что пришли помочь. Я уже говорила Джейку, как благодарна всем вам.

– Такой в Сент-Феликсе народ. А Розу здесь очень уважали. – Лу садится на пол рядом со мной и начинает шкурить ножку стола, оставленную Чарли. – Как мне не хватает ее улыбчивого лица!

Я улыбаюсь. Выглядит Лу моложаво, но из-под красного платка выбиваются седеющие пряди.

– Вы хорошо знали бабушку?

– Мы были подругами. Я ездила на похороны в Лондон.

То-то мне ее лицо показалось знакомым тогда в магазине!

– Извините, я вас не узнала! Могу только сказать в свое оправдание, что ваше лицо мне показалось знакомым.

– Дорогая, не переживайте! На похоронах вам было не до того, чтобы запоминать каждого, кто приехал почтить память Розы. Там же было столько народу!

– Да, точно. Так вот откуда вы знаете мое имя! С похорон.

Лу улыбается.

– Отчасти.

Я жду, чтобы она пояснила.

Она оставляет стол в покое, придвигается ко мне и тихо произносит:

– Роза говорила, что однажды вы приедете.

– Что?

– Она говорила, что однажды ее внучка Поппи вернется в Сент-Феликс и возьмет на себя магазин. Она вообще много о вас рассказывала.

– А когда она вам это сказала?

– Много лет назад.

– До того, как заболела?

– Задолго до этого. Она была твердо уверена, что когда-нибудь вы займетесь «Гирляндой маргариток».

Я так и застываю, ухватившись за ножку стола.

– Но почему она была так твердо в этом уверена? Для меня полная загадка, почему она завещала магазин именно мне. Как она могла знать, что я стану им заниматься? – Я машинально тру наждаком по собственным пальцам вместо дерева. – Когда я навещала ее в больнице, она ни слова про это не говорила. Я думала, если что, магазин отойдет маме или кому-нибудь из тетушек: кому-то, кто любит цветы.

– Но она оказалась права, верно? – мягко говорит Лу. – Вы здесь, готовите свой магазин к открытию. И мы здесь, помогаем вам, как она и рассчитывала.

– Да она вечно была права! – смеюсь я. – Иногда это бесило.

– Да уж! – подхватывает Лу. – Представляете, подруга, которая всегда права? Это было утомительно.

И она меняется в лице, вспомнив, что ее подруги больше нет.

Мне всегда не по себе, когда затронуты чьи-то чувства, и я прбегаю к излюбленному маневру: меняю тему.

– Так вы тетя Бронте и Чарли? – Интересно, кому она приходится сестрой – Джейку или Фелисити? Кажется, она старовата для них обоих.

– Я им двоюродная бабушка. А тетей я прихожусь Джейку: я сестра его матери.

– На это больше похоже, – ляпаю я.

– Потому что я старая кошелка? – ухмыляется Лу. – Чтоб вы знали, я выиграла корнуолльский чемпионат по сёрфингу для тех, кому за шестьдесят.

– Правда?

– Да, – гордо говорит она. – Правда, нас состязалось всего трое, но я продержалась на доске дольше остальных старых перечниц.

Я протягиваю руку в знак уважения, и мы обмениваемся хлопком по ладоням.

– Может, вы и Чарли с сёрфингом поможете? – спрашиваю я, оглядываясь на Чарли: тот помогает Эмбер затирать зашпаклеванные трещины перед покраской. – Ему бы понравилось.

– Пыталась, – говорит Лу. – Ни в какую. Боится, как будет выглядеть со стороны. У семнадцатилетних юнцов вечно с этим проблемы.

Я киваю.

– Такая нелепица. В молодые годы упускать столько возможностей из страха, что тебя засмеют, а потом, когда уже слишком поздно… – Она резко обрывает себя. – Ох, дорогая, простите, я не имела в виду…

Она мягко накрывает ладонью мою руку, и один этот жест выражает больше, чем я бы сумела передать словами.

– Знаю. – Мне почему-то очень нужно рассмотреть поближе рисунок древесины. – Все в порядке, правда.

– Нет. Я знаю, что вам нелегко снова оказаться здесь, в Сент-Феликсе. Роза мне все рассказала.

Я смотрю на Лу.

– Все?

Она кивает.

– Что это вы обе туда запрятались? – под стол заглядывает Джейк. – А, Поппи, ты познакомилась с моей тетей Лу!

– По-моему, Поппи нужно передохнуть, – говорит Лу. – Как там чайник?

– Не знаю. Пойду посмотрю. – Джейк вытягивает шею, вглядываясь в дальний конец зала.

– Может, лучше пройдетесь? – предлагает Лу. – Микки обещал оставить для нас кое-что на ланч. Зайдете к нему?

Она смотрит на Джейка, приподняв бровь.

– Конечно, – отвечает тот. – Ты как, Поппи?

– Не знаю… Как-то неудобно всех бросать. – Я смотрю на целую бригаду помощников, шурующую по магазину.

– Все в порядке, – заявляет Лу. – Для них ланч будет важнее нескольких лишних минут вашего присутствия.

– Ну, ладно, раз вы так считаете.

Джейк протягивает руку и помогает мне встать на ноги.

– Ну что? – говорит он, сжимая мою ладонь. – За чипсами!

Глава 11
Сирень – первые эмоции любви

Мы с Джейком идем вдоль гавани к магазину Микки; Майли восседает на плече у хозяина. Хоть, по мнению Чарли, погода неважная, облака расходятся, и открывается прекрасный вид на город.

– Хочешь, подождем здесь или еще погуляем? – спрашивает Джейк, когда мы не обнаруживаем в магазине никаких признаков жизни. Несмотря на воскресный день, Микки специально встал пораньше, чтобы наготовить чипсов для добровольных помощников, – акт доброты, потрясший меня до глубины души.

– Здесь посидим, пожалуй, – говорю я, заслоняя глаза от яркого солнца. – Отдых не помешает.

Мы находим скамью у портовой стены, садимся и любуемся морем и лодками, ритмично покачивающимися на волнах прилива.

– У тебя такие хорошие дети – помочь пришли, – говорю я после минутного молчания.

– Да, они вообще славные. Особенно Чарли. Бронте иногда косячит.

Я улыбаюсь.

– Что? – спрашивает Джейк.

– Когда мы с Эмбер раздавали венки возле магазина, она меня назвала пожилой готкой.

Майли как будто понимает мои слова и разражается весельем, а Джек горестно морщится.

– О господи, извини!

– Да все в порядке, – говорю я, а сама присматриваюсь к Майли. Вот оно что: она попросту углядела чайку на портовой стене. – В возрасте Бронте все вокруг кажутся старыми. Хотя меня обычно подозревают в обратном.

– Тебя считают моложе, чем ты есть? – спрашивает Джейк. – Я при первом знакомстве тоже так подумал.

Я киваю.

– Я к этому уже привыкла. Никогда не чувствовала потребности элегантно стареть.

– Почему? – любопытствует Джейк. – Цветочный Питер Пэн?

– Вряд ли. Скорее, мне легче, когда я не воспринимаю жизнь всерьез. – Я смотрю на свои ботинки. – Если эти башмаки меня молодят, так тому и быть. Хотя Эмбер считает, что я чересчур увлекаюсь черным.

– Да ну? – поддразнивает Джейк. – Никогда бы не подумал.

– Но сегодня-то нет! – возражаю я, оглядывая свое рабочее обмундирование.

– Да, отдаю должное белым джинсам: богатейшая цветовая гамма, – говорит Джейк, ухмыльнувшись. – Ну и каково это, освободиться от траура?

Меня передергивает от этой шутки.

– До такого еще не докатилось, – говорю я, закругляя эту тему.

Знал бы Джейк, как близко он попал.

– Ты уже сколько в Сент-Феликсе? Пару недель?

– Около того.

– Единственное, что я на тебе видел, кроме черного, – это бургундские башмаки.

Он это заметил?

– Мне нравится этот цвет, и что с того? В этом городе носить черное – преступление?

Я жду в ответ очередной остроты. Как мне нравится сидеть здесь, греться на корнуолльском солнце и обмениваться подколками. Городок сегодня похож на написанную маслом картину: яркие оттенки и щедрые мазки кисти полностью скрывают унылую поверхность холста.

– Да нет, конечно, – смущенно говорит Джейк и теребит рукав, пытаясь его закатать. – Просто… понимаешь… Окружающий мрак не скрывает совершенство бледной и нежной лилии, а только подчеркивает его.

Мою кожу бледной и нежной никак не назвать: она красная и обшарпанная, а от слов Джейка и вовсе вспыхивает. Что он несет? Эти цветочные метафоры – это же не про меня? Конечно, нет. Просто у флористов такая манера разговаривать: у них вместо слов ботаника.

Правда, у нас в семье никто так не говорит. Тогда что накатило на Джейка?

С физиономией Джейка между тем происходит то же, что и с моей. Он заливается краской и стягивает вниз засученный было рукав.

– Приму к сведению, – бормочу я, толком не зная, как реагировать. Просто я привыкла к черному. Столько лет носила. Он мне идет.

– Есть такое, – добродушно соглашается Джейк. Он закидывает ногу за ногу так, что коричневый ботинок от Тимберленд покоится на его колене, расслабленно откидывается на спинку скамейки и смотрит на море. И с едва уловимым смешком в голосе добавляет: – Если хочешь смахивать на пожилую готку, это в самый раз.

Я облегченно выдыхаю. Вот это нормальный Джейк. С его подколками я свыклась, но комплименты – другое дело.

– Может, заметишь как-нибудь, что я вообще ни готка, ни пожилая, ни еще какая-нибудь, – отвечаю я. Теперь я снова в состоянии на него смотреть. – Быть готом – это не просто одеваться в темное. Я не замазываюсь косметикой и не слушаю их музыку. Просто не ношу цветное, и всё. Не нравится мне это.

Я откидываюсь на спинку скамейки и скрещиваю руки на груди. Какое счастье: мы снова разговариваем нормально.

– А твоя жизненная позиция? – мрачно спрашивает Джейк, пристально глядя на крупную чайку, которая пытается стянуть вафельный рожок от мороженого у ничего не подозревающего туриста.

Майли тоже следит за этой сценой и, кажется, подумывает вмешаться.

– Какая еще позиция? – спрашиваю я. Возможно, чересчур резко.

Джейк делает неопределенный жест рукой.

– Помню наш разговор в «Русалке», когда мы только познакомились. Ты тогда себя назвала стервой неуклюжей.

– Может, и назвала, – припоминаю я. – Я необщительный человек, и всё.

Джейк поворачивается и смотрит на меня со смесью озадаченности и веселья.

– Как можно спокойно взять и такое заявить?

Я непонимающе смотрю на него.

– Надо объяснить? – спрашивает Джейк.

Я киваю.

– Например… Хотя бы твоя американская подружка, Эмбер. Ты приютила ее в своем доме, и, похоже, ей очень по душе жить с тобой под одной крышей.

Я улыбаюсь при упоминании об Эмбер. Она как глоток свежего воздуха в моей жизни. Я почти завидую ее солнечному оптимизму и неизменно позитивному настрою.

– Ей особо не из чего было выбирать, где селиться, – говорю я, но Джейк на это не попадается.

– Это не вяжется с твоим самоуничижительным настроем. Я же наблюдал с самого твоего приезда, как ты держишься с людьми. Ты очень легко сходишься со всеми. Даже с моим сыном сейчас болтала, а из него в последнее время двух слов не вытянешь.

– Чарли – славный парень, – говорю я. – И он мне кого-то напоминает.

Джейк ждет уточнения, но я молчу.

– Может, бывают отдельные исключения, – соглашаюсь я наконец. – Но поверь, как правило, меня лучше не трогать.

И едва он открывает рот, добавляю:

– Меня раздражают люди в целом. Изредка даже сама от себя бешусь.

– Изредка? – переспрашивает Джейк. Уголки его губ едва заметно изгибаются.

– Да, когда пытаюсь носить пестрые тряпки! И, к моему облегчению, он смеется.

И тут я оглядываюсь на магазин.

– Смотри, у Микки свет зажегся! Пора забирать нашу закуску.

Мы тащим столько порций рыбы с чипсами, сколько можем унести. Я на седьмом небе оттого, что с Джейком снова можно разговаривать нормально.

В душе я понимаю, что он прав: за две недели в Сент-Феликсе я общалась с людьми больше, чем в Лондоне за пару месяцев. И, что еще важнее, мне это нравится.

В «Гирлянде маргариток» наши бумажные пакеты с едой встречают с большим энтузиазмом, и, подкрепившись – кто на полу, кто на крыльце, а кто и снаружи, на солнышке, – все снова берутся за работу.

– Поппи! – спустя некоторое время зовет Вуди, который очень непривычно выглядит в гражданской одежде. – Мы нашли вот это под прогнившими половицами. Кажется, это твоей бабушки.

Он протягивает мне картонную коробку со старыми журналами и блокнотами.

– Спасибо, – говорю я, мельком заглянув внутрь. – Отнесу их в коттедж. Наверное, это старые бухгалтерские книги.

Но зачем было прятать их под половицами?

– Как вам результаты? – спрашивает Вуди. – Вы такое хотели?

Джейк и Чарли как раз покрасили в голубой цвет вторую стену, а Бронте и Эмбер любуются шкафом: с новым прозрачно-белым покрытием он смотрится как новенький.

– Да, – говорю я, с гордостью любуясь метаморфозами. – Это даже лучше, чем я себе представляла.

– Круто, – говорит Вуди. – Пожалуй, созову эту команду, когда придется перекрашивать участок.

Его слова вызывают взрыв иронических комментариев, и все в один голос заявляют, что собрались по одному-единственному, совершенно особенному случаю.

Я оглядываю этот, как выразилась Бронте, костяк Сент-Феликса, кинувшийся мне на подмогу, чтобы восстановить бабушкин магазин, и понимаю: точно, это что-то особенное.

Конечно, нельзя мазать всех одной краской. При этой мысли я вздрагиваю, глядя на кисть, которой как раз крашу оконную раму. Каламбур получился. С тех пор как я приехала в Сент-Феликс, ничего, кроме добра и готовности помочь, я не видела.

Для меня Сент-Феликс никогда не станет таким, каким он был, когда мы приезжали сюда с Уиллом, и я это знаю.

И все-таки благодаря моим новым друзьям он снова становится чуть-чуть особенным.