Текст книги "Ярость Сокола"

– Подарок ли? – Евстратов усмехнулся.

– Удачи, полковник. – Тимофеев отвернулся и, уже глядя в окно, добавил: – Если все обстоит, как вы говорите, дело дрянь, но время еще есть. Мало, но есть. Сегодня у нас среда… Жду от вас результатов не позже следующего четверга, поскольку в пятницу, думаю, дергаться станет бессмысленно. Можете идти.

Евстратов вышел, аккуратно прикрыл дверцу «Ауди», нырнул в салон своей «Сенсу дельта» и стер с лица водяную пыль. Дождь окончательно превратился в нечто стопроцентно влажное, но никакого отношения к нормальному дождю не имеющее. Комп машины включил слабый обогрев в сочетании с сильным, но непрямым обдувом. Ровно через минуту волосы и одежда хозяина практически высохли. Полковник привычно ткнул в экран навигатора, выбрав в меню «Сервис» строчку «Кофемат». В нижней части кокпита едва слышно зажужжало, и на лотке бара появилась чашка ароматного кофе. Одновременно зазвучала любимая хозяйская музыка. Поскольку штатную аудионачинку для «Мазды» творили кудесники из легендарной фирмы «Пионер», звук был отличный. Под стать кофе. Евстратов загружал в кофемат только лучшие сорта, пусть это и влетало ему в копеечку, то есть в евроцент.

В салоне воцарилось умиротворение на грани нирваны. Душевное равновесие, пошатнувшееся было в результате напряженной беседы с начальством, тут же восстановилось. Роботизация машин нравилась Геннадию в первую очередь тем, что создавала иллюзию всемогущества. Понятно, что это заслуга инженеров и компьютеров, но все равно приятно чувствовать себя повелителем машин. А что может быть лучше для восстановления душевного равновесия, чем ощущение собственного величия, пусть и мимолетное? Лично для Евстратова – ничто. Гордыня? Возможно. Только разве это плохо? Если в разумных пределах.

«В этом-то и проблема. – Евстратов отхлебнул кофе и задумчиво уставился в спроецированный на половину ветрового стекла экран навигатора. – На этом меня постоянно и ловят. И в отдел «С-3» когда-то так же затянули, и в эту историю я вляпался из-за гонора своего треклятого. И ведь не отступлю теперь тоже из-за него. Понимаю, что это все неразумно, а не отступлю. Что за характер?!»

По экрану навигатора в «фоновом режиме» бежали кадры дорожных сводок, строчки сетевых новостей и в левом верхнем углу светилось уменьшенное «окно» постоянной связи со следящими спутниками. Внутренние камеры «Мазды» уловили, куда смотрит хозяин, и навигатор увеличил кадр. Вид парковки и выделенной красной рамкой полуспортивной машины Евстратова, переданный с космической высоты, был предельно четким и детальным. Красота. Только один вопрос – знают ли те, кто теперь владеет этой замечательной спутниковой сетью, что задумал якобы отправленный в отпуск полковник? Если да, то машину, к сожалению, придется сменить. Причем на что-нибудь неприметное, а значит, и не такое комфортное и быстрое. К примеру, на штатный «Форд. ру» с экономичным, но слабоватым газовым движком или русско-китайскую «Чери Гидро» на топливных элементах.

Геннадий с сожалением вздохнул. Для спецопераций маздовская «Сенсу дельта» с классическим гибридно-роторным двигателем была, понятное дело, наилучшим вариантом, но слишком уж заметным. Это мистер Бонд в знаменитом кино вот уже сорок серий подряд без зазрения совести гоняет на суперкарах. Реальная же агентура на нелегальном положении не имеет права выделяться из толпы.

Евстратов знал об этом не понаслышке. Он уже бывал на «нелегальном», во время войны семнадцатого года. Он тогда работал в составе совершенно секретной группы «Смерш-3», которая незаметно для окружающих вылавливала провокаторов и шпионов в приграничных районах и вблизи особо важных стратегических объектов. Россия не участвовала в той войне, но на ее территории велись невидимые шпионско-дипломатические сражения, значившие для сцепившихся, как два бульдога, Штатов и Китая очень много. Возможно, не меньше сетевых баталий или реального вооруженного противостояния в Тайваньском проливе.

Работенка у «смершевцев» была, надо признаться, нервная. Брать импортных «дипломатов» и всяких «торговых представителей» требовалось так, чтобы не испортить отношения ни с одной из воюющих, а потому особо нервных и чувствительных к телодвижениям «нейтралов» держав. И это при том, что каждый второй из отлавливаемых «объектов» был профессионалом высокого уровня. Сдаваться без боя или хотя бы без международного скандала шпионы решительно не желали. Страшно вспомнить, каких усилий стоило каждое «бесшумное» задержание. Теперь о тех временах и отважных контрразведчиках пишут завиральные книги и снимают лихие фильмы с погонями и перестрелками, а тогда все старались делать без героического пафоса, просто аккуратно и эффективно.

Конечно, не «Смершем» единым были представлены «силы противодействия провокациям и втягиванию страны в военное противостояние Востока и Запада», как впоследствии коряво формулировались заслуги «смершевцев» и их «смежников» в наградных листах. Сдерживать расширение конфликта приходилось всеми силами, и это спецслужбам, в том числе отделу «С-3», удалось. С тех пор бывшие участники спецоперации стали чем-то вроде особой касты, легендарной межведомственной элиты. Их не могли уволить и даже серьезно наказать ни за какие грехи. Собственно, именно по этой причине Евстратов до сих пор служил Родине, имея в послужном списке ряд несовместимых со службой «залетов». Фактически все они были спровоцированы новым начальством, тайно завидовавшим иммунитету бывших «смершевцев», но формально…

«Сотников никогда себе такого свинства не позволял, – подумалось Евстратову. – Он нашу братию уважал, хотя сам всю войну прослужил в другом отделе. Зря он ушел в СБН. Хотя это наверняка было согласовано с директором. Непонятно только, что ж теперь Николая бросили на произвол… Системы?»

Полковник отправил опустевшую чашку в конвертер, где она мгновенно превратилась в мизерный комочек пепла. Теперь можно было ехать на закрытую стоянку прокатной фирмы «Столица», располагавшуюся неподалеку от ВВЦ, на Звездном бульваре. Сменив авто, имело смысл покататься где-нибудь в районе Сокольников, а затем двигать на мало кому известную явку в районе станции метро «Октябрьская».

Путь предстоял неблизкий и напряженный, поскольку маршрут пролегал через центр, а воздушной подстраховки не предвиделось. Если угораздит застрять в пробке, вызвать вертолет-эвакуатор не удастся, ведь у начавшейся операции не было отдельного бюджета, а на отпускные офицера ФСБ сильно не полетаешь. До полуночи, конечно, оставалось много времени, но тратить его на унылое созерцание придорожной рекламы не хотелось.

Геннадий мысленно проложил пару объездных маршрутов, прикинул, сколько потеряет или выиграет времени, и, удовлетворенный результатами расчетов, ткнул в сенсор селектора «коробки». Давать машине голосовые команды он не любил. Сказывалась привычка мало говорить вне «ковра».

Выбор пал на экономичный городской режим. «Мазда» послушно включила требуемый вариант «драйва» и покатила к выезду с парковки, причем именно к тому, который был нужен полковнику. Мысли хозяина машина не читала, но в навигаторе почему-то высветился оптимальный маршрут именно до «Столицы».

Евстратов сначала насторожился, но потом успокоился. Приступ профессиональной паранойи не имел под собой веских оснований. Коротая время до встречи с начальством, Геннадий прокачал несколько алгоритмов дальнейших действий, пользуясь компом-навигатором «дельты». Вариант получения от шефа «добра» на операцию и смены авто был последним из рассмотренных. Вот и все объяснение полумистической сообразительности навигатора.

Полковник лениво положил руку на «баранку» – чисто для настроения – и номинально включился в процесс езды. «Мазда» и без него отлично справлялась с задачей, ведь проспект Мира был оборудован новейшими системами регулировки транспортных потоков, да и «Невод» держал виртуальную руку на электрическом пульсе всех автомобильных компьютеров, но, сидя за рулем почти спортивной машины, хотелось побыть пилотом, хотя бы понарошку.

Не прошло и минуты, как Евстратов сменил позу и положил на «баранку» обе руки. Он пока не понял толком, что происходит, но почувствовал смутное беспокойство. В потоке машин чего-то не хватало или же, наоборот, появилось что-то лишнее, не характерное для вечернего проспекта, – полковник сообразил не сразу. Он приказал навигатору увеличить объемную картинку с камер заднего вида и внимательно изучил движущиеся параллельным курсом машины.

Причина беспокойства обнаружилась почти сразу – на хвосте у Евстратова повисли три черных «Мерседеса». В том, что это именно «хвост», а не стечение обстоятельств, Геннадий не сомневался ни секунды. Глаз у полковника безопасности был наметан. Однако он не поленился заглянуть в идентификационную базу дорожной инспекции. Как он и ожидал, никаких данных на этих трех «вороных» известной породы в ней не оказалось. «Невод» вообще не признавался, что видит преследующие Евстратова машины. О подобных фокусах Геннадий уже слышал от Добрецова, но лично с «преднамеренной слепотой» якобы всевидящей спутниковой сети сталкивался впервые. Косвенная улика была налицо: «Невод» покрывал подручных своего нового хозяина.

Евстратов негромко пробурчал: «Дельта, спорт-драйв» – и приготовился к автослалому в плотном потоке и с максимальным ускорением. Начать гонки следовало до эстакады, расщепляющей проспект Мира на два транспортных уровня. В этом случае у полковника появлялся дополнительный шанс: в последний момент уйти вверх (или вниз), стряхнув с хвоста хотя бы одну из преследующих машин.

Водители в черных «меринах» оказались тертыми калачами и на детскую уловку полковника не повелись. Они взлетели следом за его «Маздой» на эстакаду и начали сокращать дистанцию. Теперь стало понятно, что их целью была вовсе не профилактическая слежка за Евстратовым. Скорее всего, они каким-то образом узнали об истинной причине его «отпуска» и решили поставить чересчур ретивого полковника на место. Геннадий беззвучно выругался и приказал компу переключиться на доступ к Сети через МТС. Это, конечно, не могло обмануть «Невод», но хотя бы гарантировало, что он не обрубит связь в самый неподходящий момент. Хотя эти сети и сотрудничали теснее некуда, но кое в чем оставались самостоятельными.

Поиск в секретных базах данных увенчался успехом, хотя, судя по затраченному времени – целых пять секунд! – скрытое противодействие все же было. Информация, которой не оказалось в открытом доступе автоинспекции, нашлась в базе ФСБ, в директории «Смежники». Все три машины принадлежали особому подразделению правительственной охраны, а вовсе не СБН, как сначала предположил Евстратов. Это наводило на мрачные мысли. Но раз уж полковник узнал, кто его преследует, отступать было поздно. Оставалось выкручиваться.

«Выкрутился шуруп из дерьма, – Евстратов тяжело вздохнул, – сначала вымазался до шляпки, а потом и вовсе утонул».

Дорога плавно ушла влево, и шпиль Останкинской башни, мелькавший вдалеке по правому борту, переместился в поле зрения кормовых камер. До съезда с желоба эстакады оставалось совсем немного. Особого оперативного простора на нижнем уровне не открывалось, но хотя бы «не особый» – и то хлеб. Разумнее всего было гнать до Сущевского вала и уже там решать, в какую подворотню прятаться, но Геннадий подозревал, что от него, как от профессионала, ожидают именно таких маневров. Чтобы уйти от навязчивого эскорта, следовало совершить какую-нибудь тщательно продуманную глупость. Выкинуть этакое любительское коленце. В стиле Джеймса Бонда.

Левые повороты исключал разделительный барьер, оставались четыре-пять правых и затем либо новые гонки по Третьему кольцу, либо маневры в районе Рижского вокзала. Но эти варианты опять же были слишком очевидны. Значит, следовало «счудачить» немного раньше.

Да вот хотя бы сейчас! Геннадий ударил по педали газа, полностью переводя управление машиной на себя, и, не реагируя на протесты навигатора, бросил «Мазду» в узкий промежуток между плетущимися в левом ряду машинами и разделительным барьером. Там не было полноценной экстренной полосы, но для «дельты» этой щели вполне хватило.

Ни один из трех «Мерседесов» класса «S» за «дельтой» не последовал, просто не рискнул. Не те габариты. За счет нехитрого маневра Геннадий выиграл у филеров пару сотен метров, затем сбросил скорость и резко ушел вправо. Расчет оказался точным до сантиметров. Евстратов даже слегка взопрел – «Мазда» едва не снесла ограждения, вписываясь в поворот. Но сработала система курсовой коррекции, и все обошлось. Едва машина выровняла движение, полковник снова резко крутанул «баранку» вправо. В результате нового маневра «дельта» оказалась на Большой Марьинской и помчалась параллельно проспекту Мира в обратном направлении.

Видимо, преследователи не ожидали от солидного полковника такой юношеской прыти и потому позорно отстали. А ведь должны были ожидать, хотя бы исходя из того, что он ездит на нестандартной машине. Психологический портрет рисовать не надо – все ясно и так. Да, владельцы «дельт» не летают, как «птицы высокого реактивного полета» на «Феррари» или «Мазерати», и не носятся, как на «Поршах», пытаясь оторваться от комплексов «среднего класса». Но все равно «дельта» не семейный минивэн, не обывательский кроссовер и не деловой седан. Это почти спортивная машина для ценителей-одиночек: серьезных, чуть замкнутых людей, которые точно знают, что следует ценить в этой жизни кроме нее самой. Для тех, кто ничего никому не доказывает, но когда потребуется, может притопить так, что… догоняй, если интересно. Вот Евстратов – серьезный, внешне неторопливый и угрюмый – и притопил. Да не просто так, а поймав опытных агентов на детской уловке.

– «Дельта», обгони стереотипы! – Евстратов хмыкнул: – Надо будет отправить в компанию слоган, вдруг пригодится?

Маневренность и нестандартность машины позволили выиграть не больше минуты, но этого вполне хватило, чтобы оторваться. Вскоре Евстратов все-таки оказался на Звездном бульваре, но на ходу поменял первоначальный план и в «Столицу» заезжать не стал. Что толку? Выследят, хоть ты десять раз смени машину. Действовать на опережение – вот единственный рецепт от головной боли, возникшей по милости «Невода» и его хозяев.

На секретную квартирку Геннадий еще вполне успевал, значит, надо ехать туда как можно скорее. Забрать оборудование, капсулу с «подарком» от Добрецова и смыться, пока до явки не добрались преследователи. Где и как потом собирать команду «отпускников» – вопрос десятый. До утра что-нибудь придумается. Все равно раньше операцию не начать.

Глава 3

Вашингтон, 14–15 сентября

Никто не заставлял Дану Гершвин ехать в Вашингтон, даже не намекал на это. Повинуясь какому-то мистическому позыву, она вдруг сорвалась с места и, никого не предупредив, на ночь глядя, отправилась в столицу. Зачем, почему – она толком не понимала, просто чувствовала, что так надо. Кому надо? Наверное, ей самой и Питу. Игра гормонов накануне климакса? Жестоко, но следует признать, что возможно и это объяснение. Сорок пять – не возраст, но учитывая наследственность… Мама вошла в этот сложный для любой женщины период в сорок семь. Тетушка Сара чуть позже, в пятьдесят, но это с ее слов, вероятно, она чуть приукрасила. И все же обоснованность утверждения, что к Питу тянут гормоны, не была очевидна.

Во-первых, никакого безумного сексуального желания Дана не испытывала. Да, влечение было, симпатия, возможно даже любовь, как ни банально это звучит, тоже, но возраст и опыт накладывают свои отпечатки на все стороны жизни человека. Мисс Гершвин давно научилась контролировать эмоции и отделять работу от личной жизни. Она не имела жестких внутренних табу на служебные романы, но! Одно дело зарождение связи, другое – ее развитие. Раз уж отношения с Питом перешли из служебной плоскости в личную, там им и оставаться. Во время работы, как и прежде, Дана была намерена думать только о деле и ни о чем другом. И вдруг такой поворот! Сбежать, никого не оставив в качестве подмены и даже не позвонив Герберту, начальнику отдела, было необъяснимым легкомыслием.

Во-вторых, почему бы просто не позвонить? Пит, правда, не отвечал вот уже четвертые сутки, но ведь, если постараться, можно найти его и через другие сетевые каналы. Через базу «ай-ди» или спутниковую сеть, в конце концов. Почему странное тревожное чувство не только подталкивало сесть за руль и отправиться в округ Колумбия, а еще и строго запрещало наводить справки традиционными способами? Может быть, в душе Дана опасалась, что их роман с Питом Фоули закончился банальным бегством кавалера? Боялась выглядеть глупо в глазах незнакомых людей? Вот как раз этого бояться было глупо! Нет и еще раз нет! Мисс Гершвин никогда не стеснялась таких вещей. Это ведь жизнь, в ней много чего случается, и необязательно по нашей вине или потому, что мы глупы, наивны и доверчивы. Хотя чаще всего причина именно в этом.

И все же внутренний стопор не имел отношения к психологии взаимоотношений полов. Что-то в нем было от профессиональной деятельности Пита и отчасти Даны. Фоули работал в АНБ, и его внезапное исчезновение могло быть связано как раз с работой. Но тогда вообще нет причин для беспокойства! И все же Дану это объяснение не устраивало. Она хорошо знала специфику службы, ведь работала в экспертном отделе той же конторы и отлично понимала, что агентов вроде Фоули не забрасывают в стан врага под прикрытием и уж тем более не заставляют их давать обет молчания. Пит давно перешел на относительно спокойную легальную работу, которая всегда оставляла хотя бы пять минут на кофе-брейк или телефонный звонок семье. В данном случае – мисс Гершвин.

Финалом всех этих размышлений, как Дана ни крутила, стала неприятная мысль о каком-то инциденте, возможно, аварии, бытовой травме или случайном ранении. Вот почему она отправилась в Вашингтон лично, а по пути запросила у навигатора список больниц, в которые могли увезти Пита. Благо, что людей с правительственной страховкой обычно доставляли в строго определенные клиники и объехать их несложно за полдня. Дана в очередной раз удивленно взглянула на запястье. Было непривычно видеть бездействующим тоненький браслетик проекционного смартфона (смарт-серьги она не любила), так привычно служивший незаменимым помощником в любых делах. Сейчас он служил только украшением, не более.

Дана понимала, что «объехать» – на три порядка дольше, чем «обзвонить», даже в Вашингтоне, компактном и тихом после Нью-Йорка, но побороть свою странную настороженность не могла.

«Но ведь ничто не мешает компьютерам клиники передать в Сеть информацию, что кто-то лично интересовался Питом, – подумала Дана, въезжая на стоянку перед главным корпусом «Джексон Мемориал Хоспитал», – а значит, довести информацию до тех, кого я опасаюсь. Да и почему «кто-то»? Любой сканер мгновенно определит, кто я такая, стоит мне войти в холл клиники. Не биометрический FIF-сканер, так генный».

Машина самостоятельно нашла свободное место и припарковалась почти у входа. До пандуса, по которому к приемному отделению подъезжали кареты «неотложки», оставалось не больше пяти метров, только-только чтобы втиснуть сюда еще одну машину и оставить проезд. Дана почему-то отметила про себя этот момент и выбралась из авто. Надеяться на удачу она не привыкла, но сейчас надеялась именно на нее. «Джексон» был первым госпиталем, попавшимся на пути. Никакой гарантии, что Пита, если с ним не дай бог что-то случилось, привезли именно сюда.

Мисс Гершвин нервно поправила деловой жакет и решительно двинулась к стеклянным дверям клиники. Маячивший за тонированным стеклом охранник – при современном развитии автоматических систем безопасности скорее живая дань традиции, чем действительно необходимый сотрудник, – тут же вышел навстречу и вежливо улыбнулся. Справа от входа на стене коротко мигнул миниатюрный красный огонек FIF-сканера, и лицо охранника на секунду сделалось сосредоточенным. Все ясно – получал информацию о гостье. Дана притормозила и, удовлетворенно отметив изменения в гримасе охранника, проследовала к стойке регистратора. Страж вернулся в свой угол, явно недовольный. Что и говорить, когда рушатся даже минимальные надежды, это неприятно. Охранник определенно надеялся развеять скуку, перебросившись парой фраз с эффектной дамочкой из Нью-Йорка, а она оказалась экспертом АНБ. Ни тебе «Чем могу помочь?», ни «Позвольте ваш «ай-ди», а в ответ на удивленное «Разве FIF-сканера недостаточно?» многозначительно выгнуть бровь и загадочно сослаться на инструкцию о двойном контроле: «Столица, знаете ли, особый режим безопасности». Ну и, возможно, еще что-нибудь в этом ключе. Развлечение так себе, но все равно причастность к жизни по ту сторону стекла.

Дана всегда жалела охранников и сборщиков на конвейере. Работа не должна быть настолько скучной, лучше уж вовсе не работать. Впрочем, как ни отстаивали их права профсоюзы, и тех и других (и соответствующих профсоюзов тоже) с каждым годом становилось все меньше. Львиная доля заводов уже давно работала в автоматическом режиме – из персонала два-три контролера-наладчика и дежурный инженер, а охранники выполняли большей частью представительские функции. Вот как этот. Но и тут не все хорошо. Даже эти функции у них постепенно отнимают роботы-швейцары и портальные системы безопасности. Биометрический FIF-сканер, как можно понять из аббревиатуры, изучает отпечатки пальцев, рисунок сетчатки и «рельеф» лица, а заодно дистанционно считывает информацию с чипа социального страхования, вживляемого каждому гражданину сразу после рождения. Информация мгновенно передается в центральный банк данных, и часть ее с той же скоростью возвращается в «точку запроса». Не вся, а та, что подлежит разглашению. Так что фактически говорить охране с гостями не о чем. Полная деградация благородной профессии, а с ней и измельчание контингента. Как их не жалеть?

– Да, мисс Гершвин. – Едва Дана приблизилась к стойке, дежурный регистратор – брюнетка примерно одних с гостьей лет, но классических телесных пропорций – подняла заинтересованный взгляд.

Вряд ли ее в действительности интересовала цель визита этой вызывающе стройной для своего возраста дамочки из Нью-Йорка, но так уж полагалось по инструкции. Попробуй не улыбнись – все тут же будет зафиксировано в досье; компьютеры ревностно следят за поведением работников. Любое отклонение от программы – штраф, а слишком крупная сумма штрафных баллов – увольнение. Меры жесткие, но действенные. Все это Дана знала не понаслышке. Сама когда-то работала на таких условиях. С тех пор мало что изменилось, хотя программы явно улучшились и стали учитывать гораздо больше нюансов человеческого поведения.

– Привет, Лора. – Дана скользнула взглядом по бейджу регистраторши и дежурно улыбнулась. – Меня интересуют ваши новые пациенты. Не совсем новые, но… За последние четверо суток.

– Мужчины, женщины?

– Мужчины.

– Секундочку, мисс Гершвин. Вы не запрашивали через Сеть, это личное дело?

– Просто я была поблизости… – Дана замялась. – Впрочем, вы правы, Лора, это личное. Если человек, которого я разыскиваю, у вас, я хотела бы увидеть его как можно скорее. Вот почему я приехала лично… неофициально.

– Я понимаю, понимаю. – Лора кивнула. – Не волнуйтесь, мэм, если он здесь, я оформлю вам пропуск. У нас ведь не закрытая клиника, специального разрешения не требуется, только чистый «братский файл». А у вас он чище слезы.

Она спрятала улыбку, но так, чтобы Дана это заметила. Видимо, причина такого поведения крылась в словосочетании «братский файл». Шутка была довольно популярной, но считалась не совсем корректной, даже с криминальным душком. На самом деле так считали только обыватели. В АНБ, например, этот термин был вполне официальным выражением. Происходил он от сращения понятий «Большой Брат» и «файл Учета Правонарушений» с последующей «художественной ампутацией» лишнего. Знаменитое оруэлловское «Большой Брат следит за тобой» использовалось обычно критиками следящей спутниковой сети, а также правозащитниками, бессмысленно муссирующими тему вживленных чипов и повсеместного FIF-сканирования. С файлами тоже все было просто: их заводили в центральной федеральной базе на каждого гражданина и заносили в них все его прегрешения. Затем, в случае необходимости, эти сведения использовались в суде или, по согласию гражданина, при его приеме на работу – нечто вроде рекомендательного письма. Бывало, по совокупности накопленных проступков граждан привлекали к судебной ответственности. Споры по этой теме даже вышли на уровень Конгресса: правомерно ли такое «сложение нарушений» и есть ли у них срок давности?

Тема была, конечно, скользкая, но ничего особенного. Ничего такого, чтобы делать заговорщицкое лицо и понижать голос. Впрочем, все это было смешно с точки зрения штатного эксперта АНБ, а не обывателя. Скучающим налогоплательщикам хотелось «жареного», «соленого», «клубнички», «чернухи»… да чего угодно, лишь бы не скучать.

Дана в мыслях пожалела и обывателей. Им не легче, чем охранникам. Ведь, если вдуматься, из чего состоит их жизнь? Из вялотекущей работы, искусственных гамбургеров, сериалов с шутками ниже пояса, надуманных сенсаций в Сети, обсуждения идеологических штампов вроде «политкорректности» или «американского пути» и бесконечных судебных тяжб по любому поводу. Обыватели варятся на очень медленном огне, правда, с хорошими специями и в золотом котелке. Варятся и перевариваются. Мало о ком из них останется хоть какое-то воспоминание в памяти потомков. Они – единая стандартизованная масса. Образцовая нация усредненного счастья.

«Скучная сытость», так сказал о жизни девяти десятых населения Штатов один журналист. Дана про себя называла это иначе: «ожиревшее благополучие». По сути, то же самое, но чуточку точнее.

– Я думаю, могла случиться авария, – подсказала Дана.

– В Вашингтоне? – Регистраторша покачала головой. – У нас отличные системы дорожной безопасности. Аварии с человеческими жертвами случаются крайне редко. Возраст вашего… друга… соответствует?

– Чему? – не сразу поняла Дана. – Ах, вы об этом! Да. Ему пятьдесят, он белый, высокий, с небогатой шевелюрой.

– И его зовут… – Лора подняла выжидательный взгляд.

– Питер Фоули.

– За последние семь суток к нам поступили двенадцать пациентов интересующих вас… хм… кондиций. Из них четверо с бытовыми травмами, один с отравлением, а остальные с сердечными приступами. К сожалению… – Толстушка-регистратор колыхнула третьим подбородком. – Только один вариант.

– Я не понимаю, что значит «вариант»? – удивилась Дана.

– Возможно, случай по вашей линии. – Лора подалась вперед и почти перешла на шепот. – Белый мужчина с травмой головы поступил десятого, без документов, смарта и, обратите внимание, с чистым «ай-ди» чипом!

– Это нереально, – фыркнула мисс Гершвин.

– Можете не верить. – Лора не обиделась. Видимо, то, что ей удалось удивить эксперта АНБ, компенсировало все обиды. – Мы отправили информацию в ФБР, они пообещали прислать агентов, но так никого и не прислали. Уж не знаю, откуда у них столько дел, что им даже приехать некогда, но прошло трое суток, а их все нет! На что, спрашивается, идут налоги? На содержание этих ленивцев?

– Интересно. – Дана задумалась. – Возраст пациента… как вы говорите, соответствует?

– Да, хотя я могу судить только по записям врачей «неотложки». Его голова и половина лица сейчас под повязкой.

– И никаких «ай-ди».

– Абсолютно! Я никогда не слышала, чтобы у людей выходили из строя чипы соцстрахования. Может быть, у него вовсе нет чипа? Может, это шпион?!

– Лора, я уверена, что этот человек просто попал в беду. Чипы легко выходят из строя после сильного удара током.

– Да? В истории болезни не сказано, что его било током. Черепно-мозговая травма, осколки стекла, резаные раны на лице… насчет тока ничего.

– Где я могу его найти?

– Палата семнадцать-тридцать, четвертый этаж, правое крыло. – Лора раскраснелась от волнения. – Его уже перевели из реанимации, но состояние пока тяжелое. И все-таки я думаю, это шпион! Наверняка русский. Если, конечно, это не ваш знакомый.

– Я обязательно вам сообщу, – со сладкой улыбкой пообещала Дана.

– Буду признательна. – Лора улыбнулась еще слаще. – Удачного дня, мисс Гершвин.

Найти палату интенсивной терапии на четвертом этаже правого крыла оказалось несложно. Путь Дане исправно указывали адресные метки, вспыхивающие прямо в воздухе по мере ее продвижения к цели. Последняя нарисованная лазером стрелка воткнулась в стеклянную дверь палаты. Дана почувствовала, как забилось сердце и взмокли ладони. Шансы, что там, за дверью, именно Пит, были невелики, но мисс Гершвин разволновалась, как первокурсница перед экзаменом. Все-таки это была не просто симпатия. Мистер Фоули неожиданно оказался дорог Дане настолько, что она не задумываясь последовала за ним… в Вашингтон. Не край света, конечно, но в ее возрасте леди редко ведут себя так.

«Счастье, – подумалось Дане. – Вот и все объяснения. Это погоня за обычным человеческим счастьем. Тоже обывательским, но другим. Мы с Питом ясно поняли, что у нас оно может быть только одно на двоих. И что следующего шанса у нас, возможно, не будет. Вот почему я сделала это. И сделаю еще что угодно, лишь бы не упустить свою синюю птицу».

Дана шагнула к двери. Она отъехала в сторону, и у мисс Гершвин вырвался невольный вздох. Прямо напротив двери стояла кровать, на которой с замотанной головой, увешанный датчиками и опутанный щупальцами капельниц лежал Питер.

Без сомнений, это был он! Лба и бровей Дана не видела, но его ресницы, нос, губы, подбородок… она отлично помнила каждую деталь его внешности. Эти крупные, сильные руки. В мужчинах нет ничего более красивого, чем большие, крепкие руки. Дана всегда обращала внимание на такие детали. Почти все подруги смотрели на задницы, а Дана на руки. Парни со спортивными попами и подтянутыми животами ей тоже нравились, но руки для нее были важнее. А еще глаза, вернее – взгляд. Он должен пронизывать: умный, твердый взгляд хорошо образованного и уверенного в себе человека.

Полный комплект этих достоинств в одном человеке встречался редко. Да, пожалуй, до Пита она никого настолько близкого к идеалу и не встречала. И вот ее идеальный мужчина лежит на больничной койке с проломленным черепом и посеченным осколками лицом. Он жив, но беспомощен, как младенец. И что будет дальше, есть ли шанс, что он вернется к нормальной, полноценной жизни, абсолютно неясно. Разве это справедливо?!