Текст книги "Формула Вечности"

Туманов выстрелил несколько раз подряд, но не попал. Хамелеон передвигался, совершая хаотичные на первый взгляд движения, словно пьяный матрос в сильную качку, только не падая и очень быстро. Ни одна из пуль его даже не задела.

Сыщик расстрелял весь магазин, отшвырнул оружие в сторону и наконец ринулся к девушке. Хамелеон тоже отбросил разрядившийся пистолет и мгновенно оказался между Женей и бессмертным. В наметившемся рукопашном бою Хамелеон имел бы преимущество, но Туманов ухитрился уклониться от стычки, пронырнуть под рукой у противника и, бросив под ноги Хамелеону гранату, сгрести Женю в охапку. Финт был настолько неожиданным и ловким, что Хамелеон при всей его хваленой тренированности ничего не успел сделать.

И снова все решали секунды, даже доли секунд. Хамелеон неуловимо быстрым движением подхватил гранату, отбросил ее внутрь колеи и прыгнул, как ныряльщик с мостка головой вниз, подальше от насыпи. Граната звякнула о рельс, и через мгновение мир завертелся в грохочущей карусели.

Упругая взрывная волна пронесла Хамелеона над землей не меньше трех метров и швырнула на металлический борт ближайшего вагона.

Боли не было. Не было вообще ничего. Просто кто-то молча, даже не пожелав спокойной ночи, выключил свет…

…И почти сразу его включил. Так показалось. На самом деле, судя по окружающей обстановке, проваляться «в темноте» Хамелеону пришлось не меньше часа. За это время он каким-то странным образом переместился далеко от места схватки и, судя по чистоте воздуха и первозданной тишине, даже за пределы города. Как такое могло произойти, оставалось только гадать.

Хамелеон попытался сесть. Все тело ломило, будто после суток непрерывной тяжелой работы, но руки и ноги слушались, а голова хоть и кружилась, но не клонилась долу.

Хамелеон сидел на крошечной полянке в каком-то лесу. Вокруг шелестела листва, щебетали птицы, жужжали летающие твари помельче, и вся эта идиллия ничем не напоминала о недавнем напряженном противостоянии с Цехом Вечных и его особо одаренными представителями.

С Цехом… Хамелеон прислонился спиной к ближайшему березовому стволу и закрыл глаза.

«Как это все надоело! Вся эта борьба непонятно во имя каких идеалов, вспышки безудержного гнева, кровь, бессонные ночи и неодолимый выматывающий нервы охотничий азарт. Ведь что в результате? Опустошенность и только она. Борьба с Цехом – слишком тяжкое бремя. И особенно тяжело понимание, что это бремя не на кого переложить».

Другие Хамелеоны давно выбыли из борьбы, да и если бы остались – дать серьезный, мощный отпор Цеху они не смогли бы при всем желании. Сообщество Хамелеонов никогда не было организованно, как Цех бессмертных. С одной стороны, в этом была их слабость, с другой – сила. Убив одного Хамелеона, Вечные не получали ощутимого преимущества, а убить сразу нескольких было нереально. Хамелеоны старались не собираться больше трех в одном месте. Даже в семьях. Обычно, когда дети приближались к моменту созревания сверхспособностей – к Оптимуму, родители их покидали. Так было безопаснее. Так случилось и с самим Хамелеоном, хотя уже в тот момент он настойчиво повторял один вопрос, на который у наставника по прозвищу Бриан, то есть у Алекса Храмовникова, не было ответа.

«Почему мы не объединимся, почему не загоним бессмертных, словно волчью стаю, за цепь флажков и не уничтожим в одной решающей битве?»

Бриан так и не ответил. А сам Хамелеон пока не знал, где искать ответ.

«Возможно, там же, где бессмертные ищут крупицы информации о Вечности, их родном мире? А они где ищут? В архивах, в собственной памяти, где-то еще? Это можно было бы выяснить у Избранного, которым бессмертные считали Туманова, но теперь Избранный Вечный наверняка мертв. Ведь ту гранату в последний миг поднял и отшвырнул я, а значит, сыщик погиб. Вот и выходит, что вопросы так и остались без ответов. А это, в свою очередь, означает, что к опустошенности присоединяется неопределенность. Еще добавить уныние с безысходностью, и будет полный комплект. Можно ложиться и медленно умирать. Медленно… очень медленно. Мы не бессмертны, но, если повезет, живем по восемь, а то и по десять веков. Слишком медленно придется умирать. Тысячу лет! Нет уж. Неинтересно!»

Хамелеон открыл глаза и прислушался. Что-то изменилось. Звуковой фон остался прежним, но чутье подсказывало, что теперь Хамелеон в лесу не единственный двуногий. Однако другой, хотя и прямоходящий, не был человеком. Он был либо Вечным, либо Хамелеоном.

Последняя мысль показалась странной. Такого быть не могло. Инстинкт гнева всегда подсказывал с точностью до сотой процента – бессмертный поблизости или Хамелеон. Откуда же взялась такая неуверенность?

Рука сама собой скользнула по бедру, но оружия в кармане не было. Хамелеон вспомнил, как эффектно отшвырнул пистолет в финале схватки с Тумановым, и мысленно обругал себя последними словами. Если это приближается враг, Хамелеон рисковал оказаться в трудном положении. Сил почти нет, оружия тоже, просто подходи и бери голыми руками.

– Бросать оружие глупо.

Мысль была вроде бы своей, но озвучил ее кто-то другой. Голос донесся из-за спины. Хамелеону он был незнаком. Хамелеон попытался обернуться, но необходимость в этом отпала сама собой. Незнакомец появился в поле зрения. Он обошел полянку и встал напротив, поигрывая тяжелым пистолетом – один в один как тот, что был у Хамелеона.

– Не всегда, – облизнув сухие губы, возразил Хамелеон.

Он окинул незнакомца пристальным взглядом. Ничего особенного, внешне обычный человек. Возраст около сорока… на вид, конечно. Рост чуть выше среднего, телосложение… нормальное, ближе к атлетическому, чем к диванному. Брюнет, глаза серые, лицо… как лицо. Тысячи таких вокруг. Даже сотни тысяч. Разве что слишком холеное для простого обывателя. Но это детали. Главное не в этом. Главный вопрос – почему молчит чутье? Незнакомец явно не был простым смертным, но свой он или чужой, до сих пор неясно. А ведь на таком расстоянии Хамелеон просто обязан отличить врага от друга. Обязан! Но не отличал.

– Любишь спорить, да? Ничего, пройдет. Вечность отучит, – незнакомец усмехнулся и загнал патрон в ствол. – Я его зарядил, магазин полный. Не возражаешь?

– Твой трофей, делай что хочешь.

– Это верно, – незнакомец присел на корточки. – Что захочу, то и сделаю. Так распорядилась Вечность.

– Я уже понял, что ты в курсе, – Хамелеон поморщился. – Что дальше? Только сразу к теме!

– Как скажешь, – незнакомец щелкнул выключателем лазерного целеуказателя и направил луч на Хамелеона. Красный зайчик остановился чуть левее грудины. Хамелеон удивился, насколько ровно он стоит. Не дрогнет! У неизвестного была железная рука и такие же нервы. – Если без вступлений, ты провалил свою миссию, и я могу сделать с тобой все, что пожелаю. Ты шлак, Хамелеон, отработанная ступень, пустая тара. Вечность больше не нуждается в твоих услугах.

– А ты ее полномочный представитель?

– Считай так, – незнакомец рассмеялся. – Я достаточно внятно изложил суть дела?

– Вполне. – Хамелеона не напугало заявление незнакомца. По большому счету, ему было все равно, жить дальше или умереть. Огорчало лишь то, что умереть ему придется от руки какого-то «представителя», а не в бою с бессмертными. – Что дальше?

– Вот заладил, – незнакомец покачал головой. – Дальше просто: хочешь жить, будешь у меня на подхвате, откажешься – умрешь. Заставить не могу, это привилегия Вечности, но она предпочитает не вмешиваться в наши дела напрямую, а уговаривать некогда. Можно нанять, да только жаба душит, хоть и грош тебе цена. Расклад очень простой, согласен?

– Проще некуда. – Хамелеон медленно вздохнул. – У меня есть свой вариант. Ты поцелуешь меня в задницу и отправишься куда подальше.

– Вынужден отказаться, – неизвестный криво ухмыльнулся. – Подумай, Хамелеон, я подожду. А чтобы ты не зациклился на своем варианте, я вкратце изложу претензии: свои, а значит, и Вечности. Первая и главная – ты не приблизился к цели ни на шаг, хотя и основательно проредил цеховые порядки. Три мастера, четыре бригадира, десять бойцов, целый Смотритель! Это серьезный тактический успех, спорить не буду. Но все-таки ты провалил миссию. И знаешь, почему?

– Не было никакой миссии! – перебил его Хамелеон. – Я просто делал то, для чего родился. Я подчинялся инстинкту гнева!

– Все верно, – незнакомец кивнул. – А говоришь, не было миссии. Это она и есть. А ты хотел получить пакет с инструкциями и чтобы тебя торжественно напутствовал седовласый генерал? Ты приступил к выполнению своего задания, как только появился на свет в этом неуютном мире. Но, к нашему общему сожалению, ты сошел с дистанции задолго до финиша. Ты не нащупал верного пути. Вместо уничтожения Цеха ты добился его усиления! Это ли не провал?

– Что за бред?! Я ненавижу Цех! Как я мог его усилить?

– Все просто, Хамелеон. Цех стал сильнее за счет введения в игру джокера, то есть Туманова. Он единственный Вечный, который способен помешать Хамелеонам в их главном деле – недопущении бессмертных в Вечность.

– А я здесь при чем?

– А ты стал причиной этого. И не сумел исправить того, что натворил.

– Туманов мертв!

– Я всегда знал, что Хамелеоны – никчемный, сырой материал, которому уготовано кануть в небытие вместе с бессмертными, – незнакомец вздохнул. – Однако надежда – это великая сила. Я надеялся, что ошибаюсь… но этого не случилось. Ты тупица, Хамелеон!

– Так он… жив?

– Формально нет, – человек взглянул на часы. – Хотя сейчас уже, возможно, ожил.

– Вот почему бессмертные считали его Избранным… теперь я понимаю. Его не убить даже Хамелеону!

– Вот именно. Для этого нужен кто-нибудь посильнее.

– Вроде тебя? – Хамелеон испытующе взглянул на незнакомца.

– Вот именно, – повторил неизвестный, поднял палец и коротко рассмеялся. – Только вроде меня нет больше никого на всей планете. Я такой один. Дошло?

– Да, теперь мне все понятно.

– Теперь! – незнакомец фыркнул. – Теперь тебе, конечно, понятно. Когда я объяснил. Где ты был раньше со своим «пониманием», жалкий идиот?!

– Пошел ты!

– Пойду, конечно. Не вечно же мне торчать в этом лесу. Что ты решил? Пойдешь со мной или останешься? Мне, в принципе, все равно. Для дела достаточно и одного помощника-Хамелеона. Ты предпочтительнее, не люблю работать с бабами, но если потребуется…

– Женю не трогай, – Хамелеон нахмурился. – Я согласен. Помоги встать.

– Понимаю, – незнакомец спрятал пистолет в карман, поднялся с корточек и подошел. – Сестра, святое дело… понимаю. Только без глупостей, ладно? Вздумаешь драться – убью.

Он наклонился и ухватил Хамелеона под мышки, помогая встать на ноги. Хамелеон воспользовался моментом и как бы невзначай ухватил помощника за шею.

– Очень надо с тобой драться! – буркнул Хамелеон и одним отработанным движением свернул незнакомцу голову.

Хруст сломанных шейных позвонков был слышен отчетливо, а голова человека развернулась на все сто восемьдесят градусов, но тело почему-то не обмякло, ноги не подкосились и руки не повисли плетьми. Незнакомец по-прежнему стоял рядом с Хамелеоном и крепко держал его под мышки.

– Ах ты, звереныш, – прохрипел незнакомец. – Думаешь, это все шуточки?!

Он сильно оттолкнул Хамелеона, и тот перелетел полянку на «бреющем», едва касаясь травы и вращаясь, как потерявший хвостовой винт вертолет. В конце короткого полета он врезался спиной в дерево и основательно сбил дыхание. Впрочем, это сейчас было не самым неприятным. Гораздо хуже выглядела сцена из кошмара наяву.

Незнакомец неторопливо нащупал собственные уши, помедлил, словно к чему-то примеряясь, и резким движением вернул голову в правильное положение. Процедуру сопровождал все тот же противный хруст костей. У Хамелеона даже свело зубы от этого звука.

Враг развернулся к Хамелеону и, массируя шею, сделал пару шагов к центру полянки. Движения его были неуверенными, а руки заметно дрожали. От былой твердости не осталось и следа. И все-таки он не собирался умирать или хотя бы падать без чувств. Нечто сверхъестественное, засевшее в бренном человеческом теле, упрямо удерживало незнакомца на ногах.

– Ты безнадежен, Хамелеон, – прохрипел он и, откашлявшись, сплюнул кровью. – Безнадежен и бесполезен!

Он снова сплюнул кровью, зашел Хамелеону за спину и приставил пистолет ему к затылку.

– Мой тебе совет, животное, – булькая кровью, проговорил незнакомец, – предстанешь перед Вечностью, не дергайся. Лучше сразу падай на колени и кайся. А о сестре не беспокойся, она скоро присоединится к тебе.

Говорят, будто перед смертью вспоминается вся жизнь, но у Хамелеона из памяти почему-то всплыл только один эпизод. Недавняя расправа над мастером Цеха Юрием Шуйским. Происходящее сейчас чем-то напоминало финал той успешной диверсионной операции. Только в роли жертвы выступал сам Хамелеон, а в роли палача… Как в свое время Шуйский, Хамелеон даже примерно не представлял, кто на самом деле этот экзекутор и почему он так свободно рассуждает о делах Хамелеона, Цеха и о промысле Вечности, но на него не реагируют ни инстинкт гнева, ни чутье, определяющее «своих».

«Не человек же он какой-нибудь новой породы! Впрочем, какая теперь разница? Нашел, о чем думать в последние секунды жизни!»

По лесу, распугивая птиц, прокатилось короткое эхо выстрела. Хамелеон судорожно дернулся, завалился вперед и уткнулся лицом в прелую листву.

Палач спрятал оружие Хамелеона в карман и, не задерживаясь у места расправы, неторопливо пошагал в сторону шоссе.

Примерно на полпути к трассе одежда и лицо человека стали полупрозрачными, а силуэт, казалось, потерял определенные очертания. С каждым шагом загадочный оптический эффект усиливался, и вскоре неизвестный «растворился» в воздухе. То, что на самом деле странный человек выбрался на обочину, можно было определить лишь по примятой траве.

* * *

Это походило на пробуждение после тяжелого долгого сна, в котором было много образов и событий, но ничто из происходившего не запомнилось, а лица и слова остались размытыми пятнами и невнятными звуками. Единственное, что запомнил Туманов, было слово «вечность». Все персонажи сна говорили о ней, словно о некоем месте, спрятанном в хитросплетении миров и путей Вселенной, а не как об отвлеченном понятии, но более глубокий смысл сказанного ускользнул от Виктора. Осталось лишь слово: «вечность». Туманов чувствовал, что ему следует разобраться с загадкой, но во сне сделать это он уже не успевал. Волна пробуждения несла его куда-то вперед и вверх, приближая к залитому солнечным светом золотистому берегу Жизни.

Виктор не сопротивлялся. В холодной пучине вечного сна было спокойнее, однако и у суетливого солнцепека побережья имелись свои преимущества. В первую очередь там ждали те, кто был Виктору дорог. Насколько важно быть рядом с ними, понимаешь, лишь когда уходишь бесконечно далеко, теперь Туманов знал это точно. И насколько щедр этот подарок судьбы – возвращение, тоже понимаешь, лишь попав туда, откуда нет возврата. Почти нет, как выяснилось.

Волна выбросила Туманова на горячий песок, схлынула и больше не вернулась. Он поворочался, тяжело перевалился на спину и уставился в пронзительно-голубое небо с ослепительным золотым диском в зените. Солнце старалось, и его усилия не пропадали даром. Виктор почувствовал, как теплеют руки и ноги, как из груди исчезает могильный холод, а ледяная маска превращается в лицо живого человека. В первую очередь начали слушаться веки – Виктор моргнул, – затем губы. Туманов облизнул губы пересохшим языком и попытался что-нибудь произнести. Получилось не сразу, но он повторил попытку, и слово все-таки сорвалось с губ. Едва слышное, слабое, но отчетливое.

«Вечность…»

Почему именно это слово? Туманов не знал.

Голубое небо вдруг побелело, а солнце уползло к горизонту и стало относительно тусклым, в пределах возможностей стоваттной лампочки. Виктор еще раз моргнул и осознал, что видит над собой потолок просторной комнаты. Туманов перевел взгляд вправо. Лампочка-солнце в изящном плафоне светила со стены. Взгляд скользнул ниже и наткнулся на одного из персонажей сна. Рядом с Виктором сидел человек в белой одежде и с мутным пятном вместо лица. Неужели Хамелеон?! Туманов моргнул несколько раз подряд, и зрение наконец пришло в норму. Лицо странного человека обрело черты. Нет, это был не Хамелеон. Сыщик с облегчением выдохнул.

– Здравствуйте, бригадир, – прошептал Туманов еле слышно.

Бригадир Островский вздрогнул и подался вперед.

– Вы очнулись! – он улыбался, похоже искренне радуясь за Туманова. – Отлично! Вот, попейте.

Виктор ухватил губами соломинку и сделал несколько глотков солоноватой жидкости. На эту незамысловатую процедуру ушли почти все силы. Туманов закрыл глаза и ненадолго провалился в забытье, теперь уже без образов и звуков. Очнувшись, он снова приложился к соломинке и окончательно утолил жажду. На этот раз силы его не оставили. Виктор почувствовал себя достаточно бодрым.

Он снова взглянул на Островского и едва заметно кивнул:

– Спасибо.

– Не за что, Виктор Алексеевич. По правде сказать, это я должен вас благодарить.

– За что?

– Трудный вопрос, – Островский неуверенно потер скулу. – Наверное, за чудо или за откровение, которое с вашим возвращением снизошло на Цех.

– Разве для бессмертных в новинку воскрешение?

– Нам трудно умереть, Виктор Алексеевич, но если это все же происходит, никто из нас не возвращается. Это прерогатива существ более высокого порядка.

Бригадир поднял взгляд к потолку.

– Я не сверхчеловек, – Виктор чуть качнул головой. – Мой «порядок» не выше вашего.

– Вот в этом и загадка, – Островский развел руками. – Что все-таки произошло? Мы все были уверены, что Хамелеон вас убил, причем реально. Я лично видел ваш, извините, труп. Но спустя час вдруг появился пульс, и вы… вернулись. Правда, в себя пришли через сутки, но это уже детали. Что за чудеса, Виктор Алексеевич? Может быть, шепнете по старой дружбе?

– Откуда мне знать? – Туманов чуть приподнялся, стараясь принять подобие сидячего положения. – Лучше скажите, Всеволод Семенович, что с Хамелеоном и Женей? Живы?

– Хамелеон, к сожалению, сумел ускользнуть. – Островский изучил пиктограммы на медицинском мониторе и быстро нашел те, что отвечали за регулировку наклона спинки кровати. – Ваша граната оказалась ему нипочем. А эта его дьявольская маскировка… Короче, он ушел. Так что вздохнуть с облегчением пока не получится. А вот Евгения почему-то осталась рядом с вами. В данный момент сидит под замком. Когда вы… вернулись, она заявила, что больше не желает быть наследницей древних традиций. Поклялась, что ее инстинкт гнева и все особые таланты исчезли одновременно с первым ударом вашего сердца в новой жизни. Вот такая странная связь. Ей пока не все верят, но Совет, похоже, на ее стороне. Во всяком случае, из камеры вашу подружку обещают выпустить, просто приставят к ней Джонатана.

– Непонятно, за что такое доверие?

– Сам не пойму. Мастера будто пьяные ходят, улыбаются, извините, шире акул. Хотя лично я не вижу повода для благодушия. Пока последний Хамелеон на свободе, расслабляться неразумно. Ведь нет гарантии, что его инстинкт сбавил обороты так же, как это произошло у его сестры. Но мастерам, наверное, виднее. Получается, вы у нас, так сказать, вестник больших перемен. Один сразу на две общины. Остается понять, что это за перемены или хотя бы какой у них знак: плюс или минус.

– Разве прекращение войны не плюс?

– Пока не факт, что война прекратилась. Хотя, возможно, так и есть. То, что случилось с вами, идеально вписывается в наши представления о мироустройстве. Кто-то должен был стать посредником-наблюдателем в противостоянии наших видов. Вернее, стать своего рода третейским судьей и для бессмертных, и для Хамелеонов.

– Желаете сделать меня крайним?

– Нет, конечно! Но вспомните, что говорил мастер Чесноков: цепочка может быть бесконечной. И необязательно иерархией. Я даже уверен, что это не иерархия. Просто этакая взаимовыручка и взаимный контроль. В принципе – идеальные условия жизни, почти райские, или почти коммунизм.

– Не богохульствуйте, товарищ бригадир, – Виктор слабо усмехнулся.

– Хорошо, не коммунизм, – Островский тоже обозначил улыбку. – Просто верная модель людской общины. Так пойдет?

– В общих чертах да. Помогите встать.

– Э-э, нет, Виктор Алексеевич, лежите! Врачи сказали – не хотел вас с порога огорчать: есть опасение, что вы больше не бессмертный. Точно сказать пока нельзя, но вероятность имеется. И если вы снова обычный человек, который звучит гордо и в котором все должно быть прекрасно, вам придется хорошенько отлежаться. То есть у вас все должно медленно, но верно зажить, а уж после бегайте на здоровье.

– Понятно. Спасибо, Всеволод Семенович, за добрую весть. А то я испугался, что теперь не только бессмертный, но и бестелесный или еще какой-нибудь.

– Вы серьезно рады, что снова стали обычным человеком?

– Конечно. А вы не радовались бы излечению от неведомой болезни?

– Не знаю, если честно, корректно ли сравнивать бессмертие с недугом, и уж тем более не знаю, стал бы я радоваться избавлению от него.

– А кто говорил, что хотел бы стать простым смертным?

– Я говорил, что иногда завидую смертным, – Островский поморщился. – Насчет желания стать обычным человеком я ничего не говорил. И вообще это были отвлеченные рассуждения вслух, не более. Кто в здравом уме пожелает расстаться с бессмертием?

– Тот, кто был когда-то смертным.

– Вот именно. – Островский задумчиво взглянул в окно и покрутил перстень на безымянном пальце. – А кто не был, тот не желает. Ненормальные, которые добровольно наведались к палачу, не в счет.

– И совершенно напрасно, – проронил Виктор.

– Ничего сказать не могу, не в курсе, – бригадир развел руками и поднялся. – Ладно, Виктор Алексеевич, мне пора. Тут к вам должны привести еще одного посетителя. Правда, пока под конвоем, но скоро, думаю, ее отпустят вовсе.

– Тогда вам и вправду пора, уж извините.

– Смотрите, больной, не переусердствуйте, – Островский погрозил пальцем. – Вы теперь знаковая личность, поберегите здоровье. О! Я чую, она уже идет!

Он поднялся, кивнул и направился к выходу.

– Господин Островский! – вдруг окликнул его Туманов. – Один вопрос.

– Да?

– Что такое Вечность?

– Ого! – Островский усмехнулся. – Если вас интересуют такие философские вещи, вы определенно идете на поправку.

– Нет, я спросил о другой Вечности. – Виктор попытался поймать взгляд бригадира. – О той, которую символизирует рисунок на вашем перстне.

– Догадались? – бригадир взглянул на Виктора исподлобья. – Это долго объяснять, Виктор Алексеевич, но в двух словах… мы считаем, что Вечность – это наш мир.

– Интересно, – Туманов перевел взгляд на перстень бригадира. – Что же тогда вы делаете внашем мире?

– У меня нет ответа на этот вопрос, – Островский покачал головой. – Его нет даже у мастеров Цеха. Он был утерян тысячи лет назад, как и путь обратно, и мы не смогли отыскать их снова: ни смысла нашей жизни в чужом для нас мире, ни пути домой. Возможно, их найдете вы, господин Туманов. Не напрасно же вы появились среди нас. Возможно, именно в этом ваша миссия, как думаете?

– Пока никак. – Виктор взглянул на дверь. – Но я поразмыслю над этим вопросом. Позже.

Из коридора донеслись звуки шагов. Островский отсалютовал сыщику и открыл дверь.

– Здравствуйте, барышня, – бригадир протиснулся бочком в коридор и туда же вытолкал гиганта-конвоира, сунувшегося было в палату.

– Привет, – Женя прошла в комнатку и села на стул рядом с кроватью.

– Привет, – Туманов протянул руку и коснулся ее запястья. – Как ты?

– Теперь хорошо, – она улыбнулась и сморгнула навернувшиеся слезы. – Теперь точно хорошо.

– Возможно, я снова смертный. Так что все не настолько хорошо, как хотелось бы… наверное.

– Я знаю. Но ты ошибаешься, все хорошо на самом деле, без оговорок, и тебе это должно понравиться.

– Что должно понравиться? – Виктор хмыкнул. – Стареть, болеть и умереть? Мы только что обсуждали эту тему с Островским. Я сказал ему, что рад стать прежним, и это действительно так, но нравится ли мне быть смертным, я не уверен. Жить коротко, но ярко или долго, но в полумраке – непростой выбор, есть о чем задуматься.

– Я буду с тобой, – Женя склонилась и поцеловала Туманова в щеку. – Всегда.

– Думаешь, от этого мне будет легче стареть? – Виктор покачал головой. – Что-то я сомневаюсь.

– Разве это не мечта каждого мужчины – всегда иметь в спутницах молодую женщину? Хоть и не Клеопатру, зато без морщин и лишнего веса.

– А тебе не надоест?

– Мне – нет! – Женя торопливо помотала головой. – Что такое сто лет для того, кто способен прожить тысячу? Или ты не согласен?

– Ты делаешь мне предложение? – Виктор коротко рассмеялся. – Но ведь сто лет – это явное преувеличение. Всего-то лет через тридцать (для тебя это как через три года) я стану брюзжащим стариканом с дряблой кожей и вялой эрекцией. Зачем тебе это?

– Ты не первый день занимаешься сыском, – она вздохнула, – неужели до сих пор не нашел главное, что правит этим миром в целом и каждым человеком в отдельности?

– Насчет мира – нашел, это община бессмертных под кодовым названием Цех, а вот насчет людей по отдельности… не знаю. Хамелеоны?

– В обоих случаях это любовь! – горячо возразила девушка.

– Романтично, но неверно. – Виктор ласково погладил ее по руке. – Ты особенный человек, Женя, но пока все равно еще девочка, ты не знаешь жизни. Любовь – это программная оболочка инстинкта. Возводить ее в абсолют так же глупо, как обожествлять Солнце.

– Может быть, – Женя упрямо поджала губы и недолго помолчала. – Может быть, и так. Но я верю в любовь. Верю, и точка. Разве этого мало?

Виктор некоторое время молчал, глядя на белую, как свежий снег, простыню, потом кивнул и негромко ответил:

– Да, вера не требует доказательств. Равно как инстинкты не требуют мотивации. Что ж, инстинкт любви лучше инстинкта гнева. Если желаешь мучиться всю мою жизнь, мучайся. Хотя, подозреваю, ты еще передумаешь. Не завтра, так лет через десять. Впрочем, для тебя будет не поздно.

Женя хотела что-то ответить, но Туманов вдруг поднял руку, призывая ее к молчанию. Одновременно он откинул одеяло и пошарил рукой, пытаясь нащупать лежащую на стуле рядом с кроватью одежду.

То, что он почувствовал, было трудно передать словами. На него вдруг нахлынула свинцовая волна безотчетного страха, плавно переходящего в ужас, а затем и в панику. Только болезненная слабость не позволила Туманову стартовать из кровати и сигануть прямо в окно. Да еще присутствие Жени немного отрезвляло. Чтобы справиться с паникой, Виктору пришлось до хруста сжать кулаки, стиснуть зубы и, крепко зажмурившись, твердо приказать себе: «Спокойно!» Внутренняя борьба продлилась почти минуту.

Завершилась она не то чтобы победой воли, но хотя бы перемирием. Страх остался, но был уже не таким всеобъемлющим и сильным. Во всяком случае, он не помешал проанализировать ситуацию более-менее трезво.

Волна панического ужаса была явно результатом гипнотического воздействия в сочетании с чутьем на врага. До сих пор чутье срабатывало на Хамелеонов, но сейчас Виктор ощущал и новые оттенки виртуального «запаха». Тот, кто гнал перед собой свинцовую волну страха, почему-то источал острый терпкий аромат, одновременно похожий и на запах Хамелеона, и на запах Вечного. Это сочетание казалось странным, но оно не было иллюзией.

Туманов разжал кулаки и принялся лихорадочно одеваться. Его беспокойство мгновенно передалось Жене. Она помогла Виктору сесть на кровати и натянуть футболку.

– Что случилось? – подавая джинсы, спросила она.

– Он идет сюда! – Туманов покачнулся и едва не упал обратно на подушку. – Слабость… ничего… сейчас отпустит.

– Витя, может, не надо?

– Поверь мне, надо. Оставаться здесь опасно!

– Что тебя так встревожило?

– Он идет! – резко ответил Туманов. – Не понимаешь?!

– Нет, – честно призналась девушка. – Кто идет?

– Это… это… – Сыщик на секунду замер, пытаясь найти верное слово. – Враг! Настоящий, реальный, абсолютный!

– Сюда идет Володя? – Женя нервно смяла край простыни. – Ты чувствуешь его приближение?

– Не знаю, огорчу тебя или обрадую, но это не твой брат, – Туманов снова помотал головой. – Тот, кто приближается, гораздо серьезнее Володи. Опаснее и злее.

– Злее, – Женя отвела взгляд и вздохнула. – Куда уж злее? Я не думала, что он так сильно изменился.

– Сейчас речь не о нем, – Туманов беспокойно взглянул на дверь палаты. – Хотя оправданий его свинскому поведению я не нахожу. Швыряться гранатами в родную сестру… никакими идеалами такой фортель не оправдать.

– Не надо больше, – на глаза Жени навернулись слезы.

– Не буду, прости, – Виктор кое-как натянул джинсы и сунул ноги в спортивные туфли. – Быстрее! Приготовься! Сюда направляется не твой брат. К сожалению, кажется, слухи о моем обратном превращении в нормального человека были сильно преувеличены. Я сохранил, по крайней мере, обостренное чутье на Хамелеонов и… им подобных. К нам идет кто-то гораздо сильнее и опаснее твоего брата. Не знаю, кто это, но мне не по себе от его… ауры. Идем отсюда, дорогуша. Да побыстрее!

– Как скажешь, дядечка, хоть я и не понимаю, в чем проблема, почему такое паническое бегство?

– Это долго объяснять, но если в трех словах… на меня возложена миссия. Понимаешь? Я единственный человек, который может найти ответы на важнейшие для Цеха вопросы. Первый – что бессмертные делают в мире людей, и второй – как им вернуться в Вечность?

– Куда?

– В Вечность. В этакое запредельное пространство, на «историческую родину» бессмертных. А возможно, и Хамелеонов, то есть отчасти и на твою родину.

– Моя родина здесь!

– Моя тоже, но это ничего не меняет. Мы увязли в этой истории по уши, нравится нам это или нет. Так что придется идти до конца, ничего не поделаешь.

– Но почему ты решил, что этот враг пришел именно за тобой?

– Сам не знаю, – Туманов пожал плечами. – Чувствую. А может быть, генетическая память подсказывает. Или обычная логика. Ведь, по словам Островского, я ключевая фигура в истории противостояния Цеха и Хамелеонов. Я – Избранный Вечный. А тот, кто приближается, имеет какое-то отношение и к бессмертным, и к Хамелеонам, значит, я важен и для него. Только для него я важен со знаком «минус». Я чувствую исходящую от него угрозу. Он идет, чтобы уничтожить меня.

– Но почему? – Женя помотала головой. – Чем ты мог насолить тому, кого и в глаза-то не видел?!

– А вот это нам лучше не выяснять, я ощущаю каждым нервом. Возможно, он не желает, чтобы я выполнил свою миссию, нашел для Цеха путь в Вечность. А может быть, у него есть другие причины. Не знаю. Но в любом случае мне с этим врагом встречаться не резон. Тебе тоже. Вот почему нам лучше временно исчезнуть со сцены.