Текст книги "Сибирские сказания"

Глядишь, так бы и дальше та Мария жила, да только Господу угодно было иное. Первый раз видение случилось 10 июля, в тот самый 1636 год, когда лето на перелом идет, к ночи ото дня часок убавило, к себе приставило, спит-почивает Мария в избушке-домике, после работы многотрудной намаявшись. Вдруг видит во сне три иконы перед ней в воздухе висящие. Испугалась было, села на кровати, глаза открыла, а иконы как висели перед ней, так и никуда не девались, сияют золотом, ликами пречистыми, на всю горницу лучистыми. В серединке икона Знамения Божией Матери, справа – Святителя и Чудотворца Николая-Угодника, а слева – Преподобной Марии Египетской.

И слышит она тут голос самой Богородицы, к ней, вдове бедной, сошедшей:

«Мария! Объяви об этом видении народу и скажи, чтобы на Абалакском погосте построили по правую сторону ветхой Преображенской церкви новую деревянную во имя Знамения Пресвятой Богородицы, что в древнем Новгороде, с приделами по одну сторону Святителя Николая, а по другую – Преподобной Марии Египетской».

И исчезло все… Словно и не было… Сидит в изумлении вдовица, ни жива ни мертва, руки к груди прижавши, в удивлении, в полном изумлении и, как быть, не знает. К батюшке бежать? Поверит ли? Кто она такая есть, чтоб перед ней сама Владычица Небесная на землю опустилась, во сне явилась? За что такая честь? Чем от прочих поселян отлична, в чем праведна? А коль соседки узнают, то и совсем прохода не дадут, всячески высмеют, со света сживут, хоть глаза завяжи да в лес беги.

Затаила Мария в себе эту весть-явление. Даже на исповедь не пошла, чтоб себя и людей в сомнение не вводить. Не поверила в свою избранность, повременить решила, а вдруг все на том и кончится. Решила жить дальше по-старому, а там сама жизнь покажет, где правда, где вымысел…

Не прошло и двух дней, как приключилось с вдовой Марией другое чудо. Возвращалась она вечерком с поля и уже к крылечку домика своего подошла, за ручку взялась, хотела дверь открыть, как вдруг накрыло ее светлое облако, туманом окутало, и она тут же на травку без чувств упала, сознания лишилась-потеряла. А как глаза разлепила-открыла, и видит: висят перед ней в воздухе две иконы – Знамения Божией Матери и Марии Египетской, а Николай Чудотворец самолично перед ней на земле стоит и сердито так выговаривает:

– Али тебе не было сказано, чтоб народ ваш новый храм в селении своем строил? Передай всем, пусть сами добрый лес рубят, по реке сплавляют, на гору вытаскивают, шкурят-обтесывают, под храм заготавливают. Вот коль они тебя не послушают, то падет на них кара Господня, – лучшие из прихожан и священник с ними помрут в одночасье…

Проговорил, и видение растаяло-исчезло, как будто ничего и не было. Только в воздухе запах благостный стоит, будто кто ладаном курит, а с лугов из-за реки свежей кошениной тянет-веет, дурманом голову кружит. Самое покосное время стоит.

Встала вдовица Мария с земли, оправилась, вздохнула тяжело и думает: «Неужто не чудится все это мне, на самом деле явление Господне на меня, грешную, снизошло-спустилось, как есть открылось? Но почему на меня именно? Вон, батюшка наш, не в пример, и богомолен, и собой видный… Почему явления эти – не ему, никак в толк не возьму…»

Всю ночь Мария глаз не сомкнула, думала о явлениях тех, а, едва светать начало, подхватила грабельки и на покос отправилась сено грести-ворошить. Идет себе быстрехонько по тропке луговой, по сторонам поглядывает, к шорохам разным прислушивается. А ночью туман на землю пал, все кругом, словно в парном молоке, плывет, видится и чудится вдовице, что за каждым кустом Николай Угодник стоит, глядит на нес с укоризной, седой головой качает и пальцем грозит.

Вдруг сзади ее кто-то как за плечо схватит-дернет. Она со страха и заголосила, обмерла, грабельки на землю бросила. Обернулась, а то соседка нагнала, стоит, смеется, тоже на покос подалась с вилами на плече, на черенке узелок с припасами.

– Чего так испугалась-вздрогнула, Мария? – спрашивает. – Ажно похолодела, и вся кровь с лица отхлынула. Али чего недоброе причудилось-привиделось?

– Да сама не знаю… Шла… Задумалась…

– Поди, страшно одной-то? Пойдем теперь вместе, а повезет, найдем двести.

Идут они дальше, переговариваются о разных разностях, а у Марии одно на уме: не открыться ли соседке про видения свои. Уж рот было открыла, чтоб сказать, а слова не идут… Не знает, с чего и начать. Хоть что тут делай, а не выходит, не получается.

«Может, оно и к лучшему, – Мария себе думает, – соседка, она баба едка, на язык колючая, без бритвы обреет, без спроса высмеет-ославит, по всей деревне растрезвонит, по округе разнесет. Нет, не откроюсь, до поры затаюсь. Не пришло пока мое времечко…»

А вскоре и разошлись-разбрелись, каждая на свой надел сено сгребать, копешки метать отправилась. Так и день прошел незаметненько, спокойненько за работами-хлопотами. Скоро и неделя минула, и никаких знаков-явлений Марии больше не было, успокоилась вдовица, бояться перестала.

«Знать, через кого другого порешила Богородица свою волю сообщить. И слава Господу. Нет за мной никаких заслуг, чтоб быть перстом Божьим отмеченной. Буду и дале век коротать, жизнь доживать…»

Вчера она так подумала, а на другой день в обеденную пору пошла за околицу, как опять облако небесное ее накрыло, на землю прижало-опустило. И Николай Угодник обращается к ней с грозным словом, а глаза так и горят, до костей огнем жгут.

– Отчего не объявишь о видении своем и повелении нашем?! Сама на себя невзгоду наводишь! Знаешь ли, что с тобой случиться может?!

Не успела Мария и рта раскрыть, как руки назад повело-скрючило, тело дугой выгнуло, и упала она ниц, в расслаблении ужасном. Только вдруг сквозь шум в голове слышит голос Божией Матери:

– Это тяжело. Мне ее жалко.

В тот же миг боль пропала, тело силу прежнюю обрело, в голове прояснилось. Как только совсем в себя пришла, огляделась, а рядом с ней никого нет, сама ж на земле лежит. Соскочила и прямиком к духовнику батюшке поспешила-направилась. Тот в церкви был. Марию благословил, ручку для целования подал, спрашивает, с чем пришла в неурочный час.

Всему вдовица Мария выложила, как на исповеди, ничегошеньки не утаила, не сокрыла. И сразу на душу облегчение пришло. Батюшка ее внимательно, не перебивая, выслушал, святой водой окропил и домой с миром отпустил.

– Иди себе, раба Божия, молись усерднее, может, и простит Господь грехи твои, избавит от искушения…

А как быть-поступить, не сказал, не присоветовал.

Пришла Мария домой, а на душе опять печаль-кручина, неладно, несветло, непразднично. Сердце давит, в глазах темно. Уже две недели прошло, как наказ Небесный ей был, верно, дальше тянуть некуда. Решила на другой же день в город податься, явиться на архиерейский двор, а там – как сложится-выйдет. Мир не без добрых людей, что-нибудь да присоветуют-поскажут, куда надо, направят…

Никому о задумке своей Мария не сказала, не поведала, а утром ранехонько из избушки вышла, приперла дверь падкой, на руку узелок с караваем повесила, посошок прихватила и подалась скорехонько по-над берегом прямиком в Тобольск, не раздумывая.

Вскоре первый лог темный прошла-минула, что в народе Разбоем зовут. Поджидают тут странников-путников лихие люди разбойные, до ниточки обирают, а случается, и жизни лишают. Но никто ее не остановил, не тронул. Пошла далее. Следующий лог, Коноваловский. топкий да вязкий, но и через него перебралась по жердочке сухой ногой. Дальше идет-спешит без остановки, без отдыха. Вот и речка Шанталык с Ивановским выселком, а там до города совсем рукой подать: и десяти верст не будет, только на гору взойти-взобраться.

Притомилась Мария, присела отдохнуть, узелок с едой развязала: только ломоть хлеба отломила, как явился перед ней столб облачный вышиной до самого неба будет. Глаза подняла, а на самом верху видит опять две иконы – Божией Матери и Марии Египетской. Святитель Николай стоит на земле близехонько в полном архиерейском облачении и обращается к Марии разгневанно:

– Отчего до сих пор медлишь рассказать обо всем народу? Последний срок тебе дается. Не выполнишь, пеняй на себя. Будешь всем телом расслаблена, до самой смерти лежать без движения. Но коль объявишь обо всем, тебе сказанном, а тебя не послушают, то им страдать, с тебя вина снимается.

Проговорил он так, и исчезло видение…

…Не помнит Мария, как последние самые трудные версты одолела, словно крылья за спиной выросли, по воздуху летела скорехонько. В Тобольске у родственников заночевала, а спозаранку на архиерейский двор направилась.

Идет, а саму все те же сомнения гнетут-одолевают: примет ли владыка-архиерей простую крестьянку, поверит ли словам ее… Вошла через ворота на двор Софийский, а владыка как раз навстречу к ней идет, на посох опирается. Упала на колени перед ним вдовица Мария, благословить просит.

Был в ту пору архиепископом Сибирским и Тобольским преподобный Нектарий, первый год как из Москвы на кафедру в Тобольск направленный. Жил он смиренно, слыл человеком богобоязненным, убогих-сирых завсегда привечал, строил храмы на земле сибирской многие, народ отеческим словом наставлял.

Рассказала владыке Нектарию вдовица Мария и о видениях, о всех своих сомнениях, спрашивает, как быть дальше ей жить. А преосвященный, как выслушал ее, поднял вдовицу с колен, повернулся к куполам соборным, перекрестился широко и говорит:

– Слава тебе, Господи, заступнице нашей Пречистой Деве Марии и Святым Угодникам, что явили нам свою волю. Так тому и быть, зря сомневалась ты, раба Божия Мария, не шла к нам столько времени. Коль указал на тебя Божий перст, видать, заслужила житьем праведным, сподобилась Божией воли. А сейчас идем в храм, отслужим благодарственный молебен. Завтра всем прихожанам твой рассказ передам, сообщу о Знамении Божием.

В скором времени по указу преосвященного мужики абалакские срубили новый храм у себя в селе: во имя Знамения Пресвятой Богородицы с двумя приделами: во имя Святителя Николая и преподобной Марии Египетской.

Может быть, срок пришел, и они б сами за дело доброе богоугодное взялись-принялись, со временем соорудили храм Абалакский. Но коль владыка повелел, о всем увиденном Марией рассказал-поведал, то сработали храм скорехонько, со стараньицем, себе на радость, людям на загляденье. Всяк пеший и приезжий издалека шапку с головы снимал, крестом себя осенял, молитву тихонько шептал, Покровительницу Небесную прославлял.

Вдовицу Марию по смерти погребли рядом с новым храмом, а рассказ о ней и тех явлениях по всей земле разнесли и приход Абалакский тем прославили.

Но это только начало сказания о том, как Божия Матерь село Абалакское для своей обители из прочих мест выбрала. На том история не заканчивается, а дальше рассказ пойдет о Чудотворной иконе Богородицы и чудесах, ею творимых. Может многим о том и известно, да не грех лишний раз и напомнить…

Испокон века земля Русская находилась под Небесным покровительством Пресвятой Богородицы. Всем русским городам и селам, погостам, выселкам Богородица защитница и заступница. Не раз спасал Русь от набегов вражеских образ Владимирской Божией Матери. Сам Тамерлан не решился на штурм Москвы, когда образ Пресвятой на стены вынесли, крестным ходом вокруг прошли. И ханы Ахмат и Махмед-Гирей ушли в страхе из-под Москвы, испугавшись навлечь на себя и народ свой гнев Небесной Покровительницы.

А в мирное время спешил немощный люд к святым образам попросить у Богородицы исцеления себе и детям своим, слезно молил о прощении, в грехах истово каялся. И исцеляли иконы чудотворные: Казанская. Иверская, Тихвинская, Калужская. Ахтырская, Смоленская и многие, многие другие.

Сила Господа в немощи свершается, на нас направляется. Кто уверовал, тот и исцеление получил-обрел, здоровым пошел. Бог не в силе, а в правде, а вера – в раскаянии. Коль постился, в черных делах-умыслах раскаялся, то и грех простился, навсегда забылся…

Спешат купцы на ярмарки, на торжища, скачут по дорогам гонцы царские, мчат лихие тройки ямские, везут из города в город седоков рода простого, а кое-где и знатного, неподатного. А меж ними идут-ковыляют, горе от дождя-холода мыкают странники, калеки перехожие к святым местам, к монастырским дворам поклониться праведным мощам, у чудотворных икон помолиться, из источников чистых напиться.

Идут-бредут, снег с грязью мешают, тихонько шепчут-повторяют:

«Мы с печалью, а Бог с милостью».

«Ты к худшему, а Бог к лучшему».

«Чего Бог не нашлет, того и человек не понесет».

«На этом свете помучимся, а на том порадуемся…»

Стали и в Сибирь дальнюю те странники заходить. Бога славить, чего видели-повидали, в иных краях узнали, добрым людям рассказать да беседу завязать. А Сибирь страна многотрудная, совсем не райская, – силы да жилы на кулак мотает, частенько народ в беду бросает. Короток век у земледельца-крестьянина, на своем горбу тащит всяк груз хоть с горы, хоть в гору. Любое дело через силу дается, запросто так не берется. От тех работ да разных забот много больных-немощных по городам-селам лежит, свою долю горькую хулит.

Был среди тех больных-немощных один человек, именем Евфимий, по прозванию Кока. Видать, были его грехи нелегки, коль лежал он дома много лет недвижим-неподъемен и не чаял, не гадал на своих ногах по горнице пройтись, на крылечко к ясному солнышку выбраться, до ближнего храма доковылять-добраться. Надоумили-присоветовали ему добрые люди совершить благое дело, послужить Господу: заказать мастеру, написать образ Пресвятой Богородицы, что вдовице Марии являлась-виделась.

Послушался Евфимий Кока доброго совета, призадумался, испросил благословения у преосвященного Нектария, да и заказал образ иконописцу-мастеру,

Взялся за то дело богоугодное протодьякон собора Софийского Матвей Мартынов, человек в городе известный, уважаемый, прихожанами почитаемый. Видать, хорошо тот мастер кистью владел, верный глаз имел, коль сам владыка благословил его написать образ Знамения Богородицы.

В старину на Руси тех мастеров, что иконы писали-творили, богомазами прозывали. А пошло то прозвание от суздальцев да владимирцев, которые второпях абы как намалюют образ почитаемый, в мешки те иконки рассуют, на вазы поскидывают и айда по дальним селам-деревням развозить-ездить, торговать изделиями украшениями своими. Иной человек сгоряча ту писанку-иконку купит, домой принесет, разглядит, а там святой Егорий шагает пешком сзаплечным мешком, а на другом Параскеева Пятница на коне едет. Видать, и такое случалось, коль народ им прозвание обидное придумал – богомазы. Икону Божию написать-то не дверь размалевать, одного старания мало, коль душа не возликовала, сердце к Богу не припало.

Как Матвею Мартынову, протодьякону тобольскому, заказ такой вышел с благословением от самого владыка Нектария, то он перво-наперво строгий пост держать принялся, сурьезно за дело взялся: больше месяца по три раза в день на исповедь ходил, ко святому причастию, молился истово да тем временем краски растирал-готовил. Сам в лес отправился, сосну добрую присмотрел-выбрал, свалил-распилил, доску по размеру выстругал-высушил, левкасом покрыл. А как срок подошел, воспылала душа Матвея Мартынова на дело доброе, праведное, то и кисть в руки взял и образ Богородицы, как он ему видится, писать-творить начал.

Трудное то дело: саму Владычицу Небесную земными красками изобразить, всему миру явить – в одночасье не дается, не делается. Но потихонечку-помаленечку работа спорится, дело движется. Выходит-получается Богородица с Младенцем Христом во чреве ее, а по краям стоят Николай Чудотворец, по правой руке, и Мария Египетская, по левой. До поры до времени никого Матвей до иконы не допускал, не показывал. А тем временем немощный Евфимий, Кока по прозванию, поправляться начал вдруг, привставать, держась за стеночки. Стоит на ногах некрепких, нетвердых, а слезы от счастья так по щекам и катятся, ручьями текут без удержу. И чем лучше-спорнее дело у Матвея Мартынова шло, тем быстрее поправлялся-выздоравливал Евфимий Кока. А как работа над образом закончилась, то уже своими ногами к дому мастера дошел-добрался, на колени перед иконою опустился, благодарственную молитву произнес. А потом понесли образ Знамения Богородицы Царицы Небесной в главный собор – Софийский – на освящение. И нес его Евфимий Кока собственноручно, без посторонней помощи. Видать, Господь ему силы дал за такое старание.

Чудеса видеть-понимать не всякому дано-подано. Иной и глазаст, и сметлив, да душой строптив, жизнь проживет, а чуда не дождет. А сирому-убогому хоть в жизни земной и не везет, зато Бог видеть чудо дает. Кто сильно ученый-мудреный да все знающий, так и останется Фомой неверующим, человеком пропащим, через лупу-стеклышки на мир глядящим. Так что опять все дело в человеке, в вере его: в чем усомнился, того и лишился. Русский народ свою веру крепко берег от знаек-умников, над ними шутки шутил, в глаза костерил, а человеку праведному, по Писанию живущему, правильно, и при жизни воздал, и по смерти добрым словом поминал.

Как икону Знамения Божией Матери в соборе Софийском освятили, по канону службу отслужили, то и взял-понес ее Евфимий Кока прямиком в село Абалакское. Люди добрые с ним отправились с песнопениями, с молитвами. Идут-поют, Бога славят, встречным о том рассказывают. Дошли до речки Шанталык, где выселок Ивановский, остановку сделали. Тут выходит к ним навстречу крестьянин по имени Василий и за руку осторожненько ведет дочь свою Анну, девушку слепенькую. Второй годок пошел, как лишилась она зрения от болезни неведомой, злой-страшной. Идет Анна, за отца ручками держится, незрячие очи к небу подняв, губами молитву шепчет, приложиться к иконе-образу Богородицы желает-просит. Первым Василий, отец ее, на колени упал, поцеловал икону в уголок-краешек, заговорил горячо-искренне:

– Богородица! Дева Пречистая! Заступница Небесная! Спаси дочь мою! Верни ей свет Божий! Как жить-быть ей такой слепой-незрячей?! Кто замуж возьмет бедную?! Исцели ее, Владычица, весь свой век Бога молить-славить стану за благодать Твою!

И Анна за отцом следом икону целует, слезами орошает, крестное знамение на себя кладет, во всех грехах кается. Да вдруг как закричит-вскрикнет радостно:

– Господи!!! Вижу свет!!! Слава тебе, Богородица!

Долго еще отец с дочерью на коленях стояли, землю слезами радости кропили, молитву творили, Бога славили. Через какой-то срок на том самом месте монастырь заложили Иоанно-Введенский – в память о чудесном исцелении, о девичьем прозрении.

Почти тридцать лет минуло, как пребывала Чудотворная в Абалакской церкви. Туда к ней странники-паломники отовсюду и шли, свои горести и радости к ней несли.

Как вдруг в лето года 1665-го пришло на тоболяков и окрестных жителей испытание великое: разверзлись хляби небесные, и воды-дожди полились на землю сибирскую. День льет, не переставая, два не кончается, третий пошел, а там и со счета сбились. Сидят и горожане, и крестьяне по домам, на улицу носа не высовывают, друг к дружке в гости не хаживают. Стали поговаривать: мол, Великий потоп на землю пал, за всякие пригрешения-сомнения Господь кару послал.

Делать нечего, ждут-пождут, авось да сами дожди пройдут, прекратятся-закончатся. Ан нет, льет дождище, поливает, конца-края не знает. Хлеб на полях полег, травы погнили, видать, зимой наступит бескормица – голод страшный, для людей тягостный-гибельный. Пришел весь народ в печаль-уныние, а как быть-поступить, и не ведают.

Управлял на ту пору Сибирской епархией преосвященный Корнилий-митрополит, человек в духовных делах благостный. Много раз он сам с причтом всем в село Абалакское наезжал-наведывался, перед иконой Чудотворной в молитве ночи простаивал. Долго думал-решал архиепископ Корнилий, как быть-поступить, Господа умилостивить. Собрал все духовенство тобольское с крестами, с хоругвями и отправил их в Абалак за иконой Чудотворной Знамения Божией Матери.

Случилось то 7 июля года 1665-го. Прибыли священники в село, вошли в церковь, с великим почтением вынесли Чудотворную да в Тобольск крестным ходом с ней и отправились.

На другой день добрались до города, а там весь народ с преосвященным во главе в поле стоит, на коленях встречают Чудотворную. Вошли в ворота Воскресенские, понесли по улицам, в собор Софийский внесли-поставили, начали службу служить, избавления от дождя-мороси просить. Еще литургия не кончилась, как дождь-хмарь на убыль пошел, ветер налетел-подул, тучи ненастные начал рвать-драть, по небу гнать. Сперва краешек солнечный показался-выглянул, а там и весь свод очистился, озарилось-осветилось все кругом, засверкало радостно. Птицы-птахи запели-заголосили, звери из темных нор выбрались, и весь люд тобольский возрадовался.

И постановил митрополит Корнилий ежегодно в память об исправлении непогоды-мороси на день великомученика Прокопия, 8 июля, в Тобольск Чудотворную приносить и оставлять до дня пророка Божия Ильи, что 20 июля празднуется.

Так и повелось-сложилось, меж людей закрепилось с тех самых пор на долгие годы.