Текст книги "Психология терроризма и противодействие ему в современном мире"

Раздел I. Терроризм как социокультурный и социально-психологический феномен

Глава 1. Проблема терроризма в современной психологической науке: основные понятия и подходы к исследованию

В данной работе анализ проблематики терроризма ведется с позиции социально-психологического, шире – социокультурного подхода (Соснин, Нестик, 2008).

К вопросу об определении терроризма

События 11 сентября 2001 г. резко активизировали научную дискуссию о содержании терминов «терроризм» и «международный терроризм». Несмотря на многообразие точек зрения на содержательную природу этого явления и классификацию его разновидностей, в научном сообществе, как представляется, есть общее понимание сущности терроризма. Главное – это противоправные насильственные действия для устрашения, подавления конкурентов, навязывания определенной линии поведения. Причем конечными целями могут быть социально-экономические, территориальные, идейно-политические, религиозно-этнические и даже более глобальные цели, которые условно можно обозначить как цивилизационные (Соснин, 2005).

Морально-нравственная оценка этого явления противоречива, и это вполне понятно: все зависит от идейной, мировоззренческой позиции исследователя или принадлежности оценивающего к субъекту или объекту террористических действий. Так, взрыв машины с солдатами для одной стороны – это акт террора, для другой – акт «возмездия» агрессорам и оккупантам. Фактически террор как явление, по сути, не оценивается, это просто инструмент социально-политической борьбы. Оцениваются мотивы совершения террористического акта и его приемлемость, полезность для себя, «одобряемость своими» нормами и правилами. Именно это и является реальным объектом идейно-нравственной оценки (Ольшанский, 2002). Многие западные специалисты считают, что не действие само по себе, а именно интерпретация этого действия как акта терроризма позволяет назвать его исполнителя террористом (см., например: Harre, 2004).

Необходимо зафиксировать именно этот идейно-ценностный и объективно неустранимый аспект в анализе проблемы терроризма, который существенно влияет на проблему его определения. Это означает:

– объективность анализа будет заведомо односторонней, если он будет опираться только на одну идейно-мировоззренческую парадигму (как правило, западную);

– проблема причин, психологических и идейных корней мотивации терроризма (и, следовательно, его определения) имеет системный характер.

В этой связи можно согласиться с мнением Э. Паина, который считает, что анализ природы терроризма должен идти в рамках концепции единого мира, в котором разные сегменты человечества «совместными усилиями» породили это зло и, следовательно, несут свою долю ответственности за него (Паин, 2002). До настоящего времени в академических кругах превалирует тенденция анализа проблемы преимущественно с позиции идейных ценностей западной цивилизации. Такая позиция, какими бы «общечеловеческими ценностями цивилизованного мира» ни оправдывалась, в конечном счете оказывается, по меньшей мере, контрпродуктивной.

Проблема дефиниции и классификации видов терроризма в мировой исследовательской практике остается не до конца решенной, и ее решения в обозримом будущем (по крайней мере, на концептуально-теоретическом уровне) трудно ожидать. В академическом сообществе среди психологов, социологов и политологов, а также среди представителей юриспруденции и политиков ведутся дискуссии по этому поводу.

Проведем сравнительный анализ содержания таких понятий, как радикализм, экстремизм, фанатизм, шовинизм, фундаментализм, в соотношении с категорией терроризма. Отметим, что давать определения экстремизма, «религиозного фундаментализма», «экстремизма на религиозных или национальных основаниях» и т. д. можно в разных системах ценностей. Политологический подход, из которого вырастают правовые формулировки, диктует один тип описания фундаментализма и экстремизма. В религиозной системе ценностей фундаментализм получает совершенно иное наполнение и описание, а существование религиозного экстремизма вообще может быть поставлено под сомнение. Например, то, что в религиозном мироощущении воспринимается как миссия, в политологическом или правовом контексте может восприниматься как экстремизм, как некая экстравертная составляющая социальной активности религиозного сообщества.

Таким образом, конфликт интерпретаций порождается разностью ценностных подходов. При этом каждое сообщество (религиозное, этническое, правозащитное, корпоративное и пр.) транслирует в общество свое видение и понимание, формирует общественное мнение. Взаимоисключающие формулировки в законах и государственных актах возникают как результат деятельности разных сообществ, поэтому правовые коллизии возникают именно из-за смешения подходов и систем координат. В этом случае проигравшей стороной оказывается государство и рядовые граждане, потому что законы есть, но они не работают.

В целом экстремизм является феноменом, традиционно рассматриваемым в рамках психологии общения или более конкретно – в психологии конфликтного взаимодействия. Особую актуальность феномен экстремизма приобрел в настоящее время, которое характеризуется глубинными, парадигмальными преобразованиями и быстрой динамикой социально-исторических процессов (Соснин, 2007).

На индивидуально-психологическом уровне этот феномен обычно связывается с типологическими особенностями поведения авторитарной личности как мировоззренческой установкой и способом агрессивного взаимодействия с окружающим социальным миром. Эта установка опирается на принцип тотального использования авторитарным человеком социального окружения для реализации своих эгоистических интересов и выступает в виде механизма психологической защиты от комплекса неполноценности (Adorno, 1950; и др.).

Кроме этого, экстремистская форма взаимодействия в конфликтологической литературе обычно рассматривается как сознательная тактика манипуляции для реализации субъектом опять же своих эгоистических интересов с отношением к объекту взаимодействия как средству. В целом подобная тактика считается деструктивной. С другой стороны, в конфликтологии разработаны способы эффективного противодействия им (Burton, 1990; Соснин, Лунев, 1996; Левицкий и др., 2006; и др.). На групповом уровне экстремистские формы взаимодействия, хотя и реализуемые конкретными носителями групповых интересов, отражают идеологию этих групп и служат реализации групповых целей.

Признавая трудности концептуального определения термина, можно согласиться с таким его определением. Экстремизм – это термин, используемый для описания действий или идеологических представлений индивидов или групп, выходящих за пределы принятых в обществе правовых и этических норм, как идеология, ориентированная на нарушение общественных стандартов этики и взаимодействия. Этот термин традиционно используется для обозначения политических или социальных идеологий, считающихся иррациональными, контрпродуктивными, несправедливыми или, по меньшей мере, неприемлемыми в гражданском обществе, и имеет скрытое значение незаконности конкретных идей или методов (Соснин, 2007). Это означает:

1) принятие и отстаивание политической позиции (идеи) без учета «отрицательного» воздействия на оппонентов с целью не просто противостоять им, но уничтожить их;

2) нетерпимость к ценностным ориентациям других субъектов, имеющих противоположную позицию;

3) использование таких средств для достижения политических целей, которые игнорируют жизненные установки и права других людей.

В целом в экстремистском стиле поведения присутствуют три общих момента: стремление искажать реальность в угоду своим идеологическим представлениям; уходить в сторону от критического рассмотрения своих убеждений, используя фальшивую логику рассуждений; стремление взаимодействовать, исходя из личного недоброжелательства к оппонентам и рационализации своих специфических интересов под предлогом общественного благополучия.

Другими словами, экстремизм – это приверженность к крайним взглядам и действиям (обычно в политике). Пропаганда действием – это установка современного экстремизма, согласно которой насильственные действия, направленные против социально-политических институтов и их представителей, революционизируют массы. «Существенным признаком экстремизма остается не экстраординарность (как заострение проблемы), не насилие или агрессия, но злой умысел. И здесь важно понять, что экстремизм характеризует не просто наличие насилия как такового (его применение бывает необходимо для целого ряда экстремальных ситуаций, например при самообороне), а «наличие его крайних, неоправданных форм» (Фетискин и др., 2007, с. 8).

Близким понятием является концепция радикализма. Ее определяют следующим образом.

Радикализм – это термин, обозначающий социально-политические идеи и действия, направленные на решительное изменение существующих институтов, заметно проявляющиеся в кризисные, переходные исторические периоды, когда возникает угроза существованию, традициям и укладу тех или иных слоев и групп. Радикализм политический (иногда церковный, религиозный или даже философский) есть принцип или направление действий. Этим термином обозначается стремление доводить политическое или иное мнение до его конечных логических и практических выводов, не мирясь ни на каких компромиссах. Следующим близким понятием является «фундаментализм».

Фундаментализм – общественное идеологическое, религиозное или политическое движение, провозглашающее приверженность исходным идеям, принципам, идеалам определенных учений или доктрин, выдвигающее требования преодоления появившихся в ходе их развития извращений, уклонов, ересей и «возвращения к истокам», возрождению ритуалов и обычаев. Фундаментализм близок к разного типа ортодоксии. Он возникает в условиях кризиса какого-либо движения и, как правило, противостоит, в частности, насильственными средствами, процессу перемен и обновлению (модернизму).

Фанатизм – это слепое и пламенное следование убеждениям, особенно в религиозно-философской, национальной или политической сферах. Это крайняя степень приверженности к каким-либо идеям, верованиям или воззрениям (Брокгауз, Ефрона, 2003, с. 594). Обычно он соединен с нетерпимостью к чужим взглядам и стремлениям. С другой стороны, правовые коллизии возникают также по причине недопонимания или недооценки природы религиозных явлений. Например, представляется ошибочной попытка свести всякое религиозное явление к социально-политическим факторам, т. е. исходя исключительно из позитивистских взглядов на религию. Исключив собственно религиозную мотивацию в религиозном фундаментализме или экстремизме, мы не сможем дать правильный диагноз этим религиозно-политическим явлениям.

Шовинизм – это крайняя форма национализма, провозглашение национальной исключительности, противопоставление интересов одного этноса (или суперэтноса) интересам всех других этносов, распространение идей национального превосходства, национальной вражды и ненависти. Словом «шовинизм» принято обозначать разнообразные проявления националистического экстремизма. Другие проявления шовинизма – социал-шовинизм, великодержавный шовинизм (Советский энциклопедический словарь, 1987, с. 1525).

В настоящее время популярны термины «исламский фундаментализм» и «исламский радикализм» – идеология, следуя которой мусульмане должны жить в соответствии с самыми ортодоксальными требованиями Корана и по законам Шариата. Определение исламского радикализма и экстремизма предлагает И. П. Добаев: «Исламский радикализм – это идеологическая доктрина и основанная на ней политическая практика, которые характеризуются нормативно-ценностным закреплением идеологического, политико-мировоззренческого и даже вооруженного противостояния мира „истинного ислама“ по отношению к миру „неверных“ вовне и миру „неистинной веры“ внутри ислама и требуют абсолютного контроля и мобилизации (служения идее) своих сторонников» (Добаев, 2003, с. 13).

Радикальное исламское движение, выступая частью более широкой тенденции политизации ислама и реисламизации мусульманских обществ, является реальным и существенным фактором современной политической жизни. Наибольшую опасность представляет его экстремистское крыло, деятельность которого стала одним из ключевых факторов, дестабилизирующим международную обстановку. «Исламский экстремизм» обладает мощным потенциалом, нацеленным на экспансию наиболее реакционных положений своих идеологических доктрин и эскалацию политической практики насилия. «Идеологической базой и одновременно политической практикой радикального исламского движения, осуществляемого в самых разнообразных формах, основным поставщиком и главным распространителем терроризма является радикальный ислам (другие названия – исламский радикализм, или исламизм)» (Добаев, 2003, с. 4).

Все эти категории используются для описания идеологических стратегий (в широком смысле) и действий, применяемых для реализации положений и доктрин конкретной идеологии. Они выражают приверженность к крайним формам взаимодействия с оппонентами, предполагающего в конечном счете их идейное или физическое уничтожение, т. е. содержат открытое признание силовых методов и насилия. В политической практике эти стратегии, по крайней мере, потенциально являются противоправными.

В зависимости от использования для описания различных сфер конфликтных взаимодействий эти стратегии могут выражать различную степень «крайности», «жесткости». Но в целом в содержательном плане эти понятия в большей или меньшей мере синонимичны. Естественно, для разных сфер социальной действительности в научной и политической практике существуют определенные предпочтения в использовании тех или иных понятий. Обычно наиболее употребительными являются «экстремизм», «радикализм» и «фундаментализм» с различными дополнительными коннотативными определениями (идеологический, этнический, религиозный, исламский и т. д.).

Теперь вопрос о соотношении этих терминов с «терроризмом». Сравнение понятия «экстремизм» и «терроризм» было осуществлено коллективом авторов под руководством Н. П. Фетискина (2007). Они сначала проанализировали соотношение понятий «экстремальность» и «экстремизм». Для того чтобы понять истоки экстремизма, отмечают авторы, необходимо осознать тот факт, что в самой природе человека заложено стремление к экстремальности как побудительный мотив, побуждающий к постоянному движению и развитию.

Понятия «экстремизм» и «экстремальность» происходят от одного корня – от лат. extremum – крайний. Оба понятия содержат значение интенсивности, напряженности, остроты. Но если экстремальность имеет природно-побудительный характер, то экстремизм всегда содержит личностное начало, а экстремистское поведение всегда отмечено своеволием и эгоцентризмом (там же, с. 7). Экстремальность – это не всегда кризис или конфликт, это лишь заострение проблемы, акцентированность на чем-то новом, как правило, более значимом, более высоком. Например, творческие виды деятельности просто невозможны без экстремумов процесса развития. Иное дело, экстремизм, который, обостряя ситуацию, доводит ее до крайности противоречий, в силу чего конструктивное разрешение проблемы или конфликта, как правило, становится невозможным.

Таким образом, экстремистскими можно называть лишь такие действия, которые превышают необходимую степень воздействия на отдельную личность или социальный объект (обусловленную культурными, нравственными, правовыми и т. п. нормами), ибо при таком воздействии невозможно не осознавать отрицательные последствия (т. е. не быть злоумышленником). Всякое развитие изначально содержит два возможных способа реализации: экстремально-творческий, направленный вглубь, и экстремистский, ориентированный на обострение крайностей разворачивающегося процесса, абсолютизирующий внешнюю сторону явлений, игнорирующий любые издержки и осуществляющийся без контроля нравственной регламентации.

Основываясь на таком понимании дифференциации понятий экстремальности и экстремизма, авторы дают следующую трактовку соотношения концепций экстремизма и терроризма, с которой в принципе можно согласиться: «Если экстремизм – крайность, то терроризм – крайность крайности, выступающая, скорее, как „логическое, но не обязательное развитие экстремизма“» (там же, с. 9). Другими словами, терроризм как стратегия конфликтного взаимодействия – это крайняя степень проявления экстремизма (радикализма, фанатизма, фундаментализма) при разрешении конфликтных противоречий между социальными субъектами, доведенная до подчинения одной сверхцели – уничтожения противника любыми насильственными средствами для достижения победы в конфликте. Как из крайностей экстремального берет начало экстремизм, так и из крайностей экстремизма (радикализма, фанатизма, фундаментализма) вырастает терроризм, который, в свою очередь, может принимать многообразные формы: от отдельных актов террора фанатиков-одиночек, группового и государственного терроризма до транснациональных мафиозно-террористических структур.

Проблема осмысления и типологизации феномена терроризма

Следует признать, что проблема определения феномена терроризма собственно психологами в отечественной научной литературе до начала 1990-х годов фактически не решалась. В работе Д. В. Ольшанского «Психология террора» (2002) эта проблема рассматривается с позиций социологии. Психологические рассуждения автора на эту тему имеют умозрительный характер. Тем не менее его размышления дают определенный стимул для осмысления данного феномена.

Д. В. Ольшанский утверждает, что «наиболее часто возникает смысловая путаница, при которой смешивается разное содержание, вкладываемое в понятие „террор“. Так, достаточно часто путаются террор как некоторая политика, осуществляемая насильственными методами (методы террора), и террор как результат, следствие такой политики… Наконец, террор как метод часто не различается с терроризмом как особым, целостным явлением, включающим не только отдельные методы… На самом деле все более или менее встает на свои места, если оттолкнуться от буквального, первичного, латинского значения слова «terror» – страх, ужас. В буквальном смысле террор – это и есть ужас. Ужас же психологически иногда определяется как циркулярное (повторяющееся и нарастающее) переживание страха. Значит, террор – это такое повторяющееся и нарастающее переживание страха, которое приводит к ужасу… Террор складывается из террористических актов – отдельных слагаемых, звеньев, компонентов, способов и инструментов террора» (Ольшанский, 2002, с. 15–16).

С другой стороны, автор определяет терроризм в широком смысле: «Наконец, терроризм – это обобщенное понятие, обозначающее уже комплексное явление, включающее страх и ужас как цель определенных (террористических) актов и действий, сами акты и действия, их конкретные результаты и весь спектр более широких последствий» (там же, с. 17).

О. В. Будницкий (2004) признает, что в литературе термины «террор» и «терроризм» используются для определения явлений разного порядка, схожих друг с другом в одном – в применении насилия по отношению к определенным личностям, общественным группам и даже классам. В то же время очевидно, что при внешней схожести применения понятий речь идет о явлениях разного порядка.

У. Лакер, один из известных современных исследователей терроризма, отмечает, что не существует общей научной теории терроризма. Общая теория невозможна a priori потому, что этот феномен имеет много причин и проявлений. Он справедливо отмечает, что терроризм – очень сложный феномен, по разному проявляющийся в различных странах в зависимости от культурных традиций, социальной структуры и многих других факторов, которые затрудняют попытки дать его общее определение (Laqueur, 1977).

Некоторые отечественные исследователи придерживаются иного мнения. Так, В. В. Виктюк и С. А. Эфиров (1987, с. 222–223) считают, что общая дефиниция терроризма возможна, и приводят в подтверждение своей позиции несколько доводов.

Во-первых, необходимо разграничивать употребление термина «терроризм» в прямом и переносном смысле (т. е. Публицистическое и научное употребление таких терминов, как «экономический терроризм», «информационный терроризм» и др.).

Во-вторых, они настаивают на необходимости отграничения феномена терроризма от других форм и методов вооруженного насилия, которые могут иметь не террористический характер.

В-третьих, они утверждают, что определение терроризма «должно быть принципиально полным», включающим и те признаки, которые объединяют его с другими формами насильственных действий, но, главное, на чем делают акцент авторы: они должны включать специфические признаки, которые отделяют террористическое насилие от нетеррористического.

И, наконец, в-четвертых, подчеркивается, что действия, составляющие специфику терроризма, в рамках других форм вооруженного насилия носят «частный или вспомогательный характер». Опираясь на эти положения, авторы предлагают свою (довольно пространную) дефиницию терроризма (Виктюк, Эфиров, 1987, с. 224–227). Терроризм – это политическая практика, связанная с использованием и выдвижением на первый план тех форм вооруженной борьбы, которые представляются как террористические акты. Террористические акты, которые ранее сводились к убийствам «отдельных высокопоставленных лиц», в современных условиях могут носить форму угона самолетов, захвата заложников, поджогов предприятий… Но объединяет их с терроризмом прежних времен то, что «главной угрозой со стороны террористов остается угроза жизни и безопасности людей». Террористические акты нагнетают в обществе атмосферу страха, чаще всего они политически мотивированы. Такое развернутое функциональное определение терроризма трудно признать универсальным, хотя бы в силу того, что в его функциональность не включены факторы социокультурного порядка.

Проблеме определения терроризма (наряду с другими аспектами) уделялось внимание на круглом столе «Терроризм в современной России: состояние и тенденции» (2001). Дискуссию по проблеме концептуального определения терроризма среди участников круглого стола можно суммировать следующим образом.

Они констатировали, что существуют «…немалые затруднения в понимании феномена терроризма как формы насилия». В XX в. трансформировалось само понятие терроризма. Насилие есть лишь средство, а цель – уничтожить, устранить, психологически подавить, парализовать волю, подчинить своим замыслам противника. Насилию можно подвергнуть с помощью средств массовой информации, способных навязать любые настроения, в том числе всеобщий ужас, отчаяние, панику, растерянность.

Авторы признают, что рамки обсуждаемого предмета о существе терроризма должны быть раздвинуты и конкретизированы, поскольку, безусловно, в современном терроризме проявляются его социально-психологический и информационный аспекты. И одним из базовых критериев терроризма признается насилие. К числу главных признаков, по которым следует оценивать терроризм (и формулировать его концептуальное определение), в качестве социально-политического явления необходимо относить его общественную опасность, нелегитимность и устрашение. Без этого признака, считают участники круглого стола, трудно дифференцировать террористические действия от прочих проявлений нелегитимного насилия.

Прозвучала мысль, что, наряду с другими формами насилия (например, военного), для террористических действий хотя и свойственно уничтожение того или иного субъекта или деятеля, оно важно не само по себе, а как воздействие на психику масс, на состояние их духа. Поэтому при определении терроризма необходимо учитывать, что в том или ином насильственном действии выступает главным, доминирующим, приоритетным. И в зависимости от этого определять сущность явления.

В отечественном законодательстве терроризм определяется следующим образом:

«1) Терроризм – идеология насилия и практика воздействия на принятие решения органами власти, органами местного самоуправления или международными организациями, связанные с устрашением населения и/или иными формами противоправных насильственных действий;

2) террористическая деятельность – деятельность, включающая в себя:

а) организацию, планирование, подготовку, финансирование и реализацию террористического акта;

б) подстрекательство к террористическому акту;

в) организацию незаконного вооруженного формирования, преступного сообщества (преступной организации), группы для реализации террористического акта, участие в такой структуре;

г) вербовку, вооружение, обучение и использование террористов;

д) информационное или иное пособничество в планировании, подготовке или реализации террористического акта;

е) пропаганду идей терроризма, распространение материалов или информации, призывающих к осуществлению террористической деятельности либо обосновывающих или оправдывающих необходимость осуществления такой деятельности;

3) террористический акт – совершение взрыва, поджога или иных действий, связанных с устрашением населения и создающих опасность гибели человека, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления экологической катастрофы или иных особо тяжких последствий в целях противоправного воздействия на принятие решения органами государственной власти, органами местного самоуправления или международными организациями, а также угроза совершения указанных действий в тех же целях» (Федеральный закон от 6 марта 2006 г. № 35-ФЗ «О противодействии терроризму»).

В зарубежных трудах по общественным наукам также можно обнаружить множество определений терроризма (см., например: Miller, File, 2001; Whittaker, 2001).

Исследователи отмечают, что в принципе существует ряд проблем, связанных с определением терроризма: а) исторические изменения в самом феномене; б) в СМИ и у представителей различных государств нет согласия в использовании термина; в) множество определений, которыми пользуются представители различных ведомств даже внутри одной страны; г) противоречия в определении явления на международном уровне (Miller, File, 2001; Whittaker, 2001, р. 13).

Некоторые исследователи определяют терроризм как современное обозначение военных приемов, направленных против цивилизованных сообществ с целью воздействия на их волю для поддержки своих лидеров или против проведения политики, которую адепты терроризма и насилия считают ошибочной.

ФБР определяет терроризм как «противозаконное применение силы, насилия против граждан, их собственности с целью запугивания, оказания давления на правительство, гражданское население или его отдельные сегменты в реализации своих политических, а также социальных целей» (Whittaker, 2001, p. 3).

В этой связи в научном сообществе ведется дискуссия о чрезвычайной сложности определения феномена терроризма без рассмотрения культурного, социально-экономического и идейно-политического контекста, мотивов, целей и последствий использования терроризма. Чисто юридически-правовой подход к определению этого явления не помогает решить проблему, поскольку особенности мотивов, намерений, проблем идейного выбора, ответственности и реальных обстоятельств совершения террористических действий вливаются в содержание феномена терроризма (Han, Park, 1995).

Например, госдепартамент США определяет терроризм как «преднамеренное, политически мотивированное насилие, совершаемое против мирного населения и „нонкомбатантов“ с использованием отдельных национальных групп или тайных агентов, как правило, с намерением повлиять на массовое сознание населения» (Reich, 1998, p. 262).

Термин «международный терроризм», как правило, означает «терроризм, вовлекающий граждан или определенную территорию, захватывающую больше чем одна страна». Термин «террористическая группа» означает любую группу, которая ведет террористическую деятельность или имеет соответствующие подгруппы, вовлеченные в международный терроризм (Marshella, 2004).

В целом, как свидетельствует анализ, многочисленные определения терроризма включают следующие составляющие:

– использование силы или насилия;

– индивидуальное или групповое совершение террористических актов;

– направленность на гражданское население;

– намеренное создание в обществе атмосферы страха;

– средство принуждения отдельных людей или групп изменить свои политические или социальные позиции.

Действительно, без учета конкретного исторического и культурного контекста все определения терроризма становятся предметом дискуссии. Вот почему перспектива рассмотрения феномена терроризма с социально-психологической точки зрения становится столь важной: она ставит проблему терроризма и поведения людей в более широкий контекст человеческого существования.

Исследователи проблем терроризма продолжают детально обсуждать нюансы и трудности определения феномена. Они фактически приходят к констатации «невозможности создания универсального определения» (Whittaker, 2001; Reich, 1998). «По-видимому, дать некое всеобщее определение терроризма весьма затруднительно (если вообще возможно), хотя очевидно, что его неотъемлемыми чертами действительно являются угроза жизни и безопасности людей и политическая мотивировка применения насильственных действий. Терроризм, с одной стороны, явление универсальное, по крайней мере, для Европы и Северной Америки, начиная со второй половины XIX в. то обостряющееся, то исчезающее на десятилетия, с другой – возникновение и деятельность террористических организаций в разных странах были обусловлены конкретно-историческими причинами и имели весьма различные последствия» (Будницкий, 2004, с. 5).

Задача создания универсального определения осложняется еще и многообразием проявлений различных «моделей терроризма», среди которых выделяют:

– политический терроризм;

– сепаратистский терроризм;

– религиозный терроризм;

– патологический терроризм (см., например: Miller, File, 2001; Post, 2002; Reich, 1998).

В этой связи представители общественных дисциплин, в первую очередь психологи и социологи, поставили себе задачу теоретико-методологического решения проблемы категоризации различных типов терроризма на основе критериев мотивации (например, религиозный, политический), целей (например, формирование атмосферы страха, разрушение) и методов (например, бомбы, оружие массового поражения, самоубийцы).

Продуманная классификация типов терроризма была предложена американским социальным психологом Дж. Постом, одним из ведущих специалистов в этой области, которая вызвала широкую дискуссию в научном сообществе (Post, 2002). Он предложил политический терроризм (феномен терроризма в целом он относит к явлениям политического порядка) разделить на три подтипа: негосударственный терроризм (substate terrorism), осуществляемый группами, необязательно связанными с национальным правительством; терроризм, поддерживаемый государством (state-supportedterrorism), и собственно государственный терроризм (state or regime terrorism), когда используются государственные ресурсы, такие как полиция и армия, против собственных граждан.