Текст книги "Подсадных уток убивают"

– Ей – сорок три года.

– А дочке? – спросил Сонин.

Редькин от удивления вскинул брови. Сонин даже поморщился, такая привычка была у генерала Фенина, и кое-кто из приближенных старательно копировал его.

– Откуда ты узнал, что заложница – ее дочь? Я, кажется, тебе этого не говорил.

– Просто догадался. Интуиция. Так сколько дочуре годков?

– Мамаша говорит – двадцать, – ответил Редькин. Лицо его стало серьезным. Сонин догадался: «Сейчас перейдет к главному».

– Тогда понятно. Гоцелава сожительствует с обеими: и с мамой, и с дочуркой. Вот так.

Редькин встал, прошел к окну и посмотрел на улицу.

Сонин заметил, что майор волнуется.

– Наши сотрудники уже выехали по адресу. Но никакие уговоры не помогают. – Он обернулся, посмотрел Сонину в глаза. – Гоцелава может убить женщину.

– Ты хочешь, чтобы я из своей зарплаты выдал ему требуемую сумму?

Редькин покачал головой:

– Нет. Говорят, он тебя уважает, как порядочного мента.

Сонин чуть не сплюнул себе под ноги, так сделалось противно.

– Мент не бывает порядочным. И не должен им быть.

Редькин спорить не стал, хотя насчет порядочности у него было свое устоявшееся мнение.

– Иначе он никого не посадит. Просто не сможет, – продолжил капитан, не услышав возражений.

– Пусть так… Но…

– Ты хочешь, чтобы к нему пошел я и поговорил с ним?

– Надо попробовать. Может, удастся все же его уговорить. Комната с одним окном, стрелять туда сложно. Ты же знаешь, Гоцелава на все пойдет. И задушить женщину ему раз плюнуть.

– Знаю. Но точно так же он может придушить и меня. Мне с ним не справиться. Он сильнее.

– Если что, стреляй на поражение.

– Хорошенькое дельце, стреляй. А если у него в руке не будет оружия? Как я объясню прокурору, что стрелял в целях самообороны.

– Не беспокойся. Тебе ничего не придется объяснять. Мы тебя прикроем, и все будет нормально, ты, самое главное, заговори его, чтобы отвлекся от окна. А дальше будет работа спецназа.

– Понятно, решили: Сонин один, без семьи, пусть идет…

– Зачем ты так, Алексей?

– Действительно, зачем? И почему бы не попробовать. Майор хоть и недоговаривает, но прав. Семьи у меня нет, и сиротами никого не оставлю. Пожалуй, соглашусь. Ладно. Давай попробуем, – сказал Сонин.

Капитан достал из сейфа свой пистолет, проверил обойму и засунул его за спину под ремень.

– На, возьми мой пистолет, – отдал Редькин Сонину свой «макаров». – Когда будешь стоять перед дверью, отдашь мне, чтобы Гоцелава видел. Ну как будто без оружия, иначе не впустит.

– Какой ты молодец! – съехидничал Сонин. – А то бы я без тебя не додумался. Не первый год служу.

Гоцелава узнал Сонина сразу. Он глянул в дверной «глазок» и, не открывая дверь, возбужденно прокричал:

– А, сыскарь вонючий! Пришел по мою душу.

Сонин, стараясь держаться как можно спокойнее, ответил негромко, но так, чтобы Гоцелава слышал:

– Я пришел с тобой поговорить.

– Скажи, будут ему деньги, пусть выпустит женщину, – шипел рядом Редькин, прижавшись к стене, чтобы Гоцелава его не увидел. Этажом ниже разместился отряд спецназа из двадцати человек.

Старший отряда все чего-то суетился, отдавая какие-то приказания, и мешал Сонину.

– Слушай, скажи этому роботу, чтобы сбавил громкость, – сказал Сонин Агроному.

Редькин сполз по лестнице, прижимаясь к стене, и Сонин услышал, как он заматюкался на спецназовского командира. На этаже сразу сделалось тихо. А майор вернулся к Сонину.

– Попробуй войти к нему, – зашептал Редькин.

Сонин покосился на него: каков огурчик? Может, сам рискнешь?

– Ваня, ты делаешь большую ошибку. Может, самую большую в своей жизни, – громко заговорил капитан.

За дверью слышалось невнятное бормотание, всхлипы и, как показалось Сонину, стоны женщины.

Редькин присел, дернул Сонина за брючину.

– Попробуй войти… – начал было шипеть майор, но Сонин цыкнул на него:

– Пошел бы ты отсюда…

Майор сразу отстал.

– Ваня, я хочу с тобой просто поговорить. Понимаешь?

– Все вы, менты, козлы! – закричал Ваня. Он плакал.

Сонин догадался, что Гоцелава на пределе. А в этот момент от него можно ждать всего. «Лучше бы дать ему, что просит. Все равно с деньгами никуда не денется. Глядишь, и женщина уцелеет. А так, кто поручится за ее жизнь. И почему ее не слышно?» – думал Сонин.

– Послушай, Ваня. Давай сделаем так. Сейчас ты откроешь дверь, я войду, а женщина пусть выйдет. Ты согласен?

За дверью произошло какое-то замешательство, потом Гоцелава крикнул:

– Давай! Я согласен, если ты не обоссался еще. Входи. Только выброси свою пушку, чтобы я видел. – Голос у Гоцелавы сделался медлительным. Слова он произносил так, словно растягивал их, чтоб хватило надолго.

«Кажется, он укололся», – решил Сонин, забыв в этот момент, что преступник совсем легко может разделаться с ним. Кого, кого, а ментов он ненавидит люто.

Сонин встал в центр площадки, чтобы Гоцелава мог его хорошо видеть, достал из кобуры пистолет, вынул из него обойму и положил на пол.

– Смотри, Ваня. Я разрядил пистолет и положил его. Я пустой. Открой дверь.

– Ладно, – согласился Гоцелава. Он вроде немного успокоился, и у Сонина появилась смутная надежда: «Может, все-таки сумею убедить кретина сдаться».

Щелкнул замок, и металлическая дверь открылась на небольшую щель. Изнутри потянуло блевотным запахом. Сонин едва сдержался, чтобы не вырвало. Он замешкался, и вдруг из темноты высунулась здоровенная волосатая лапища, схватила капитана за ворот пиджака и втянула в квартиру. Сонину в этот момент показалось, что расстояние в два метра он пролетел по воздуху.

Все окна в квартире были предусмотрительно зашторены, и потому в комнатах царил полумрак.

«Вот тебе и наркоман. Соображает, что может стать мишенью для снайперов», – смекнул Сонин, обернулся и замер.

На диване лежала голая женщина. Лежала на животе, а в анальном проходе у нее торчала ножка от стула, перемазанная кровью. Судя по тому, что женщина не подавала признаков жизни, Сонин понял – она мертва.

– Ваня, – произнес он, вспомнив про свой пистолет.

Гоцелава вышел из темного коридора с обрезом от охотничьего ружья и оскалился.

– Не обращай внимания, мент. Мы с Мариной занимались тут сексом. Она любила в задницу. Ну я и решил ее удовлетворить.

Сонин представил мучения этой женщины, и ему сделалось не по себе.

– Ты… ты, знаешь…

– Я задушил ее. Ты будешь следующим. За всех ментов отомщу тебе. Ненавижу вас, псов!

«Теперь у меня нет обязательств перед законом», – решил Сонин, глядя на ствол ружья и думая, что если он оплошает сейчас, то Гоцелава разнесет ему голову на куски.

Обрез был двенадцатого калибра. Дробь из коротких стволов разлетится широко по квартире.

Указательный палец правой руки преступника лежал сразу на обоих курках. «Значит, он сделает дуплет. Это еще хуже». Сонин вспомнил, что выстрел одновременно из двух стволов двенадцатого калибра производит эффект малой пушки.

Пистолет за поясом был взведен, но как достать его, если Гоцелава не сводит с Сонина глаз. Любое неосторожное движение – и он выстрелит первым. Не похоже, чтобы он брал капитана на испуг. «Раз убил сожительницу, не оставит в живых и меня». Сонин попытался убедить себя в том, что преступника надо ликвидировать, и какие-либо уговоры тут не помогут.

В этот момент он заметил, как тело женщины стало медленно перевешиваться через край дивана. Сонин даже не понял, почему. Ведь она была мертва, но какая-то сверхъестественная сила заставила ее прийти на помощь человеку, который имел искреннее желание ее спасти. Но не успел. И в этом не его вина. Но теперь можно было отвлечь внимание убийцы.

– Смотри, – сказал Сонин, кивнув на женщину, – она живая. Шевелится, – произнес он так убедительно, что Гоцелава поверил и повернул голову.

Было достаточно двух, трех секунд, чтобы капитан успел прыгнуть в кухню.

Грохнул страшный выстрел, и целый заряд дроби пролетел над его головой. Еще бы чуть-чуть… Но дробь не задела Сонина.

Оглушенный громовым раскатом выстрела, он не слышал, как спецназовцы кувалдой били в дверь. Он не слышал ничего.

Выхватив из-за пояса пистолет, капитан сделал шаг в сторону и увидел Гоцелаву. Поняв бесполезность ружья, тот бросил обрез к дивану, растопырил свои здоровенные ручищи и кинулся на Сонина, норовя ему вцепиться в горло. И если бы такое произошло, не успей Сонин выстрелить, он бы мертвой хваткой сдавил шею, и ничего бы уже не помогло.

Но Гоцелава не успел.

По сравнению с ружейным выстрел пистолета прозвучал, как звук петарды. Гоцелава вздрогнул и опрокинулся плашмя на спину. На лбу у него кровоточила рана от пули. А из развороченного затылка окровавленные мозги брызнули на стену.

Только теперь Сонин услышал, что в дверь стучали. Он перешагнул через мертвое тело Гоцелавы, прошел в коридор и отпер замок.

– Припозднились вы, ребята. Я уже сам управился, – сказал капитан.

Спецназовцы ввалились в коридор всем отрядом, с автоматами на изготовку и, видно, были страшно разочарованы, что не пришлось стрелять. Они любили свою работу, особенно со стрельбой.

Вместе с другими сотрудниками подошел и Редькин.

– Ты молодец! – похвалил он.

Кто-то за спиной сказал:

– Теперь к награде представят.

Сонин воспринял эти слова как шутку, не оборачиваясь ответил:

– Это наша работа. Наград не хватит за каждого подонка! – и тут же обратился к Редькину: – А тех женщин все-таки убил не он.

Капитан Сонин спускался по лестнице точно на ватных ногах. Хотелось побыстрее уйти отсюда, выйти из подъезда и не слышать ни слов восхищения, ни упреков матери убитой Гоцелавой женщины. И не видеть ничьих лиц. Сонину не хотелось ничего.

Ровно на десять часов было назначено оперативное совещание в кабинете начальника управления генерала Фенина. Совещание было внеплановое.

Сонин уже понял, что это связано с очередным убийством и распекать генерал будет его, капитана Сонина. Поэтому внутренне подготовил себя. «Недоволен старик. Пока впрямую разнос не устраивает, но все впереди. Досаднее всего, что результат нулевой. Время идет, а убийца не только не найден, но даже не оставляет улик. Вот гад! Не насилует. Забирает деньги, золото и убивает. Для него лишить женщину жизни – раз плюнуть. Кто он такой, этот монстр? Откуда взялся?»

На совещание собрались все начальники отделов.

Сонин хотел сесть сзади, у двери, но, заметив на себе строгий взгляд Фенина, взял стул и понес его к передним рядам. «Придется держать ответ», – подумал он, стараясь держаться бодрее.

Генерал Фенин, как всегда строгий, хмуро оглядел свое доблестное войско. Заметил, что несколько офицеров отсутствуют, но ничего не сказал, только лицо стало еще мрачнее. Для него сейчас важно, чтобы Сонин тут был. И он вцепился своими глазищами в капитана.

«Ну, сейчас начнется», – вздохнул Сонин.

Фенин снял очки, аккуратно положил их на стол.

Капитан встретился с ним взглядом, и заметил в строгих глазах генерала невыносимую усталость и грусть. И Сонину стало жалко генерала. Ведь за всех них отвечал он.

Когда все расселись и перестали переговариваться, Фенин сказал:

– Попрошу внимания! Сегодня утром меня вызывали в мэрию. Заместитель мэра, Воробьев… – для всех уточнил Фенин, пробежав взглядом по лицам сотрудников и остановив его на Сонине. – Недовольны там нашей работой. А если учесть, что финансирование ведется из городского бюджета, делайте выводы сами. Пусть каждый ответит себе, оправдывает ли он зарплату. – И генерал опять уставился на Сонина. Это прозвучало слишком жестко. Но генерал не умел себя сдерживать, и если уже доходило до разноса кого-нибудь из подчиненных, делал это на всю катушку, наслаждаясь своим должностным превосходством. Такое в управлении случалось часто, Фенин считал, что сотрудников надо держать в узде, – и держал, как мог.

Все собравшиеся в кабинете сидели тихо. Все отчетливо понимали, что про зарплату Фенин перегнул. Из городского бюджета деньги шли только муниципальной милиции. Ну, может, подкинут несколько тысяч на обновление технических средств, и больше копейки из них не вытянешь. Но перечить генералу никто не решился. Все сидели молча.

Голос Фенина, казалось, становился все громче и громче, словно вырываясь из усилителя.

– Особенно последний случай, убийство телеведущей. – Генерал смотрел на капитана Сонина так, будто он мишень, в которую надо попасть. Правый глаз прищурился, целясь в Сонина.

– А с Гоцелавой?.. Зачем надо было его убивать?

– Вот так. – Сонину оставалось только вздохнуть, что он и сделал. – Выходит, перестарался я. Простите.

– Он не просто преступник, а человек с огромными связями в криминальном мире. От него могла потянуться цепочка к другим авторитетам. Почему не применили прием самбо? – спросил генерал у Сонина.

– У него в руках был обрез ружья, товарищ генерал. Да и не помогло бы самбо. Гоцелава руками лом гнет. О каком приеме тут можно говорить, – попытался оправдаться Сонин, но это только разозлило генерала.

– А какие вы на физподготовке проходите, – резко сказал генерал. – Убить преступника легче всего. Одного убьете, другого. А кого допрашивать будете? Заложницу он задушил. Вы мою мысль понимаете?

– Понимаю, товарищ генерал. Только по моим женщинам Гоцелава не проходит.

– А вы его допросили? Как вы это установили? – строго спросил генерал. Но Сонин не ответил, и генерал продолжил:

– Вы специализируетесь по раскрытию серийных убийств, в милиции уже двадцать лет…

– Двадцать четыре, – позволил себе уточнить Сонин, хотя и знал, что это генералу не понравится.

– Тем более! – Фенин рявкнул так, что крышка на графине издала звук, похожий на звон. – Никаких сдвигов! Это что такое? Работать разучились? – Генерал старался теперь выглядеть спокойным, но его гнев выдавала вдруг появившаяся на лбу жилка. Такая тонюсенькая, взбухшая, она пульсировала, как часы. Казалось, вот сейчас она лопнет и зальет лицо седовласого генерала кровью. Но она не лопнула.

– Товарищ генерал, надо отдать должное убийце, все преступления он совершил чисто. Видно, продумав до мелочей все детали. И нам пока не за что уцепиться, – признался Сонин. Возможно, не это сейчас надо было говорить, но ничего другого ему просто не пришло на ум.

Фенин нахмурился.

– Криминальный отдел? – рявкнул генерал, будто начальник этого отдела был не в его кабинете, а в приемной у секретарши.

Небольшого роста, щупленький майор вскочил со стула как ошпаренный.

– Я, – вытянулся он во весь свой небольшой рост.

Фенин стрельнул в него своим грозным взглядом.

– Ну что там, действительно ухватиться не за что?

– Так точно. Убийства выполнены профессионально, – доложил тот.

В его словах Фенин усмотрел похвалу преступнику, и жилка его запульсировала еще сильней, лицо налилось кровью от гнева.

– Вот до чего мы дожили, товарищи офицеры! Убийцы стали профессиональнее сыщиков. Как прикажете это понимать?

Но желающих ответить не нашлось. Никто не хотел связываться с генералом.

Капитан Сонин только открыл рот, чтобы ответить, но сидящий рядом полковник Саморядов, начальник милиции общественной безопасности, легонько толкнул его и зашипел:

– Молчи уж. Не заводи старика.

Но Сонин не послушался, посчитав оскорбленным не только себя, а и всех сыщиков управления. А честь мундира надо отстаивать – считал капитан.

– А что вы хотите, товарищ генерал, когда кругом столько литературы на процессуально-розыскную тематику продается. Это у нас нет времени ее читать, а у преступников его хватает. Начитаются – и на улицу, закреплять теорию практикой.

Всем стоящим в кабинете показалось, что Фенин сейчас раскроет рот и, как удав мышь, проглотит капитана. Хоть фактически Сонин прав. Только кому нужна его правда? От него требуются не рассуждения, а результаты работы. А генерал так сам все прекрасно понимает. Но он посажен в генеральское кресло, и значит, должен командовать, а дело Сонина и таких, как он, исполнять.

Все офицеры уставились на генерала.

Фенин взял со стола очки, нацепил их, чтобы получше разглядеть наглеца-капитана.

– А вам и читать ничего не надо. Все должно быть в голове. Вам сейчас и компьютеры выделяют и все такое. А раскрываемость? Нам ничего раньше не выделяли. Но мы работали. И не просили у дежурного машину, чтобы доставить задержанного. Берешь его и через весь город ведешь. За руку, как женщину. Вот как работали. И раскрываемость была на девяносто восемь процентов. А вы… – Фенин пренебрежительно махнул рукой на Сонина, точно плюнул, и отвернулся от него. Потом сказал, обращаясь ко всем: – У кого какие есть соображения? Прошу высказываться.

Но офицеры молчали. Такое молчание Фенин расценил как нежелание проявлять инициативу.

– Вы все люди с опытом милицейской работы, – проговорил он требовательно, обводя хмурым взглядом присутствующих.

И тут за всех положение решил спасти полковник Саморядов.

– Товарищ генерал, – заговорил он уважительно, чем сразу расположил к себе внимание Фенина. – Может, это серийный маньяк? Давайте попробуем выпустить подсадную утку. Выберем кого-нибудь из молодых сотрудниц, нарядим под проститутку, и пусть вечерком походит. Прием верный. Я лет шесть назад Валеру Гагана на такую приманку поймал. Помните, он тоже караулил женщин на остановках, уводил подальше от многолюдных мест и убивал просто для удовольствия.

Про Гагана генерал Фенин не помнил. Более того, он даже не слышал про этого маньяка, потому что в то время работал на Сахалине заместителем начальника краевого управления по надзору. Но не станешь же об этом всем рассказывать. И ставить себя в неловкое положение не хотелось, это могло ударить по авторитету, и Фенин, откашлявшись в кулак, негромко сказал:

– Ну как же, помню.

Тут вмешался капитан Сонин:

– Разрешите, я спрошу у полковника, откуда у него такая уверенность, что преступник убивает проституток. Мотивировка убийств еще не выяснена до конца.

– Подождите, капитан, – резко осек Сонина генерал.

Саморядов, заметив расположение генерала к себе, слащаво улыбнулся.

– А чего тут выяснять, тянуть время? И так ясно – все убитые занимались проституцией.

– Ваше заключение по поводу проституции не имеет подтверждения. Ведь это не установлено следствием, – возразил Сонин, в глубине души понимая, что изменить он уже ничего не сможет, и скорее всего генерала удовлетворит предложение болвана Саморядова.

Саморядов был самолюбив до невозможного. Уступить сейчас капитану Сонину – значит, оказаться на несколько ступеней ниже.

– Зато установлено, что всех убитых преступник сажал в машину, отвозил в лесную полосу по Горьковскому шоссе и душил там. А какая нормальная женщина сядет к незнакомому человеку в машину? – Саморядов посмотрел на офицеров.

– А может, он таксист, – высказал свое предположение криминалист-эксперт.

– Может, – согласился Саморядов и немного сник.

– Журналистку эту, Лапину, он вообще убил днем, – проговорил Сонин, рассчитывая на поддержку эксперта.

– Вообще-то насчет таксиста хорошая мысль, – сказал кто-то.

– Такое вполне может быть, – согласился и майор Редькин. – Сажает женщин в машину, отвозит и убивает. Странная личность.

Генерал Фенин уставился на Редькина, и майор понял, что должен объясниться:

– Я имею в виду, убивает специфично, душит руками. Чистоплюй. Не терпит, наверное, крови. Такие психопаты встречаются.

– Суть от этого не меняется, а страдают во всех случаях люди, – нахмурившись, сказал генерал и обратился непосредственно к Саморядову: – Не отвлекайтесь, Николай Иванович. Так что вы говорили про подсадную?

– Ну я говорю, пусть он, к примеру, таксист. Выловить его нетрудно. У меня есть девушка, из новеньких, красавица. Дадим ей микрофон. Пусть походит у ресторанов, баров, остановок такси. Может, убийца на нее и клюнет. А мы на двух-трех машинах будем страховать ее.

– Товарищ генерал, я возражаю, – взволнованно заговорил Сонин. Он догадался, кого подставляет Саморядов, – лейтенанта Ларису Челядник. Это будет непростительной ошибкой для всего управления. – Челядник работает в милиции всего полгода, – попробовал возразить Сонин, но генерал довольно резко остановил его:

– Подождите, капитан! Что вы все лезете? Полгода, год! Хорошо, что полгода. Значит, еще не примелькалась. Вы лучше послушайте, что советует опытный товарищ, если уж у самого не хватает ума выловить убийцу. Саморядов говорит дело.

Сонин глянул на Саморядова. Тот сиял от счастья. Сам начальник управления, генерал, назвал его опытным сотрудником.

«Дурак надутый!» – позлорадствовал Сонин.

– Мы подвергаем неподготовленную сотрудницу огромному риску, – не унимался Сонин, но генерал его теперь не слушал.

Кто-то сзади потянул капитана за полу пиджака, и он плюхнулся на свой стул, буркнув уже сидя:

– Я не могу гарантировать ей безопасность. Если полковник Саморядов может…

Саморядов не дал ему договорить, поспешив заверить генерала:

– Я лично займусь ее подготовкой, товарищ генерал. Проинструктирую, как надо.

Среди офицеров кто-то засмеялся, но это Саморядова не смутило.

– Хорошо, – сказал генерал одобрительно. – Займитесь, и как можно быстрей. Тянуть уже нет времени. Я лично беру дело под контроль. За Челядник отвечаете вы, – обратился он к Саморядову.

– Есть, – ответил полковник Саморядов, но глаза его потускнели. Отвечать ему ни за кого не хотелось.

А Сонин на все махнул рукой. «Ну и пусть, – думал он с обидой, одновременно чувствуя облегчение. – Пусть он ее готовит. Получится все – хвала ему. А если все обернется трагедией для Челядник, пусть это будет на совести Саморядова и индюка генерала. Сидит, надулся, как пузырь. Молодую девчонку подставляют».

К новенькой, лейтенанту Ларисе Челядник, капитан Сонин испытывал симпатию. Старательная, добрая девушка. Даже жалел, что она пошла работать в милицию, испортится.

– Тут ведь столько грязи всякой, – сказал он ей как-то, надеясь, может, она одумается, пока не поздно. Все-таки в милиции работа не для женщин, что бы ни говорили, ни писали наши писатели-детективы. Тут нужны жесткость, сила и чисто мужская выдержка. Уж про риск Сонин говорить ничего не стал. Рисковать приходится на каждом шагу, особенно в наше смутное время, когда преступный элемент обнаглел до предела и убийство мента для них – святое дело. Только авторитета придаст.

Но Ларису убедить ему не удалось.

Сонин немного отвлекся, но тут же услышал строгий голос генерала:

– Все свободны. Полковника Саморядова прошу остаться. Обсудим детали.

– Чего ты сцепился с генералом? – спросил в коридоре начальник криминального отдела, семеня короткими ножками рядом с Сониным. – Ты что, забыл народную мудрость? Против ветра писать, штаны обмочишь.

– Да ничего я не забыл, – парировал Сонин. – Просто они с Саморядовым с ума посходили. Знаешь, что из всего этого может получиться?

Не замедляя шага, проворный майор ответил равнодушно:

– Тебе-то что? Ты что, муж ее? Знала, куда шла. Пусть бегает. Хоть какая-то будет польза. Наберут бабья, только в кабинетах сидят да чаи целыми днями гоняют. – Майор не терпел женщин-милиционеров. Где угодно им место, только не в милиции. И возможно, он был прав.

Полковник Саморядов был о себе высокого мнения. На службе ему везло, сам удивлялся. Вот и до полковника дотянул быстро, как-никак два высших образования. И он уже подумывал, как бы попасть в кресло начальника управления. Но везение отвернулось на этот раз от зазнайки. Из министерства прислали Фенина, а Саморядов даже не попал к нему в замы. И два высших образования не помогли. Вот и пришлось довольствоваться должностью руководителя милиции общественной безопасности, сокращенно МОБ.

«Если мне на этот раз повезет и Челядник удастся напороться на убийцу, мы его возьмем. Я не буду, как идиот Сонин, вычислять его. Я его возьму при совершении преступления. Пусть даже он придушит эту красавицу. Тогда больше шансов его подвести под статью. Фенин меня повысит в должности и переведет в замы. Петранин – заместитель начальника управления по секретной информации – ушел на пенсию. Место пока свободно, теперь главное – проявить себя. Ну не до пенсии же мне сидеть тут. – Полковник с горечью оглядел свой убогий кабинет, вспомнил, какие апартаменты у Петранина, и желание во что бы то ни стало попасть в его кабинет усилилось. – Фенин – человек новый, любимчиками еще не обзавелся. Он меня оценит по-настоящему. А Сонину я утру нос», – самонадеянно размышлял полковник.

* * *

Они сидели с лейтенантом Ларисой Челядник в его кабинете, и полковник подробно инструктировал ее, рассказывал, как правильно пользоваться микрофоном и вести себя в различных ситуациях.

– Вот как он включается, – показал Саморядов микрофон размером чуть больше пуговицы на его форменном пиджаке.

– Такой маленький, – удивилась девушка, вертя микрофон в руках. Она сидела рядом в короткой юбочке, положив ногу на ногу.

«Какие у нее ляжки обалденные», – время от времени думал Саморядов, бросая украдкой взгляды на ноги Ларисы. И она, кажется, замечала, ловила эти взгляды, но не изменила положения и продолжала сидеть так же, слегка покачивая ногой, отчего юбка по эластичным колготкам скользила все выше. Ей нравилось, когда мужики, глядя на нее, балдели. «От меня не убудет, пусть пялятся, зато приятно, – мудро рассуждала она, вспоминая слова подруги: женская красота – достояние для всех». Подруга обкололась наркоты и затерялась где-то в притонах. А Лариса пошла работать в милицию, но те слова не забыла.

Саморядов с сожалением думал о своей молодости. В его молодые годы такая красавица ему не встретилась. Он разглядывал девушку.

Чуть смугловатое лицо, узкие длинные брови, длинные густые ресницы. Взгляд ее карих глаз казался полковнику чересчур вызывающим. «А может, это и хорошо. В ее взгляде есть что-то от проститутки. Он на нее клюнет, – думал полковник про убийцу. – У него нюх на таких баб. Все, кого он придушил, – первостатейные красавицы». Но тут полковник и себя поймал на мысли, что его подчиненная безумно нравится ему самому.

Раньше было не так. Он видел ее часто, но не замечал в себе желания переспать с ней. А тут сидит рядом, молодая, стройная, длинноногая, и полковнику вдруг захотелось уложить ее в постель и хотя бы ночь провести с такой красавицей.

– А на какое расстояние эта штука действует? – показала Челядник на микрофон.

– Что? А-а, микрофон. На пятьдесят метров. Вы будете ходить по улице, а мы на двух машинах – за вами. Не волнуйтесь, все будет нормально. На моей памяти такая операция не первая. И все проходило гладко. – Ему стало на секунду жалко, что доставил беспокойство такой красавице. Но ведь она раньше ему не нравилась.

– С чего вы взяли, что я волнуюсь? – спросила девушка.

«А действительно, с чего?» – Полковник не придумал, как обосновать свои слова.

– Да я, собственно, так, – сказал он.

Она все еще держала микрофон в руках. Держала, как игрушку.

– Я совершенно спокойна. Это ведь наша работа.

– Все правильно. Вы – молодец! – похвалил Саморядов девушку. Ему нравилось, что уговаривать ее не пришлось. Он объяснил ситуацию, и она сразу согласилась, пугать ее Саморядов не стал, внушив себе, а заодно и ей, что все пройдет гладко.

Девушка посмотрела на него несколько виновато.

– Только… – начала она было говорить и замолчала.

– Что – только? – насторожился полковник, стараясь угадать ее мысли.

– Наверное, мне придется задержаться допоздна?

Он помолчал, обдумывая ее слова, потом сказал:

– Я думаю, до часа ночи, а может, и до двух. Не раньше. Ведь вам предстоит изображать, – он хотел сказать «проститутку», но подобрал слова помягче, – девицу легкого поведения. А у них самая работа ночью.

– Да, конечно. – Она погрустнела, думая, как неловко будет оправдываться перед мужем, но и возражать не стала. – Ну, если надо…

Саморядов был, как всегда, категоричен.

– Конечно, надо. Надо задержать маньяка, пока он не убил еще кого-нибудь. – Полковнику было стыдно перед девушкой за свои корыстные мысли по поводу перспективы в замы, хотя это лейтенанта Челядник не касалось.

Саморядов перебирал в голове, что бы еще сказать девушке по плану проведения операции, и только он открыл рот, как дверь отворилась, и в кабинет вошел Сонин.

Саморядов закрыл рот, и настроение говорить сразу пропало.

– Готовитесь к проведению рейда? – спросил Сонин прямо с порога. Вопрос его как бы предназначался полковнику, но Сонин смотрел на Челядник. И она ответила:

– Готовимся, хотим оказать вам помощь в поимке матерого преступника.

Сонин опустил глаза, отвел их от девушки и в упор взглянул на Саморядова.

– Мне помогать не надо. Я сам справлюсь. Только с чего вы решили, что преступник один? А может, их двое. Что тогда? Как поступите в такой ситуации? – И уже повернувшись к растерянной девушке, спросил еще жестче: – Такой вариант вы с полковником не отрабатывали?

Саморядов едва заметно покраснел, проклиная в душе Сонина. Признаться, ему и самому в голову приходила такая мысль. Но думать, что убийца совершает свои преступления в одиночку, было проще.

– Нет, не отрабатывали, – честно призналась девушка и посмотрела на Саморядова.

– А зря. – Сонин точно стегал по самолюбию полковника. – И кому-кому, а полковнику Саморядову следовало это предусмотреть. – Он смотрел на начальника МОБ с укором.

Теперь и лейтенант Челядник смотрела на Саморядова так же. И полковник понял, что в ее глазах он теряет не только авторитет, а и уважение.

Покраснев еще больше, Саморядов сказал:

– Ошибаетесь, капитан. Я предусмотрел и этот вариант. Мы его, правда, еще не обсуждали с Ларисой Васильевной. Кстати, вас это не касается. – Саморядов с нескрываемой неприязнью глядел на Сонина. – Я понимаю ваше стремление сделать все возможное, чтобы убедить Челядник отказаться от операции, руководимой мною. Вами движет зависть. Хотите, чтобы она пошла к Фенину и попросила назначить вас ответственным? Хотите пожинать чужие лавры?

Сонин немного смутился. Он и раньше был в плохих отношениях с Саморядовым, считая его обыкновенным карьеристом, а уж после такого… «Набить бы тебе морду, да ведь ты же побежишь жаловаться генералу», – подумал он.

– Прежде всего я не хочу подвергать Челядник опасности. Для такой деятельности женщина должна быть хорошо подготовлена. Натренирована. И насчет лавров ты не прав. Может так статься, что они не достанутся никому, – сказал Сонин и пошел к двери, понимая, что с упрямым карьеристом дальше продолжать разговор бессмысленно.

Но полковник сердито бросил ему в спину:

– Не понял.

Сонин даже не остановился, но, перед тем как выйти в коридор, обернулся.

– Это не для твоего ума, – сказал он и вышел.

На душе у полковника сделалось так паршиво, что отпало всякое желание продолжать дальнейший инструктаж. Надо было как-то вывернуться перед Челядник, и Саморядов не поскупился на характеристики:

– Неудачник! Завидует, я его насквозь вижу.