Текст книги "Подсадных уток убивают"

Вячеслав Жуков
Подсадных уток убивают

Августовским днем 1968 года в сквере на скамейке сидел мальчик лет одиннадцати. Такой аккуратненький, в чистенькой белой рубашке, тщательно отглаженных брюках и сандалиях. Взгляд светлых глаз прямой, открытый. Волосики подстрижены под «молодежную». Такой мальчик не мог не вызвать умиления. На коленях у него была раскрытая книга про Шерлока Холмса.

На противоположной стороне сквера в беседке сидели шестеро мальчишек примерно такого же возраста. Они курили, о чем-то громко спорили, не стесняясь матерных выражений.

Аккуратненький мальчик смотрел на них с презрением. Его детская рука ласково гладила котенка, серого, пушистого, с белой грудью.

Котенок был ничей, истосковавшись по ласке, он доверчиво улегся на раскрытую книгу и, выпустив коготки, в благодарность вздумал поиграть с рукой мальчика. Резкое движение, и на руке появилась царапина, из которой засочилась кровь…

Лицо мальчика побледнело. Взгляд сделался решительным, жестким, как у человека, способного на самый отчаянный поступок.

– Ах ты, маленький гад! – тихо, со злостью, проговорил мальчик, и его пальцы сомкнулись на шее пушистого существа.

Мальчик не испытывал боязни. Ведь котенок ничей. Никто не хватится его, не спросит за его смерть. А наказать его надо. Неважно, что наказание чересчур жестоко, ведь он первый причинил боль мальчику.

Подождав, когда крохотное тело перестало дрожать, мальчик выбросил котенка в кусты и как ни в чем не бывало, продолжил чтение увлекательной книги, время от времени бросая презрительные взгляды на беседку, откуда на весь сквер раздавались нецензурные возгласы мальчишек. Он презирал этих оболтусов и ненавидел их. Он не такой. У него в жизни есть цель…

Спустя тридцать лет, в такой же августовский день недалеко от Горьковского шоссе худощавый среднего роста мужчина с искаженным лицом тянул жилистые руки к шее испуганной девушки, собираясь ее убить. Убивал он неторопливо и цинично, наслаждаясь тем, что делает, и потому не спешил. Он упивался своим превосходством в силе и способности одолеть девушку. Он полностью распоряжался ее жизнью – он, обыкновенный человек, почти такой же, как эта девушка, но она была не в состоянии даже сопротивляться, оцепенев от страха. Жесткий взгляд не знал жалости.

Девушка что-то говорила, плакала, просила. Но убийца не слушал ее. Зачем, если не испытываешь сострадания к жертве?

– Тебе больно? – спросил он, и его голос прозвучал с издевкой. – А как тебе больно?

Последняя надежда пропала, девушка понимала, что в живых он ее не оставит, но все-таки попросила:

– Я прошу вас… Умоляю…

Ему нравилось, когда его умоляли. Он сразу чувствовал себя всемогущим. Узкие губы чуть растянулись в улыбке.

– Возьмите золото… Возьмите все, но не убивайте. – Девушка одним рывком, ободрав до крови кожу, стянула с пальцев три золотых перстня, потом сняла с шеи и отдала ему цепочку и браслет. – Вот. Возьмите, пожалуйста. – Ее рука дрожала и сердце пронзала острая боль от страха и обреченности, оттого, что сейчас она умрет. Она жалела себя и пробовала вспомнить молитву «Отче наш», но не могла. Мозг отказывался соображать. А ведь совсем недавно, тайком от посторонних, она читала молитвенный листок.

Жилистые руки уже, как клещи, сомкнулись на ее горле. «Зачем я села к нему в машину!» – колоколом било в ее голове. И окружающий мир перевернулся, она увидела яркую вспышку, а потом навсегда провалилась во тьму.

Человек, склонившийся над ней, изо всех сил сжал руки так, что шея девушки хрустнула. Он еще с минуту удерживал ее, пока тело билось в конвульсиях. И, только почувствовав пальцами, что жизнь в ней угасла, он разжал руки. Посмотрел в отрешенное лицо, свободное от всех земных переживаний.

Волнистая прядь белых волос закрывала глаза жертвы. Он аккуратно поправил ее, заложив за ухо. Девушка лежала с открытыми глазами.

Убийца еще раз посмотрел на нее и отвернулся.

– Ты на меня зла не держи, – не оглядываясь, сказал он, обращаясь к мертвой девушке. – Так тебе будет лучше. Да и для чего тебе жить.

День этот выдался на редкость прекрасным. Ярко-голубое небо без единого облачка походило на безбрежный океан. Тихий, наполненный печальной таинственностью лес желто-зеленой стеной стоял вокруг.

На душе убийцы сделалось грустно. Приближалась осень. Это время года он никогда не любил. Было в нем напоминание о том, что все рано или поздно обязательно кончается. И когда-нибудь так же просто закончится его жизнь, как у тех людей, которых он убил.

За чахлым мелколесьем березняка послышалось мычание коров. Сюда шло стадо.

Его темно-вишневый «жигуль» стоял неподалеку на дороге. Он быстро, не оглядываясь, пошел к нему. Не нужно, чтобы его тут заметили.

Машина завелась сразу. Что ему нравилось в жигулевских моделях, так это быстрый запуск двигателя. Легкий поворот ключа – и можно уезжать. И он уехал, не замеченный никем. Выехав на шоссе, он уже не торопился, смешавшись с потоком машин. Он никогда не любил спешить.

Не доехав километров двадцать до Мытищ, убийца свернул на обочину и, почувствовав усталость, решил поспать. И, наверное, он проспал бы долго, если бы подъехавший на мотоцикле дежурный инспектор ГАИ не постучал в стекло.

Он открыл глаза и спокойно взглянул на гаишника. «Неужели я там все-таки засветился?» – подумал безо всякого беспокойства. На всякий случай он опустил руку в карман. Там лежал пистолет. Коснувшись его рукой, сказал:

– Все нормально, командир. Просто вздремнул немного. – Он попытался улыбнуться.

Инспектора, кажется, его объяснение удовлетворило. Да и на пьяного этот водитель не был похож. Но уйти просто так блюститель порядка не мог и предупредил:

– Дело к вечеру. Спать на дороге небезопасно. Имейте это в виду.

– Хорошо. Я это учту.

Дежурный инспектор с невозмутимым лицом завел мотоцикл, но не тронулся с места, пока водитель темно-вишневого «жигуленка» не поехал.

Он еще долго отслеживал два красных огонька темно-вишневой «семерки», пока машина не затерялась в общем потоке.

Алексей Сонин спал и сквозь сон слышал звонки. Кто-то настойчиво давил на кнопку дверного звонка. В конце концов это стало невыносимым. Пришлось встать.

Первым делом Сонин, мысленно обругав визитера, в трусах и майке вышел в прихожую и глянул в «глазок».

На площадке, переминаясь с ноги на ногу, стоял помдежурного старшина Званцев.

Сонин тихонько застонал, так ему эти звонки действовали на нервы. Спросонок думать не хотелось ни о плохом, ни о хорошем. Очевидно, случилось первое, ведь ночные визиты бывают только, когда происходит ЧП. И сама собою пришла мысль о том, чтобы тихонько вернуться в постель, накрыться с головой одеялом и хотя бы раз в жизни по-человечески выспаться в свой выходной.

Но тут почему-то вспомнились слова начальника управления генерала Фенина, вспомнились сами собой, без всякого на то желания капитана Сонина. Даже показалось, будто и сам Фенин незримо присутствует в комнате и говорит:

– У оперативников выходных не бывает!

И сейчас это высказывание подействовало, как если бы объявили «тревогу».

– У-у, черт! – опять простонал Сонин и открыл дверь. «Работа наша такая», – горестно подумал он.

Увидев Сонина в трусах и майке, Званцев разинул рот. Он привык, что Сонин всегда в костюме и при галстуке и оттого выглядит солидно. Уж в чем, в чем, а в одежде капитан разбирается. Всегда одет тщательно, и если кто не знает, то примет его за генеральского зама. По этому поводу в управлении даже ходили шутки. Сам капитан реагировал на них спокойно.

А тут смотрит Званцев и видит ничем не примечательного из себя мужика. Старшина словно позабыл, зачем он здесь, стоял и таращил глаза на Сонина.

Испытывая к старшине раздражение и за нарушенный сон, и за это чрезмерное внимание, капитан сказал:

– Надеюсь, вы пришли не для того, чтобы посмотреть на меня? Может быть, вы хотите что-то мне сообщить?

Старшина сразу сконфузился. Действительно, выходило глупо. Разве Сонин из другого теста? Такой же мужик, как все. Единственное, что не давало Званцеву покоя, это как капитан умудряется прятать свой круглый живот под пиджак, ведь сейчас он выпирает, как футбольный мяч под майкой. А оденется в костюм – и выглядит даже малость спортивным. Широкий в плечах, крепенький мужичок. И главное, проклятое пузцо у него не заметно. Но это старшина не решился обсуждать с капитаном, еще не так поймет.

– Извините, товарищ капитан, – заговорил он быстро, словно вспомнив, сколько потерял понапрасну времени на лестничной площадке в ожидании, пока Сонин соизволит открыть дверь. – Дежурный вам звонил, но у вас, наверное, отключен телефон.

Сонин вспомнил, что перед тем, как лечь спать, действительно отключил аппарат, и сделал это с единственной целью, чтобы его не тревожили ночью. Стало неудобно перед служакой-старшиной и пришлось соврать:

– Нет, не отключен. Просто не работает. Завтра вызову мастера.

Вряд ли старшина поверил, но ничего другого Сонин не придумал.

– Так что случилось?

– Убийство, – поспешил сообщить старшина. – Дежурный по управлению послал за вами.

Сонин выслушал его с угрюмым лицом. Стоял, опершись рукой о дверной косяк. «Черт бы побрал мою специализацию. Нет покоя ни днем, ни ночью. Не живется спокойно людям. Кто-то кого-то обязательно замочит. А ты бегай, ищи убийцу. Он-то, гад, уж наверняка ночью дрыхнет».

– Где? – спросил капитан, внутренне собираясь и настраиваясь на рабочий лад.

– В районе деревни Данилино, – все так же торопливо ответил помдежурного.

У Сонина будто что-то вздрогнуло в груди. Он подумал о валидоле – таблетки лежали в комнате на журнальном столике. Но при старшине принимать лекарство не хотелось. Увидит, пойдут по управлению ненужные разговоры. И капитан боль превозмог.

– И конечно, женщина?..

Старшина сдвинул фуражку на затылок.

– Так точно. А откуда вы узнали? Ведь у вас не работает телефон, – проговорил он подозрительно, не соображая, что к чему.

Сонин, не дав никаких пояснений, махнул рукой:

– Догадался.

– Ничего себе догадки у вас. Так можно все убийства без расследования раскрыть, – выпалил старшина.

– Да не загружай ты себе мозги. Просто у нас там две недели назад уже был труп. И тоже женщины.

Казалось, Званцев разочаровался в сыщике, даже лицо сделалось унылым. Сам он к розыскному делу имел косвенное отношение, крутя баранку и развозя оперативников. И иной раз завидовал, как это у них все так ловко получается. А теперь понял – все дело случая.

– Вот что, Званцев, иди, посиди в машине. Через пять минут я буду готов.

Что еще нравилось старшине в капитане Сонине, так это его пунктуальность и умение не бросать слова на ветер. Если сказал капитан, то через пять минут будет.

На всякий случай Званцев засек время. И действительно, ровно через пять минут капитан Сонин сел в машину не только в костюме и галстуке, но даже побритый.

«Класс!» – похвалил его про себя старшина. А говорить что-либо по этому поводу было делом бесполезным. Сонин неразговорчив, языком понапрасну чесать не станет. И все, что позволил себе старшина, это спросить:

– В управление?

Сонин выразительно на него посмотрел.

– А что, труп привезли в управление? – Вопрос его прозвучал несколько издевательски.

– Да нет, – ответил старшина без всякой определенности, тут же соображая. – А может, пока я ездил за вами, труп отвезли в морг? Связаться бы с дежурным.

– Значит, поехали на место преступления, – предложил капитан Сонин. Он знал, что ему надо делать.

Старшина попытался возразить:

– А как же?..

Но капитан даже не дал ему договорить.

– Оперативная группа приедет на другой машине. Ничего страшного.

«Ага, тебе ничего, а мне влетит от дежурного», – думал старшина, окончательно приходя к решению, что не худо бы вызвать по рации «дежурку».

– Я хочу все сначала осмотреть сам, – пояснил Сонин так, словно вводил старшину в тонкости сыскного дела. И голос его звучал столь убедительно, что у Званцева не осталось сомнений: раз Сонин говорит, значит, так нужно.

Но все-таки, выждав удобный момент, старшина доложил дежурному. Брать ответственность на себя ему не хотелось, хоть Сонин и старший по должности и по званию, но за машину отвечает он, старшина Званцев.

Первым делом дежурный отчитал Званцева за медлительность и велел захватить следователя и криминалиста.

Званцев нарочно сделал звук рации погромче, чтобы капитан слышал. Что, мол, доволен?

Но Сонин вмешался без всяких церемоний:

– Ваньков, – назвал он оперативного дежурного по фамилии, – от моего дома до управления полчаса езды, а то и больше. За это время мы будем уже на месте. Ты их отправь на другой машине.

Еще Сонин уточнил ориентиры, насколько это было возможно по эфиру, выяснил у дежурного все, что тот знал о преступлении. И только дежурный опять заикнулся, чтобы они захватили с собой группу, капитан отключил рацию. Такое мог себе позволить только Сонин.

Многие в управлении удивлялись, как ему все сходит с рук. Ведь он даже на оперативных совещаниях может сказануть такое, за что другого сотрудника уволят в два счета. А с этого как с гуся вода.

Старшина задумался, мысленно перебирая все достоинства капитана Сонина, и чуть не пролетел поворот на деревню Данилино.

Свет фар оперативного «уазика» выхватил из темноты указатель с названием населенного пункта.

– Ни хрена не видно, – оправдался Званцев и нажал на педаль тормоза.

На влажном от ночного тумана асфальте машину занесло. Но Сонин будто не заметил этого. Лицо его не выражало ни малейшего беспокойства.

– Тут уже недалеко, – сказал Званцев, чтобы как-то разбавить томительное молчание, и посмотрел на капитана.

Но Сонин и на этот раз не ответил.

«Молчун недоделанный!» – мысленно обозвал его Званцев и включил рацию на прием. Но эфир был чист. И старшина, любитель поболтать, чувствовал себя с молчуном-капитаном стесненно.

Проехав еще километра три по лесной дороге от шоссе, они увидели машину сельского участкового лейтенанта Ярыгина и костер на поляне. Сам Ярыгин сидел у костра. Но он был не один. Невысокого росточка худенький мужичок подкладывал дрова в костер.

Подъехать к костру оказалось невозможно. Машину они оставили рядом с «Москвичом» Ярыгина и пошли пешком.

Впереди шел Званцев, освещая дорогу фонарем.

– Здорово, мужики! – поздоровался старшина с Ярыгиным и незнакомым мужчиной, одетым в телогрейку и в кепке.

Сонин тоже поздоровался и с ходу спросил:

– Ну где?

Ярыгин выглядел усталым, он показал рукой на белое, едва различимое в темноте бесформенное пятно.

– Вон.

Только присмотревшись, Сонин различил тело и подумал, что рядом пройдешь, не заметишь.

– Вот что, Званцев, пойдем, посветишь мне. Надо осмотреть труп.

Старшина сразу сник, молча встал, приготовив фонарь. Смотреть на труп желания у него ни малейшего не было. Покойников он боялся с детства. Званцев протяжно вздохнул.

Но тут старшину выручил участковый Ярыгин:

– Посиди тут. Я посвечу капитану. Дай фонарь.

Званцев был готов за это ему сто раз сказать спасибо.

– На, бери, – протянул он фонарь, усаживаясь поудобнее возле огня. К нему вернулось хорошее настроение.

Мужичок в кепке сидел, завернувшись в телогрейку без пуговиц, и с деловым видом мусолил во рту окурок папиросы. Докурив, он спросил:

– Покурить-то есть? А то мы полторы пачки истратили, пока вас дожидались.

– Есть. На, – протянул Званцев сигареты. – Давно тут дежурите?

– А с вечера. С восьми, – ответил мужичок, прикурив от костра.

Званцев, взглянув на часы, тихонько свистнул.

– Это чего, шесть часов? Ну вы, молодцы, даете. Нравится, видать, вам тут, на свежем воздухе, – сказал он с насмешкой.

Морщинистое лицо мужчины сделалось злым.

– Целую смену сижу. Хозяйка теперь меня из дома выгонит. Вы бы хоть выпить захватили. Сил нет на сухую терпеть такие мытарства, – проговорил он плаксиво и шмыгнул носом.

Старшина показал на Сонина:

– Вон начальник. Он тебе выпьет.

– Это тебе он начальник. А я без погонов. Я вольный человек, – огрызнулся мужичок и натянул на брови кепку.

– Ну да. А после выпивки тебе бабу подавай городскую. Своих деревенских небось всех уж оттоптал? А? – Старшина развеселился и посмотрел на поляну, где лежал труп женщины.

И мужичок в кепке, проследив за его взглядом, сказал с искренним сожалением о трагической судьбе девушки:

– Жалко ее. Как картиночка, красивая. Лежит, будто спит.

– Ее изнасиловали? – спросил старшина.

– А я почем знаю. Я ее нашел тут еще не совсем застывшую. Но уже не живую. Пока в деревню прибег, пока по телефону «Скорую» вызвали, – проговорил мужчина с досадой, как будто, если бы «Скорая» и милиция приехали раньше, застав ее еще не совсем остывшей, все могло быть по-другому.

– А ты, вообще-то, кто будешь? – наконец догадался спросить старшина, повнимательней разглядывая грязное, перепачканное сажей, лицо мужчины.

– Да я местный. Пастух. У фермера работаю. Пасу стадо коров, по хозяйству помогаю.

– Слушай, а может, это ты ее пришил? – Званцев решил провести собственное расследование. «Запросто мог. А потом вызвал милицию и вроде как он ни при чем», – подумал старшина.

Пастух перепугался, отодвинулся на всякий случай от милиционера. «Еще врежет по печенке. Их трое, и все милиционеры. Все заодно. Я один посторонний. Свалят всю вину на меня, и суши, хозяйка, сухари», – боязливо вздохнул он и сказал в свое оправдание:

– Да что ты! Непричастный я к ней. Врать не стану, по молодости сидел в тюрьме. Но не за убийство, а за длинный язык. – И, увидев, что его доводы не производят на милиционера должного эффекта, добавил: – Да и не совладать мне с ней. Она молодая, здоровая. И опять же городская.

– Ладно, не заводись, – поспешил успокоить его Званцев. – Это я так, на понт тебя взять, а ты уж сразу за сердце хватаешься.

Пастух положил в костер сосновую ветку, и в темное небо брызнул фонтан искр.

– Схватишься тут. От такого обвинения не только за сердце схватишься, а и штаны обмочишь. С вами, ментами, только свяжись. – Он боязливо покосился на Сонина и участкового Ярыгина, все еще осматривавших труп. Сонин ему сразу показался слишком грозным. «К такому попади, душу вынет из тебя. Уж очень серьезный мужик», – думал пастух, все еще не отойдя окончательно от испуга по поводу обвинения.

Со стороны дороги, между деревьями, замелькали фары.

– Наши едут, – сказал Званцев.

Пастух теперь сидел сникший и молчаливый и ничего не ответил. Ему было все равно и хотелось только лишь одного – побыстрее уйти отсюда.

К костру подошли следователь прокуратуры и криминалист с чемоданом в руке, в котором размещалось все его оборудование.

– Ну вы и забрались в дебри, – недовольно сказал следователь, здороваясь за руку со Званцевым. С пастухом он здороваться не стал.

– Да уж не за столом чаи гоняем, – в шутливой форме ответил Званцев.

Закончив осмотр трупа, Сонин подошел к костру и присел ближе к огню.

– Проклятый холод. До чего не люблю осень. Ночью прохладно, а днем жара, хоть загорай, – сокрушенно сказал капитан, а Званцев его слова воспринял по-своему:

– Да какая же это осень? Еще только конец августа. – Это прозвучало упреком.

Но капитан Сонин не ответил. Да и что, собственно, с того, август сейчас или сентябрь. По ночам теплей уже не станет.

– Может, вы бы меня отпустили? – попросил пастух у Сонина, считая его здесь самым главным. – Ну чего я тут высиживаю. И есть хочется.

Казалось, только теперь Сонин вспомнил про пастуха, даже подумал: «А и в самом деле, чего он с нами торчит? Списать данные, и пусть идет домой».

– Вы не видели убийцу? – спросил капитан, посчитав, что Ярыгин продержал пастуха здесь скорее для компании. Оставаться одному в лесу с трупом не хотелось, вот и наговорил деревенскому лаптю, будто он едва ли не самый важный свидетель. А какой из него свидетель, если он знать ничего не знает.

Ярыгин подал Сонину лист бумаги с объяснениями пастуха.

– Откуда мне видеть? Я же все рассказал, – показал мужик на Ярыгина. Тот в подтверждение кивнул головой.

– Может, мы отпустим человека? – обратился Сонин к прокурорскому работнику. – Чего ему тут сидеть. А завтра он явится на беседу.

Пастух попробовал отказаться, но Сонин категорично сказал:

– Явишься. Ты что, хочешь с нами тут до утра торчать?

– Нет, не хочу, – поспешил ответить мужик.

– Я не возражаю. Можно и отпустить. Только чтобы обязательно завтра пришел, – настойчиво сказал следователь, поглядев на часы. – Вернее, уже сегодня.

– Званцев, отвези его, – распорядился Сонин и тихонько шепнул на ухо старшине. – Заодно узнай, где живет.

Эксперт-криминалист щелкал фотоаппаратом, и в темноте далеко был виден отблеск яркой фотовспышки.

А на влажной от росы траве лежал труп молодой женщины. И в протоколе осмотра места происшествия человек, который еще несколько часов назад был жив, теперь значился трупом. И от мертвого тела уже исходил запах тления.

Капитан Сонин, следователь, криминалист и участковый отошли к костру греться, а этот застывший труп одиноко остался лежать в стороне, никому больше не нужный.

– Ты узнал ее? – спросил криминалист, присев на корточки рядом с Сониным. Он перематывал пленку в фотоаппарате.

– Да узнал, – ответил Сонин, вроде не желая обсуждать сейчас свои сведения об этой убитой. – Журналистка. С телевидения. Везде совала нос.

– Вот и досовалась, – высказал свое суждение участковый.

– Вполне может быть, – согласился с таким раскладом молодой прокурорский работник. – Возможно, убийство как-то связано с ее профессиональной работой. Последнее время она часто мелькала в сюжетах на криминальную тему. Могли отомстить мафиозные структуры. – Он посмотрел на Сонина, надеясь на его согласие. Все же, что ни говори, а у сыщика-капитана авторитета и опыта больше, и если бы удалось его склонить к такой мысли, возможно, это бы облегчило задачу по поиску преступника.

Но капитан молчал, курил сигарету и, прищурившись, смотрел на огонь.

Если б не этот труп, можно было подумать, что они собрались на посиделки у костра. Просто захотелось расслабиться и хоть чуть-чуть приблизиться к природе, чего им всем постоянно в городе не хватало, за исключением сельского участкового Ярыгина. Но рядом был труп женщины, и потому у всех у них были напряженные лица, и до усталости ли теперь?

– Утром надо будет идти на доклад к прокурору, а что говорить, не знаю. Никаких улик, – с сожалением промолвил следователь. К своей работе он относился ответственно, но сейчас ответственность не помогала. Он опять глянул на Сонина, на его мрачное лицо, и подумал, что капитан – скучный человек, с таким тяжело работать.

– Да, – сказал криминалист, – работы тут полно. А зацепки – никакой. Что думаешь делать, Алексей? – спросил он у Сонина.

– Ждать, – ответил капитан, понимая, что ответ не слишком убедителен, но ничего другого не оставалось. Конечно, придется поработать с агентурой, установить круг друзей и недругов убитой. И хорошо, если все эти меры окажутся эффективными. Все равно придется ждать, думал капитан, приходя к заключению, что тут особый случай. Третий труп в этом районе. И, возможно, будет еще и четвертый, и пятый. Но когда-нибудь преступник все-таки должен обозначить себя, каким бы хитрым он ни был.

Криминалист сидел недовольный, подставляя к огню то один, то другой бок и все равно замерзая.

– Вот повезло, нечего сказать. Тут до утра просидишь и прямиком на больничный с приступом радикулита.

– Не дает мне покоя мысль, – произнес Сонин. – Третье убийство, и опять здесь. Места здесь, что ли, плодородные?

Было над чем ломать голову.

– А может, простое совпадение? Да и где гарантия, что во всех случаях действовал один и тот же преступник? Ведь в тот раз тоже было все чисто, без единого следочка, – сказал следователь, с некоторым раздражением посмотрев на Сонина. Еще, мол, опытным считается.

Вся эта беседа скорее походила на спор, в котором, кроме Сонина и следователя прокуратуры, никто участия не принимал.

– Вот потому, что убийства совершены профессионально, чисто, я и думаю, что совершил их один и тот же человек. Человек опытный. А насчет следов вы не правы. Когда убили ту женщину, недалеко были следы автомашины. Экспертиза установила – «Жигули». – Капитан в подтверждение посмотрел на криминалиста, и тот сказал:

– Все правильно. Есть заключение.

– И на дороге тоже был след легковушки. По-моему – «жигулевский», – вмешался Ярыгин, словно до этого сидел и дремал и вот теперь проснулся.

– Нужна точность, лейтенант, – сказал следователь несколько раздраженно. – Ваше «по-моему» к делу не приляпаешь. Экспертиза – вот что надо сделать.

– Я сейчас по темноте лазить не буду. Вот рассветет, тогда и сфотографируем, и слепок сделаем, – пообещал криминалист.

– Слушай, Ярыгин, а может, кто из твоих дачников? – спросил Сонин. Вопрос прозвучал с укором, который сельский участковый посчитал крайне несправедливым. Территория у него на участке такая, что надо держать минимум двоих. Но, как всегда, народу не хватает и вкалывать ему приходится одному. Благодарности не жди, а нагоняй то и дело дают. «Хитрый Сонин. К чему клонит, хотя, может, он и прав», – подумал лейтенант и ответил уклончиво:

– Я затрудняюсь конкретно сказать. Всякое может быть. Тут только одних садоводческих товариществ двенадцать. В каждом по пятьсот-шестьсот домиков. Соответственно, и сброду всякого хватает. А в выходные дни тут такое творится… – Участковый сокрушенно махнул рукой. – То пьянка, то драки. А то и поножовщина между дачниками и деревенскими. Местные, видишь ли, к ихним бабам пристают. Надоело все, сил нету.

– Тяжеловато, – искренне поддержал его криминалист, сочувствуя, чем тронул лейтенанта.

На дороге между деревьями замелькали огни машин. Впереди ехал Званцев. А за ним фургон из морга, чтобы забрать труп.

Все разговоры прекратились как-то сами собой. Каждому хотелось побыстрее уехать отсюда и встретить рассвет уж если не дома в теплой постели, то хотя бы в своем рабочем кабинете.

Иногда на Сонина находила такая апатия, что хотелось лечь в постель и проспать лет сто, а то и двести. Чтобы потом, проснувшись, увидеть все новое.

Надоело видеть одни и те же лица, по утрам вставать по звонку будильника, а потом плестись на работу. Зайдя в кабинет, садиться за стол и часами перелистывать альбомы с фотографиями убийц и обезображенных жертв преступлений, копаться в картотеках и перечитывать горы протоколов и объяснений. Ведь столько всего этого было за время работы в милиции. Даже сам про себя он уже подумывал: «Старею, видать. Теряю боевую жилку. А как без настроения в нашей работе?» А от настроения, как считал капитан, в сыскной работе многое зависит. Когда на душе хорошо и думается легко, то все само собой получается. И работать тогда хочется.

Сегодня ему не хотелось браться ни за что. После бессонной ночи он чувствовал себя разбитым. Сидел и уже выкурил не одну сигарету, а обычного облегчения не испытывал.

В кабинет к нему зашел начальник отдела розыска майор Редькин. В милицию он пришел из агрономов, закончил академию, но кличка Агроном за ним так и осталась. Но майор дело знал.

– Слушай, Алексей, – сказал он, поздоровавшись.

Сонин отрешенно на него посмотрел.

– Ну?

– Что сказать-то хочу.

Капитан подвинул Агроному свободный стул.

– Садись и говори.

– Ваню Гоцелаву ты сажал?

Взгляд серых глаз капитана сразу сделался осмысленным. «Что это он заговорил про Ваню?»

– Я его взял по сто шестьдесят второй, за разбой. Там ему от семерки шло. Но, может, судья на милость червонец выписал. Я не интересовался, – ответил он.

– Разбой, говоришь? А сколько он отсидел?

Сонин наморщил лоб, прикидывая.

– Так. Да, думаю, года три он уже отмотал. А что ты им интересуешься? – Капитан уже смекнул, что весь этот разговор про Ваню не просто так.

Агроном взял со стола пачку сигарет и тоже закурил. Все это время Сонин терпеливо ждал, когда он соблаговолит ответить.

– А то интересуюсь, что твой Гоцелава на свободе уже целый год.

Сонин даже рот раскрыл, с трудом воспринимая то, что ему сказал майор Редькин.

– Постой, как на свободе? Ему минимум семерик должны были дать.

– Какой семерик? А три года за глаза не хочешь?

Капитан смотрел на Агронома оторопело, забыв про дымящуюся сигарету.

– Пошел не за разбой, а за грабеж, милок, – пояснил Редькин.

– По сто шестьдесят первой? – Сонин наконец вспомнил про сигарету, когда она стала жечь ему пальцы, и притушил ее в пепельнице.

– И получил по минимуму. Три года. Так что теперь он на свободе и, мало того, уже совершил преступление.

– Опять разбой? – спросил Сонин, переварив услышанное.

Майор покачал головой:

– Нет. Но это не меняет сути дела. В общем, слушай, только что пришла женщина и сделала заявление на Гоцелаву.

– Изнасилование?

– Что, – продолжил майор, не обращая внимания на вопрос капитана Сонина, – вышеназванный гражданин пытался ее задушить.

– Даже так, – вставил Сонин.

– Да. И у нее на шее остались кровоподтеки от его пальцев.

– Что, что, а отпечатки он обязательно оставит. Ты же знаешь его силу. Его и впятером не заломать, – сказал Сонин, припоминая, каким хорошим боксером был Гоцелава. Но, как часто случается со спортсменами, избрал другую дорогу в жизни, найдя применение кулакам не для состязаний, а для выколачивания денег. А дальше пошло. Один срок, потом второй. Последний раз он должен был сесть надолго, но, видно, деньги сыграли не последнюю роль в судьбе авторитетного преступника.

– Это еще не все, – сказал майор, готовя очередной сюрприз и ожидая реакции Сонина.

Но Сонин не стал лезть с расспросами, посчитав, что майор сам все расскажет. И Редькин продолжил:

– Он взял в заложницы женщину, с которой сожительствовал, и грозится придушить ее, если не дадут денег.

Капитан удивленно посмотрел на Агронома.

– А кто должен платить? Уж не я ли из своей зарплаты?

Не обратив внимания на иронию капитана, необидчивый майор продолжал:

– Деньги он требует с женщины, у которой жил. Она сейчас сидит у меня в кабинете, – сообщил Агроном.

– А она что, миллионерша?

– Торгует на рынке. Впрочем, может, и миллионерша. Я не знаю, да сейчас речь не об этом. Я вот подумал. У тебя ведь три трупа. И все задушенные – женщины. Смекаешь?

Сонин смекнул и сказал, не давая майору продолжить:

– Мысль твою я понял. Но это не тот случай. Даю гарантию. Тех трех нашли в лесу. От города почти километров за тридцать, если не больше. А Гоцелава не водит машину. Улавливаешь? У него дрожат руки. Последствия бокса, вина и наркотиков. Уверен, что он и сейчас требует деньги только для наркоты.

– Да они там, видать, все колются. И у заявительницы на руке я заметил следы от иглы.

– Очень даже может быть. Ей сколько лет? – спросил Сонин, никак из всего этого разговора не уловив для себя главного – зачем пришел Редькин? Только не для того, чтобы убедить Сонина, что Гоцелава сделал ему пару трупов, хотя все может быть.