Текст книги "Миланский вокзал"

3

Я вошел в зал, где 26 июля 2002 года собралась оперативная группа по расследованию убийств. Я работал в Мобильном отделе Главного управления полиции Милана – подотдел убийств и преступлений против личности – всего несколько месяцев, только что закончив курс подготовки заместителей инспекторов. Я получил это повышение, выиграв внутренний конкурс после двух лет, проведенных за рулем в Турине. Больше, чем где-либо еще, там, на улице Фатебенефрателли, где была создана легенда о моем отце, фамилия, которую я носил, была неудобным наследием. Я держался в тени и старался изо всех сил, чтобы развеять любые подозрения в фаворитизме и доказать фактами, что я заслужил это место. Я был немного сбит с толку, поскольку подозревал, что Дарио Вентури, бывший сотрудник и один из лучших друзей папы, приходившийся мне кем-то вроде дяди, замолвил словечко по поводу моего назначения. Он был заместителем комиссара, фактически вторым человеком в миланской полиции, и, если б захотел, для него это не было бы проблемой.

В городе уже несколько дней стояла духота, и, как будто этого было недостаточно, с системой кондиционирования воздуха в управлении полиции было что-то не в порядке и она работала с перебоями. В переполненном помещении оперативной группы витали в воздухе запах пота и уныние.

Весной, с разницей в сорок дней, в Милане были найдены тела двух женщин, обе со смертельными ножевыми ранениями. Убийца с яростью набрасывался на них, а затем наносил смертельный удар в горло, перерезая сонную артерию. На телах также были обнаружены следы сексуального и физического насилия. Первоначальное расследование показало, что они были иностранными проститутками без вида на жительство и что их исчезновение произошло за несколько дней до того, как их тела были найдены. Следовательно, они должны были содержаться где-то, отдельно друг от друга, человеком, который затем убил их и избавился от тел. При вскрытии были обнаружены следы седативных препаратов. По мнению судебного медэксперта, вполне вероятно, что бо́льшую часть времени пребывания в плену жертвы провели в полубессознательном состоянии или в состоянии обморока. Поиск по предыдущим делам привел к выявлению двух других убийств с весьма схожими характеристиками, которые произошли в течение года в таком временно́м диапазоне, что до этого момента их не связывали воедино. Среди совпадений было и то, что все жертвы были найдены на обочинах кольцевой дороги, а работали они, как правило, в близлежащих районах. Мотивом убийств, безусловно, были не деньги, поскольку из сумок, найденных рядом с трупами, деньги не изымались. Вместо этого убийца, вероятно, коллекционировал вещи своих жертв: под одеждой убитых «ночных бабочек» не было нижнего белья, и у каждой из них были отрезаны пряди волос.

Все указывало на то, что этот тип был серийным убийцей, и имелись все основания опасаться, что вскоре он нанесет новый удар. Как только дело получило широкую огласку, средства массовой информации тут же подхватили его, и вскоре неизвестного маньяка окрестили «Убийцей с кольцевой дороги».

Под усиливающимся давлением прессы 28 июня управление полиции создало оперативную группу, в которую вошли – для улучшения межведомственного сотрудничества – не только прокурор, координирующий расследование, сотрудники и агенты отдела убийств, но и представители Корпуса карабинеров и Финансовой гвардии, а также консультант, направленный СПАНП, специальным подразделением по анализу насильственных преступлений, созданным несколькими годами ранее в составе Государственной полиции с целью оказания поддержки следственным органам и судебным властям в расследовании серийных преступлений.

Дело с самого начала оказалось непростым. Убийца предусмотрительно избавился от мобильных телефонов жертв сразу после того, как завладел ими. На телах проституток и на их личных вещах были обнаружены следы спермы, другие органические остатки и отпечатки пальцев. ДНК и отпечатки пальцев были одинаковыми у всех жертв, и это безусловно подтверждало, что их убил один и тот же человек, но их не было ни в одной полицейской базе данных, поэтому личность убийцы выяснить не удалось. Изучение записей с камер видеонаблюдения, найденных вблизи мест похищения проституток и обнаружения их тел, не дало никаких результатов. Допросы друзей и знакомых жертв, если удавалось разыскать таковых, их сутенеров и проституток, работавших в тех же районах, оказались пустой тратой времени: много «я не знаю», «я не видел» и горстка неясных и противоречивых показаний. По словам профайлера СПАНП, если кольцевая дорога была местом охоты убийцы, то это потому, что он хорошо ее знал и ему было удобно по ней передвигаться, поэтому появилось предположение, что места преступлений были связаны с работой, которой занимался убийца. Рассмотрели различные варианты: пассажиры, таксисты, водители грузовиков, водители доставки, санитары «скорой помощи», уборщики мусора, – но таких людей было слишком много, чтобы даже составить полный список, не говоря уже о том, чтобы навести о них справки. Что касается чрезвычайных патрулей и контрольно-пропускных пунктов, установленных вдоль кольцевой дороги, то они ни к чему не привели. Ведь трасса, что образована Западной объездной дорогой, Восточной объездной дорогой, внешней Восточной объездной дорогой и Северной объездной дорогой, была крупнейшей системой городских автомагистралей вокруг города, асфальтовым кольцом, полностью окружавшим Милан на протяжении более ста километров, по которому ежедневно проезжали десятки тысяч автомобилей. Для ее эффективного патрулирования не хватило бы и всех полицейских города.

Короче говоря, расследование зашло в тупик, и среди следователей начали появляться опасения, что если убийца не допустит какой-либо ошибки или неосторожности, его никогда не поймают.

Затем, 22 июля, через месяц после предыдущего случая, нашли еще одну мертвую «ночную бабочку». Труп был обнаружен на улице Кусаго, под эстакадой западного участка кольцевой дороги, автомобилистом, который позвонил в городскую полицию. Лорета Валла, двадцати трех лет, албанка по национальности, обычно занималась проституцией возле развязки Линате и Восточной кольцевой дороги. О ее исчезновении не было заявлено, но установили, что о ней ничего не было слышно в течение восьми дней. Способ убийства – тот же самый. Не было никаких сомнений: по всем признакам, она должна была считаться пятой жертвой Убийцы с кольцевой дороги.

Журналисты пришли в ярость: на первых страницах газет и в новостях правоохранительные органы прямо обвинялись в инертности и некомпетентности, а Милан описывался как беззащитный и опасный город, брошенный на произвол судьбы. Именно тогда оперативная группа была усилена, и я, в числе прочих, тоже вошел в ее состав.

Помимо шумихи в средствах массовой информации, следователей особенно беспокоил тот факт, что в процессе расследования убийств неуклонно сокращались как периоды, в течение которых убийца держал свою жертву в плену, так и промежутки времени между обнаружением одной жертвы и исчезновением следующей. Как объяснил консультант СПАНП, эмоциональный интервал, который в таких случаях проходит между одним убийством и следующим, то есть время, необходимое для того, чтобы временно удовлетворенный импульс убийства проявился снова, сокращался. Убийца наслаждался вкусом крови и теперь уже не мог без нее обходиться, она стала для него наркотиком. И, как наркоману, ему требовались все бо́льшие и частые дозы, чтобы почувствовать удовлетворение. Короче говоря, следовало ожидать, что он не только продолжит убивать, но и что будет делать это все чаще и чаще.

По всем этим причинам 26 июля напряжение в зале заседаний было ощутимым. Офицер, возглавляющий отдел по борьбе с убийствами, комиссар Альтьери, вкратце рассказал новичкам о развитии событий в деле и различных зацепках, накопленных следователями. Воротник его рубашки был расстегнут, галстук ослаблен, и он явно был настроен мрачно. Накануне комиссар полиции вызвал его вместе с начальниками Мобильного и убойного отделов к себе в кабинет, и, несмотря на закрытую дверь, крики раздавались по всему этажу. Помощник прокурора Кристина Требески бесстрастно внимала ему. Она походила на сфинкса в своем строгом, сером костюме, застегнутом на все пуговицы. Она даже не потела, судя по всему.

Затем консультант СПАНП составил психологический профиль убийцы, обновленный после того, как была обнаружена последняя жертва. Я не мог не заметить, что он был молод и нервничал, слишком много жестикулировал, а его голос периодически срывался на фальцет. Он произвел на меня впечатление компетентного, но неопытного человека, который сталкивался с большим количеством серийных убийц в книгах и гораздо меньшим – в жизни.

– Наш объект – одинокий, относительно организованный хищник. Он действует в одиночку, планирует и осуществляет свои преступления с ясностью и самообладанием. Он всегда выбирает жертв одного и того же типа, которые имеют для него особое значение. Это малоподвижный убийца, хотя у него довольно широкий радиус действия, а его техника охоты – орлиная: он бродит по своей территории – кольцевой дороге, – пока не заметит добычу, а поймав ее, уносит в гнездо – скорее всего, в свой дом, – где мучает ее, прежде чем убить. Он забирает фетиши и трофеи у своих жертв, и я бы не удивился, если он также фотографирует их во время заточения.

Мы можем предположить, что это белый гетеросексуальный мужчина итальянской национальности в возрасте от тридцати до пятидесяти лет. Обладая хорошим интеллектом, хотя и низким или средним уровнем образования, он не имеет семьи и работает на неквалифицированной работе с низким уровнем ответственности. Короче говоря, это внешне нормальный человек, интегрированный в общество, даже если он ведет уединенное и одинокое существование.

Что касается его личности, то это замкнутый и сложный человек. У него было трудное детство, отмеченное какой-то травмой и, возможно, слишком репрессивным воспитанием. Его социальная жизнь чрезвычайно бедна из-за фундаментальной неспособности общаться с другими людьми, особенно с женщинами, по отношению к которым он испытывает сильное чувство неполноценности. Тот факт, что его сперма была обнаружена в полости рта и на телах убитых женщин, но не во влагалище, говорит о том, что он импотент. В этом контексте неудивительно, что в качестве мишени он выбирает проституток. На самом деле они являются особенно легкой добычей, и он, по всей вероятности, является их постоянным клиентом.

Убийство доставляет ему сильное удовольствие, а также волнующее чувство власти и контроля. Также, безусловно, присутствует элемент символической мести женщинам в целом. Их убийство для него – это форма мести, способ, который он нашел для утверждения своего превосходства и мужественности. Только уничтожая их, он восстанавливает свою самооценку. Значимым в этом смысле является использование ножа, который приобретает значение замены пениса – не преуспев со своим половым органом, он проникает в них лезвием, – а также тот факт, что раны, которые он наносит, сосредоточены на груди и лобке, как будто он хочет уничтожить саму суть женственности.

Все это было чрезвычайно интересно, но в целом имело мало практической пользы. Если говорить конкретнее, то это не давало никаких новых подсказок следствию и не способствовало сужению списка возможных подозреваемых, который на тот момент был настолько широк, что стадиона «Сан-Сиро» не хватило бы, чтобы вместить их всех.

Мне, новичку в отделе по расследованию убийств, было поручено координировать работу небольшой группы агентов, отвечавших за сбор телефонных сообщений, которые день ото дня с возрастающей скоростью поступали в штаб-квартиру полиции. Наша задача состояла в том, чтобы отсеять их и передать следователям оперативной группы только те, которые не были явно необоснованными и заслуживали дальнейшего расследования. С первых дней мы собрали богатый ассортимент сумасбродов и мифотворцев. Среди них полезных – ноль.

Несмотря на то что общий климат был не самым лучшим и я не принимал непосредственного участия в следственных действиях, я был счастлив и рад возможности участвовать в таком важном расследовании. Это дело меня заинтересовало, и я, как только мог, изучал досье, которое к тому времени состояло из нескольких папок, часто оставаясь в управлении полиции после окончания смены. Я также раздобыл материалы ФБР и исследования о серийных убийцах, которые читал дома по ночам, пока глаза не закрывались, а мозг не отключался, чему Аличе, с которой у меня в то время все только начинало становиться серьезным, была совсем не рада.

Я начал понимать, насколько сложны расследования серийных убийств. У преступника нет четкого и ясного мотива, и никакие прямые отношения не связывают его с жертвой, поэтому, в отсутствие свидетелей, у следователей не остается ничего, кроме информации и улик, которые они могут получить при осмотре мест преступления и тел жертв. В нашем случае было только последнее, поскольку мы понятия не имели, где действовал убийца.

Прошло около десяти дней, в течение которых зной не давал городу передышки, а расследование не продвинулось ни на шаг. Среди членов рабочей группы, измученных жарой и стрессом, распространилось чувство недоверия. Однажды вечером, закончив просмотр дневных отчетов, я снова стал читать досье расследования. Я читал список личных вещей в сумочке Лореты Валлы, которую убийца, как обычно, предусмотрительно оставил рядом с трупом, когда наткнулся на описание одного из найденных предметов: связка ключей, на которой были следы крови. Ничего странного, на первый взгляд. Жертва была зарезана, и кровь принадлежала ей, криминалисты проанализировали ее. С другой стороны, сама сумочка была залита кровью. Так что же вдруг привлекло мое внимание именно к этой детали? Я думал об этом, пока в моем сознании не сформировался вопрос: если ключи были в сумочке, то как они могли испачкаться? Они действительно принадлежали Валле, и я не мог представить ни одной правдоподобной причины, по которой она или убийца должны были взять их в руки в момент убийства. Мне хватило одного краткого изложения списка, чтобы подтвердить, что связка ключей была единственной среди предметов, содержащихся в сумке, в связи с которыми упоминались следы крови.

Гораздо более способные и опытные полицейские, чем я, уже просмотрели этот список, так что, вероятно, это было «пустышкой», но что-то тут не вязалось, хотя я не мог точно объяснить, что именно. Я проверил все досье на убитых проституток: в двух других случаях – во втором и четвертом – в списках личных вещей упоминались пятна крови на ключах, найденных в их сумках. Затем отыскал фотографии сумочек жертв и внимательно изучил их одну за другой с помощью лупы. Когда я наконец оторвался от фотографий, сердце у меня в груди забилось быстрее. Однако, прежде чем предаваться ликованию, я решил на всякий случай проверить сами объекты. Когда же вернулся из комнаты для хранения улик, у меня больше не было сомнений. Как бы я ни был удивлен и ни верил, я действительно кое-что обнаружил: пятна крови были на всех пяти связках, а не только на трех (в двух случаях составитель списка забыл упомянуть их из-за спешки или небрежности), но их можно было найти именно на одном ключе, меньшем, чем остальные, одинаковом в каждой связке по марке и модели. Пять совершенно одинаковых ключей, которые в каждой сумке были единственным предметом, испачканным кровью. Случайности или совпадения быть не могло: эти ключи там оставил убийца.

У меня было искушение немедленно позвонить кому-нибудь и рассказать о своем открытии, но к тому времени уже перевалило за полночь, и в управлении полиции не было ни души. Кроме того, я решил, что, прежде чем говорить об этом, лучше подумать еще немного с холодной головой, дабы быть полностью уверенным, что я не совершил ошибку, и не рисковать выставить себя дураком. Вернувшись домой, я не мог заснуть, несмотря на сильную усталость, – отчасти потому, что все еще был на взводе, отчасти из-за невыносимой жары. Я продолжал думать о ключах. Если убийца положил их туда нарочно, для него они были важны, что-то значили. Но что именно? Я понятия не имел, но в то же время эти проклятые ключики всколыхнули смутные и путаные воспоминания, которые плавали за краем моего сознания, не давая мне возможности сосредоточиться на них. Это было досадное чувство, подобное тому, что испытываешь, когда слово вертится на кончике языка, но ты никак не можешь его вспомнить.

И только посреди ночи, после нескольких часов, проведенных в постели в поту, когда я уже почти заснул, меня посетило озарение: Синяя Борода! Именно там я услышал о нем – в одной из сказок Перро, которую одна из бесчисленных нянек, нанимаемых отцом для моего воспитания, прочитала мне в детстве, расстроив меня так сильно, что несколько недель мне снились кошмары.

Сказки Перро тем не менее должны были быть у меня дома – я никогда не выбрасывал книги своего детства. Если я правильно помнил, они лежали где-то на чердаке, в коробке. Мне потребовалось некоторое время, но в конце концов я нашел этот том и перечитал сказку.

Синяя Борода был очень богат, но его синяя борода делала его таким страшным, что женщины сторонились его, тем более что в прошлом у него были жены и никто не знал, что с ними случилось. Впечатлив одну девушку своим богатством, он все же сумел жениться на ней. Однажды, вынужденный уехать по делам, он оставляет жене связку со всеми ключами от своих владений. Есть только один, которым ей запрещено пользоваться, иначе она навлечет на себя его гнев, – маленький ключ, открывающий небольшую комнату на первом этаже. Дама из любопытства открывает маленькую дверь в запретную комнату, где на стенах висят разрубленные тела предыдущих жен Синей Бороды. От испуга ключ выскальзывает из ее руки и оказывается на полу в луже крови. Поскольку ключ заколдован, стереть с него кровь девушке никак не удается, поэтому по возвращении, увидев окровавленный ключ, Синяя Борода обнаруживает непослушание своей жены и решает убить ее, так же как и своих прежних жен. В последний момент ее, разумеется, спасут братья, убив Синюю Бороду.

Серийный убийца проституток, очарованный сказкой о серийном убийце? Это могло иметь смысл. И при ближайшем рассмотрении тот факт, что оба они убивали женщин, – не единственное сходство между нашим случаем и историей, рассказанной Перро. Подобно тому как девушка выходит замуж за Синюю Бороду ради его богатства, проститутки пошли с убийцей за деньги. И орудие убийства было таким же: наш парень тоже использовал нож, и он прикончил своих жертв, перерезав им горло.

На следующее утро, в начале собрания, я поднял руку, как в школе, и немного неуверенным от волнения голосом рассказал о том, что обнаружил. Мои слова были встречены недоуменными взглядами и раздраженным бормотанием – «смотри-ка, кто заговорил», читалось в них, – но все же они дали мне договорить. Когда я закончил излагать свою теорию, они вынуждены были со мной согласиться: окровавленные ключи в сумочках жертв оказались не случайно: это дело рук самого убийцы. Этот новый след вернул целевой группе проблеск уверенности и оптимизма. Комиссар Альтьери немедленно направил несколько человек для проработки этой темы. Моя интерпретация того, что в ключах была скрыта отсылка к сказке Перро, вызвала некоторый скептицизм. В целом ее посчитали притянутой за уши и слишком заумной. Только консультант из СПАНП повел себя адекватно, заявив, что это рабочая гипотеза, которую нельзя сбрасывать со счетов, пусть она и не кажется самой вероятной.

Энтузиазм по поводу новой подсказки, к сожалению, был недолгим. На ключах были обнаружены отпечатки пальцев убийцы, но оказалось, что они открывали очень распространенную и дешевую модель замка, которая продавалась в любом из магазинов товаров для дома и супермаркетов города. Невозможно отследить такие до одного покупателя. Это был еще один тупик. Что касается моей веры в то, что убийца был каким-то образом вдохновлен историей о Синей Бороде, неважно, правдивой или вымышленной, я должен был признаться себе, что в данный момент это не поможет направить расследование в какое-либо определенное русло. Мы продолжали бродить в темноте на ощупь.

Седьмого августа, в четыре утра, раздался телефонный звонок, проливший свет на истинное положение вещей. Я ответил, даже не открывая глаз, нащупав телефон на прикроватной тумбочке. Звонили из участка. Всех членов оперативной группы вызывали на срочное совещание.

– Когда? – только и сумел пробормотать я, пытаясь проснуться.

– Сейчас. Немедленно, – был сухой ответ, за которым последовал щелчок прерванной связи.

Полчаса спустя я ждал в зале заседаний вместе с десятками других полицейских, неумытых, заспанных, одетых как попало, небритых и нечесаных. Обмениваясь недоуменными взглядами и обеспокоенным шепотом, мы напряженно ждали. Никто не имел ни малейшего представления о том, что произошло. Было известно лишь то, что комиссар Альтьери и его заместитель Требески находятся в офисе комиссара полиции вместе с другими крупными шишками и прибудут как можно скорее, чтобы ввести команду в курс дела.

Мы ждали почти час. Когда Альтьери и Требески появились в дверях, первые лучи очередного палящего дня уже озаряли небо за пыльными стеклами окон. Комиссар казался растерянным и, по сравнению с тем, когда я впервые увидел его в комнате оперативной группы, менее чем за две недели до этого, выглядел лет на десять старше. Неудивительно, что теперь под ним буквально горело кресло, а дело, которое, вероятно, должно было стать венцом его карьеры, почти стало его погибелью. Даже всегдашняя невозмутимость Требески начала давать трещины.

На этот раз она заговорила первой. В свете ее рассказа серьезность произошедшего и его последствия для расследования сразу же стали очевидны для всех.

Ночью, около часа ночи, Матильда Бранци, 26 лет, гражданка Италии, проживающая в Милане, попала в аварию на своем автомобиле на Северной окружной дороге. Последним, с кем она говорила, был ее отец, которому Матильда позвонила, чтобы предупредить его, сказав, чтобы тот не беспокоился, что она как-нибудь справится и в крайнем случае вызовет эвакуатор. Мужчина, вдовец со слабым здоровьем, вернулся в постель. Он проснулся около трех часов ночи, угнетенный ужасным предчувствием; безуспешно пытался связаться с дочерью и по мобильному телефону, и по стационарному телефону в ее доме. Глубоко обеспокоенный, он позвонил своему брату, правоцентристскому советнику в городском совете Милана. Тот позвонил мэру, который поднял на ноги самого комиссара полиции. Была отправлена патрульная машина, обнаружившая брошенный на обочине автомобиль с включенными аварийными сигналами, поднятым капотом и одной распахнутой дверью. Сама же Матильда Бранци бесследно исчезла. Нельзя было быть абсолютно уверенным, но гипотеза о том, что женщина была похищена Убийцей с кольцевой дороги, должна была восприниматься серьезно. На месте похищения уже работали криминалисты, и оставалось надеяться, что они отыщут улики, полезные для расследования.

Если это действительно была работа нашего объекта, – а лично я не сомневался, что это так, – для нас, сотрудников правоохранительных органов, это была катастрофа. Стоило бы этой новости просочиться в окружающий мир, и мы все очутились бы в аду. СМИ обрушились на полицию, когда жертвами чудовища стали нелегальные иммигранты, более того, проститутки. Теперь же, когда преступник выбрал в качестве жертвы итальянку из хорошей семьи, с нас заживо содрали бы кожу. С этого момента образ Милана как «города в тисках террора» уже нельзя было считать просто журналистским преувеличением. Кроме того, поскольку Бранци была племянницей городского советника, на нас давили бы еще и политики. В таких условиях работать было бы совершенно невозможно.

Еще больше поводов для беспокойства добавил молодой профайлер, который тем временем прибыл, сжимая в руках несколько смятых листков бумаги. Прежде всего он заявил, что убежден, что за этим похищением стоит именно наш маньяк, который, становясь все более наглым, по мере того как обретал уверенность в своих силах, воспользовался неожиданной возможностью. Затем сообщил нам о результатах некоторых своих расчетов. Матильда Бранци, указал он в своих записях, исчезла через шестнадцать дней после обнаружения тела Лореты Валлы, что на шесть дней меньше, чем время, прошедшее между обнаружением четвертой жертвы и похищением самой Валлы. Это подтверждает его теорию о том, что эмоциональный интервал между преступлениями неуклонно сокращается.

Албанская проститутка оставалась в руках монстра в течение восьми дней, прежде чем была убита, в то время как заключение предыдущей жертвы длилось двенадцать дней. Учитывая это, по его расчетам, тело Матильды Бранци должны были найти в течение пяти-шести дней, не более.

Седьмое августа казалось бесконечным. Жара стояла, пожалуй, еще хуже, чем в предыдущие дни: влажность была такой, что воздух приобрел водянистую консистенцию. Как только средства массовой информации начали распространять новости, коммутатор полицейского управления сошел с ума, и моя команда и я были буквально завалены телефонными звонками.

Тонкая нить, за которую цеплялись все надежды, а именно что Убийца с кольцевой дороги не имеет отношения к исчезновению женщины, оборвалась около полудня: его отпечатки пальцев были найдены на капоте автомобиля. К сожалению, это было практически все, что криминалисты смогли обнаружить на месте похищения.

В головах членов оперативной группы начал раздаваться зловещий тикающий звук; он означал, что время, оставшееся Матильде Бранци до того, как монстр зарежет ее, практически вышло.

В конце судорожного и безрезультатного дня Альтьери, выглядевший к этому моменту как человек, которого только что переехал грузовик, появился в зале заседаний и объявил о мерах, принятых на самом верху: на следующий день начнется масштабный розыск с совместной мобилизацией элементов полиции, карабинеров, финансовой службы и даже контингента военных, предоставленных армией. Она включала дорожное и воздушное патрулирование, контрольно-пропускные пункты, обыски и поголовные допросы потенциальных подозреваемых.

Операция началась на следующий день на рассвете, но, как ни впечатляюще было развертывание людей и средств, она навела меня на мысль о тщетных метаниях вслепую, о шаге, рожденном скорее отчаянием, чем продуманной стратегией расследования, принятой скорее ради сценографического эффекта, который он мог произвести на СМИ и общественное мнение, чем ради реальных шансов на успех. Рев трех вертолетов, которые начали летать над городом, возможно, звучал успокаивающе для ушей горожан, но вряд ли он мог принести пользу Матильде Бранци или оказать реальную помощь в расследовании. Что касается обысков и допросов лиц, вытащенных более или менее наугад из большого котла возможных подозреваемых, то шансы на то, что убийца тоже попадет в сети, были ненамного выше, чем шансы стать миллионером, играя в телеигре. Это дело превращалось в «Титаник», и началась фаза «каждый сам за себя». Никто больше не пытался привести корабль в порт – все судорожно искали шлюпку или спасательный круг, чтобы спасти свои задницы.

В те суматошные часы чертовы ключи и их возможная связь со сказкой о Синей Бороде канули в Лету. Возможно, только потому, что это была моя идея, я, с другой стороны, оставался убежден в том, что, даже если мы пока не знаем, как решить задачу, эти ключи представляли собой единственное настоящее окно в сознание убийцы, единственный след, который мог привести нас к нему.

Во все более редкие свободные минуты на работе, а затем и дома, отрываясь от Аличе, еды и сна, я продолжал читать и перечитывать эту сказку, пока не начинали слезиться глаза, пока слова не расплывались в голове, потеряв всякий смысл. То, что я испытывал к этому делу, уже нельзя было назвать просто увлечением. Я не думал ни о чем другом, для всего остального не было места. Я начинал лучше понимать своего отца – его полную, чуть ли не болезненную преданность работе, из-за которой он по нескольку дней не бывал дома, а когда был там, становился рассеянным и отсутствующим, – и обнаружить, что я в чем-то похож на него. Это было чем-то, что одновременно пугало меня и приносило странное утешение.

Читая текст Перро, я изо всех сил старался поставить себя на место убийцы, проникнуть в его мысли. Я пытался понять: что же так глубоко затронуло его, что он отождествил себя с главным героем? Конечно, оба они убивали женщин, но достаточно ли этого? Если наш объект действительно был очарован этой сказкой, то, скорее всего, его интерес к теме возник еще до того, как он начал похищать и убивать проституток – возможно, в детстве, – и, если уж на то пошло, именно это навело его на подобную мысль, подсказало ее.

В начале повествования было одно предложение, на котором я каждый раз задерживался, прежде чем возобновить чтение, с ощущением, что от меня что-то ускользает. «У этого человека, на его несчастье, была синяя борода, и это делало его таким уродливым и страшным, что не было девушки или замужней женщины, которая, увидев его, не убежала бы в страхе…»

Еще один день прошел безрезультатно, и я никак не мог выбросить из головы мысль о том, что, пока мы тратим драгоценные силы и ресурсы на эту мощную, но бесполезную фронтовую операцию, Матильду Бранци, скорее всего, пытает монстр.

Днем 10 августа я снова ломал голову над Перро. Внезапно с моих глаз словно сдернули пелену. В своем профиле консультант СПАНП описал убийцу как сложного человека, неспособного наладить нормальные отношения с женщинами, поэтому он стал постоянным клиентом проституток. Я наконец-то понял, в какой детали он мог узнать себя, которая, должно быть, вызвала в нем резонанс задолго до того, как он начал убивать, заставив его отождествить себя с главным героем сказки: у него тоже, как у Синей Бороды с его бородой, было что-то, что уродовало его лицо – шрам, ожог или что-то еще, – чего он стыдился и что делало его непривлекательным в глазах противоположного пола.

Правда, пока не было ничего конкретного, что бы подтвердить мою гипотезу. Это была всего лишь догадка, но она вызвала у меня то же чувство, которое испытываешь, собирая пазл, когда ставишь на место кусочек, который наконец-то позволяет увидеть всю картину, после чего, как по волшебству, все остальные кусочки сами находят свое место.