Текст книги "Водолаз Его Величества"

Вахтенный при виде Шульца вытянулся во фрунт, его лицо побледнело и сделалось неподвижным, только глаза чуть выкатились от усердия. Второй вахтенный, подбежав, отдал честь и бодро зачастил:

– Разрешите доложить…

Шульц остановил его движением руки:

– Вот наш новый матрос, Артем Шапиро. Отведи его на медосмотр, а после освидетельствования оформи по всем правилам. Сопровождающего, – Шульц указал подбородком на Франца-Иосифа, – проводи на обед в столовую, а затем в канцелярию, пусть ему выпишут пропуск на обратную дорогу. И пусть в канцелярии поторопятся, он должен успеть на послеполуденный катер.

Спустя десять минут, перейдя вслед за вахтенным обширный внутренний двор школы, Аарон, вернее Артем, оказался в прохладной комнате лазарета.

– Михаила Николаевича сегодня уже не будет, – объяснила сестра милосердия, пышная миловидная девушка в кокетливо сдвинутой набок шапочке с красным крестом.

– Но кавторанг велел произвести осмотр сегодня! – воскликнул вахтенный. – Машенька, придумай что-нибудь, мне Артема надо еще через каптерку провести и в казарме устроить.

– Ну что я могу придумать? – развела руками Маша, сверкнув зеленоватыми, слегка раскосыми глазами. – Вот если Варвара Петровна согласится.

– Почему ей не согласиться? – спросил вахтенный. – Она ведь врач, как Михаил Николаевич.

Маша улыбнулась.

– Костя, одни умеют зарабатывать кессонную болезнь, а другие умеют ее лечить. Не суди о том, в чем не понимаешь. Варя моя близкая подруга, но она только начинающий врач, а Михаил Николаевич Храбростин – медицинское светило.

– Да ладно, – продолжал настаивать вахтенный, – посмотри на Артема. Тут без светила видно, что он годится в водолазы.

Маша поджала губки и уже хотела разразиться гневной филиппикой, как дверь, ведущая во внутренние помещения лазарета, отворилась и на пороге возникла молодая женщина в белом халате. Артем посмотрел на нее и обмер.

До сих пор он не обращал на девушек внимания. В еврейской общине Чернобыля существовал только один вид отношений между мужчиной и женщиной – супружество. Женились и выходили замуж рано, и, если бы не мобилизация, в этом году Артему предстояло встать под свадебный балдахин.

О любви никто не говорил, это чувство должно было возникнуть не до начала совместной жизни, а после, спустя год или два, когда, хорошо узнав друг друга и духовно, и физически, супруги начинали ценить доставляемую партнером радость. Если же радости не возникало, то, по крайней мере, появлялась привычка к удобствам совместного существования.

Чернобыльские девушки совершенно не волновали Артема, для него все они были на одно лицо. Поэтому с какой из них встать под свадебный балдахин – большого значения не имело. Он доверял родителям и был уверен, что они, желая ему добра, хорошенечко проверят возможных кандидаток и выберут самую лучшую.

Увидев Варвару Петровну, он за одно мгновение понял, насколько правдивы истории про безумства любви, которые он иногда слышал краем уха от иноверцев.

На ее лице Артем сразу различил и задумчивость, и трепетную, еще ни с кем не разделенную нежность, и девическую чистоту. Высокий лоб, лазурные глаза, матовая кожа, небольшой, чуть вздернутый носик, соболиные брови, маленькие ушки, чуть прикрытые коротко остриженными волосами цвета спелой пшеницы. Сердце мягко повернулось в его груди и улеглось, найдя новое, более правильное место.

– Варвара Петровна, вот новый матрос для медицинского освидетельствования, – бодро начала Маша и осеклась, заметив необычное выражение на лице подруги. Переведя взгляд на Артема, она увидела то же радостное изумление. Еще не зная, как себя вести в таком положении, она снова посмотрела на Варвару Петровну, но та успела овладеть собой и придать лицу обычное выражение.

Вся эта сцена заняла каких-нибудь несколько секунд, так что Маша даже начала сомневаться в увиденном.

«Мало ли, тени так легли или просто показалось», – подумала она.

– Храбростин будет только завтра, – ответила Варвара Петровна, изо всех сил стараясь говорить обычным голосом.

– Командир отряда просил провести осмотр сегодня, – вмешался ничего не заметивший вахтенный Костя.

– Какие-нибудь чрезвычайные обстоятельства? – спросила Варвара Петровна, усаживаясь за стол Храбростина. Ей стало тяжело стоять, не держали ноги. На нее вдруг накатило то, о чем она только читала в книгах и была уверена, что все это досужие выдумки романистов. Жаркое томление души, быстрый ток горячей крови, смутная путаница мыслей – теперь это происходило не с литературными героями, а с ней самой.

– Не могу знать, – отрапортовал вахтенный. – Кавторанг лично распорядился сопроводить матроса Шапиро к вам на освидетельствование.

– Разве можно отказать Максу Константиновичу, – ответила Варвара Петровна. – Костя, покинь, пожалуйста, кабинет на время осмотра. А вас, – она перевела взгляд на Артема, – я попрошу присесть вот сюда, к столу.

Артем послушно уселся на стул, Маша стала возле врача, а Костя быстро вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

– Прежде чем приступить к осмотру, – начала Варвара Петровна, – я хочу предупредить вас и провести устный опрос. Труд водолаза относится к категории тяжелых, поэтому в отряд мы принимает только полностью здоровых людей. Вы подвержены частым головным болям?

– Нет, у меня еще ни разу в жизни не болела голова.

– Вы не страдаете от шума в ушах?

– Нет.

– Вам доводилось отхаркивать кровью?

– Боже упаси, никогда!

– Бывают боли в груди?

– Нет.

– Болеете венерическими болезнями?

Артем покраснел. Варвара Петровна тоже.

– Понимаете, по нашим законам то, от чего возможно заработать такую болезнь, разрешается лишь с женой. И поскольку я не женат…

– Значит, вы девственник? – спросила Варвара Петровна, из красной становясь пунцовой.

– Да, – опустил глаза Артем.

– Как часто пьете водку или другие алкогольные напитки и сколько за один прием?

– Я вообще не пью.

– Ну что ж, давайте начнем осмотр. Обнажитесь до пояса.

Когда Артем разделся, Маша и Варвара Петровна переглянулись. Им было на что посмотреть, по причудливой воле Небес торс Артема напоминал торсы классических статуй Праксителя.

Через десять минут выслушивания через стетоскоп и осторожного простукивания кончиками пальцев Варвара Петровна вернулась за стол заполнять формуляр.

– Можешь одеваться, – сказала Маша. Это «ты» самым красноречивым образом сообщило Артему, что осмотр успешно завершен и он принят в Кронштадтскую школу водолазов.

Варвара Петровна заполнила формуляр и попросила Машу:

– Позови, пожалуйста, вахтенного.

– Рада сообщить, – продолжила она, обращаясь к Артему, после того как Костя вернулся в кабинет, – что вы абсолютно здоровы и можете приступить к обучению. Возвращайтесь в казарму и доложите дежурному по отряду, что успешно прошли медосмотр.

Артем с трудом попрощался и вышел вслед за вахтенным. Жгучий жар сапфирового солнца навалился ему на плечи. Лазоревая чистота неба вдруг сгустилась до сумерек изумрудной зелени. Артем замедлил шаги и несколько раз глубоко вздохнул.

Варвара Петровна поразила его не меньше, чем море. Но про море он по крайней мере что-то слышал и немного представлял, как оно может выглядеть. И хоть на деле простор и красота моря отличались от его представления о них, но все-таки шока неожиданности он не испытал.

Девушек и женщин он видел тысячи, десятки тысяч раз, уж тут-то ничего нового оказаться не могло. И тем не менее оказалось. Незнакомое доселе ощущение исходило из повернувшего в иное положение сердца, и он еще не понимал, как со всем этим справляться и как теперь жить.

Небо просветлело, солнце из сапфирового снова стало желтым, дыхание вернулось к нормальному, и он услышал слова ничего не заметившего вахтенного:

– Что, брат, глаза вылупил? Ошалел небось от такой фамильярности? Да, у нас тут так, ни справок, ни казенных рапортов, все на словах, все на доверии. Это потому, что дело наше водолазное только на доверии и держится. Когда уходишь под воду, надо полностью доверять тем, кто остался наверху, до конца на них полагаться, а им – на тебя внизу. Иначе ни черта из работы не получится. Мы тут все – одна большая семья: и офицеры, и врачи, и матросы. А Макс Константинович просто отец родной, я тебе говорю! Докторша наша, не смотри, что молодая, ух, какая вострая! Она не только медицинский институт для женщин окончила, а посещала академика Павлова в Военно-медицинской академии. Во как! Академик ее к нам и рекомендовал вольнонаемным младшим врачом. Для изучения, как это… – он почесал в затылке, – а, физиологии подводных погружений. Вот ты ныряешь себе и знать не ведаешь, как это мудрено зовется!

Артем ничего не ответил. В Чернобыле он не успел столкнуться ни со справками, ни с казенными рапортами, ни с каким-либо другим проявлением чиновной бюрократии. Отношения между людьми в еврейской общине очень походили на то, чем сейчас хвалился вахтенный.

К счастью или несчастью, все зависит от взгляда. Артем просто не знал другого типа отношений. Ему, наивному юноше, выросшему под крылом заботливой матери и за оградой общинной поруки, только предстояло вкусить горечь несправедливых обид, презрительного высокомерия и унижающей надменности.

Проходя мимо низкого забора, огораживающего какое-то сооружение посреди двора, вахтенный дружески ухватил Артема за рукав и повел к воротам.

– Пойдем, покажу. Ты уже наш, так что можно.

Отперев замок, он провел Артема внутрь к устью большого колодца, прикрытого толстой деревянной крышкой.

– Помоги, – коротко бросил вахтенный, берясь за бронзовую ручку на крышке.

Артем ухватился за другую, вдвоем они легко сняли крышку и положили ее на вымощенный кирпичом пол.

– Колодец? – спросил Артем, заглядывая через край.

– Нет, бак для погружений, – воскликнул вахтенный. – Целых две сажени[1]1
  Сажень – 2,16 метра.


[Закрыть] глубиной! Как только тебя обучат пользоваться водолазным аппаратом, будешь сюда погружаться каждый божий день. Зимой и летом, в снег и в дождь, ломать ломом лед и погружаться.

– А зачем так часто? – удивился Артем.

– Затем, чтобы аппарат стал частью твоего тела. Чтобы не думать, какой вентиль покрутить и какой шланг расправить, а делать это, как ухо чешешь – не задумываясь.

– А ты уже научился?

– Да! Ночью меня разбуди, в ботинки могу не попасть, а аппарат с закрытыми глазами нацеплю: бултых! – и поминай, как звали.

– То есть? – не понял Артем. – Зачем тебя поминать?

– Ну, это так говорят. В смысле, нырнул и уплыл. К примеру, требуется ко вражескому кораблю незаметно подобраться и мину поставить или другое важное задание выполнить. Для этого надо себя под водой чувствовать, как за столом у тещи на блинах.

– Я не боюсь воды, – сказал Артем, перевешиваясь через край и касаясь рукой прохладной глади. – Я на Припяти вырос, на речке нашей. Купаться обожаю, особенно люблю нырять.

– Вот теперь и накупаешься, – улыбнулся вахтенный. – А то, что нырять любишь, это просто здорово. Сколько можешь под водой просидеть?

– Долго, – ответил Артем.

– Долго у тебя – это сколько? Минута, две, три?

– Не знаю, никогда не мерял. Часов-то у меня нет.

– О, хорошо, что про часы вспомнил. Заболтались мы с тобой. Пошли скорей в каптерку, надо тебе форму получить и прочее матросское имущество.

Спустя час, уже облаченный в форму, с вещмешком, туго набитым всяческим добром, назначения доброй половины которого Артем не понимал, он был представлен дежурному по отряду – старшему водолазу Ефиму Бочкаренко.

Тот и в самом деле походил на бочку: кряжистый, широкоплечий, с круглой, выпирающей грудью, обтянутой синей фланелевой рубахой, в широком вырезе которой виднелись полосы тельняшки. Бескозырка была чуть сдвинута набок, пряжка пояса сияла, словно золотая, стрелки наутюженных брючин упирались в расчищенные до блеска черные ботинки.

Артем получил такое же обмундирование, только сидело оно на нем косо и неуклюже. Подойдя к Бочкаренко, он вскинул руку к бескозырке и доложил:

– Матрос Шапиро прибыл в расположение отряда.

Эту фразу и жест он десять минут репетировал с Костей и, судя по его довольному лицу, репетиция не прошла даром.

Бочкаренко небрежно козырнул в ответ и тяжелым, точно каменным шагом обошел вокруг матроса. Сделав полный круг, он остановился напротив и, раскачиваясь с носка на пятку, произнес:

– Гюйс поправить, ремень подтянуть, пряжку надраить, брюки выгладить, ботинки чтоб сверкали. Вопросы есть?

– Вопросов нет, – весело отозвался Костя. – Сколько на все про все?

– Часа хватит. Веди парня в кубрик, покажи, как управляться, и койку ему определи. Через час вернетесь для проверки.

Он пригладил плоские, коротко подстриженные усики, плохо подходящие к размерам его лица, и приказал:

– Исполнять!

Вахтенный чуть не бегом двинулся к двери. Артем в новых, жмущих ботинках едва поспевал за ним.

Кубриком называлось большое помещение, занимавшее половину первого этажа здания. Солнце через высокие стрельчатые окна заливало светом два ряда коек, большей частью пустых.

– Почти весь отряд в Севастополе, – пояснил вахтенный. – Отрабатывают спуски на разные глубины. В Кронштадте только новенькие да пара бедолаг, вроде меня и Ефима Семеновича. Ну ничего, через три недели приедет смена, и мы с ним покатим на Черное море, делом заниматься.

– Вот эту бери. – Он указал на крайнюю в ряду койку. – Она не занята. И пойдем, покажу, где у нас щетки и вакса. Начнем с ботинок.

– Он всегда такой сердитый, этот Бочкаренко? – спросил Артем, надраивая ботинок.

– Да брось, это он перед новеньким делается! – улыбнулся вахтенный. – Ефим – душа-человек, за ребят горой. И первый, если что, на помощь придет. Скоро сам увидишь.

– А почему у него усы такие маленькие? – не удержался от вопроса Артем.

– Не маленькие, а плоские. Водолазные у Ефима усы. Вообще-то правила бороду и усы водолазам запрещают, они в шлеме помеха, но для самых старших и опытных делают исключение.

– Значит, усы – это знак отличия, вроде Георгиевского креста?

– Понимаешь правильно, только мерка не та, скромнее мерка. Но если видишь водолаза с усами, знай – перед тобой один из лучших.

Вахтенный провел пальцем по гладко выбритой коже над верхней губой и сокрушенно развел руками – не заслужил.

Когда большие часы на стене кубрика начали отбивать полный час, вахтенный и Артем уже мчались обратно к старшему водолазу.

– А ты ловкий, – уважительно заметил Костя. – Руки на месте и голова варит. Сходу все схватываешь.

– Да что тут хватать? – удивился Артем.

– Не скажи, не скажи. Иных я по часу учу койку застилать, а ты ее с первого раза в досточку заутюжил.

Старший водолаз Ефим Бочкаренко провел указательным пальцем по щеточке усов, снова обошел кругом матроса Шапиро и довольно улыбнулся.

– Теперь совсем другое дело!

Затем перевел взгляд на вахтенного и спросил:

– Как там положение с койкой?

– Полный ажур! – бодро отрапортовал Костя.

Бочкаренко протянул Артему руку и пробасил:

– Добро пожаловать в отряд, матрос Шапиро.

Артем осторожно пожал протянутую ладонь. Она была плотная и жесткая, твердые мозоли выступали, точно косточки абрикоса.

– Личный состав заканчивает занятия, – продолжил Бочкаренко, – и перед обедом будет проходить водные процедуры. Плавать умеешь?

– Да, умею.

– Отвечать как положено! – рявкнул Бочкаренко. – На военном языке вместо «да» отвечают – «так точно», а вместо «нет» – «никак нет». Плавать умеешь?

– Так точно!

– Молодец! – Бочкаренко поощрительно улыбнулся. – Значит, сразу и в воду. А пока я познакомлю тебя с перечнем дисциплин, которые ты будешь изучать. Читать и писать умеешь?

– Так точно! Но на еврейском языке.

– А по-русски?

– Никак нет!

– Плохо. Придется тебе рвать когти, иначе не справишься.

Бочкаренко окинул взглядом вытянувшуюся физиономию Артема и расхохотался.

– «Рвать когти» означает делать работу как можно быстрее. А совсем не то, о чем ты подумал.

Артем вздохнул с облегчением, глядя, как Костя тоже заулыбался во весь рот.

– Для того чтобы наизусть выучить наставление о спуске под воду, ты должен уметь его прочесть. Ну ничего, в число дисциплин входит обучение грамоте и письмо под диктовку. Вот тут ты и поднажмешь. Ночами не спи, но через три дня умей читать и писать. Ясно?

– Так точно!

– Помимо этого в программу водолазной школы входит арифметика, включая дроби. Знаешь, что такое дроби?

– Никак нет!

– Плохо. Без них ты не сможешь ознакомиться с основными законами физики, относящимися к водолазному делу. Знаешь, что такое физика?

– Никак нет!

Бочкаренко аж крякнул.

– И откуда такие дремучие люди, Костя?

– Так из Чернобыля, – ответил вахтенный.

– Придется взять парня на буксир, иначе хана, – пробасил старший водолаз. – Давай, принимай конец.

– Так точно! – с улыбкой ответил Костя. Он словно играл с Бочкаренко в какую-то пока непонятную Артему игру, и эта игра их веселила.

– Малограмотный, плохо знающий арифметику и не разбирающийся в основах физики матрос, – назидательно продолжил Бочкаренко, – не сумеет понять анатомические и физиологические сведения, нужные для понимания изменений в организме при спуске в воду, подъеме и пребывании на глубине. Ему будет не по силам освоить в должной степени минное дело, понять устройство подводной части корабля, он будет путаться в сборке и разборке водолазных аппаратов. А когда дело дойдет до практических занятий, вряд ли он сумеет правильно выполнять полную и рабочую проверку аппарата, безопасно спускаться под воду, вести такелажные работы, чинить резиновые части скафандров и должным образом хранить их.

Бочкаренко пригладил усы и перевел взгляд на вахтенного.

– Костя, отведи Артема в библиотеку. Пусть возьмет учебники. И через пятнадцать минут на построение. Да, по дороге загляни в санчасть, проверь, женский состав покинул расположение отряда или еще нет?

* * *

На построение перед бассейном явился весь личный состав школы водолазов – восемь крепких белобрысых парней с осоловевшими от учебы лицами. Они явно засиделись за партами во время занятий и хотели немного развлечься.

Бочкаренко оглядел шеренгу, выбрал подходящее по ранжиру место для Артема и указал пальцем:

– Станешь здесь.

Затем еще обвел глазами шеренгу и объявил:

– Это наш новый товарищ, Артем Шапиро. Прибыл сегодня. Многого еще не знает. Я рассчитываю на вашу поддержку и объяснения. Понятно?

– Так точно! – гаркнули восемь глоток.

– Вахтенный!

– Я! – вытянулся Костя, приложив руку к бескозырке.

– Санчасть пуста?

– Так точно!

– Личному составу приготовиться к водным процедурам.

Водолазы начали быстро раздеваться, складывая вещи перед собой прямо на плиты двора. Видимо, они не в первый раз проделывали эту процедуру и справились с ней куда быстрее Артема. Он еще стягивал с себя рубаху, а матросы уже стояли в одних портках, поблескивая на солнце нательными крестиками. Бросив косой взгляд на то, как уложена их форма, Артем привел свою в такой же вид и вернулся в строй.

– А крест твой где? – язвительно заметил сосед справа. Сейчас, когда форма не скрывала его тело, он походил на обезьяну из-за длинных, почти до колен ручищ и обилия черных волос.

– Да какой у яврея крест, – не менее ехидно отозвался сосед слева, высокий белобрысый парень с рельефно выдающимися грудными мышцами. – Евонный крест вниз головой между ногами болтается.

– Вот в том и разница между нами и нехристями, – рассудительно заметил «обезьян». – У кого Бог возле сердца, – и он закрыл ладонью нательный крест, – а у кого меткой на хере.

– Разговорчики в строю! – рявкнул Бочкаренко. – Отрабатываем задержку дыхания под водой. Лучший результат был вчера у Дмитрия Базыки – две минуты восемнадцать секунд. С него и начнем. Выполняй.

Обезьян вышел из строя и враскачку двинулся к баку. Легко вскочив на край, он несколько раз глубоко вздохнул и прыгнул. Брызгами обдало шеренгу, а Бочкаренко, недовольно поморщившись, смахнул капли с луковицы часов, которые держал в руке.

Солнце светило в затылок, свежий ветерок приятно холодил мокрую кожу, на крыше здания чем-то возмущаясь, гукали голуби. Время тянулось бесконечно. Наконец из бака раздался всплеск и громкий выдох. Бочкаренко объявил:

– Две минуты одиннадцать секунд. Следующий!

Базыка выбрался из бака, ладонями согнал воду с тела и вернулся в строй. Становясь на место, он то ли случайно, то ли умышленно задел мокрым боком Артема. Артем словно не заметил толчка, он с интересом ожидал, как будет прыгать в бак первый матрос из шеренги. Вид у него был богатырский: широкие плечи, квадратный, похожий на вырубленный из дуба, торс, длинные мощные ноги. Богатырь забрался на край бака, наклонился, взялся за торчащие из воды поручни, перебрался на лестницу и бесшумно скрылся под блестящей на солнце поверхностью. Эффектный прыжок Базыки на поверку оказался позерством.

«Минут пять просидит», – подумал Артем.

– Минута тридцать шесть секунд, – объявил Бочкаренко. – Следующий!

После каждого результата Базыка самодовольно усмехался. Очередь близилась к Артему, но ни одному из матросов так и не удалось добраться до двух минут.

– Не досраться вам до меня, – пробубнил Базыка. – Хоть раком, хоть каком, а не досраться.

– Да ладно тебе, Митяй, – отозвался белобрысый. – Кто с этим спорит…

Когда Артем, направляясь к баку, проходил мимо Бочкаренко, тот негромко произнес:

– Под водой держись за скобу.

Вода оказалась довольно холодной, и, спускаясь по лестнице, Артем понял, что долго просидеть не удастся. Погрузившись, он воспользовался советом Бочкаренко и, крепко ухватившись за скобу, стал вспоминать родную Припять летом.

Ему всегда нравились прибрежные ивы, окунающие свои ветки в тягучие воды реки. Под их кронами царила затейливая игра тени и солнечных лучей. По мановению ветерка свисающая зелень пропускала или закрывала свет, и покрытая мхом земля из сумрачной поверхности болота в мгновение ока превращалась в искрящийся изумрудный ковер. Эта световая чехарда то подсвечивала очертания, то скрывала их, то наводила резкость, то смазывала.

Просторные чаши омутов, где вода надолго застывала, словно успокаиваясь, утром и вечером казались черными из-за бездонной глубины, но в полдень солнце пробивало их насквозь, высвечивая коряги на не таком уж далеком дне.

Резво бегущие облака накрывали зыбкой тенью прохладные пестрые лощины, тесный мир песчаных откосов, узких пещерок, вырытых ящерицами. Припять была всегда: ее валуны, перекаты, ивы, камыши, дрожащий нагретый воздух, ленивая вода казались незыблемыми, вечными, непреложными. До тех пор, пока облака не отплывали в сторону, – и тогда всё менялось, плыло, бежало взапуски с полосами света и наплывами тени.

Артем хотел посидеть еще немного, как вдруг чье-то тело с шумом пробило воду, кто-то уцепил его за руку и потащил вверх. Артем послушно отпустил скобу и всплыл. Рядом над поверхностью воды торчала голова Кости.

– Что случилось? – удивился Артем.

– Что? – отфыркиваясь, прокричал Костя. – Тебя, оболтуса, не было больше четырех минут. Мы решили – потоп новобранец!

– Да я бы еще сидел, – ответил Артем, ухватываясь за поручни.

– Четыре минуты тридцать пять секунд, – возвестил Бочкаренко. – Я такого еще не видел. Откуда ты к нам приехал, парень?

– Так из Чернобыля, – ответил за него вахтенный.

Покатился, задрожал на ухабах день, нескончаемый, переполненный новыми правилами, словечками, лицами. Артем слегка терялся посреди такого обилия новшеств, но цепкая молодая память впитывала и впитывала в себя сведения, моментально вытаскивая на поверхность все, что попало в ее сети.

Ему было хорошо. Почему, отчего, по какой причине – поначалу Артем не мог понять. Мир был ему люб, и он был люб этому миру. Миру, где совсем рядом находилась удивительная, прекрасная и недоступная даже в мыслях доктор Варвара Петровна, при одном упоминании имени которой по спине начинали бегать мурашки, а сердце сладостно сжималось. Артем любил первый раз в жизни, и томительная волна первой любви накрыла его с головой, сразу и бесповоротно.

Свободный час перед сном каждый тратил по своему разумению. Большинство матросов просто завалились на койки и, лениво переговариваясь, отдыхали, коротая время до отбоя. Артем сидел за столом с букварем русского языка, жадно впитывая страницу за страницей. После пяти лет в ешиве разобраться в правилах чтения по букварю казалось ему легче легкого.

Дойдя до буквы «с», он вдруг вспомнил, как зубрил наизусть страницы Талмуда «под иголку». Проверяли так: экзаменуемый читал вслух по памяти написанное на странице, проверяющий останавливал его в любом месте и спрашивал, какое слово находится на оборотной стороне листа, если проткнуть его иголкой. При правильном ответе требовалось продолжить чтение наизусть с оборотной стороны, пока проверяющий опять не останавливал, возвращая с помощью «иголки» на лицевую.

Артем не был в числе лучших учеников, но даже он знал под иголку пару десятков листов. Запомнить написание тридцати двух букв и понять, как из них складываются слова, было совсем несложно.

Он уже добрался до буквы «ю», когда кто-то бесцеремонно толкнул его в плечо.

– Пойдем выйдем.

Перед ним стоял белобрысый сосед по шеренге, а рядом с ним богатырь, первым после Базыки спустившийся в бак. Сам Базыка стоял чуть поодаль с ухмылкой наблюдая за происходившим.

– А в чем дело? – осторожно спросил Артем.

– Поговорить надо.

– Разве тут нельзя?

– Тут несподручно.

– Ладно.

Направляясь к выходу из кубрика, Артем сообразил, что дело идет к драке. Почему, отчего – непонятно, но судя по тону и виду парней, без нее не обойтись. В детстве ему приходилось тузить чернобыльских мальчишек, желавших потаскать жиденка за пейсы. Правда, эти мальчишеские схватки трудно было назвать настоящими драками, а вот сейчас намечалось нечто действительно серьезное.

Не успел Артем выйти из кубрика, как богатырь и белобрысый крепко ухватили его за руки. Он не стал вырываться, решив подождать, что за этим последует.

Развинченной походкой из кубрика вышел Базыка. Остановившись напротив Артема, он презрительно сплюнул под ноги и произнес:

– Прописку оформляй, жидок.

Чуть напружинив руки, Артем понял, что может резким толчком стукнуть лбами богатыря и белобрысого. Но сначала спросил:

– А что такое прописка?

– Купишь завтра штоф, закуски хорошей, угостишь старожилов.

– А если не куплю?

– Тогда не жалуйся. Мы тебе предлагаем по-хорошему, а ты выбираешь по-плохому.

Внезапно дверь кубрика распахнулась, и рядом с Базыкой возник Бочкаренко. Судя по его разгневанному лицу, он все слышал.

– Это что еще за прописка?! – рявкнул он. – Прилепа и Шоронов, немедленно отпустить Шапиро! Базыка, ты сам в отряде без году неделя, молоко на губах не обсохло. Марш в кубрик! И если кто новобранца пальцем тронет, вылетит из отряда, как заглушка из кингстона!

Утром, после побудки и умывания, Бочкаренко выстроил личный состав во дворе напротив бака. Пригладив усы, он медленно прошелся вдоль шеренги, внимательно оглядывая каждого матроса. Взгляд у него был колючий и острый, точно края битого стекла.

– Вот путь человека, – начал Бочкаренко немного хриплым после ночи голосом, – родиться, прожить жизнь и умереть. Можно прожить ее абы как, а можно со смыслом. Если человек служит Отечеству и умирает за государя императора, жизнь его приобретает высокий, особый смысл.

Бочкаренко сделал длинную паузу, водя взглядом по лицам матросов. Те стояли навытяжку, боясь шевельнуться. Ни тон, ни смысл слов старшего водолаза не предвещали ничего хорошего.

– Базыка, Прилепа и Шоронов три шага вперед! – приказал Бочкаренко.

Матросы вышли из строя и замерли, вытянувшись по стойке смирно.

– Мы все здесь водолазы его величества государя императора, – продолжил Бочкаренко. – И мы должны не просто знать, а зарубить себе на носу, что жизнь каждого из нас зависит от слаженной и умелой работы его товарищей. В нашем отряде нет национальностей, нет рас, нет различий, мы все водолазы и служим государю. Вчера я был свидетелем весьма прискорбного случая. Не буду о нем говорить, думаю, что всем известно, о чем идет речь. Всем известно?

– Так точно! – рявкнули матросы.

– Когда водолаз уходит под воду, он должен быть абсолютно уверен в товарищах, которые остались наверху. Скажу без преувеличения, его жизнь – в их руках. Я многажды убедился в этом на своей собственной шкуре.

Бочкаренко пригладил усы, замолк на несколько долгих секунд, а потом продолжил почти отеческим тоном.

– Вы, наверное, успели заметить, что в нашем отряде все не так, как в других местах. Мы не просто делаем одно дело, мы семья. Без братской заботы друг о друге половина из нас останется под водой. Пока вы это плохо понимаете, но это только до первого погружения на глубину. Глубина быстро мозги прочищает. А пока, – Бочкаренко сменил тон и прищурил глаза. – Пока вы сами не докумекали, выполняйте мой приказ. Предупреждаю, если я еще раз замечу нечто, подобное вчерашнему, виновники будут в тот же день отчислены из отряда. Всем понятно?

– Так точно!

– Базыка, Прилепа и Шоронов, вернуться в строй.

* * *

Читать Артем научился за два дня. Почти все слова были ему знакомы, а запомнить буквы не составило труда. Большую часть времени начинающие водолазы проводили в учебном классе, и, к своему величайшему удивлению, Артем понял, что матросы с трудом читают по складам.

Занятия, сменяя друг друга, вели два лейтенанта. Первый обучал общей грамотности, каждый день рассказывая одно новое правило правописания. Для матросов грамматика была ужасной пыткой, но не для Артема. Ему нравился русский язык, нравилось разбираться в его правилах, нравилось узнавать новые слова.

Второй лейтенант обучал более конкретным вещам, объясняя особенности спусков под воду, подробно растолковывая изменения, происходящие в организме водолаза по мере погружения, пребывания на глубине и во время подъема. На его уроках было много трудных, интересных слов, объяснения требовалось записывать, учить наизусть и отвечать без запинки. Быстро выяснилось, что Артем лучше всех справляется с этой работой, к нему стали обращаться за помощью. Вскоре у него установились дружеские отношения со всеми матросами. Со всеми, кроме Базыки.

Тот никак не мог примириться с потерей звания лучшего ныряльщика. И хоть Артем во время ежедневных погружений в баке всплывал намного раньше, чем мог бы, стараясь не раздражать товарищей, все равно его результат был на целую минуту лучше других.

После погружения и обеда переходили в класс для практических занятий. Их вел Бочкаренко, сопровождая пояснения рассказами из обширного собственного опыта.

– Запомните, первое и главное дело водолаза есть умение правильно проверить аппарат перед погружением. Никому нельзя доверять, ни на кого нельзя полагаться. Только на свои пальцы и свои глаза. Любая неполадка может стоить вам жизни. А поэтому перед каждым спуском водолаз обязан лично провести полную проверку аппарата.