Книга: Дрожь - Якуб Малецкий

«Размытое толкает людей в окна и распластывает их дрожащие тела на железнодорожных путях. Их руки ищут таблетки и горстями кладут в рот. Пальцы крутят ручки конфорок газовых плит, а взгляд задерживается на острых предметах. Натягиваются наскоро повешенные ремни брюк. Руки отпускают рули. Руки сдавливают шеи. Пальцы касаются курков. Из глоток доносится рев, заглушаемый шумом реки. Те, кто видел размытое, говорят сами с собой на опасном пути из квартиры в магазин и дрожат в смирительных рубашках, с головами, отяжелевшими от лекарств. Топят телефоны в ваннах. Спят, как кошки. Воют».

В итоге жизненный цикл подходит к своему завершению, круг замыкается, когда Себастьян Лабендович встречает Майю Эберль, а дальше все начнется заново. Книга заканчивается точно так же, как началась, кажется, что жизнь так и будет бежать по кругу, повторяясь вновь и вновь, а людей на этом пути ждут только страдания и безысходность.

Я рыдала и плакала, кололась книгой, как те мыши кактусом. НУ ЧТО ЗА ТУПОЙ АВТОРСКИЙ СЛОГ первой половины книги??????? Я пыталась ее начать три раза в течение года. Не смогла. пришлось ныть, размазывать сопли и просить друзей поддержать меня, ибо одна я эту хрень не вытяну (а ее даже в аудио нет, чтобы поставить на поток). Возможно, и очень маловероятно, что это вина переводчика, но, думаю, что нет.

В общем, вернемся к самой книге: двадцатый век описан посредством жизни одной семьи и иже с ними.

Вначале происходит дикая мешанина отдельных фраз, обрывочные предложения, собранные под сюрреализм. Автор пытается показать нам, какие дикие и глухие в то время были дни, что люди считали чуть ли не за дьявола бедного мальчика-альбиноса и все время старались покушаться на него.

Что в глухой деревне все глухо и дремуче, никаких понятий нет, но люди как-то живут и даже женятся, детей рожают несмотря ни на что и ведут абсолютно обычную жизнь. Переживают войны (о чем упомянуто настолько вскользь, что прям пять лет впихнуто в два предложения - сбор радио и его разбор). И душевно эти люди умирают в третьи и пятые разы, но продолжают жить.

А еще мой мозг был просто в панике от трансформации имен (там почитаете, поймете, что кого и где чайкой орать надо).

С середины книги, повествование выправляется, когда герои взрослеют: Эмилия, Себастьян, Казимеж.

Такое ощущение, что когда автор ближе подходит к тем временам, в которые он жил, повествование дается ему проще и легче. И если вычеркнуть первую половину книги, то оценка была бы повыше. Вообще мне произведение напомнило очень плохую версию Любимчика Эпохи Кати Качур.

Конечно, в этом произведении есть и тяжелые моменты, но они не произвели на меня впечатление из-за слога: взрыв гранаты, жизнь искалеченной Эмилии, нападение в детстве селян на Себастьяна и его безрадостное детство, болезнь Янека. Единственное, что могу здесь отметить - люди не впадали в уныние и жили дальше. Находили радостные моменты в даже такой своей жизни.

Конец 90=х и начало 2000 вызвали ностальгию. Там все так четко и живо написано, что невольно погружаешься в эту атмосферу и ностальгия одолевает. Только за вторую часть книги я смогла наскрести в своей душе оценку 2.

Польша, военное время, Янеку удается остаться в родительском доме и вместе со своей женой Иреной они живут с немецкой Фрау Эберль, у них появляется первый сын Казек. Вскоре Фрау решила вернуться в Германию, но Янек сбежал от неё , Ирена была беременна вторым ребенком, немка в спину кричала проклятия Янеку, которые всю жизнь он не мог забыть. Ирена родила второго мальчика, но он родился Альбиносом. Его назвали Виктором, люди боялись и пытались убить Виктора, думали что все их беды из-за него, что он живет по-соседству , а Виктор правда был не совсем обычным мальчиком, но образ жизни и отношения с окружающими сыграли главную роль в его жизни.

В это же время не далеко от этой семьи в городе происходит трагедия с девочкой Милой - взрывается граната , но девочка выжила и им суждено встретится и полюбить друг друга с Виктором. Но Виктор не увидит и не будет знать своего сына Себастьяна, который уже в начале 2000 годов будет маяться по жизни, пока не вернется на это самое поле, где жили его дед, отец, дядя.

Роман динамичный, со множеством диалогов и читается быстро и легко, да, темы автор раскрывает тяжелые, книга мне понравилась, но советовать не могу, не каждого заинтересует.

«Ветер хлестал по щекам снегом и песком, принесенным с полей. Мир выл и свистел». Как будто эта цитата описывает всю жизнь героев, которые изо всех сил стараются как-то устроится в этом мире, но редкие удачные стечения обстоятельств сменяются мелкими и крупными катастрофами, поломанные зубы, неурожаи, смерти, пожары, отчаявшиеся и оттого злые соседи… И все же жизнь как-то продолжается, там же и свадьбы, рождения, взросления, любимая ручная сова, праздники и танцы. И как-то даже повеяло оптимизмом.

Идеальная книга, чтобы взять с собой в дорогу или устроиться в кресле зимним вечером, она поглощает внимание полностью, кажется, что я из окна год за годом смотрела на жизнь и смерть этих людей и все такое настоящее, такое реальное, потрясающе хорошо написано. И радостно, что я родилась здесь, а не там)

Ты крик, ты дрожь, ты капля в реке

Песчинка в море песка, незаметная глазу Вселенной. В густой траве за домом, никто не найдет. Можно лежать там вечность, смотреть на синее небо и бегущие облака, смотреть, как солнце меняет луну, смотреть, как яркими вспышками проносятся кадры твоей жизни. Семейные саги похожи одна на другую, чем больше несчастий выпадает на героев на страницах книги – тем более вероятная возможность получить признание среди читателей, как будто люди ограждаются от них своим неверием о возможном повторении такой судьбы. Нет – это не с нами, такое может случиться только с героями этой истории. Но, увы, исход плачевен, а читатели иногда слепы.

Он был Альбиносом.

Если бы это писал Сапковский – он бы ненавидел своего Ведьмака. Нет, он бы его просто не уважал. За серые краски, за бесхарактерность, за недостоверность. Якуб Малецкий просто решил создать героя, сделать его очередным человеком, но из-за недостатка ярких красок характера, вымазать одним цветом, надеясь на авторскую недосказанность. Проклятие? Да нет, сплошное человеческое равнодушие. Мистика в кишках героя не сыграла яркими брызгами, а его поступки всегда бесполезны – не стопорят на поворотах сюжета, а брызгами гравия форсируют события. Смерть Альбиноса, как и жизнь Альбиноса – наполненная ненавистью с рождения и бесполезностью в конце.

Две семьи. Обе искалечены внешне, на обеих печать судьбы. Личности не вышло ни одной. Нет такого характера, чтоб не жил, а чтоб горел. Ярко, пламенно, чтоб было интересно следить, ловить каждый жест, повороты судьбы, переживать о феерическом конце. Но нет, только Дойка могла позволить жить так, как хотела, говорить, что хотела – но она и была чем-то вроде наваждения, морок безумия, которое отталкивает каждого.

Поступки героев бессмысленны. Выйти замуж-жениться, родить ребенка, изменить в поле или за сараем прямо уже на свадьбе, умереть в кресле – все без эмоций, все, как съесть очередную яичницу с колбасой, не меняя блюдо из поколения в поколение. Хотя нет, что же я – смерть героев автор описывал скрупулёзно, с вспышками воспоминаний, о попытках смерти в будущем и не один раз, некоторые умирали трижды, как своеобразное крещение перед последним прощанием. Кто-то пытался умереть дважды – но не получалось, даже волосы не выпадали, боль рука об руку сменяла себя раз за разом, но не добивала до последнего. Кто-то и не ведал, что такое смерть – просто потому, что она еще не догнала их по страницам романа. Но это только маленькая отсрочка. Даже с логичным прогрессом времени, в жизни этих людей ничего не поменялось. А знаете почему? Они для нас закрыты. Нас не приглашали. Мы незваные гости.

Первый раз я читаю роман, где мне не рады. Я искренне пытаюсь сочувствовать, давлю из себя эмпатию, ловлю на себе эмоции. Нет, и еще раз нет. Не потому что я камушек, а потому что автору не удалось вплести героев в сюжет. Это просто жизнь, далеко не легкая жизнь, которая в принципе есть у каждого из нас. Те же трудности, события, ломающие судьбу, те же простые проносящиеся с быстротой секунд года, когда теряешь десятки лет за несколько страниц. Бронек, Казимеж, Виктор, Ирена, Эмилия – обернитесь, это ваши соседи, ваши родственники, возможно, это даже вы. Они обычные, серые, как многоэтажки, безликие, как окна, проходящие, как облака на небе. Посмотрите в зеркало, пока у вас еще есть два глаза, вглядитесь в шрамы от ожогов, стойте на двух ногах. Вы – человек, все, что есть у вас – завтра может отнять судьба и это пройдет незаметно, потому что вы размытая капля, клонируемая ДНК из поколение в поколение.

Нет, книга ничего после себя не оставила. Даже больше, мне не хотелось ее дочитывать, но я дошла до последней точки подписи переводчика. За окном ласковый холодный май, солнце вот-вот будет греть в полную силу. Не хочу копаться в кишках, проблемах, горе и слепом дурновкусии. Мне эти люди не интересны, мне их история безразлична, я их даже не отличаю друг от друга. Мне здесь не рады, я не напрашиваюсь, идите своей дорогой, а я пойду своей. Нет дрожи, есть глубокая усталость и равнодушие.

они долго лежали молча, мокли, а потом все, почти все, было, как прежде

Так зачем стоило начинать? Точка – лучший знак препинания.

Не слишком образованный люд воспринимает происходящее через призму суеверий, любое «нетипичное» событие вызывает волну тревог и противостояния. Так было и с рождением одного из героев, которому судьба подкинула особую карту. С альбиносами во многих культурах связано множество поверий. Не исключение и Польша. Виктора считают вестником и виновником всех бед – от засухи и неурожая, до болезней и разбойничьих нападений. Его призывают задушить ещё при родах, и в последствии не раз жители покушаются на его жизнь. Лишь самоотверженная любовь родителей спасает мальчика.

Однако жизнь взрослого Виктора так же подвержена суевериям, жертвой которых он делает себя уже сам.

История его будущей жены так же трагична. Изуродованная в пожаре ещё маленькой девочкой, она мучается всю жизнь не от физической боли, она изводит себя тревогами. Кто полюбит её - такую? Кто захочет её? И найдётся ли достойный мужчина?

Ей везёт встретить Виктора. Однако счастье не продлится долго, и сына растить она будет уже вдовой.

Повествование затрагивает три поколения людей: родителей Виктора, его самого и его сына. Жизнеописание обычных поляков, ставших современниками многих переворотов от политических до научных и технических, погружает читателя в быт и объясняет поступки, мысли и чувства героев, их мотивы. Однако не все из них можно понять и с легкостью принять. Так, для меня загадкой останется выбор, сделанный Себастьяном. Возможно, это лишь уловка автора для более трагичного поворота сюжета и эпичного "возвращения" к истокам. Вроде как жизнь закольцевалась и вернулась туда, откуда началась. Но я не считаю, что можно вернуться в исходную точку и начать с нуля, но сделать крутой поворот - это хоть и маловероятно, но все же возможно.

В книге множество других героев и их историй, которые так или иначе повлияли на основных персонажей. Все эти истории в совокупности дают представление читателю об обычных людях, ничем, по большому счету, не отличающихся от привычных нам по русской классике русских (и украинских) деревенских жителей с их такими понятными и знакомыми проблемами, заботами и неурядицами, с их радостями и горестями, суевериями и верой.

Люди как люди... обыкновенные люди... (С)

Всего 8 основных персонажей: Лабендовичи с 2-мя сыновьми, чета Гельда с дочуркой, внук. Но в каждом поколении просматривается гнильца. Начинается всё с Янека, который ни с того, ни с сего бросил свою немку: вёз себе спокойно, никто ему не угрожал, на еврея похож он не был, немцы уже эвакуировались, но сиганул по чистому полю с пустыми руками. Загадка. Дальше только хуже: измена, воровство, убийство, вандализм.

Обычно семейная сага направлена на типовую семью эпохи. Показать "одну из многих" семью, со своими горестями и трудностями, но общечеловеческими чаяниями. В какой-то мере Малецкий к этому и вёл, продвигая линию, что каждый вертелся, как мог. Но уж очень черно и неказисто у него получилось. На писательских курсах учат: каждый персонаж должен иметь определяющую черту. Автор с чертами переусердствовал. Типичный поляк второй половины ХХ века: безумец, альбинос, преступник, инвалид (аж трое увечных!), покупает себе лошадь в городе, имеет телевизор и не смотрит его, пускает бомжа поспать в своём автомобиле. Очевидно, что по такой подборке не стоит делать выводов об обычном положении дел. К тому же часть информации не несёт в себе никакого смысла. Зачем ссать в исповедальне? К чему история с Конём (пародия на "Му-му" прямо) и Псом? Какая-то рандомная информация: а знаете ли вы, что люди иногда слепнут, бывает, изменяют, молния бьёт, телевизор показывает... Зачем это всё?

История альбиноса Виктора и загадка его трёх смертей могли бы привлечь внимание, если бы не были такими невразумительными. Какую драму можно было бы разыграть, всплыви труп бродяги в канаве! Какие перспективы магического реализма открывала дрожь мира: все эти размытые пятна, наползавшие с периферии зрения. Тьма упущенных возможностей! Но автор не дал себе труда придумать, как должно выстрелить это ружьё. Несчастный человек, с рождения забитый деревенскими суевериями, в конце концов в них уверовал. Довели и добили.

Наблюдение за персонажами не увлекает. Ночью с прокушенной ногой везти свинью мимо проклятых фашистов - это должно быть приключением, Событием! Но на деле выходит тоска: провёз и ладно, как будто каждый второй поляк так не делал. Украл полмиллиона! Где мандраж, переживания, муки ожидания? А нет их! Эмоциональный накал примерно такой же, как при продаже капусты в лавке.

Нет ни наказания, ни страха перед ним. В каждой судьбе сквозит предопределённость. Сбывается пророчество, сбывается проклятие. "Человек подобен механизму: в нём есть всякие вещи, воздействующие на тебя, и то, как они сложатся, определяет твоё поведение. Это значит, что свободы воли не существует." -говорит Казимеж Лабендович. И когда история делает круг, чувствуется разочарование. Зачем были эти все судьбы и трепыхания, если все линии приходят к исходной точке? Должно же быть что-то в душе кроме механизмов и алгоритмов.

Нож, пронзивший сердце Йохана Пихлера, потихоньку ржавеет в иле на дне пёлуновского канала. Ножи, пронзившие другие сердца, лежат в гаражах, овинах и водосточных колодцах, обсыхают на кухонных сушилках и режут хрустящие пшеничные батоны

Дрожь - это натянутые нервы, напряжение на грани, а это тик - упился и руки не держат - или помехи телевизионные. Дрожь должна быть, дым и пламя, как на обложке! А на деле сплошной туман и промозглость.

... но как только своими силами встал, дом закружился, а перед глазами заплясали чёрные пятна.

Родившийся после войны сын Виктор был альбиносом, за что подвергался нещадной травле в детстве, и по мере взросления становился все более странным. Его старший брат Казимеж был обычным парнем - выпивка, девчонки, танцы, а Виктор интересовался жестоким и потусторонним, воображаемый друг нашептывал ему маньячно, родители страдали по-своему: отец по пьяни упал под поезд и потерял ноги, мать болела, а однажды изменила мужу. После его смерти случайная встреча с тем самым любовником Бронеком Гельдой запустила новый виток в жизни Виктора: в ней появилась Эмилия, дочь Бронека, в детстве пострадавшая от взрыва оставшейся с войны немецкой гранаты, которую соседи сохранили как сувенир. Мужчина-альбинос и девушка в шрамах стали друг для друга спасением, но отрава, проросшая в душе Виктора, не давала ему покоя. Своего сына он так и не увидел.

Себастьян Лабендович, чей отрезок жизни в книге мы видим с восьмидесятых до 2004 года, живет уже в новой постсоциалистической Польше, и с детства его тянет на темную сторону во всякий криминал, за легкими деньгами и низким уровнем ответственности. Грустно было читать, как молодой парень деградирует с пивом перед теликом, но когда он типа взялся за ум и начал мутить мошеннические схемы, стало еще хуже. Вообще вся книга - это парад несчастных людей, сломанных судеб, порушенного (иногда своими руками) здоровья, и просвета в этом не видно.

Отдельно отмечу, что кротик, которому насрали на голову, прорвался и сюда - в книге очень много всяких туалетных подробностей, на которых и держится единая ветка повествования. В критические моменты кому-то обязательно нужно в туалет, и эта необходимость становится судьбоносной. Также удивительно было видеть, что в католической стране люди так пренебрежительно относятся к религии и церкви, например, сцена с обоссанной исповедальней и плевком на алтарь - вот зачем нужно было это делать, при чем тут Бог, и что ты изменил своим поступком, которого сам же поутру и устыдился?

Книга запомнится, но прежде всего вот этим ощущением тоски.