Текст книги "Пробуждение дракона. Голос одиночества"

IV

Они договорились встретиться в шесть вечера в посадочном переходе. В шесть десять переход закрывался, но Кристина сказала, что раньше ей из бюро никак не вырваться. Она забронировала билеты в компании «Южно-Китайские авиалинии» на 18:30 и рассчитывала приехать в аэропорт прямо из города.

Пол прибыл туда двумя часами раньше. Благодаря многочисленным магазинам и бутикам аэропорт Чхеклапкок напоминал скорее торговый центр. Пол прогулялся по этажам, выпил чая, купил газету и, уединившись в пустом коридоре, сделал несколько дыхательных упражнений.

Часы над воротами посадочного перехода показывали без десяти шесть. Сине-белый «Аэробус-320» уже ждал пассажиров. Пол внимательно разглядывал самолет через оконное стекло, как будто надеялся высмотреть вмятину на боку машины или трещину на металлической обшивке. Он никогда не испытывал ничего похожего на страх полета, тем не менее каждый раз спрашивал себя об одном и том же: как так получилось, что он, Пол Лейбовиц, добровольно позволил запихнуть себя в эту металлическую трубу, заодно с двумя, тремя или даже четырьмя сотнями человек? Тем более в такую невзрачную, как эта, явно не рассчитанную, судя по размерам и оснащению, ни на такую длительность полета, ни на такое количество людей.

Девять минут седьмого. Все пассажиры вошли в ворота. Стюард уже бросал на Пола вопросительные взгляды, когда в другом конце коридора появилась Кристина. Она извинилась за опоздание. Пол заметил легкие тени у нее под глазами, которых не могла скрыть даже поплывшая от пота косметика.

Девятый ряд. «Счастливое число», – мелькнуло в голове у Пола. На полках в салоне места для его сумки не нашлось. Пол ненавидел переполненные самолеты.

Кристина уступила ему место возле иллюминатора. Пилот приветствовал пассажиров на борту авиалайнера и заверил, что перелет будет спокойным и завершится в назначенное время. Стюардессы занимались своей обычной работой. Пассажиры поудобнее устраивались в креслах. Некоторые уже погрузились в чтение, играли в карты, смотрели фильмы на установленных в салоне экранах или спали, как у себя дома. Пол завидовал таким людям. Для него перелет всегда был пыткой.

Сиденье оказалось тесным. На спинке кресла впереди зияла глубокая трещина. Кроме того, в том ряду не работали лампы для чтения. Мелочи, на которые иной не обратил бы внимания, но они свидетельствовали о небрежности, с какой экипаж подготовился к рейсу. Если же это были знаки, то они не предвещали ничего хорошего. Пол нахмурился и отвернулся к окну.

Машина покатила в направлении взлетно-посадочной полосы. Кристина вытащила из сумочки шкатулочку и протянула Полу. Внутри оказался амулет из темно-красного нефрита – маленький дракон, его знак по китайскому гороскопу, – на красно-коричневой кожаной ленточке. Размером он был с ноготь большого пальца и такой тонкий, что просвечивал насквозь. Пол не так много понимал в камнях, но почему-то сразу понял, что это очень дорогой сорт.

– Красный нефрит, – сказала Кристина. – Как раз то, что мастер Вон порекомендовал тебе. Ты же знаешь, что означает этот знак. Дракон – могущественный защитник и символ счастья. Он обитает в небе и морях, реках и воздухе и может становиться невидимым. Этот знак очень тебе подходит.

– Чудесная вещь! – Пол поцеловал ее в щеку. – Большое спасибо. Откуда он у тебя?

– От мамы. Она подарила его мне много лет назад. Когда-то он принадлежал моему отцу.

– Твоему отцу? – переспросил Пол. – Ему он точно не принес счастья.

– Отец не носил его, потому что считал астрологию глупым суеверием. Но он получил его от своего отца, который верил в звезды и был Дракон по зодиаку.

– То есть от твоего деда? И тот его использовал?

– Думаю, да. Дед прожил долгую жизнь.

– Насколько долгую?

– Утонул в восемьдесят четыре года при попытке переплыть широкую реку. Его тела так и не нашли.

– Но это свидетельствует не в пользу амулета.

– В тот день дед оставил его дома. Забыл, вероятно.

– Семейная легенда.

– Нет. Иначе откуда он у нас оказался бы?

Тут загудели моторы, и Кристина с Полом вжались в кресла. Кристина взяла Пола за руку, как будто ей стало нехорошо. А может, и ее мучили дурные предчувствия? Лампы вдоль взлетной полосы проносились все быстрее. Потом самолет так резко пошел вверх, что у Пола возникло чувство, будто они поднимаются в лифте. Вечер выдался безоблачным. Вверху мерцало звездами небо, внизу простиралось черное Южно-Китайское море. Множество огоньков обозначали суда. Сверху они походили на горстку алмазов, чьей-то щедрой рукой рассыпанную по черному бархату. Пол узнал очертания Ламмы. Море огней рядом с островом означало Гонконг.

Пол повесил амулет на шею, спрятал его под майку и удивился охватившему его приятному, теплому чувству. Кристина уже спала. Пол приподнял ее голову и подложил подушку. Потом накрыл ее ноги пледом, выключил лампу для чтения и осторожно откинул ее кресло.

Пол завидовал ее способности засыпать где угодно – в метро, такси или на пароме, – хотя сейчас предпочел бы обсудить с ней планы на ближайшие два дня. Что именно сказала ей Инь-Инь, когда Кристина ей позвонила? Не делала ли каких намеков на проблемы своего отца? Знает ли она о них вообще? Возможно, и Кристина не знает ответов на эти вопросы. Но Пол должен был переговорить с ней на эту тему. Последние дни выдались хлопотными: перелет, бронирование отеля, виза. Кристине нужно было назначить себе заместителя в бюро и поручить кому-нибудь Джоша. Пол не привык жить в таком темпе.

Когда она проснулась, самолет шел на снижение.

– Прости. – Она зевнула. – Я страшно устала.

– Ты пропустила не так много, – успокоил ее Пол.

Кристина выпрямилась и собрала волосы в конский хвост. С такой прической она походила на молоденькую девочку.

– Что ты чувствуешь?

Она посмотрела на него и улыбнулась:

– Ты хочешь знать, удалось ли мне отдохнуть?

– Нет, скорее, что ты чувствуешь. Волнуешься? Боишься? Может, радуешься предстоящей встрече?

– Порой ты задаешь такие странные вопросы, – перебила она его.

– То есть?

– Ни один китаец не стал бы интересоваться ничем подобным. Из тех, кого я знаю, по крайней мере.

– Но почему?

Она пожала плечами:

– Вероятно, мы не придаем словам такого большого значения. Нам просто не придет в голову об этом расспрашивать. Если собеседник захочет, он сам даст нам знать, без всяких вопросов.

– Тем не менее ты мне ответишь? – неуверенно продолжал Пол.

Он не знал, следует ли понимать ее последнее замечание как намек на бестактность.

– С удовольствием. – Кристина задумалась. – Итак, что я чувствую… Честно говоря, мне трудно выразить это словами… Во всяком случае, что-то я чувствую.

– Попытайся.

– Ну хорошо… Я не боюсь, во всяком случае, за себя, пока ты со мной. Но я волнуюсь, потому что не знаю, что нас ждет, в какую переделку угодил Большой Дракон и сможем ли мы ему помочь. Это беспокойство нельзя назвать неприятным… Радуюсь ли я? – Она взглянула на Пола, как будто ему был известен ответ на это вопрос. – Возможно, но это нельзя назвать радостью предстоящей встречи с близким человеком. Того брата, которого я потеряла много лет назад, я больше не увижу. Я еду к незнакомому мужчине и его семье, про которого знаю, что это мой брат. Это не одно и то же, если ты меня понимаешь. – (Пол кивнул.) – И потом… – Она запнулась. – Особенно приятно осознавать, что через сорок восемь часов мы полетим обратно в Гонконг.

Посадка получилась необыкновенно мягкой. Пол и Кристина покинули самолет в числе последних. Вопреки обыкновению, на этот раз Кристина не особенно торопилась. По мере приближения к паспортному контролю она все больше замедляла шаг.

Ее лицо выражало лишь беспокойство. Когда они встали в очередь к турникетам, Пол попытался подбодрить Кристину, но она не ответила. Взгляд ее блуждал по залу, по потолкам, где были спрятаны камеры слежения, пока не остановился на молодом человеке в синей форме, которому она как раз должна была протянуть паспорт. Кристина словно готовилась ступить на вражескую территорию. Она решила идти впереди Пола, чтобы в случае чего он смог помочь ей.

Но чиновника пограничной службы мало интересовали ее страхи. Он коротко взглянул на бумаги и пропустил ее. В отношении Пола процедура осмотра также заняла не более минуты. Их багаж уже плыл по ленточному конвейеру, таможенник и не взглянул на него.

В зале ожидания толпились встречающие. Кристина просила племянницу не приезжать за ней в аэропорт. Прямо с самолета они с Полом планировали ехать в отель, где завтра в восемь должна была появиться Инь-Инь. Пол и Кристина с трудом пробирались сквозь толпу. Оба чувствовали себя в центре внимания, хотя их никто не ждал. Кристина замедляла шаг, время от времени останавливаясь, так что Полу приходилось подталкивать ее к выходу.

Снаружи оказалось жарче, чем в Гонконге, хотя и не так влажно. Из всех машин такси, выстроившихся в длинный ряд напротив входа, их угораздило выбрать именно ту, в которой не работал кондиционер. Хотя благодаря открытому окну в салоне было довольно прохладно. Пол опустился на потертое заднее сиденье, чувствуя под собой каждую пружину. Возле зеркала заднего вида покачивался портрет Мао – неизменный талисман удачи китайских таксистов. Водитель жевал потухшую сигарету. Они развернулись, и водитель бешено погнал по скоростной трассе, будто удирал от погони. Из опасения снизить скорость он постоянно лавировал с полосы на полосу. Пол попросил его ехать помедленнее, китаец кивнул. Потом пробормотал несколько слов, которых Пол не понял, и снова нажал на газ.

Кристина как будто не замечала ничего этого. Она сидела за спиной шофера и смотрела в окно. После паспортного контроля она не проронила ни слова. В ответ на замечания Пола только кивала или делала вид, что ничего не слышит. Он внимательно всматривался в ее лицо, на котором волнение постепенно сменилось какой-то странной, несвойственной Кристине безучастностью. Проще всего было, конечно, спросить у нее самой, что происходит. Однако Пол не был уверен, что получит ответ на этот вопрос, поэтому молчал. Он вообще решил в ближайшие два дня не приставать к ней с расспросами. Просто не упускать ее из виду и всегда быть рядом, чтобы в нужный момент поддержать.

Пол взял ее за руку, но Кристина даже не взглянула на него.

Внезапный звонок мобильника вывел ее из оцепенения. Некоторое время Кристина напряженно вглядывалась в дисплей, на котором мерцали бледные в свете уличных фонарей цифры. Помедлила, распознав китайский номер.

– Может, мне ответить? – с готовностью предложил Пол.

Но Кристина покачала головой и убрала мобильник в сумочку.

Они неслись по шестирядной трассе на опорах. Город, сколько хватало глаз, состоял из одних новостроек. На горизонте чернели фантастические очертания Пудуна.[3]3
  Пудун – новый район Шанхая.


[Закрыть] И чем ближе они подъезжали, тем больше росло удивление Пола. Он вспоминал свое первое путешествие в Шанхай. Тогда на месте этих небоскребов простирались рисовые и ячменные поля, возле деревенских хижин валялись в грязи свиньи. А теперь сорокаэтажные здания примыкали к обочине дороги, так что можно было заглядывать в окна квартир. Кристина тоже любовалась видами, но, судя по всему, мало что воспринимала.

Отель «Астор Хаус» Пол помнил еще по прежним поездкам. Он располагался по другую сторону реки Сучжоу, в самом конце набережной Вайтань, – внушительное здание в стиле неоклассицизма, еще до революции считавшееся гордостью города. Пока Пол на ресепшене заполнял формуляры, Кристина разглядывала фотографии именитых постояльцев – Альберт Эйнштейн, Бертран Рассел, Чарли Чаплин…

Комната оказалась вдвое больше гонконгской квартиры Кристины. Высота потолков составляла около пяти метров. Стены были обшиты темными тиковыми панелями, старый паркетный пол – безумная роскошь по тем временам – скрипел при каждом шаге.

Кристина еще раздевалась, когда Пол уже улегся в постель. Потом исчезла в ванной и вскоре предстала перед ним голая. Впервые Пол смотрел на ее обнаженное тело, не испытывая желания. Он любовался ее тонкими, но мускулистыми руками, выпирающими ключицами, на которых натянулась кожа, крепкими грудями и удивлялся хрупкости человеческого тела. Его ранимости, нуждающейся в нежности и защите.

Кристина забралась в постель, и Пол приник к ней всем телом. «Обними меня крепче», – прошептала она, положив голову ему на грудь. Он обнял ее, погладил по затылку и замер, не решаясь сдвинуться с места, пока наконец не услышал ее ровное дыхание.

* * *

На следующее утро ровно в восемь они спустились в холл. Инь-Инь – довольно рослая и необыкновенно красивая молодая женщина – встретила их смущенной улыбкой. Кристина рассматривала ее, стараясь уловить хоть какое-то сходство с матерью или бабушкой. Но женщины в их семье не были рослыми и не имели такой белой кожи и высоких скул, характерных для уроженок Северного Китая. Под рукавами футболки, испещренной иероглифами, угадывались тонкие мускулистые руки. Подобранные волосы скрепляла блестящая заколка. В ушах сверкали серьги с драгоценными камнями.

И только глаза девушки не понравились Кристине. Они были подернуты какой-то странной тенью. И чем дольше смотрела в них Кристина, тем больше они напоминали ей о брате. Инь-Инь что-то говорила, но Кристина молчала. У нее возникло чувство, будто она беседует со старой черно-белой фотографией.

V

Беда предупреждает о своем появлении. Она посылает вперед гонцов, нужно только уметь распознать их. Они ведь любят водить людей за нос и рядиться в чужие одежды. Меня им удалось перехитрить. Все началось с большого пальца на моей правой руке. Он исчез. В обед я поела лапши и прилегла вздремнуть на пару минут. А когда проснулась, его уже не было. То есть я видела его, но не ощущала. Я не могла им пошевелить, а когда ущипнула, не почувствовала боли. Через пару часов пропали указательный и безымянный пальцы. Вечером они вернулись. Я успела забыть об этом странном происшествии, когда вдруг на следующее утро за завтраком выронила чашку. Она выскользнула у меня из рук, а я следила за ее падением, не в силах ничего сделать. И пуговицы на моем пиджаке никак не хотели пролезать в петли. Потом перестали открываться банки с чаем и пряностями на кухне. Пальцы на обеих руках, столько лет служившие мне верой и правдой, вдруг превратились в бесчувственные обрубки. «Это смена сезонов, – решила я. – Это зима, слишком долгая, холодная и влажная, успела просочиться в мои кости. А потом весна принесла с собой усталость и истощение. Боль во всем теле. Весна, конечно, что же еще. Мне пятьдесят восемь лет. Не девочка, хотя и не старуха. Так или иначе, в моем возрасте не следует недооценивать влияние погоды».

Два дня спустя я не могла ни взять в руки миску с рисом, ни управиться с палочками для еды. Я чувствовала себя беспомощной, как ребенок, а всем говорила, что просто не хочу есть. Наконец закачалась земля под ногами. На ровной улице, что пролегла через нашу деревню, меня так и шатало из стороны в сторону. А на тропинке во дворе обнаружились вдруг такие рытвины и кочки, что я спотыкалась, как пьяная. Я стала медлительна. Я, которая прежде ни минуты не могла усидеть без дела, у которой все буквально горело в руках. Что бы я отныне ни делала, все давалось мне ценой невероятных усилий: каждое движение, каждый шаг, каждое слово.

Говорила я не иначе как задыхаясь, как будто только что преодолела не меньше сотни ступенек крутой лестницы. «И… сама не… понимаю… что… со мной. Проглатываю одни звуки, а другие тяну слишком долго. Ттты… лллюбишшшь… тофффу?» Я и сама стыдилась, когда слышала свой голос. Тело, мое тело, о котором я до сих пор не думала, потому что всегда могла на него рассчитывать, предало меня. А на следующий день взбесился Чоу-Чоу – большой черный кот, который вот уже десять лет как жил с нами. Он встал перед домом, выгнул дугой спину, а потом вдруг вскинул вверх задние лапы, будто пытаясь встать на передние. Или забыл, что он кот? Чоу-Чоу, милый, что с тобой стряслось? Что ты вытворяешь? Но он не реагировал на мой голос. Пал на землю ничком и забарахтал в воздухе лапами, как будто в него вселился злой дух. Я подумала, что у него приступ бешенства, и не рискнула его трогать. Минуту спустя он поднялся и принялся носиться по двору. Круг за кругом, как будто за ним гналась стая демонов. Потом вдруг резко развернулся, как заяц, и с размаха врезался в стену. Неужели мой Чоу-Чоу ослеп или потерял рассудок? Я не знала, что и думать. Вскоре он поднялся, шатаясь, как пьяный, повернулся вокруг своей оси и таким же точно образом со всего размаха ударился о забор. «Чоу-Чоу! – закричала я. – Немедленно прекрати!» Но на этом припадок не кончился. Бедняга продолжал носиться, время от времени налетая то на колодец, то на лестницу, то на поленницу, пока не упал посреди двора замертво. Вечером этот кошмарный спектакль повторился. А на следующее утро мы обнаружили в колодце труп кота. Он как будто нарочно заскочил туда, чтобы положить конец своим мучениям.

Спустя два дня у меня начались судороги. Я охватывала деревянную ложку всей пятерней и до боли стискивала пальцы, чтобы не уронить, но весь суп выливался, прежде чем я успевала донести ее до рта. Ты же все время был в городе или на поле, поэтому до сих пор мне удавалось скрывать от тебя то, о чем я здесь пишу. В кабинете врача мне почему-то полегчало. Пальцы снова слушались меня, пол опять стал ровным и не ходил ходуном под ногами. Вся моя болезнь вдруг превратилась в кошмарное воспоминание. «Добрый день, господин доктор. Как ваши дела? Меня привел к вам муж». Какое это счастье – снова слышать собственную речь! Я упивалась каждым звуком, словом, фразой. Доктор ничего не мог понять. Пульс ровный, давление в норме. Язык не обложен. Весна, что же еще? Но уже по дороге домой судороги вновь начались. Я дрожала и корчилась, совсем как Чоу-Чоу несколько дней тому назад, и тоже налетела бы на какую-нибудь стену, окажись таковая поблизости.

Беда посылает гонцов впереди себя. Теперь она явилась к нам собственной персоной.

VI

Какой же наивной и легкомысленной она была! Или это работа не дала ей продумать все как следует? Кристина готовилась к этой поездке с того самого момента, когда они с Полом приняли решение. Выбрала самый удобный рейс на Шанхай, забронировала отель, придумала, что сказать Джошу и маме, и назначила себе в бюро заместителя. Старалась не забыть ни одной мелочи и все-таки упустила из виду самое главное.

Так бывает всегда. За хлопотами Кристине некогда было осознать, что означает для нее, собственно, эта встреча с родным братом. В результате она приехала сюда совершенно неподготовленной. От вопросов, которые задавал ей в самолете Пол, отмахивалась. И вот сейчас перед ней стоит незнакомая девушка и утверждает, будто она ее племянница.

Голос у нее тихий, но никак не робкий. Инь-Инь подвела их к припаркованному возле отеля «фольксваген-пассату» и представила молодому человеку за рулем, который решил навестить своих знакомых в окрестностях Иу и оказался настолько любезен, что согласился подвезти всю компанию.

Они молча сели в машину. Инь-Инь – рядом с водителем. Пол придирчиво оглядывал салон, косясь на спидометр.

Кристине, конечно, первым делом следовало расспросить племянницу, отчего она так грустна. Как поживают ее родители, что Большой Дракон рассказывал ей о тете и ее семье и почему не объявлялся столько лет. Ей хотелось знать, что за человек ее брат. Хороший ли он отец? Вспыльчивый или уравновешенный? Слишком много вопросов. С чего начать и мыслимо ли вот так, ни с того ни с сего, врываться в чужую жизнь? Достаточно об этом задуматься, чтобы от страха лишиться дара речи.

На помощь пришел Пол. Нужно же было кому-то нарушить это тягостное молчание в салоне.

– Ты живешь в Шанхае? – спросил он Инь-Инь по-английски.

– Да, – коротко, но вполне дружелюбно ответила та.

– Чем ты занимаешься?

– Учусь музыке.

– Будешь преподавать?

– Нет. Я учусь в консерватории. Буду играть на скрипке. Правда, в Шанхайский симфонический оркестр меня не взяли. – Она вздохнула. – Провалила экзамен в прошлом году. Через месяц пересдача, поэтому сейчас мне нужно много заниматься.

– Как странно, – вмешалась в разговор Кристина, – до сих пор в нашем роду не было музыкантов. – Это прозвучало как утверждение, тем не менее требующее ответа. – Откуда у тебя талант к этому, не от отца же? Или он тоже на чем-нибудь играет?

«Странный вопрос», – подумала Кристина про себя. Неловко как-то осведомляться у племянницы о родном брате и тем самым ставить себя в положение совершенно постороннего человека.

– Немного, – засмеялась Инь-Инь. – Отец играет на губной гармонике. Но талант у меня скорее от матери. Она была учительницей в музыкальной школе и имела очень красивый голос.

– Разве она умерла? – вырвалось у Кристины.

Она испугалась, будто речь шла о ее лучшей подруге.

– Нет. – Инь-Инь два раза тяжело вздохнула, прежде чем продолжить. – Но теперь она не поет.

Снова нависло тягостное молчание.

– У тебя ведь есть брат? – спросил Пол.

Если кто и не давал этой беседе окончательно угаснуть, так это Пол.

– Да, старший, – ответила Инь-Инь.

– И чем он занимается?

– Работает менеджером в страховой компании «Чайна лайф» в Шанхае.

– С ним мы тоже познакомимся?

– Боюсь, что нет.

Это прозвучало неожиданно резко. Кристина насторожилась.

В салоне снова воцарилась тишина, теперь, похоже, окончательно. Напряженная, кричащая тишина. Означающая что угодно, только не молчаливое согласие.

Кристина откинулась на спинку кресла. У нее возникло чувство, что, несмотря на внушительную скорость, машина за все это время почти не сдвинулась с места. За окном проносились все те же небоскребы, теснившиеся по обочинам трассы, словно деревья в лесу. Иногда между ними мелькали строительные площадки с подъемными кранами, обозначающие места еще не завершенных зданий. Со временем последние стали попадаться все чаще, в то время как число готовых кварталов заметно пошло на убыль.

Первые рисовые поля появились лишь спустя два часа. Теперь дорога петляла по холмистой местности: железнодорожные насыпи, недостроенные автобаны с развилками и мостами. Странный пейзаж открылся глазам: не то пригород, не то поля. То тут, то там мелькали группы домов, очевидно достроенных, но не жилых. Попадались и явно не готовые к заселению объекты, и похожие на руины древних городов брошенные стройки. Широкие улицы, внезапно упиравшиеся в пустыри. Опоры несостоявшихся мостов. Жизнь теплилась разве вблизи фабрик, в общежитиях для рабочих.

Таково было лицо современного Китая. Не сказать чтобы безобразное, но и красивым назвать его было никак нельзя. Неприветливый, густонаселенный и в то же время какой-то безлюдный ландшафт.

– Еще час – и будем на месте, – объявила Инь-Инь. – Родители живут в деревне, неподалеку от города Иу. Слышали когда-нибудь?

– Нет, – ответил Пол.

– Мы забронировали там для вас номер в отеле. Очень интересный город, вам понравится.

– В самом деле? – недоверчиво переспросил Пол.

Инь-Инь кивнула:

– Двадцать лет назад, когда мы только что сюда переехали, в нем было всего тридцать тысяч жителей. Маленький городишко. Но теперь больше семисот тысяч человек. Я ходила там в школу, а сейчас, пожалуй, заплутаю. Один мой друг три года прожил в Америке, а когда вернулся, не нашел свой дом. Он точно знал, что дом все еще стоит. Вышел из такси и два часа блуждал по городу. Даже район не смог узнать. Другие улицы, другие здания. И это всего за три года! Странное чувство, когда все тебе как будто знакомо и в то же время чужое, если вы меня понимаете.

Пол кивнул.

Кристина заерзала на сиденье. Ее не интересовали истории про заблудившихся друзей племянницы. Она не желала ничего слышать о стремительно растущих китайских городах. Ей не терпелось знать, что ждет ее в доме брата.

– Инь-Инь, ты не знаешь, почему твой отец написал мне письмо?

Пол повернул к ней удивленное лицо. Инь-Инь поймала взгляд тети в зеркале заднего вида и вздохнула:

– Но вы же его сестра.

– Да, вот уже сорок два года как… – съязвила Кристина и тут же пожалела об этом. В конце концов, какое она имела право так разговаривать с девушкой? – Я только хотела спросить, какой помощи он ждет от меня, – добавила она уже мягче.

– Об этом я ничего не знаю.

Инь-Инь лгала и даже не пыталась это скрыть. Но прежде чем Кристина успела открыть рот, Пол наклонился к ней и быстро заговорил по-кантонски:

– Имей терпение, Кристина. Сейчас мы обо всем узнаем.

Через несколько минут они свернули с трассы и оказались в зеленой долине, через которую пролегала проселочная дорога. Потом снова свернули, на этот раз в обрамленную полями аллею. Машина затряслась на ухабах. Впереди нарисовались очертания высотной трассы на опорах. Сразу за ней открылась деревня, на краю которой была песчаная площадка. Водитель выключил мотор.

– Последние триста метров придется идти пешком, – объявила Инь-Инь. – Улицы в деревне слишком узкие для машины.

Пол вышел наружу и огляделся. Кристина предпочла бы остаться в салоне, но он обошел машину и распахнул перед ней дверцу. По глазам Пола Кристина видела, что он раздосадован не меньше, чем она. Куда их завезли? Молодой человек вытащил багаж гостей и попрощался. Он торопился домой, к родителям. В отель их доставит такси, а завтра после обеда он приедет снова, чтобы отвезти их в аэропорт. Пока Пол подбирал чемоданы, Кристина рассеянно глядела вслед отъезжающей машине. Она почувствовала себя брошенной. Беззащитной и одинокой, несмотря на присутствие Пола. Но при всем своем желании уехать отсюда просто так она уже не могла.

Откуда ни возьмись выскочила собака, остановилась в паре метров и залилась таким истошным лаем, будто собиралась растерзать нежданных гостей на месте. Она ничего не сделает, успокоила Инь-Инь. Но Кристина не спускала глаз с разъяренного пса. Сильный порыв ветра взметнул над площадкой тучу песка. Запорхали, как огромные бабочки, два пластиковых пакета и мягко опустились на землю в тени каменного забора. Солнце стояло в самом зените, грозясь испепелить все живое, и буквально выжигало глаза ярким светом. Кристина надела солнцезащитные очки. Брат, который объявился впервые за сорок лет, чтобы просить о помощи, даже не вышел ее встретить.

Они пересекли площадь и свернули в длинный переулок. Здесь не было ни единого деревца. Перед домом два старика в потных майках что-то просеивали через металлические сита. При виде чужаков оба вскинули головы. В их глазах не было ни дружелюбия, ни враждебности – только усталость. Потом им встретилась женщина с вязанкой рисовой соломы на спине. Она медленно шла по дороге, уставив взгляд в землю, и, поравнявшись с ними, даже не подняла головы. Повсюду царила странная тишина, большинство домов выглядели нежилыми. Кристина не слышала ни разговоров, ни смеха – только гул автобана да слабый свист ветра в ушах. Безликий, безжизненный пейзаж, сплошь состоящий из всевозможных оттенков серого и землисто-бурого. У ворот на въезде в деревню две женщины заученными механическими движениями лепили что-то из теста. Их волосы и лица казались такими же высохшими, как земля под ногами.

Беспокойство Кристины росло. Что она делает в этом богом забытом месте? Неужели в одной из этих жалких лачуг живет ее родной брат? Наконец Инь-Инь остановилась перед выложенной белой плиткой стеной и открыла деревянную калитку в тяжелых, выгнутых аркой воротах. Они оказались в просторном дворе, посредине которого темнел колодец. Кристине бросилась в глаза поленница возле дома. Два дерева, сплошь покрытых бурой пылью. В глубине двора сверкал выложенный белой плиткой двухэтажный дом с красной черепичной крышей, судя по всему, самое красивое строение в округе.

За спиной Кристины лязгнул замок.

– Папа! – позвала Инь-Инь. – Мы пришли.

Кристина не ожидала увидеть его таким старым и изможденным. С тем же успехом его можно было принять за брата ее мамы. Не десять лет разделяло их, а гораздо больше. Год в Гонконге – не то что год в Китае. Гонконг – Сычуань, Гонконг – Шанхай. На карте мира расстояние чуть больше булавочной головки. Меньше трех часов в самолете, сутки в поезде. Но как по-разному течет время. Сколько гонконгских лет составляют один китайский год?

Кристина вглядывалась в его лицо. Что осталось от молодого человека, фотографию которого мать прятала под подушкой? Жизнь не пощадила его. Серьезные глаза того юноши все-таки искрились жизнью. Во взгляде этого старика не читалось ничего, кроме подозрительности и усталости, которую Кристина заметила уже на лице его дочери. Как будто горе передавалось в этой семье по наследству. На лбу и щеках пролегли глубокие морщины. В кустистых бровях серебрилась седина. Маленькая родинка на подбородке развилась в огромную бурую бородавку, из которой торчали неопрятные черные волосы. Вне сомнения, перед Кристиной стоял человек, хлебнувший горя. Тем не менее сочувствовать ему было свыше ее сил.

Помимо всего прочего, он был мал ростом. Гораздо меньше, чем она себе представляла.

Кристина вспоминала старую фотографию, единственную, на которой они были все четверо. Отец и мать – в форменных темно-синих кителях эпохи Мао. Оба мрачно смотрели в камеру, словно предвидели, какие несчастья предстоит перенести их семье. Отец был крупным мужчиной. Высокий, худощавый – типичный уроженец китайского Севера. Да Лун не имел с ним ничего общего. Коренастое телосложение и полные губы он унаследовал от матери, чьи предки были выходцами из провинции Сычуань. Впрочем, на этом сходство с матерью заканчивалось.

Они долго молчали. Не кидаться же друг другу в объятия, в самом деле? Да Лун беспомощно улыбался беззубым ртом.

– М…м…мэй-мэй… – Голос приятный, ласковый. Неожиданно тихий, но какой-то вкрадчивый, который хочется слушать. «Мэй-мэй» – «младшая сестра». – С…с…сяо Хун…

Так ее звали по-китайски. «Сяо» – «маленькая», «хун» – «красная». Странное имя для девочки, но тогда оно было едва ли не самым популярным в Народной Республике. Брат произносил его иначе, чем мать. Та шипела, как будто оно ей не нравилось. Да Лун выговаривал звуки мягче, почти с нежностью.

Он заикался в начале каждой фразы, повторял одно и то же по нескольку раз. Кристина перевела взгляд на Инь-Инь, Пола, потом снова на брата. Мандаринский диалект, конечно. Чего же она ждала? Но это не могло быть правдой. По спине пробежала холодная дрожь. Пятилетней девочкой Кристина уехала отсюда – из страны, которая посылала детей на смерть, а их отцов превращала в отчаявшихся бескрылых птиц. Она получила другое имя, приняла язык другой земли. Тот, прежний, оставила здесь, вместе с пеплом отца и детскими воспоминаниями. Из того, что говорил Да Лун, Кристина понимала лишь отдельные фразы. У брата с сестрой больше не было слов, чтобы поговорить друг с другом. Кристина подняла глаза. Спросила, знает ли он кантонский. Да Лун виновато покачал головой. Может, английский? Тоже нет.