Текст книги "Двойная тайна от мужа сестры "

Глава 5

– Все едут к нам домой! Не обсуждается! – вернувшись в кабинет, рявкает отец командным тоном, никому не позволяя усомниться в своем авторитете. – Никто не уйдет, пока мы не обсудим эту абсурдную ситуацию! Всем ясно? У меня нет времени собирать вас повторно!

– Может, Ева захочет обосноваться в своем новом доме, – ехидно замечает Милана.

– Нет… – чувствуя болезненный укол в сердце, растерянно отвечаю.

Вижу, что все взгляды в этот момент устремлены на меня, и, словно маленькая девочка, опускаю взгляд.

– Отлично! – единственный, кто радуется, так это Олег, в нетерпении ерзающий на стуле. Знаю я, о чем он думает, оттого холод пробирается мне под кожу.

Не успеваю открыть рот, как он хватает меня за предплечье и больно стискивает, шепча на ухо:

– Не испорти всё, дура. Сделай, как просит отец, и мы будем спасены. Слышишь меня, Ев?

Стыдливо оглядываюсь в страхе, что он сказал это слишком громко, но его угрозы тонут во всеобщем гуле. Все никак не могут угомониться.

Давид только хмуро глядит на отца, недовольно поджимая губы, будто готов бросить вызов его авторитету. Но потом его глаза падают на меня. Пробирает нутро, прожигая своим черным взглядом. Что всё это значит, невозможно понять, но я быстро отворачиваюсь и резко встаю. Не могу больше выдерживать его присутствие. Это выше моих сил…

– Мама! – раздаются звонкие голоса детей, отвлекая всеобщее внимание на себя.

Они появляются у входа, радостные, сияющие, смотрятся светлым облаком на контрасте с тяжелой атмосферой нашего семейства, которая клубящейся тучей нависает над нами.

Боже, как же они похожи на Давида! Точные копии, от кончиков волос до пяточек. Молюсь, чтобы никто не понял, насколько нелепо мы с Олегом, светловолосые, смотримся на фоне темненьких детей. Это всегда вызывало неуместные вопросы, но дома можно было объяснить это генетической ошибкой, сейчас же просто-напросто бросается в глаза. Слишком явно и провокационно… Особенно на фоне наследства… Так и кажется, что меня сейчас уличат и поставят к позорному столбу.

Но дедушка? Неужели он знал? Оттого и поставил такое странное условие в завещании? В этом весь он. Даже из могилы играет нашими судьбами, не позволяя жить своей жизнью вне семьи. Как серый кардинал, знающий все самые страшные тайны.

Я в ужасе оглядываю всех членов семейства. Неужели никто не замечает, что мальчики – копии Горского?

Но нет, сейчас все слишком озабочены завещанием.

– Сдаю деток с рук на руки, – по-доброму улыбается жена нотариуса. – Просто замечательные мальчишки! Знают два языка! Гордость родителей.

– Поехали! – непримиримо поторапливает всех отец,

Все остальные члены семьи уже уходят, я благодарю женщину за помощь, краснея от смущения, и мы тоже вчетвером выходим на улицу. Вот только, когда мы там оказываемся, застаем лишь визг шин удаляющихся автомобилей.

– Могли бы и подвезти родственников, – недовольно бурчит рядом Олег, из-за чего я испытываю стыд.

Но, в отличие от него, я не ожидала, что мне протянут руку помощи, так что лишь спокойно достаю телефон и вызываю такси.

В дороге с ужасом жду, что придется находиться в отцовском доме дольше положенного. Ведь это лишь вопрос времени, когда все поймут, что близнецы – дети Давида, а не Олега. Не тешу себя надеждой, что всё обойдется. Таким, как я, никогда не везет.

– Наконец-то настал тот час, когда я рад, что не их отец! – Олег говорит жуткие вещи, а я слушаю его, смотря во все глаза. – Придется признать Горского родителем официально, но я буду выступать опекуном и тоже иметь влияние. Ева, учти, – прожигает меня взглядом, больно стискивая руку. – Чую, что ты захочешь испортить всю малину, так вот: не вздумай. Помни, что я знаю очень много тайн вашей семьи.

Потрясенно смотрю на мужа, который бегает взглядом в пространстве, так и вижу, как у него в голове невидимый счетчик считает будущие деньги, решаются проблемы, он готов на всё ради задуманного.

У меня нет сил спорить, я давно в его власти, и глупо было надеяться, что он просто так меня отпустит. Он никогда не любил мальчиков, раз готов так запросто и бездушно, ради денег открыть им тайну, что он не настоящий отец.

***

– Вы долго! – сразу же у порога встречает нас недовольный отец, окидывает неприязненным взглядом зачуханное такси эконом-класса, на котором мы приехали. – Бедствуете, что ли?

Его вопрос сильно коробит меня, но вида я не подаю. Не хочу вступать в очередной конфликт. Стискиваю зубы и молча проглатываю оскорбление. Благо Олег в это время достает из багажника сумку, так что не слышит произнесенных обидных слов. По его настоянию мы заехали в отель, выписались оттуда и забрали вещи.

Убранство дома точно такое же, что и шесть лет назад. Ощущение, что ничего не изменилось за эти годы. Разве что добавились предметы искусства, за которыми мама всегда так усиленно гонялась, будто от этого зависела ее жизнь.

В гостиной на диване вольготно расположился хмурый Давид с откровенно скучающей Миланой, мама же сидит в кресле у камина, демонстративно выпрямив спину и сложив руки на коленях. Позерша.

– Ева, – манерно обращается родительница ко мне, – познакомь меня со своими детьми.

Я не рада ее просьбе, надеялась, что она, как обычно, занятая только собой, даже не обратит на них внимания, но в этот момент не вовремя в разговор вступает Олег.

– Это Томас и Гектор, – гордо выпячивает грудь, словно это он – причина их появления на свет.

– Чудно, – не выдерживает Милана и ехидно добавляет: – Идите обнимите бабушку, детки.

– Какая я тебе бабушка? – визгливо и болезненно реагирует на слова дочери мама: – Зовите меня просто и лаконично – Стефания.

Свои слова она подкрепляет движением ладони в воздухе, на что у отца вырывается издевательский смешок.

– Не смеши меня, Степанида.

Мама терпеть не может свое настоящее имя. Она была бы рада стереть правду о своем происхождении. Родилась в глубинке, обычные родители, бедная семья, самая простая фамилия, которой она жутко стыдится, и отец прекрасно знает о ее слабости, не жалея никогда и пользуясь любым случаем, чтобы уколоть. Да уж. Высокие отношения, ничего не скажешь.

Том и Гектор суетливо сидят на креслах, куда их усадили. Внимание родственников, которых они никогда не видели, их невероятно смущает. Они бы с радостью бросились бегать по дому и изучать его, вместо того чтобы слушать пространные и непонятные речи старших и отвечать на неприятные вопросы.

Но я учила их вежливости, да и пора, наконец, им познакомиться с родными. Мои дети – наследники. Это не укладывается в голове. Мне нужно остаться одной, обдумать ситуацию, я понимаю, что дед возложил на меня важную миссию по сохранению компании.

Могу ли я смолчать? Допустить, чтобы компанией завладели чужие люди? Что важнее: сохранение моей тайны или же сохранение компании? С ужасом понимаю, что не только я имею веское решающее слово. Олег чуть ли не подпрыгивает от нетерпения. Он прекрасно просчитал все ходы – быстрее меня!

– Очаровательно, – усмехается Милана, поглядывая на меня с хитрым прищуром. – Том Олегович и Гектор Олегович Дюраны. А кто-то еще смеется, когда детей называют Добрынями и Святославами.

– Вообще-то, меня зовут Оливье, мой отец – француз, – пыхтит Олег, выдавая свою нервозность подергиванием щеки.

– Кхм, – вырывается смешок у молчавшего до этого момента Давида.

Смотрю на него, но интереса к детям не вижу. Зато меня он разглядывает без стеснения, как будто мы наедине. Не надо, не смотри… Не буди те воспоминания…

К счастью, экономка приносит чай, загораживая ему обзор.

Выдыхаю с облегчением. И именно этот момент выбирает отец, чтобы усесться на кресло и жестко осадить всех нас.

– Тихо! – бас разносится по дому, отдаваясь эхом от стен. – Это вам не шутки! Прекратите балаган!

– Действительно. Пора перейти к конструктивному диалогу! – жестко произносит Давид, единственный, кто осмеливается перечить сейчас отцу, вызывая у меня даже уважение. – У меня нет времени размусоливать эту тему. Нужно решить, как быть с компанией именно сейчас. Мы не можем работать в подвешенном состоянии и задаваться вопросом, кому достанутся активы.

– Что мы имеем? – вступает в разговор мама, сходу давя на больное. – Детей нет, наследства, значит, тоже. Давид, Милана, ничего не хотите сказать? Может, порадуете нас, наконец, пополнением семейства?

– Говорить не о чем! – выдвигая челюсть вперед, рычит отец. – Вы с Миланой сделаете нам наследника в течение полугода и точка! Я всё сказал!

– Папа, что ты хочешь? Чтобы мы немедленно приступили к зачатию? – Милана вспыхивает. – Надо оспорить это бредовое завещание!

– Именно этого я и хочу, дочь. Кто, как не вы? – отец непримирим и не гнушается говорить всё без прикрас. – У нас нет других представителей семей, которые могут обеспечить нужного наследника! Только вы!

Сглатываю, наблюдая за семейной перепалкой. Как же ты ошибаешься, папа. Наследники уже есть, только тебе об этом знать незачем. Никому из вас, бездушных и бессердечных, алчных людей. Отец командует, Давид думает только о компании, Милана и мама готовы устроить истерику, а Олег с горящими глазами готовится считать деньги.

– Не на той ты женился, Давид, – усмехается отец, с недовольством поглядывая на меня. – Вон Ева рожает как кошка. Или проблема в тебе? Ты скажи, Давид, ты болен? Почему вы до сих пор за шесть лет не задумались о детях?

– Папа, прекрати! – я взрываюсь и вскакиваю, закрывая детям уши руками, вся дрожу. Меня трясет от черствости и бесцеремонности отца. Он совершенно не стесняется в выражениях. – Если ты не прекратишь разговаривать в таком тоне, мы уедем.

– Ева, сядь, Глафира, уведите мальчиков в кухню и накормите, – командует мама экономке, а затем оборачивается к нам, когда та уводит их. – Предлагаю оспорить завещание. Никто не гарантирует, что наследник появится в ближайшие полгода. За шесть лет-то не появилось, – ухмыляется с горечью. – Подумайте сами. Давид, сделай ты хоть что-то! У тебя много влиятельных друзей! Разве нельзя ничего предпринять?

– Я решу этот вопрос, – жестко говорит Давид, вставая, и в его глазах я вижу твердость и хладнокровие.

Как никто другой, я знаю, на что способен этот человек. Ни капли сострадания, добра, сочувствия. Мама права. Кто, как не он, может решить нашу общую проблему.

Глава 6

Ева

Лазурное побережье

Шесть лет назад

– Ева? – томно произносит мужчина, наклоняет голову набок и оглядывает меня с головы до ног, отчего-то задержавшись взглядом на пальчиках.

Поджимаю их, стесняясь его пристального внимания, но глаз отвести не могу. Тряхнув темной мокрой шевелюрой, он протягивает мне ладонь.

– Разреши побыть твоим Адамом, – дерзкая полуулыбка на лице, пауза, затем он растягивает мое имя, словно пробует его на вкус, как какой-то деликатес: – Е-е-е-в-а-а.

Сглатываю, облизываю от волнения нижнюю губу и вижу, как его взгляд сразу же устремляется туда.

– Я… – Не знаю, что сказать, но машинально хватаюсь за его руку.

Он помогает мне подняться, но от головокружения я чуть теряю равновесие, и он тут же притискивает меня к себе.

– Не падай больше в море, русалочка, – ухмыляется, демонстрируя ямочки на щеках.

И когда я вижу его лицо, то млею. Каюсь, ямочки – это моя слабость, даже коленки подрагивают от бабочек в животе.

– Русалки – это утопленницы, – говорю как факт и поднимаю глаза выше и смотрю пристально в его. – А вас как зовут?

Жду, когда он скажет свое имя, чтобы хотя бы знать, кого благодарить за свое спасение.

– Думаю, после всего, что между нами было, можно и на «ты», не правда ли? – оглаживает мою шею кончиками шершавых пальцев, проявляя очевидный интерес.

– Между нами? – в панике опускаю взгляд вниз, но с облегчением замечаю на себе промокшую, но всё же одежду. С облегчением выдыхаю. А я уж подумала…

Сверху раздается мягкий, но басовитый смех мужчины. Поднимаю глаза, упираясь в грудь, и наблюдаю за тем, как она трясется. Затем вижу дергающийся кадык, мужественный подбородок и запрокинутую голову. У моего чернявого спасителя приятный голос, хочется слушать еще и еще.

– А ты бы хотела? – спрашивает, когда окончательно успокаивается, хотя изредка у него вырываются смешки.

– Чего? – уже не помню, о чем шла речь до этого.

С каким-то отчаянием наблюдаю за тем, как скатываются капли по чужому торсу. Сглатываю и отвожу взгляд. От греха подальше. Не пялься на него, Ева! У тебя есть парень, помни об этом. Любящий… Любящий ли?

– Чтобы что-то было, – улыбается, а у самого хитринки в глазах, затем шепотом добавляет: – Между нами.

– Нет! – поспешно вскрикиваю и делаю шаг назад, но снова не удерживаю равновесие и начинаю заваливаться назад.

В последний момент мужчина ловко хватает меня за предплечье и подтягивает к себе. От скорости и силы меня практически вдавливает в его грудь, за которой я так пристально недавно наблюдала.

– Осторожней, русалочка Ева, – хриплый баритон и поглаживание моих лопаток сквозь ткань неприятно влажной одежды, – ты уже который раз падаешь в мои объятия. Не кажется ли это судьбой, м?

Краснею, упираюсь ладошками в его тело, ощущая при этом исходящий от него жар. Или это я такая горячая? Случаем, не заболеваю ли?

– Я не пыталась, кхм, – прокашливаюсь, прочищая горло, – то есть да… не хотела я умирать… просто волны такие… шторм…

К концу мой голос и вовсе утихает.

– Ты про что? – приподнимает он в удивлении брови, а затем понимающе кивает: – А-а-а, понял. Не цепляйся к словам, девочка. И не будь такой ботаничкой, не углубляйся в мифы. В эту поездку я сорвал куш и обрел свою персональную русалочку, первую женщину в море. Еву.

У меня дергаются уголки губ, я еле сдерживаю себя, чтобы не ответить улыбкой на его улыбку. Молчу.

– Давид, – говорит он мне после значительной паузы, так и не дождавшись от меня каких бы то ни было слов.

– А где же Голиаф? – не могу упустить возможность, чтобы постебать этого шутника в ответ.

Он усмехается и щелкает меня по носу.

– Идем, – разворачивается и, подойдя к шезлонгу посреди палубы, берет в руки лежащее там полотенце.

Осторожно делаю шаги в его сторону, осматриваясь по сторонам и обхватывая себя руками. Только сейчас понимаю, что ветер, усилившийся к ночи, так сильно обдувает, что неприятно холодит кожу. После ледяной воды недолго и подхватить простуду. Зубы беспрерывно стучат с мелкой и быстрой частотой, отбивая барабанную дробь.

– Я предпочитаю часть про его соблазнение Вирсавии, – добавляет, споро растирая меня полотенцем.

Мы находимся посреди моря, вдвоем, на его, видимо, яхте, окруженные только глубокими водами и темнотой ночи. Романтика. В другой ситуации клюнула бы на его флирт, но я лишь криво усмехаюсь, почти дословно помня эту легенду. Знал бы он, насколько сейчас близок к истине. Только вот Вирсавия была замужем, я же просто нахожусь в отношениях. Но сердце отчего-то колотится. То ли от его сумрачного темного взгляда, то ли от воспоминаний концовки этих двух историй – Ева и Адам вкусили запретный плод и были изгнаны из Рая, Давид соблазнил чужую жену и обрек династию на раздоры.

Трясу головой, выкидывая бредовые мысли из головы. Тогда я не знала, что и мы станем воплощением такой легенды… В летописи наших семей… Вот только будет ли у нас счастливый конец? Или мы так же обречены на страдания?

***

Раздается шум со стороны коридора. В проеме появляется знакомое лицо экономки.

– Стефания Леонидовна, дети капризничают, просят маму, – говорит виноватым тоном, слегка опустив вниз голову.

– Я сейчас… – хочу сказать, что уложу детей и вернусь, но тут неожиданно рука мужа хватает меня и насильно усаживает обратно.

– Я сам схожу, Ев, а вам, – приподнимает брови, кивком головы указывая на отца, – нужно поговорить.

Чувствую, как бледнею от пристального внимания к этой сцене родных, оттого порыв Олега не кажется мне странным. Будь я в иной ситуации, то удивилась бы, ведь он никогда не изъявлял желания играть с детьми или же укладывать их.

– Мысленно я с тобой, – шепчет мне в губы Олег и привстает, – люблю тебя, помни об этом.

С недоумением смотрю ему вслед, задаваясь вопросом, какая муха его укусила. В то же время не показываю свою реакцию родным, чтобы не подумали, что забота Олега о детях – это что-то странное и непривычное для нашей семьи.

Внутри, под ребрами, теплится надежда, что вот он – корень наших проблем. Деньги. И имейся у нас финансы, муж снова станет тем самым весельчаком, каким был раньше. Но что-то не дает мне покоя. То ли его слова касательно отца, то ли взгляд. Но можно же помечтать о лучших временах хотя бы один день?

Неужели я такая слабая и размякла от одной улыбки собственного мужа, который вытирает об меня ноги? Нет, ведь дело далеко не в этом. Между нами гораздо большее, чем разбитые иллюзии и призрачные надежды.

В этот момент в тишине гостиной слышится громкое фырканье Миланы, которое отвлекает меня от размышлений.

– Ага, будем скрещивать Давида и Евку нашу, она же плодовита, как кошка.

Только мне кажется или в ее голосе слышен неприкрытый яд ревности и зависти?

– Что ты несешь? – рычит на мою сестру Давид, поджимая сильно губы, отчего хмурые недовольные складки на лбу выделяются еще сильнее, делая его намного старше своего возраста.

Отец в это время отчего-то откидывается на кресло и переводит взгляд с меня на шипящую друг на друга парочку.

– А что? – Милана выпрямляется. – Разве все не думают сейчас, вот женился бы он на Еве, и были бы сейчас нужные дети тут как тут? Те же близнецы Олеговские. А? Разве не так?

Сердце мое на миг останавливается. Ведь в этот момент Давид смотрит на меня. Пристально так, с прищуром. Неужели о чем-то догадался? Вижу, как шевелятся его губы, словно делая подсчеты. Нет-нет, не надо.

– Ева-а-а… – вдруг странным неуверенным голосом сипит отец, сползая вниз по спинке кресла и хватаясь пальцами за узел галстука.

– Девочки, скорее воды! Скорую! – только и успевает бросить нам мама, быстрее всех сообразившая, что отцу плохо.

Сперва сижу в ступоре, а потом кидаюсь выполнять указания мамы, ее действия удивительно быстрые, как будто она точно знает, что делать.

– Одному меценату стало плохо на выставке неделю назад, – скороговоркой объясняет она свое поведение, – поэтому я видела, что нужно делать. Мы, знаете ли, не молодеем, – выдыхает прерывисто, усаживая отца обратно и развязывая галстук, заставляет его выпить воды.

Давид быстро достает трубку из кармана пиджака и кому-то звонит, Милана говорит что-то экономке, я же мечусь из стороны в сторону, не зная, чем могла бы помочь.

– Все, – хрипит отец, еле открывая рот, – дома…

– Что? – в панике спрашивает мама у отца. – Чего ты хочешь?

Наклоняется к нему, ничего не слышно. Речь сбивчивая, он заикается, взгляд потерянный. В этот момент Давид хмуро слушает кого-то в телефоне, а затем говорит нам:

– Наш врач будет через пять минут, повезло, что у соседей бабке плохо стало.

Услышав его слова, мама быстро оборачивается и облегченно выдыхает, прикасаясь рукой ко лбу.

– Повезло? – в ужасе шепчу, не представляя, что все здесь настолько черствые.

– Отцу плохо, Ева! – чуть ли не кричит Милана. – Не устраивай истерику.

– Истерику устраиваешь сейчас только ты, – холодно осаждает ее Давид, чем немного улучшает свой образ в моих глазах.

Тут слышится шум, хлопает входная дверь, раздаются шаги.

– Гольцман, слава богу, – кидается к высокому сутулому мужчине в белом халате мама, – сделай что-нибудь, прошу. Помоги Льву.

За доктором следует еще несколько человек в халатах. Целая бригада уже с носилками. Всё вокруг приходит в движение. Мельтешение лиц, рук, приборов.

– В больницу срочно! – зычный бас неказистого на вид главного врача оповещает нас о состоянии отца.

– Да что это такое происходит? – истерит мама. – Только деда похоронили, говорят, покойник в течение сорока дней к себе еще кого-то забирает.

– Мама, не надо, – не удерживаюсь от того, чтобы не проявить сочувствие и подхожу к ней ближе, но не обнимаю и не утешаю, между нами привычная стена отчуждения даже сейчас, в такую трудную минуту. Старые привычки слишком сложно искоренить. Да и обиды никуда не исчезли.

Мама не удостаивает меня взглядом, ее внимание сосредоточено на больном муже.

Отца грузят на носилки. Всё это происходит словно во сне. Он смотрит на меня остекленелым взглядом, демонстрируя белое лицо без признаков крови. Затем смотрит на идущую рядом маму и что-то пытается ей говорить.

– Отец настаивает, чтобы все оставались у нас в доме, – передает его волю.

– Ладно, мама, мы останемся, останемся! – резко говорит Милана. – Все будем жить большой дружной семьей. Шведской, – язвительно добавляет Милана, а мама вытирает слезы и пронзает ее неодобрительным взглядом.

– Необязательно быть такой стервой, дочка. Отцу плохо, а ты брызгаешь ядом. Как не стыдно?

Давид жестко берет Милану за сгиб локтя и дергает, смотря при этом на носилки. Вижу, как от боли у нее перекашивается лицо и наполняются влагой глаза. Он отпускает ее, делая шаг вперед, но она остается стоять на месте, баюкая руку на груди.

– Стефания Леонидовна, мы, конечно же, останемся, – Давид решает за всех нас, подходя к врачу и тихо с ним переговариваясь.

– Мы с детьми тоже, – добавляю за нашу семью, не нравится мне его самоуправство.

Давид кидает на меня странный взгляд при моих словах о детях, отчего у меня всё замирает внутри. Неужели он догадался?