Текст книги "Тайный гость"

Глава 9
2006 год
Константин

Квартиру он, разумеется, оставил Светлане. Она поначалу предлагала разменять. Но это было смешно, потому что крохотную их однушку можно было разменять разве что на две основательно потрёпанные жизнью конуры в дальнем Подмосковье. Поэтому Константин нежно поцеловал бывшую жену в висок совершенно братским поцелуем и ушёл из дому.

Первое время жил по друзьям. Благо, те были настоящими и сами предлагали помощь. Он надеялся, что от работы дадут комнату в общежитии. Но вместо этого ему быстро дали понять, что, если бы был молоденьким, только что пришедшим на службу лейтенантом или вообще прапорщиком, которого во что бы то ни стало следовало удержать, не дать уволиться, тогда да, помогли бы. А тридцатитрёхлетний майор и так никуда не денется. Куда уж ему увольняться? У него подполковничья должность и очередная звезда через четыре месяца. Так что помогать не нужно. Сам справится.

У них почему-то вообще так было принято. Путёвки в санатории и дома отдыха – новичкам. Квартиры – им же. А те, кто пришёл, как он, ещё в середине девяностых, ни тогда, ни сейчас никаких преимуществ не имели. Тогда время было непростое и денег у государства не было, а сейчас они уже дослужились до старших офицеров и – по мнению руководства – должны были быть довольны и этим.

Так, наверное, и было. Мало кто уволился бы на его месте. Пообижались бы, поругали высшее руководство и государство, но остались. Но у майора Соколана была совсем, совсем другая ситуация. И сил бороться у него уже не осталось. Надо было помочь Светлане, хоть немного поддержать её в такое непростое время. А ещё во всём случившемся в тот страшный день, когда у них со Светой родился красивый здоровый мальчик, который по недосмотру медицинского персонала и по страшной, трагической и нелепой случайности в один миг стал инвалидом, Константин винил только себя и свою работу. Потому что Светлана, будто предчувствуя беду, очень хотела, чтобы на родах он был рядом с ней. А он не смог. И всё из-за треклятой своей службы. Приехал слишком поздно. Не успел, недоглядел. И всё вышло так, как вышло…

И теперь оставаться на этой работе Константин больше не хотел и не мог.

Его непосредственный начальник, полковник Вадим Валдайцев, отличный человек, умный и порядочный мужик, с которым они несколько лет проработали бок о бок и почти дружили, уговаривал остаться. Но не убедил.

И тогда Константин вдруг вспомнил о своей давней мечте, вспомнил о том, что ему всего тридцать три, а жизнь, хоть, конечно, и дала крен, но всё-таки не закончилась. А потому ещё есть время всё изменить. И он уволился. О чём иногда жалел, конечно. Но не слишком. Потому что теперь у него была совсем другая жизнь. И он твёрдо и уверенно шёл к своей мечте.

Необычной своей мечтой Константин обзавёлся ещё лет в пятнадцать, когда в каком-то журнале увидел фотографию дома на дереве. Вокруг огромной секвойи на высоте десяти примерно метров от земли был сооружён симпатичный деревянный домишко с большими окнами и настоящей крошечной верандой. Под снимком шёл текст о том, что такие дома хоть и редки, но не уникальны и их даже можно купить.

Когда-то в детстве у Константина тоже был дом на дереве. Не такой, как в журнале, конечно, но, как тогда казалось, совершенно замечательный. И другие мальчишки – он знал – частенько устраивали себе «воздушные» дома. И уже почти взрослому Костику вдруг захотелось иметь такой дом, когда он совсем вырастет.

Постепенно мечта его трансформировалась. Сам став взрослым, он понял, что во многих мужчинах живут мальчишки, а в женщинах – девчонки, которые не отказались бы день или даже несколько пожить на деревьях. И он решил для себя когда-нибудь, лет через… через много-много лет… непременно открыть лесную гостиницу, в которой можно было бы выбрать понравившийся дом на дереве и пожить там, сбежав от цивилизации, повседневности, шума и суеты.

Вот к этой мечте он и решил идти теперь, а не когда-нибудь. В России, конечно, секвойи не растут и баобабы тоже. Но зато у нас есть корабельные сосны и чистые редкие сосновые леса, все пронизанные воздухом и солнечным светом, с мягким мхом и опавшей хвоей вместо ковра. Домики ведь можно строить и вокруг нескольких деревьев или даже просто на высоких сваях в особенно живописных и тихих уголках. И баобабы с секвойями для этого не нужны. Константин подумал, подумал и стал действовать.

Для начала он решил набраться опыта в гостиничном бизнесе. Вместо очевидной при его послужном списке работы в службе безопасности какого-нибудь крупного отеля он начал с другого и устроился в отдел приёма и размещения гостей. И так увлёкся, что с невероятной скоростью стал продвигаться по служебной лестнице.

А потом, вдоль и поперёк изучив работу гостиницы, Константин уволился, чем несказанно удивил новых коллег, наблюдающих за его головокружительным взлётом с изумлением и даже восторгом.

Весь последний год Константин зарабатывал на жизнь и исполнение мечты, инспектируя по заказу крупнейших отельеров гостиницы. Проверяя лучшие отели страны, он смотрел, учился, запоминал, желая, чтобы его будущий, пока существующий лишь в его голове и на бумаге необычный отель стал местом, где уставшие люди смогут по-настоящему отдохнуть в уединении и близости с природой.

Новая работа его была, чего уж греха таить, на любителя. Хорошо воспитанному Константину и вовсе в первое время было тяжело. Но постепенно он втянулся и стал даже получать удовольствие от того, что делал. Потому что видел: его оценка условий проживания гостей и работы персонала и вправду делает отдых людей ещё более комфортным, беспроблемным и незабываемым.

Его услуги стоили дорого. Годы государевой службы сделали Константина наблюдательным, проницательным, выдержанным и умеющим быстро реагировать на всё происходящее вокруг. Кроме того, он сам знал работу отелей изнутри, хорошо разбирался в гостиничном деле и мог заметить и верно оценить то, что простым постояльцам даже в голову не пришло бы. Поэтому его услугами пользовались крупнейшие монстры гостиничного бизнеса, планы были расписаны на несколько месяцев вперёд, а доходы неуклонно росли, приближая, как надеялся Константин, воплощение в жизнь мечты.

О том, что существует такая работа, какой он занимался, мало кто из обычных людей вообще слышал. А сам Константин был законспирирован подобно агенту внешней разведки. Большинство друзей, родственников и знакомых считали, что у него маленький, но успешный бизнес, по делам которого он и ездит по стране и миру. Но всё обстояло совсем не так.

Глава 10
1994–2006 годы
Арина

И Арина с дочками стали жить у Надежды Фёдоровны. Небольшая квартирка старушки была точно такой же планировки, как и та, в которой выросла Арина. И это обстоятельство ещё больше усугубляло её страдания. Она прекрасно понимала, что в смерти родителей виновата сама. И свою теперешнюю бездомность воспринимала как справедливое и даже слишком малое, несоизмеримое с виной наказание.

Надежда Фёдоровна, с которой они частенько проводили долгие вечера за стряпаньем пирогов и беседами, старалась, как могла, избавить свою гостью от чувства вины. Но Арина к себе была безжалостна. Она постоянно вспоминала, вспоминала, вспоминала и всё не могла понять, как, почему оказалась такой глупой и легковерной. И почему вдруг поступила так жестоко с теми, кого любила сама и кто безгранично любил её…

До двадцати лет жизнь Арины протекала ровно и вполне безоблачно. Единственная дочь любящих родителей-инженеров, она была окружена заботой и вниманием. Даже в тяжёлые годы начала девяностых папа с мамой умудрялись делать всё, чтобы подросшее чадо вкусно ело, хорошо одевалось и, по возможности, ни в чём не нуждалось. Правда, к чести Арины надо сказать, что при этом была она девушкой нетребовательной, скромной и, вполне в соответствии с известным изречением, лучшим подарком на любой праздник искренне считала книги.

У них в доме была большая библиотека, которую она прочла вдоль и поперёк. И потому её желанию поступить на филологический факультет родители не удивились. Немного обеспокоились, правда, когда дочь сообщила, что будет сдавать экзамены в МГУ, но спорить не стали и рассудили, что, в конце концов, девочке в армию не идти. А потому, даже если она и завалит экзамены и не поступит, никакой катастрофы не случится.

Но семнадцатилетняя Арина неожиданно легко даже для самой себя в университет поступила и первые три года училась очень неплохо. А потом в её жизни появился он.

Даниил был на шесть лет старше и в студенческой компании считался непререкаемым авторитетом. Как и сама Арина, единственный сын интеллигентных родителей, выпускник психологического факультета главного вуза страны, он умел вести себя так, что его слушали с открытыми ртами, с восторгом внимали каждому его слову и верили безоговорочно.

Не стала исключением и Арина. Она безоглядно влилась в толпу обожателей Даниила, состоявшую, как ни удивительно, не только из тонко чувствующих романтичных девиц, но и из большого числа представителей мужского пола.

Собирались они на квартире старенькой бабушки одного из данииловцев, как иногда себя называли. Хозяйка частенько хворала и подолгу лежала в больницах, что и позволяло большим компаниям проводить вечера в её доме.

Даниил в свои двадцать шесть лет нигде постоянно не работал, зато целыми днями занимался тем, что собирал вокруг себя людей. О том, зачем ему это было нужно, двадцатилетняя Арина даже не задумывалась. Ей было не до этого. Попав под абсолютное влияние своего кумира, она безоглядно влюбилась.

Почему именно её Даниил выделил из многочисленных обожательниц, Арина поняла много позже. А тогда, в девяносто четвёртом, она об этом не думала и была безоговорочно счастлива уже тем, что он обратил на неё своё внимание. Вскоре они стали называть себя мужем и женой, хотя официально свои отношения так никогда и не оформили. Что потом, спустя двенадцать лет, очень помогло Арине.

Когда Даниил, вдруг ставший называть себя Венцеславом и требующий того же от своего окружения, решил, что они должны уехать в Сибирь и основать там поселение, Арина с готовностью последовала за ним. Там и прожила следующие одиннадцать лет, родив Венцеславу двух дочек, которых он назвал странными именами. Но она и тогда не спорила с мужем, абсолютно во всём подчиняясь ему. Только с каждым днём почему-то чувствовала себя всё более и более несчастной.

Венцеслава Арина уже давно, с тех пор, как всё про него поняла, не любила и про себя называла Василиском, чувствуя, как он сосёт и сосёт из неё силы и жизнь. Ей даже казалось, что уже высосал почти все и она скоро умрёт. И было невозможно жаль дочерей, особенно маленькую Марту, которая, кроме неё, никому была не нужна. Но сил бороться уже не было. И она просто безвольно ждала, когда придёт её черёд умирать.

А потом случилось то, что сама Арина про себя иначе как чудом и не называла.

Однажды, в самом начале осени, совсем уже сломленная и совершенно не понимающая, в чём черпать силы и как жить дальше, Арина пошла за грибами. Вернее, так она сказала в Братстве. А сама просто хотела побыть одна, без постоянных соглядатаев, наушников и фискалов, каких в вотчине Венцеслава было великое множество.

Она всё рассчитала совершенно верно. День был пасмурным, то и дело принимался моросить мелкий, но от этого не менее неприятный дождь, и желающих составить ей компанию не нашлось. На что, впрочем, она как раз очень надеялась. Ей очень хотелось побыть одной.

Никаких грибов Арина, разумеется, не искала. Собирала их, разве уж совсем под ноги лезли. И поэтому через пару часов на дне большого лёгкого лукошка сиротливо перекатывались несколько разномастных трофеев.

Почти налегке, погрузившись в какое-то забытье, Арина ушла далеко. Эти места ей, прожившей в тайге столько лет, были не знакомы. Она с интересом разглядывала еле видную тропку, убегавшую за начавшие уже желтеть лиственницы, большую поляну, высокие кедры… И вдруг услышала за деревьями близкий звон колокола.

Ни о какой православной церкви в окрестностях она не знала, поэтому очень удивилась и зачем-то пошла на звук.

Оказалось, она была уже почти на опушке леса. Чуть в отдалении Арина разглядела довольно большое, но – даже издалека видно – наполовину нежилое село. На его окраине, на невысоком холме стояла церковь.

Арина не понимала, для чего пошла на звук колокола. Очевидно, измученная душа её будто сама вела почти лишившееся сил тело туда, где надеялась найти исцеление. Ничем другим ни тогда, ни по прошествии времени Арина тот свой поступок объяснить не могла. Ведь она была не просто не верящим в христианского Бога человеком. В её голове царила полная каша, образовавшаяся в начале безумных девяностых в умах и душах многих людей.

Этим и воспользовался Даниил, основательно перемешав всё и заправив смесью невообразимых и часто несовместимых друг с другом обрывков знаний, слухов, домыслов и даже полных вымыслов. Члены Братства верили в дохристианских славянских богов и мифологических существ, носили странные имена, иногда не имеющие никакого отношения к славянским, поклонялись силам природы, самого Венцеслава называли Учителем и считали живым воплощением бога. Только вот какого из множества значительных и не очень, добрых и злых, известных и совсем не знакомых случайному человеку древних богов и божков – не смог объяснить бы никто из адептов. И Арина тоже не смогла бы. Хотя и прожила с Венцеславом столько лет.

Однако в тот день, когда сил для жизни уже не хватало и оставалось только медленно умирать, Арина инстинктивно потянулась к храму.

Двери церкви были не заперты, но внутри никого не оказалось. Арина села на скамеечку, стоявшую вдоль стены, вытянула ноги и… уснула. Проспала она, по-видимому, долго, потому что, очнувшись, обнаружила себя свернувшейся калачиком всё на той же лавке, а солнце, которое пробилось через тучи и выглянуло, когда она вышла к селу, лилось уже не в южные окна, а в распахнутые двери, выходившие на запад.

Смутившись, Арина резко села, спустив ноги на пол, и огляделась. В храме по-прежнему никого не было. Но рядом с ней на лавке стоял небольшой поднос с чашкой, в которой темнел, очевидно, квас, и куском хлеба. А на то место, где только что лежала её голова, был заботливо положен сложенный в несколько раз тулуп.

Чувствуя себя почему-то героиней сказки про аленький цветочек, о которой всемерно заботится невидимый хозяин, Арина встала, оправила волосы, длинное своё домотканое платье и косынку и негромко благодарно сказала, обращаясь к иконостасу:

– Спасибо.

Ей никто не ответил. Она села и аккуратно съела свежайший ароматный хлеб и выпила квас, который вообще-то не любила, но тут просто не могла оторваться – так вкусен тот был.

Едва она успела расправиться с немудрёным своим то ли обедом, то ли ужином, как раздались быстрые шаги и в храм вошёл священник. Тогда она ничего о нём не знала и так и подумала: священник. Испугавшись, она вскочила.

Невысокий пожилой батюшка ласково улыбнулся и констатировал:

– Проснулась, пташка.

– Здравствуйте, – еле слышно произнесла Арина и покраснела.

– Здравствуй, здравствуй, девочка. – Батюшка подошёл к ней, сел на скамейку и похлопал по дереву:

– Садись, деточка. Поговорим.

Она послушно села. И они поговорили.

С того дня жизнь Арины изменилась. Она теперь знала, для чего и как надо жить. И знала, что совсем рядом с ней служит Господу и людям иеромонах Серафим, человек, который спас её и который молится за неё.

Глава 11
Ноябрь 1987 года – июль 2008 года
Константин

Через пять дней Константин должен был лететь в рабочее турне по Сибири. Ещё полгода назад он ездил с инспекцией исключительно по дальним странам. Однако в последнее время и российские отельеры стали пользоваться его услугами. Поначалу Константин ожидал от родных просторов исключительно неприятных сюрпризов. Но был поражён сервисом высокого уровня и прекрасным, квалифицированным персоналом, которым могли похвастаться многие российские отели. И теперь он с удовольствием летал по работе на Урал, за него или на юг России.

Покормив Марту завтраком, которым послужили сырники, найденные им в холодильнике соседки и заботливо подогретые в её же микроволновке (своей он пока не обзавёлся), Константин сел за работу. Девочка смотрела мультфильм про непонятного сиреневого четырёхухого, но довольно симпатичного зверька, свалившегося с Луны, и ему не мешала.

Константин сверился с записями, позвонил в один из отелей Екатеринбурга и забронировал номер. Он всегда дублировал заказ, сделанный онлайн, ещё и таким образом, чтобы оценить, насколько быстро, аккуратно и вежливо примут заказ. Первое впечатление было неплохим. Сайт работал без нареканий, а милая девушка, с которой он общался по телефону, внимательно выслушала многочисленные пожелания, помогла определиться с выбором, подробно рассказав обо всех интересующих Константина услугах (а его, разумеется, интересовало всё, что мог предложить своим постояльцам отель). В конце довольно долгого разговора она пообещала, что, несмотря на позднее время (Константин собирался нагрянуть в отель ночью) его будет ждать подготовленный с учётом всех требований номер.

Профессионально придирчивый клиент удовлетворённо покивал и, довольный, заполнил первые пункты анкеты, которую он заводил на каждый отель. Он любил давать хорошие отзывы. И искренне переживал, если не мог этого сделать. С этим отелем всё пока складывалось неплохо, а потому Константин, предвкушая приятную поездку, убрал документы в портфель и вышел на улицу. К нему тут же присоединилась Марта.

– Ты же мультики смотрела, – удивился он.

– Это я, пока ты занят был. А теперь я лучше с тобой побуду. Можно? – Девочка просительно посмотрела на него. Круглая, уже почему-то чумазая её мордаха, окружённая лёгкими пшеничными волосами, выражала готовность принять любой ответ. И Константин вдруг понял, что Марте страшно хочется общения.

– Конечно можно, – улыбнулся он. – Давай-ка мы пока с тобой делами займёмся.

– А какими? – радостно отозвалась она, глядя на него почти с обожанием.

– Мужскими, – предложил Константин, уже успевший сообразить, что в доме его соседок мужчины не было если не всегда, то давно, и наверняка накопилась уйма мелочей, которые он мог исправить.

– Я же девочка, – сморщила носик Марта.

– Зато я мужчина. Поэтому я буду делать свои мужские дела, а ты мне помогать. Договорились?

– Договорились, – вновь кивнула она.

– Тогда я за инструментами. – И Константин быстро зашагал к машине, где в багажнике у него лежал большой специальный кофр со всем, что, по его мнению, могло пригодиться ему на даче для починки-постройки и что он предусмотрительно захватил с собой. Марта торопливо семенила рядом, на каждый его широкий шаг делая три-четыре своих и разве что не виляя изо всех сил хвостиком, как делал когда-то в его детстве щенок, которого маленький Константин нашёл на помойке и притащил домой. Тот тоже был готов на всё, лишь бы Костик не оставлял его дома и всегда и везде брал с собой. Вот и соседская девочка сейчас бежала рядом, благодарно заглядывая ему в лицо и ожидая распоряжений, которые она готова была с рвением броситься исполнять.

Глядя на неё, Константин вдруг почувствовал, как поперёк горла встал тяжёлый, не дающий дышать ком. Ему захотелось прижать Марту к себе и посидеть так, чувствуя, как быстро бьётся детское сердечко. У него восемь лет был ребёнок. Все эти восемь лет Константин в редкие свободные минуты только и делал, что читал журналы для родителей и медицинскую литературу, надеясь найти то, что поможет их со Светланой сыну. Не нашёл, конечно. Зато теперь точно знал, что детские сердца бьются быстрее, чем у взрослых. Может быть, именно поэтому дети часто живут так, будто каждый их день и даже миг – последние. Дышат полной грудью, любят всем своим существом и страдают тоже так, будто каждая их клеточка корчится и кричит от боли и обиды. Обнимать славную маленькую соседку Константин не стал, зато протянул ей ладонь и со странным тёплым чувством ощутил, как маленькая ручка ткнулась в неё и тоненькие пальчики неудобно, но цепко схватили его за большой палец и затихли.

До обеда они успели вернуть на место упавший карниз на веранде, починить ступени крыльца, смазать петли во всех дверях и прочистить забитые водопроводные трубы на кухне старого дома соседей. Марта каждый раз сосредоточенно замолкала рядом, когда Константин закручивал саморезы или стучал молотком, – боялась помешать. Его эта деликатность маленькой девочки страшно умиляла. Когда же она по его просьбе кидалась помогать, сопела от усердия и высовывала кончик языка, то снова в горле появлялся этот ком, который он уже и не пытался прогонять.

В итоге к трём часам дня все мелкие проблемы были устранены, и Константин с Мартой, довольные друг другом и результатами проделанной работы, уселись обедать у него в беседке. Проглотив последнюю ягоду клубники, которую она по собственному почину нарвала, помыла и выставила в красивой мисочке на стол, пока её временный опекун грел суп, Марта раззевалась так заразительно, что Константин тоже зевнул и скомандовал:

– После сытного обеда, по закону Архимеда, полагается поспать!

– А книжку почитать? – то ли попросила, то ли напомнила девочка.

– Обязательно, – кивнул он. И они вдвоём завалились в огромный гамак, который висел у соседей между соснами и в котором, как сообщила ему Марта, она всегда спит днём. Гамак был хоть и гигантский, но то ли одноместный, то ли просто Константин не умел в нём лежать, потому что маленькая его подопечная всё время заваливалась на него, и читать было не слишком удобно. Но он изо всех сил старался и книжку про Элли, Страшилу, Тотошку и остальных их друзей читал в лицах. Марта слушала, затаив дыхание и живо откликаясь на каждый поворот сюжета. В итоге они читали целый час, и заснула девочка уже после четырёх.

Константин, демонстрируя чудеса ловкости и чувствуя себя то воздушным гимнастом, то эквилибристом, то гигантским пауком, застрявшим в собственной паутине, выбрался из гамака, умудрившись не уронить и даже не разбудить малышку. Несколько мгновений умилённо постояв над ней, он пошёл к себе в дом, где в кухне-столовой-гостиной от старых хозяев остался большой шкаф с книгами.

Ещё накануне вечером, разбираясь в своём новом пристанище и слушая голоса соседских детей, он вдруг ощутил вместо ставшей за последние десять лет привычной боли, жгучее чувство счастья и любви к жизни. И неожиданно ему, человеку, хоть и любящему читать, но далёкому от литературы, вспомнился толстовский князь Андрей с его дубом. Вспомнился так остро, будто он недавно читал «Войну и мир» или смотрел потрясающий фильм Бондарчука.

И вот сегодня Константин нашёл среди других книг, оставшихся от прежнего хозяина, две толстенные серо-голубые, в каждой по два тома, и вытащил их в сад. В тридцать пять лет он, удивляясь сам себе, решил добровольно прочитать то, что когда-то, в девятом классе, поначалу читал из-под палки. Пока не пришла к ним однажды на замену Валерия Алексеевна.

Сидя на крыльце в тени куста орешника, Константин бережно, не спеша, одну за другой перелистывал страницы про салон Анны Павловны Шерер, про смерть старого графа Безухова, про именины Наташи. И узнавал. И радовался этому узнаванию. А когда дошёл до военных глав, вдруг вспомнил то, о чём, казалось, давно забыл.

… В их маленьком подмосковном городке все были на виду. А уж врачи и учителя – особенно. И поэтому, когда в их воинскую часть приехал капитан с молоденькой женой-учительницей, местные сплетницы тут же принялись судачить.

Капитан был высок и красив. А его молодая жена казалась всем совершеннейшей серой мышкой. И Косте Соколану и его приятелю Жорке Частичкину тоже. Светленькая, невысокая, в очках. На лице у неё было несколько родинок, которые могли показаться пикантными, если бы их не было так много. В общем, не уродина, конечно. Но если и запомнишь такую, то только из-за довольно крупных – с чечевицу – коричневых пятнышек у губы, над левой бровью и на щеке. Всё остальное в её внешности было совершенно заурядным.

Все откуда-то знали, что капитан в части ненадолго. Поэтому его жене вместо постоянной нагрузки в их школе отвели роль учителя на заменах, неблагодарную и непростую. Для многих учеников не было большего счастья, чем утром на стенде, специально повешенном внизу у раздевалок, обнаружить листок с фамилией своего учителя в графе «Замены». Больше везло тем, у кого заболевший учитель вёл первый или последний уроки. Тогда можно было надеяться на то, что занятия будут отменены. Остальным приходилось с тоской тащиться к заменяющему учителю.

Обычно такие уроки проходили однообразно. Педагог предлагал ученикам заниматься своими делами и требовал только одного – тишины. Но в тот раз к ним вместо их заболевшей учительницы литературы Зои Марковны пришла молоденькая жена капитана. Пришла с двумя книгами «Войны и мира» и какой-то тетрадью. Их класс недовольно загудел. Меньше всего они хотели слушать о Пьере Безухове и Наташе Ростовой, которые за десять дней или около того, что они уже изучали роман-эпопею, им порядком надоели. Но учительница сделала вид, что не замечает их недовольства, и весело, но решительно начала вести урок.

Когда прозвенел звонок на перемену, никто в классе не вскочил и даже не дёрнулся. А главный заводила Серёга Москвин недовольно протянул:

– Ка-а-ак? Уже всё?

В тот день они впервые поняли, что это такое – любить русскую литературу и гордиться ей.

Нет, Зоя Марковна была чудесная, невредная старая дева, они относились к ней с симпатией и несколько свысока. Но жена капитана вдруг задела в их подростковых душах, привыкших всё в жизни воспринимать сквозь призму скепсиса и иронии, какие-то неожиданные для них самих струны. Вернее, задел, конечно, роман Толстого. Но помогла ему в этом молодая учительница.

Константин навсегда запомнил, когда они обсуждали военные сцены, она, совершенно преобразившаяся и показавшаяся ему вдруг почти красавицей, спросила:

– А какая разница, на ваш взгляд, в том, быть ли артиллеристом или идти в рукопашную?

Они задумались ненадолго, а потом всё тот же Серёга Москвин ответил:

– Ну, в артиллерии, наверное, меньше шансов погибнуть. Ненамного, но всё же…

– И это тоже, – кивнула учительница, – но не главное. А что ещё?

И тогда Костик, который обычно на литературе предпочитал отмалчиваться, сказал:

– Убивать издалека проще. А когда видишь лицо врага и то, что это такой же человек, как и ты, гораздо сложнее. Для многих – почти невозможно.

В классе повисла тишина. Жена капитана внимательно посмотрела на него, и в глазах её засветились уважение и симпатия.

– Вам надо стать военным…

– Костя, – с готовностью подсказала ей староста Жанка Грядкина.

– Костя, – чуть улыбнулась учительница. – Вы будете настоящим русским офицером…

Тогда жена капитана заменяла Зою Марковну ещё две недели. И впервые Костик и его одноклассники не чувствовали себя так, будто уроки литературы – это повинность. И впервые не хотели поскорее уйти с них. Оказалось, что юношам вполне могут быть интересны сцены мира, а девушки готовы читать и про войну, а не, как в основном бывает, избирательно.

А в конце второй недели заменяющая учительница внешне спокойно сказала:

– Ну, вот и всё, ребята. В понедельник выходит на работу Зоя Марковна.

Класс замер, а неуёмный Серёга Москвин расстроенно выдохнул:

– Ка-а-ак? Уже?

– К счастью, она выздоровела, – улыбнулась учительница, – и готова снова работать с вами. Говорит, что очень соскучилась.

Костя видел, что Валерии Алексеевне грустно, как и им, и что она изо всех сил бодрится и старается не показать своего разочарования от того, что придётся расставаться с их классом. И его осенило:

– Валерия Алексеевна, а давайте создадим литературный кружок, а? Хотя бы один раз в неделю. Например, в четверг? У нас в этот день всего шесть уроков. Я думаю, многие бы с удовольствием оставались на седьмой, правда? – Он обернулся к одноклассникам, чувствуя, как замирает сердце: а вдруг не поддержат? Но те закивали:

– Я бы ходил.

– И я.

– И я тоже.

Жена капитана просияла и, благодарно и радостно улыбаясь, пообещала:

– Я поговорю с директором.

У них всё получилось. И до конца учебного года они по обязанности ходили на уроки Зои Марковны и ждали четверга, когда можно будет собраться в кабинете, который им выделили для занятий кружка. Никакого особенного плана у Валерии Александровны не было. Они просто обсуждали то, что читали по школьной программе и помимо неё, спорили, смеялись. Но каждый из тех, кто ходил туда, понял для себя, почему жена капитана часто повторяет:

– Русская классика всегда актуальна. Вы обязательно это поймёте. И обязательно ещё вернётесь к ней.

Потом они ушли на каникулы, а в августе, вернувшись из лагеря, Костя нашёл в почтовом ящике письмо. На нём стоял обратный адрес: Еврейская автономная область, город Биробиджан. И фамилия Валерии Алексеевны. Всё оборвалось у него внутри. Ставшими вдруг непослушными пальцами он неровно разорвал конверт и прочитал:

… С того дня прошло почти двадцать лет. И вот Константин взахлёб читал про Андрея Болконского и его дуб. Подростком он не понимал, просто не мог понять, почему молодой ещё князь ощущал себя опустошённым стариком, даже считал это аристократической блажью и очень радовался, когда тот, наконец, ожил. И даже Валерия Алексеевна не смогла помочь ему понять это. А два года назад, в тридцать три года оставшись без семьи, Константин и сам однажды почувствовал, что жизнь его заканчивается, почти закончилась. И впереди не будет уже ничего нового и светлого, а только доживание. Жизнелюбивая его натура изо всех сил боролась со страшным этим ощущением. Вот и в историю с отелями он ввязался. И даже увлёкся. Но людей сторонился. И детские крики его раздражали. Как больного старика… Раздражали до недавнего времени, – понял тут Константин и замер на секунду. А потом поискал глазами, нет ли поблизости какого-никакого дуба.

Дуб обнаружился за забором, как раз на границе его и соседского участков. Да не какой-никакой, а огромный, раскидистый и очень красивый. Чувствуя себя князем Андреем, Константин посмотрел на дерево, потом на сопящую в гамаке Марту и улыбнулся.