Текст книги "Незваный гость. Дама треф, или Сказка для взрослой золушки"

Глава 9

Я проснулась в шесть часов вечера. Была суббота уже следующей моей рабочей недели, и трудилась я на этот раз в ночную смену.

Потянувшись и посмотрев на часы, я решила, что могу себе позволить ещё немного поваляться, потому что Стас обещал меня подвезти прямо к электричке, в Шуберку. Дорога займёт всего минут десять, и учитывая, что в магазине надо быть в восемь, а электричка приходит на эту станцию без двадцати минут, то торопиться мне абсолютно некуда.

Я лежала с закрытыми глазами, пытаясь словиться с реальностью. В голове стоял туман, и чувствовала я себя, если честно, неважно. Зря так долго спала, надо было проснуться чуть раньше, чтобы успеть немного разойтись, но это с одной стороны. С другой – субботняя ночь на работе, особенно летом – это как правило, аврал. Народ будет гулять, радуясь выходным, покупать много спиртного, пить и соответственно себя вести. Потребуется много сил, чтобы всё это пережить, а потому хорошо, что я спала весь день: потом разойдусь, а то, что выспалась, пойдёт исключительно на пользу. Но голова, тем не менее, была словно чугунная, – ну абсолютно ничего хорошего.

Наверное, я ненадолго отключилась снова, потому что не услышала, как вошёл Сашка, а проснулась лишь тогда, когда он меня позвал:

– Мам!

– М-м? – нехотя отозвалась я.

– Дай немножко денег, пожалуйста, – попросил он.

– Зачем? – не открывая глаз, спросила я.

– Ну… надо!

– На что?

– На дискотеку.

Я нехотя открыла глаза, щурясь, посмотрела на него, не сразу толком разглядела. Солнце к вечеру перешло на эту сторону дома, и светило теперь точнёхонько в окно, читай: мне в глаза, – вот она, моя нелюбовь к занавешенным окнам!

– Она вроде бесплатная, – напомнила я.

– Ну, сама дискотека бесплатная. А мне надо… на это самое… На мороженое! – нашёлся он.

– Какое мороженое? – я села на кровати, потягиваясь. – В холодильнике возьми, там ещё есть парочка «стаканчиков». – я, зевая, начала подниматься. Голова кружилась немилосердно. – Небось пиво пить собрались? – прищурилась я уже не от солнца, глядя на сына. Пару случаев, имевших место на прошлой неделе, я запросто могла бы ему припомнить. – Или на сигареты надо?

– Нет! – со неподдельным и почти священным ужасом воскликнул Сашка, – я ж тебе обещал: больше никогда!.. Ну дай, мам, пожалуйста!

Ах, ну да, ну да, конечно: никогда. Верю-верю.

– На что? – переспросила я с нажимом.

– Правда: на мороженое! – с жаром ответил сын.

– Пока не признаешься, на что тебе нужны деньги, не получишь и копейки, – отрезала я, а затем повелела, направляясь к входной двери – Чайник поставь! Мне кофе нужно выпить, а то я не проснусь.

Саша, разумеется, с готовностью бросился выполнять моё поручение.

Я вышла во двор, посетила небольшой домик в укромном уголке за оставленными на время, но так и не срубленными диковатыми сливами, прошлась по огороду, оглядела свои полулесные владения, на которых то тут, то там норовил вырасти то вяз, то клён, да и траву, словно наступающую на разработанную землю не так-то просто было вывести, – словом, лес тут был, лесом и останется. А потом полюбовалась на завязь, которой изобиловали и деревья, и кустики помидоров, – что ж, зато здесь всему и всем хватит места, и это как раз то, к чему я стремилась, переезжая сюда. Напоследок я выдернула пару крупных сорняков, пропущенных при прополке, походя бросила их курам и вернулась в дом.

Кружка горячего кофе уже ждала меня на столе. Сам Сашка сидел за столом с видом ангелочка: губки бантиком, улыбочка милая – прямо-таки ангел, только крылья в чистке да нимб на подзарядке. Но старается ребёнок! Правда, что ли, дать рублей сто?..

– Мам, ну дай денег, – снова завёл он, – я ведь совсем немного прошу.

Но я по-прежнему не уступала: озвучит причину – дам.

– На что?

– Ну… правда на мороженое!

Я вздохнула.

– Саш, даже если и так, на турбазе, куда ты ходишь на дискотеку, мороженое очень дорогое. Ешь лучше то, что есть у нас дома. Завтра привезу тебе ещё, если мало, – объяснила я. – Не подумай, что мне жалко, просто в местах отдыха всё действительно очень дорого, это закон маркетинга: всё направлено на извлечение сверхприбыли, а тот, кто при таких доходах, как у нас, на это ведётся, тот… неумно поступает, – смягчила я слово «лошаро». Конечно, мне было стыдно, что приходится экономить на такой мелочи с одной стороны, с другой – предвкушение миллионов так и подмывало сделать некий широкий жест, порадовав мелкого и навредив бюджету, но в любом случае, оставался ещё один аспект. И потому я помолчала ещё немного, делая вид, что усиленно размышляю, не торопясь, отпила обжигающего напитка и добавила: – Тем более, прости, дорогой, но я не верю, что ты собрался покупать себе угощение.

– Да почему?! – возмутился сын, вскакивая с места и растопыривая в стороны руки: вот он я, мама, такой хороший, ничего предосудительного не совершил, за что так-то?

– Потому что я не так давно тоже была молодой и знаю, как развлекаются подростки в твоём возрасте. И не надо считать меня дурой, – спокойно посоветовала я, игнорируя этакий эмоциональный всплеск. – Лучше давай закончим разговор, иначе ты вообще никуда не пойдёшь.

Сашка фыркнул и, убив меня взглядом, как ошпаренный ринулся к двери.

– Я не могу тебе сказать, мам, на что мне нужны деньги, – бросил он уже с порога, – но знай: ты мне только что жизнь сломала! – и выскочил на улицу. Дверями хлопать, как это было модно в нашем доме, он не посмел: однажды получив за это втык, больше не рисковал.

Я сначала усмехнулась: о, какое заявление! Прямо Шекспировские страсти! Но, допив кофе, всё же вышла на порог и окликнула его.

– Чего? – с недовольным видом появился сын из-за угла.

– Что у тебя случилось? На что нужны деньги? – серьёзно спросила я. – Скажи мне правду, и я помогу. Посмеешь врать – и останешься сегодня дома, – пообещала я в довесок.

Сашка глубоко вздохнул и покраснел до ушей. Уже не ребёнок, подумала я. Но ещё и не взрослый.

– Там… девочка. Настя… На турбазе с родителями отдыхает, – сбивчиво, не глядя на меня начал сын, – красивая, – добавил он и покраснел ещё сильнее.

Ну вот! Разумеется, я угадала.

Сын замолчал, подбирая слова и, по-прежнему, стесняясь на меня смотреть. Я тоже молчала и старалась держать себя в руках, хотя меня и разбирал смех. Потом посмеюсь. Не стоит говорить парню гадости или подкалывать, а то и правда жизнь можно если и не сломать, то подпортить капитально. В лучшем случае, перестанет мне доверять, а с этим трудно что-то будет поделать.

– Я ей хотел мороженого купить! – выдал сын наконец, на миг посмотрев мне в глаза. – А ещё на лодке пригласить кататься. Там, правда, двести рублей нужно, но мы с Пашей вдвоём бы сбросились, и нам бы хватило.

Он много ещё чего говорил, а я слушала, хотя и было мне нелегко: шум в голове так и не желал проходить. На турбазе, о которой рассказывал сын, я бывала и не раз: она километрах в четырёх от нашего дома. Знаю, какие там лодки и катамараны, знаю, что всё цивильно и аккуратно. Не даром эта турбаза считается лучшей: она приписана к ВГУ, нашему Воронежскому Университету, и условия там неплохие. Но ведь и Сашка ещё мелкий, да к тому же, там, кажется, любовь-морковь, что от веку самым отрицательным образом сказывается на умственных способностях.

– Короче так, Александр, – наконец, дослушав, вынесла я свой вердикт, – денег немного дам, Настю мороженым угостишь. Но на лодке вечером кататься не смей.

– Почему?! – тут же набычился он.

– Потому что речка там глубокая, а уродов всяких на турбазе немеряно, и мало ли, чего можно от них ждать. Потому что будет темно и ещё потому, что когда лодкой управляешь, надо думать головой, а не… другими частями тела.

– Мам, как тебе не стыдно?! – взвился Сашка, снова покраснев.

– Не стыдно, а жизненно. Мороженому – да, лодке – нет. Во всяком случае, вечером, – я снова направилась в дом.

Сын, быстро сообразив, что вопрос не исчерпан, и можно подискутировать, засеменил следом.

– А днём? – нетерпеливо спросил он.

– Надо подумать, – вздохнула я, – но в любом случае, если я поеду с тобой.

– Ты что, мам? Ни за что!!! – вскричал сын.

– А чего такого-то? Я на бережке позагораю, искупаюсь, к тебе и близко не подойду, никто и не узнает, что я с тобой, – посмеивалась я.

– Опозорить меня хочешь? Нет!!! – Саша отнёсся ко всему неожиданно болезненно, и теперь чуть ли не плакал, продолжая идти за мной.

– Просто не хочу, чтобы утонул, ибо ты у меня один, – остановившись и взглянув ему в глаза, абсолютно серьёзно заключила я. – Но и не собираюсь водить тебя за ручку до старости, не волнуйся.

Я добралась до сумочки, достала кошелёк, осмотрела содержимое. Хватит с него сотни, подумала я. А то и правда, поедет кататься, и мало ли что…

Сын, кажется, наконец-то понял и услышал меня, но я, вручая купюру парню, год назад переросшему меня на голову, не удержалась заумно произнесла:

– А вообще, дорогой, раз такие события в жизни, нужно самому зарабатывать!

– Ну ты ж мне сама не разрешила в городе листовки раздавать, – ехидно напомнил он.

– Вот именно. А значит, и для девочек пока не время.

– А когда ж пора будет? – не отставал он.

– Иди, Саш. Чего уж точно пора – так это мне одеваться, – сменила я тему. Когда пора будет?.. Да кто ж знает? Это очень неоднозначный вопрос. – Лучше сходи к дяде Стасу и скажи, что я собираюсь, пусть тоже готовится, – попросила его я.

– Да какой он мне дядя? – недовольно буркнул Сашка, разворачиваясь на выход, – и идти к нему не надо: он здесь, телик в зале смотрит, – сообщил сын и снова вышел на улицу, на ходу засовывая денежку в карман шорт.

– Да? – удивилась я. Надо же, домик-то у нас небольшой, а я даже не поняла, что Стас в соседней комнате. И телевизора не слышала, – видимо, ещё не до конца проснулась.

– Стас! – позвала я.

– Да слышу, слышу, – откликнулись из зала, – чего мне готовиться? Сама собирайся.

Он сказал что-то ещё, я не расслышала, хотела переспросить и, откинув занавеску, служившую тут заменой двери, вошла в зал. Вошла – и обалдела.

Телевизора я не слышала потому, что его никто и не включал, а Стас был занят совсем другим делом – читал. Сидел он прямо на ковре по-турецки, а в руках у него была… нет, не книга! На коленях этот наглец держал толстую, слегка потрёпанную тетрадь, убористо исписанную моим малоразборчивым почерком, а ещё две лежали рядом на полу…

Стоит объяснить, почему я испытала шок, несколько затронув предысторию.

Дело в том, что я мало что в жизни люблю. У меня немного друзей. Я практически равнодушна к шмоткам: их покупка для меня не более, чем не самая приятная необходимость. Ем я тоже то, что, как говорится, Бог послал. У меня почти нет увлечений… Но кое-чем я увлечена по-настоящему, с самого детства, с тех пор, как сама была ровесницей Сашки: во-первых, я люблю читать, а во-вторых, писать сама – да, знаю, знаю, что это глупость и мне, взрослой женщине, такое как бы не пристало.

Не то что бы я серьёзно этим занимаюсь – нет! Не в той стране мы живём. Чтобы писать и издаваться, нужны деньги, нужны связи – хотя бы нужно, чтоб кто-нибудь понимал и по возможности содействовал и поддерживал морально. У меня нет ни того, ни другого, ни третьего. Я просто пишу… Мараю бумагу. Как хотите это называйте! Но мне это нравится не меньше, чем читать. А на написание того, что Стас держал в руках, меня вдохновила – ох! – та самая любимая книга.

Я никогда не показывала рукописи никому из домашних, но все мои мужики прекрасно знают, как ревностно я охраняю эти потрёпанные тетрадки и в мыслях не держат к ним прикасаться – ни к ним, ни к ещё одной, серой, с пожелтевшими страничками, в которою я раньше, когда это получалось, записывала свои стихи и песни, – во всяком случае, я давно дала им понять, что трогать это нельзя никогда и ни при каких обстоятельствах, и никто не смеет нарушать мой запрет. Тетради всегда лежат на одном и том же месте, и я ни разу не замечала, чтоб до них хоть кто-нибудь дотронулся.

А тут… выискался умник! Да я же убью за это!

– А ну, сейчас же положи на место! – произнесла я как можно спокойнее, но уже не узнавая собственного, севшего от ярости голоса.

– Но ведь я же говорил, что со скуки вешаюсь, и ты разрешила мне взять что-нибудь почитать, – спокойно возразил Стас, подняв голову и нагло глядя мне прямо в глаза. Стоит ли говорить, что отложить или хотя бы закрыть тетрадку он даже не подумал? – Кстати, очень неплохо пишешь, – услышала я далее, но уже не придала значения.

– Положи!.. – вырвалось у меня.

– Ты чего? – весьма искренне удивился мужчина, во все глаза посмотрев на меня, – успокойся!

– Дай сюда! – прошипела я и в мгновенье ока выхватила у него своё сокровище, подняла с пола остальное и прижала к груди. – Не смей брать мои личные вещи! – задыхаясь, плевалась я и чувствовала себя при этом так, словно голой посреди улицы проснулась… Да нет, намного хуже! В висках стучала кровь, лицо, судя по ощущениям, стало пунцовым. Ещё немного, казалось мне, и я рухну без памяти!

Не помню, как это сделала, но дальше я, похоже, скрылась с тетрадками в своей комнате, и загнала их там под кровать. Ну а потом ещё долго сидела на полу, пытаясь отдышаться и взять себя в руки, при этом тихо ругая Стаса некими отборно-трёхэтажными словами. Вот ведь… нахал! Бессовестный наглец! Как только додумался до такого?! Никто не смеет в моём доме лезть ко мне в душу!!!

В дверь тем временем постучались. Я не в том состоянии была, чтобы ответить, но Стасу и не требовалось моего разрешения войти, и он просто бесцеремонно толкнул дверь.

– Ты чего так взбеленилась? – спросил он, хмуря брови. Судя по всему, был он неслабо так сбит с толку моим поведением. – Ну почитал, чего здесь такого-то?

В первый момент я даже не нашла, что сказать, снова задохнувшись от злости и не веря, что можно так обнаглеть, и лишь минуту спустя смогла хоть что-то произнести, при чём получались попеременно то визг, то змеиное шипение, то едва ли ни срывы на плач, от которых становилось ещё отвратительнее.

– Я понимаю, что ты привык ко вседозволенности… но ты… ты тут не у себя!.. Поэтому не смей НИКОГДА трогать мои вещи без разрешения!.. Слышишь? НИКОГДА-А-А-А!!!

– Это я уже понял, – перебил Стас раздражённо, но всё ещё стараясь сохранять некое подобие спокойствия, – сейчас я спрашиваю у тебя разрешения: дай дочитать! Мне интересно, что там было дальше.

Я просто опешила: нет, он ещё и издевается! Он ещё и глумится! Что ж, сама виновата, идиотка: сто раз собиралась спрятать это всё от посторонних глаз. И чего тянула? На, получай теперь! Твоё нижнее бельё – достояние общественности!

– Выйди отсюда! – визгливо рявкнула я, треснув по полу кулаком.

– Успокойся и лучше в зеркало на себя глянь: вся рожа красная. Наверняка давление подскочило…

– Пошёл нахрен, доктор недоделанный!!!

Стас мгновенно сменился с лица.

– За языком следи! – рявкнул он, вмиг тоже покраснев до кончиков волос. Странная реакция, но мне тогда было не до этого, я не придала значения: истерическое состояние не позволяло думать. Больше я уже ничего ему не сказала, не крикнула, не прошипела: просто метнула в него подушку, которая лежала рядом на кровати, но попала лишь по закрытой двери. А потом… потом просто разревелась. Отвратительные моменты из прошлого всплыли в моей памяти как наяву.

Писаниной я баловалась чуть ли ни с пяти лет, как только научилась писать, и по началу это были маленькие рассказики, которые я самозабвенно ваяла в ученических, расчерченных косыми линеечками тетрадках. Позже, по мере моего взросления, пошли и стишки, но уже совсем не маленькие – наоборот, длинные кривые поэмы, изобилующие наивными рифмами, и, разумеется, про любовь. Всё это кануло в небытие, потерялось, когда продали родительский дом, но и не стоило оно для меня ничего – не более, чем первые шаги. Но в дальнейшем происходили и события, которые я запомнила уже навсегда.

В девяносто пятом году умер мой любимый дедушка, мамин отец, и меня, восемнадцатилетнюю, это событие пробрало до глубины души. Опущу все печальные и неприятные детали похорон, скажу лишь одно: помню, как в какой-то момент схватила маленький листочек бумаги и карандаш, заготовленные для поминальных записей, и начала писать. Получилась некая эпитафия до того прочувствованная, глубокая, хлёсткая и взрослая, что я не удержалась – зачла её на кладбище, прямо у гроба, во время прощания с покойным, что вызвало просто цунами слёз у большинства наших родственников.

Знаете, как отреагировал мой папенька? Да просто, извините за выражение, обгадил с ног до головы, опустил, уничтожил моё творение, и спасибо, что хоть не прямо там же. Навсегда запомнила, его высказывание: «стихи как у старой бабки»! И долго я понять потом не могла, за что же со мной так, ведь я же от души…

Но это был только первый удар, ибо позднее, в романтической юности, когда мы с Васькой только встречались, я имела неосторожность прочитать ему стих… эх… который ему же и посвятила. Угадайте, какова была его реакция? Наверное, вы думаете, что он поцеловал меня и поблагодарил? Да как бы не так! В ответ я услышала жёсткую, занудную и весьма неприятную критику, а так же лекцию о существовании ямба, хорея и иже с ними. На смысл моего написанного от души творения мой на тот момент будущий муж даже не обратил внимания.

Затем, некоторое время спустя, слегка выпив, вернее, как следует ужравшись, что бывает с моим мужем редко, но, как говорится, метко, Вася залез-таки в мою серую тетрадь со стихами (мы прожили с ним тогда уже четыре года) и прочёл мои вирши уже самостоятельно. Помнится, как он пел мне дифирамбы, называл Пушкиным в юбке, превозносил – едва ли ни венок сплёл из лаврушки… А на утро, когда я, такая захваленная и счастливая, сдуру продолжила вчерашнюю тему, равнодушно отмахнулся и сказал, что ничего такого не было, подобной хрени он не говорил, да и сказать не мог, а его мнение о моих «недостихах» мне известно и неизменно.

Все три раза я ревела, забившись в угол, – горько, навзрыд, чувствуя себя раздавленной, и после этого третьего раза ни одна живая душа больше не видела моих работ.

А сегодня… Эх!.. Опять снова-здорово! И нефиг тут реветь, ёлки-метёлки. Сама виновата: потеряла бдительность!

Со вздохом я поднялась с пола. Чего бы там ни произошло, пора было собираться.

Я приняла душ, оделась, причесалась, слегка подкрасилась, – словом, навела красоту, насколько это было возможно для зарёванной и занужёной тётки, взяла сумку и вышла на порог, где чуть лоб в лоб не столкнулась со Стасом. И снова покраснела аки рак варёный, – да что же это такое, в самом деле?!

– Дай пройти, – выплюнула я, ища ногами балетки и не глядя на него.

– Подожди! – он неожиданно схватил меня за плечо.

– Чего тебе? – буркнула я, по-прежнему стараясь на него не смотреть: нефиг тебе знать, что я ревела, не твоего ума дело. И так опозорилась по полной, ничего не скажешь! Теперь не представляю, как быть-то, как взаимодействовать с ним.

– Сашка сегодня на дискотеку идёт, – сообщил мне Стас устаревшую новость.

– И чё? – нацепив скучающе-надменную маску и взглянув, наконец, ему в глаза, спросила я.

– Не пускай его, – просто сказал Стас, тем не менее, слегка шевельнув бровями: заметил, значит, мои рыбьи глаза.

– Это ещё почему? – я, дёрнув плечом и освободившись от его цепкой руки, упёрла руки в бока и прищурилась. Вася как-то говорил мне, что когда я так делаю, ему хочется меня задушить.

– Не пускай – и всё. Иначе пожалеешь, – процедил Стас. По его лицу было видно, что ему меня задушить тоже захотелось.

– Ты мне что, угрожаешь, козёл малолетний? – с полоборота завелась я. – Не боюсь я тебя! Отвяжись!

– Да ты дура совсем?! – вышел из себя Стас. – Нахрена мне тебе угрожать? Предчувствие просто нехорошее. Не пускай пацана никуда – пожалеешь!

– Ах предчу-увствие? – с издевательской улыбочкой переспросила я, – ах пожале-ею?.. Да пошёл ты знаешь куда, Нострадамус херов?

Злость на него, влезшего не в своё дело, едва начавшая угасать, вспыхнула снова, сильнее чем прежде. Я, конечно, ненавижу, когда мне лезут в душу, но когда меня поучают, я ненавижу троекратно!

– Ты базар-то фильтруй! – тем временем в тон мне рявкнул Стас.

– А то что будет? – я уставилась с ненавистью на нарушителя моего личного пространства.

Он с минуту смотрел на меня, а потом, бросив:

– Овца безмозглая! Никуда я тебя не повезу, – развернулся и ушёл.

– Больно надо! – едва ли не истерически взвизгнула я и, гордо вскинув голову, направилась к воротам. Не повезёт он! Ха! Напугал! Сама доберусь, небось не в первый раз.

С десяток минут спустя, я размашисто шагала по нагревшемуся за день асфальту. Чувствуя через тонкие подошвы его жар, я всё продолжала фыркать от злости. Овца, значит? А что ж ты, такой распрекрасный, у овцы-то живёшь? Видать, и самого Бог умом обделил?

Не пускай сына на танцы! Да без тебя знаю, белобрысая твоя рожа! Дорастила его как-то до четырнадцати лет без твоих подсказок и дальше без них обойдусь. Учить он меня будет!..

Тем не менее, червячок сомнения завозился в душе. Во мне ведь тоже всё как-то внезапно воспротивилось его походу – наверное, оттого, что услышала от него сегодня… Но ведь не впервые же он туда пойдёт, и не один! И мне никогда, никогда не хочется его туда отпускать, пусть бы он дома сидел, но… этого же не миновать всё равно: мальчик уже вырос. И в любом случае, нечего всяким разным в это встревать!

Пройдя ещё немного, я вдруг осознала ещё одну вещь: а ведь Стас сказал про мою писанину, что она неплоха!.. А ведь он просил дать дочитать… Ой! Да вздор! Ерунда! Наверняка он издевается, как и отец, как и Васька тогда, хочет постебаться и всё.

Прошла ещё чуть-чуть… Блин, а ведь я его козлом назвала! Да, это я, конечно, перегнула, надо бы извиниться… Только не поздно ли? Васька, правда, на козла никогда не обижался, но Стас ведь не Васька!

Я тряхнула головой. Да кто он мне есть-то, этот Стас? Плевала я на его обиды. На все и сразу!

Тут, прерывая мои размышления, в сумочке зазвонил телефон. Интересное дело, кто это может быть? Может, Стас извиниться хочет? Ага, дождёшься от него, как же! Скорее солнце в обратную сторону по небу пойдёт.

Как всегда, с трудом отыскав в сумке трубу, я приняла вызов, даже не взглянув на определитель.

– Привет… – неожиданно услышала я голос мужа, при этом такой тихий и кроткий, что сразу поняла: неспроста!

– Ну, привет, – насмешливо ответила я. Вот уж тоже, извините за повтор, козёл! Значит, когда мне надо было, он трубку не брал, а как я понадобилась… Нет, этих мужиков точно прибивать нужно, как минимум, через одного!

– Надя, – начал Вася, – у меня тут дело к тебе небольшое есть… Я понимаю, что ты меня уже решила бросить, но можно тебя попросить?..

У меня язык к нёбу прилип от изумления, – надо же, а я-то грешным делом считала, что это он из дому ушёл! – а Вася, приняв молчание за согласие, продолжал:

– Не могла б ты мне денег до зарплаты одолжить, а то я тут себе куртку на зиму присмотрел, она дешёвая, с большой скидкой, но боюсь, её купят скоро. А то мне зимой ходить не в чем… Одолжи, пожалуйста. Всего две тысячи, я отдам… потом!

Я замерла на месте, открывая и закрывая рот. У меня просто слов не было!.. Куртку ему на зиму! Ну надо же! Да я сама хожу зимой в старом пуховике, снову стоившем в четыре раза меньше, прослужившем три года, уже зашитом в трёх местах (благо, руки у Наденьки растут откуда положено), и о покупке зимней одежды на грядущий сезон ещё даже не помышляю, а он тут собрался сани летом заготовить!..

– Алло, Надь! Ты слышишь? – неслось из трубки.

– У меня денег нет, Вась, – как можно спокойнее ответила я.

От недавнего скандала со Стасом у меня всё ещё стучала в висках кровь, и уже начала разливаться по телу слабость. Второй скандал я не выдержу. Лучше потерпеть и не орать, а то будет ещё хуже.

– Ну как это, нет? – уже иначе, с нескрываемым раздражением проныл Вася, – ты же говорила, что твой – этот, как его? – деньги тебе платит!

– Да какая тебе разница? – не выдержав, рявкнула я, – ты же к маме ушёл. У неё и проси!

– Ты же сама меня учила не клянчить у пенсионерки! – некстати вспомнил муж.

– А ещё я учила тебя работать! И зарабатывать! – снова на грани истерики проорала я, – не дам я тебе ничего! Отгребись от меня, урод!.. – яростно хлопнув телефоном-раскладушкой, я собиралась было идти дальше, но у меня вдруг закололо сердце. Твою мать, ведь не в первый уже раз…

Пришлось немного постоять, стараясь прийти в себя, но легче что-то не становилось. Да и немудрено: была бы тут хоть тень, а то чистое поле, палящее, хоть и закатное, солнце, горячий ветер и раскалённый до расплавленного гудрона асфальт. Сдохну вот сейчас!

К моему счастью, как раз в этот самый момент в стороне моего посёлка появилась машина. И вдвойне мне повезло, когда я поняла, что это не кто иной, как мой сосед Колька на своей новой серебристой «ниве-шевроле». И его даже останавливать не пришлось: сам притормозил!

– Привет, Надюш! Ты на работу? – риторически спросил Коля, обнажив в улыбке золотые зубы.

– Да, – всё ещё пытаясь отдышаться, кивнула я.

– Ну, тогда садись, – кивнул он на сиденье рядом с собой, и я с радостью приняла приглашение.

Он что-то говорил мне по дороге, но я, хоть и кивала, совсем не слушала: просто наслаждалась тем, что наконец смогла толком вздохнуть. В машине работал кондиционер, мне очень быстро полегчало, и почувствовав, что приступ отступил, я достала телефон из сумочки и отключила его.

На время забыть о своих мужиках – это будет правильно, подумалось мне, ведь надоели же, честное слово! Так и сдохнуть недолго, блин горелый, а не отключишь – и непременно позвонит хоть кто-нибудь из них, а от разговоров этих и до Кондрашки недалеко. По телефону большинства проблем всё равно не решишь, только расстроишься зря, и поэтому, лучше уж побуду я до утра вне зоны, так спокойнее будет. Тем более, на работе и так найдутся те, кто выведет меня из себя.