Текст книги "Только ты"

Я просто прикипела к нему взглядом, не веря, что подобная красота существует. Что одежда может быть такой изысканной. В этот момент даже мысли не допуская, что оно может стать моим.

– Нравится? – спросила Галина Юрьевна, остановившись за моей спиной, и я потрясенно кивнула:

– Да, очень.

Где-то у плеча отозвалась Марина, и тут же удивленно воскликнула Вера Александровна, обращаясь к продавцу:

– Что я вижу! Как же так, девушка? Платье все еще не продано?.. Но вы сказали, что оно якобы отложено еще две недели назад! Я не могла ошибиться. Или у вас появилось еще одно подобное платье? Что это за игры с покупателями, не понимаю…

Продавец за товарной стойкой быстро подняла голову от кассового аппарата и приветливо ответила, не растерявшись от подобных слов.

– Нет, платье эксклюзивное и продается у нас в единственном экземпляре, что подтверждает гарантия производителя. Извините, но мы только сегодня его вновь вывесили. К сожалению, клиент не смог оплатить покупку, но до последнего оплачивал бронь. Подобная практика не противоречит правилам нашего магазина, если срок оплаты покупки не превышает двух недель.

Очень вежливо и предельно ясно, но я все равно уже не слышала окружающий мир. Я смотрела на это нежное розовое чудо и не могла насмотреться.

– Красивое платье, – согласилась с подругой мачеха. – И, кажется, приглянулось моей Насте. Девушка, – недолго думая обратилась она к продавцу, пока я продолжала витать в облаках, – будьте добры помочь нам с примеркой.

– Но, мама… Они же сказали, что его купили. Они сказали!

– Марина, прекрати.

– Я хочу это платье! Именно это и никакое другое! Ну, пожалуйста! Мы ведь его первыми нашли!

– Я не стану покупать второе платье к празднику только потому, что тебе так хочется. Ты уже не ребенок, должна понимать, что это дорого даже для нас. К тому же мы уже купили туфли.

– Ну и что? Так нечестно!

– Галя, – Вера Александровна с виноватой улыбкой смотрела на подругу. – Может, выберешь для Насти другое платье? Здесь много красивых. Я с удовольствием помогу.

У меня замерло сердце от ожидания ответа, я бы не смогла сказать мачехе и слова против. Но она ответила, и сердце забилось вновь. Лишь только голос ее затвердел, зазвучал по-иному, нотками, которым не хотелось перечить.

– С радостью, если Настя захочет другое. Но кажется мне, что ей нравится именно это.

Уже после, в примерочной, когда Вера Александровна с дочерью ушли, сославшись на срочные дела, девушка-продавец невзначай добавила, помогая застегнуть молнию на талии и поправляя на мне юбку:

– Ваши друзья зря расстроились. Я говорила им в прошлый раз, что это платье на очень стройную девушку. Подружке вашей дочери было бы в нем неудобно…

Галина Юрьевна купила мне не только платье. Но еще туфельки и поясок в цвет серебристой лаванды. Я держала все это в руках и чувствовала себя самой счастливой девочкой на свете. У меня было платье и было приглашение на мой первый Зимний бал. Если бы на свете существовала настоящая Золушка, она совершенно точно не могла быть счастливее меня!

POV Стас

– Стоп игра! Был удар по руке!

Прозвучал судейский свисток, и я, подпрыгнув, с раздражением отбросил мяч в сторону, так и не бросив его в корзину. Повернувшись к тренеру, оттолкнул Воропаева, вставшего на пути.

– Фол в нападении! Технический фол! Еще один штрафной, Фролов, и я тебя к чертовой матери вышвырну из игры! Дисквалифицирую до конца года! Это что за блокировка соперника? Что за захват мяча? Ты что, «Озверина» выпил? Ты мне, Фролов, свой характер на поле не показывай! Здесь я царь и бог! А ты – командный игрок, ясно?! Не хватало мне тебя еще на завтрашней игре воспитывать!

– Ясно, Марк Степанович.

– Школу хочешь опозорить перед гостями? Зарубить мне чемпионат области? Так я тебе быстро красную галочку в характеристику впишу! Будешь у меня не в баскетбол в университете играть, а у психолога в кабинете крестиком вышивать до посинения! Вон с поля, Фролов! Все по домам! Отдыхать, и чтобы завтра мне выложились по полной! Не то я вам быстро гайки на шеях завинчу!

Я стянул футболку через голову, вышел из спортзала и направился к раздевалке. Игнорируя окрики ребят и удивленные вздохи девчонок, привычно звучащие с балкона, швырнул мокрую вещь прочь. К черту! Сейчас мне хотелось убраться отсюда, иначе я больше не мог сдерживать себя в опасной близости от Воропаева. Что бы ни пришло сегодня в дурью башку некогда лучшего друга, зря он решил играть со мной. Напряженность между нами и так опасно звенела на натянутом нерве, это не могло продолжаться вечно.

Он разговаривал со скелетиной. Разговаривал! В то время, как я предупреждал его держаться от девчонки подальше. Держал за руку. Черт! Ладонь сама собой сжалась в кулак и врезалась в металлическую дверцу шкафчика. Впечаталась в металл еще раз, уже сильнее, окончательно деформируя стальную поверхность и окрашивая ее красным. Натянутая на костяшках кожа треснула, в пальцах вскипела боль, и я шумно выдохнул, закрывая глаза. Обещая себе, что пройдет совсем мало времени и Серый расплатится со мной сполна.

А сейчас пора убираться отсюда, пока я еще могу себя контролировать.

Рыжий ответил на звонок сразу. Удивился, но телефон подруги, что была с ним на вечеринке в Черехино, а до этого уже одарила меня вниманием на его даче, дал. И даже посоветовал не борзеть и помнить, кто кому должен. А еще не быть сволочью и купить девчонке что-то сладкое и сигареты. К черту! Как будто мне было до того.

Подруга жила в общаге, узнала и приняла меня сразу. Я знал, что она официантка и работает в баре, но все равно не слушал ее оправдания, когда она, посмеиваясь и рассказывая, как перебивается с хлеба на воду, выуживала из моих одеревеневших под ее взглядом пальцев денежную купюру: «Вот, возьми на сигареты, а еще купи себе чего-нибудь». Зато сразу перешла к делу, понимая, что мне от нее нужно. Не требуя внимания и нежности, в этой низкой, бесчувственной игре повела сама. После попробовала напоить чаем и накормить, но я развернулся и ушел, почти ненавидя ее за доступность. За то, что с ней все было так легко и просто. В первый раз чувствуя себя мерзко и гадко оттого, что не смог получить желаемого. Как будто незнакомое чувство, глубоко спрятанное внутри, не позволило ощутить себя живым. Как будто предал что-то, чему не мог дать название.

Наш дом в Черехино стоял непривычно темен и тих. Я знал, что скелетина, находясь в доме одна, всегда оставляла зажженными лампы в холле первого и второго этажа в надежде, что тени высоких и новых стен не украдут ее у отца. Трусиха. Сейчас же в окнах было темно. Свет горел лишь на кухне.

– Уже вернулся? – отчим встретил меня приветливо, помешивая деревянной лопаткой ужин, который готовил на плите. Я всегда удивлялся, как легко матери удавалось руководить мужем. А впрочем, кажется, он сам был не против. Кто их знает. Но именно с появлением Бати в наш с матерью дом пришел уют и ощущение полной семьи. Становясь старше, я все больше хотел свободы, но все еще нуждался в этом чувстве домашнего очага. – Поздно ты.

Я бросил сумку у стены, сел на стул и вытянул ноги перед собой. Взяв со стола хлеб, рванул зубами корку. Молча прожевал и только после ответил.

– Да как всегда. Школа, тренировка. Потом потусили с ребятами в городе. Нормально все, Батя. Что готовишь?

– Картошку жарю, тебе как? Сойдет? Нет настроения что-то выдумывать. В холодильнике есть сыр, ветчина. Обойдемся простым сегодня.

– Вполне. Пахнет аппетитно.

Да, отчим умел готовить, а я был голоден, как зверь. И как всегда, когда думал о голоде, вспомнил скелетину. Мне вдруг отчаянно захотелось увидеть ее, даже зная, что она не спустится вниз. Только если мать к ужину позовет.

– Кстати, Батя, где наш директор? Спит? Снова хлебозавод в шеренгу строила?

– Нет. В торговый центр уехала, скоро вернется.

– Одна? – не сказать чтобы я удивился, но это было за рамками правил. Мать не любила одиночества, так же как я. – Что-то на нее не похоже, – заметил лениво, – да и на тебя тоже. Батя, не темни.

Отчим поспешно отвернулся, отошел от плиты к столу, чтобы нашинковать лук. Застучал ножом по доске.

– Нет, не одна, с Настей.

– А-а, – это уже было интересней.

– За платьем уехали. У вас в школе вроде как праздник намечается, вот Галя и решила…

– Ясно.

– Стас, – голос отчима остановил меня уже на пороге кухни, – надеюсь, ты не против?

Черт! И почему такое виноватое лицо? Он же о своей дочери говорит! Смешно. Кто, как не он, должен заботиться о ее шмотках.

– О чем ты? – а впрочем, это не было моим делом. Насколько это было нужным ему, я понял, едва увидел Эльфа впервые.

Но отчим уже отвернулся. Отошел к умывальнику, включил воду, споласкивая нож.

– Неважно. Иди, Стас, мой руки и приходи, вместе подождем наших женщин.

Не знаю, понял ли он сам, что сейчас сказал, но мы вдруг подняли головы и встретились острыми взглядами.

Да, мне следовало помыть руки, отчим был прав. И не только руки. Я хотел под горячий, обжигающий тело душ, чтобы смыть с себя грязь, что почти душила. Подруга Рыжего облизала мне всю шею, и не только шею, в пылу умело наигранной страсти, – я до омерзения был сам себе противен.

Ступени скрипнули, я поднялся наверх и вновь оказался у комнаты скелетины. Остановился возле двери, мрачно буравя дерево взглядом. Испуганное лицо Эльфа рядом с Воропаевым снова всплыло в памяти, кипятя кровь. Я коснулся ладонью двери и тут же задохнулся, вспомнив ее ночную. Теплую, дрожащую… и такую нежную под моими пальцами, что от одного воспоминания о ее коже вновь ощутил себя преступником.

Проклятая сводная сестра, почему, ну почему я не могу выкинуть тебя из головы! И твои слова о любви к другому? Почему призналась? Почему не отрицала? Что тебе стоило ответить иначе! Я ведь был почти сломлен, почти готов… Что? На что я был готов?.. Я не знал. Только все еще помнил, как мягко отражался в ее больших и красивых глазах свет зимней ночи, завораживая гнев, что привел меня к ней. Легко усмиряя и подавляя его одной лишь близостью девчонки. Как открыто она смотрела на меня, как будто ждала, что я решусь на большее.

В это мгновение она была всем, чего я хотел. Всем, что мне было нужно.

Я сам не заметил, как прикоснулся к ней, а затем ощутил практически физическую боль, когда лишился тепла ее тела. Слова, слетевшие с губ, ранили в самое сердце. Никогда еще я не чувствовал себя таким разбитым.

Черт! Это какое-то гребаное наваждение, от которого нет избавления! Отрава, проникшая под кожу! Сегодня я надеялся забыть Эльфа – тщетно. Даже физической разрядки не хватило, чтобы хоть ненадолго освободиться от мыслей о ней. О своей юной и тощей сводной сестре, в которой еще было так мало от настоящей женщины, но которая манила меня к себе как самый желанный на свете магнит, сводя с ума. И за эту слабость я еще больше ненавидел ее. Сам избегал встречи, не желая видеть.

Зачем? Зачем она приехала сюда! Зачем появилась в моей жизни! До нее все было до сволочного легко и просто. И так понятно. А теперь я стоял у ее комнаты, в которой еще недавно спал сам, как последний дурак, прислонив ладони к стене, упершись лбом в дверь, и понимал: да, я не хотел ее видеть, но определенно я хотел ее чувствовать. Очень хотел.

Черт!

Я вошел в свою спальню и упал на постель, закрыв глаза. Выругавшись вслух, с силой ударил кулаками в матрас, гоня мысли прочь. Рядом со сводной сестрой я превращался в тряпку, и мне это совсем не нравилось.

Ноздрей неожиданно коснулся почти неуловимый флер знакомого запаха, тонкий и нежный, как сама девчонка, и я рассмеялся, думая, что схожу с ума. Рванув из-под головы подушку, накрыл лицо, заглушая собственный смех… и вдруг вскочил с кровати, хлопнув ладонью по выключателю…

Нет, я не мог ошибиться!

Когда мать со скелетиной вернулись, мы с Батей сидели в кухне, смотрели по телевизору «Бои без правил» и пили чай. Заметив меня, девчонка собралась бежать к себе наверх, но мать уверенно повела ее за собой.

– А вот и мы! Всем привет! – произнесла довольно, сгружая пакеты, и, тяжело вздохнув, опустилась на стул. Протянув руку, привычно потрепала меня по макушке. – Как дела у моих мужчин? – спросила весело, и я догадался, что сейчас ей это вряд ли по-настоящему интересно знать.

Госпожа директор сияла как начищенная копейка, и мы с отчимом удивленно переглянулись.

Не заставляя жену ждать, Батя встал, чтобы включить чайник.

– Ну как прошел вечер в погоне за покупками? – спросил он, наполняя тарелки ужином для жены и дочери, и мать, улыбаясь, оттопырила палец вверх.

– Просто отлично, Гриша! Ты не поверишь, оказывается шопинг – это настоящая охота! Как хорошо, что я не приверженец подобного вида спорта. Но сегодня мы с Настей были неподражаемы и увели платье у самой зазнобы нашего Стаськи! Так что вы оба можете нами гордиться.

– У кого это? – поднял Батя бровь, но, тут же догадавшись, довольно хмыкнул: – А-а, ясно. У Воропаевых, да? И что же Вера, так просто тебе спустила проигрыш? Что-то на нее не похоже.

– А что ей оставалось делать? Ну не тягаться же с самой Галиной Фроловой! Не та закалка и разные весовые категории. Я была непоколебима как скала. И настолько же уверена в том, что нашей девочке наряд подойдет куда лучше, чем Марине. Ох, Гриша, – вздохнула мать, – видел бы ты, какая у тебя дочь красавица. Сама смотрела на нее в новой обновке и удивлялась. Уверена, пройдет пару лет, и отбоя от женихов у нашей Насти не будет. Придется ружье покупать. А, правду я говорю, Стаська?

Скелетина стояла у стены, сделав шаг от порога, и все это время я не спускал с нее злых глаз, пытаясь унять зашедшееся при виде сводной сестры сердце. Невероятно, но на губах Эльфа витала улыбка, глаза светились, а на щеках играли еле заметные ямочки. Она смущалась, но выглядела непривычно счастливой.

Хитрая синеглазая проныра! Что только на вид казалась несмелой и кроткой! И все же что-то в душе заставляло меня любоваться Эльфом.

Мать ждала ответ, и я лениво пожал плечом, отворачиваясь к телевизору.

– Мне все равно, – сказал, заставив ее рассмеяться.

– Ну, конечно! Иного я от тебя, Стаська, и не ожидала! Ничего, – махнула рукой, – мы Насте другого сторожа с ружьем найдем! Неравнодушного! – а Батя неожиданно напрягся.

– Галя, а это платье для Насти… Оно дорогое? Зная, как Вера обхаживает дочь…

– Красивое, – ушла от ответа мать, наблюдая за падчерицей, которая, сполоснув руки, сейчас садилась за стол. Войдя, сводная сестра так ни разу и не посмотрела на меня. – Остальное не важно.

– Галя, ты не волнуйся, я тебе все верну, слышишь! Все!

– Ай, брось, Гриша! Разве дело в деньгах? Я Насте тоже вроде как не чужой человек, давай не будем при детях.

При детях не стали – спорить с матерью отчим никогда не любил. Но и покупки смотреть не спешил. Сейчас он выглядел таким же напряженным, как я. Жаль, мне ужасно хотелось смутить скелетину: вряд ли они с матерью выбрали действительно что-то стоящее, иначе Вера Воропаева вырвала бы эту вещь зубами для своей дочери, или я плохо знал госпожу директора, никогда не интересовавшуюся модой. Все давно привыкли к капризам Маринки. Наверняка какой-нибудь детский сад в рюшах.

– Соль подай!

– Что? – девчонка от неожиданности вздрогнула. Подняла взгляд от тарелки, заморгала испуганно. – Д-да, конечно, – неловко протянула руку.

– И сахар, – мать с Батей беседовали о чем-то своем. В последний час отчиму дважды звонили с хлебозавода – им всегда было что обсудить.

– Вот, возьми, пожалуйста.

– Может, и чаю нальешь, раз уж ты у нас такая добрая?

Я вертел перед собой чашку, из которой она обычно пила, и которую опрометчиво забыла в моей комнате, и с холодом смотрел в синие распахнутые глаза, надеясь, что мне не придется разбить столовый предмет при матери.

Не сразу, но скелетина сообразила, о чем речь. Побледнела, изменившись в лице, но чай налила. Поставила передо мной дымящуюся чашку, мелькнув перед глазами тонкими фарфоровыми пальчиками.

Не в силах больше играть, я хлопнул дверью кухни.

– Стаська! Ах ты ж, охламон! Ты что себе позволяешь? С какой цепи сорвался? – крикнула вслед мать, но мне было уже все равно. Все, что я хотел сказать скелетине, я собирался ей сказать наедине. И плевать, понравится это кому-нибудь или нет!

Я оказался прав в своем ожидании, и она недолго оставалась за столом. Поблагодарив родителей за ужин, юркнула в дверь, прошелестела тихими шагами по холлу, заскреблась мышью по лестнице. Сбилась с шага, заметив, насколько в холле второго этажа темно. Правильно, ей было чего опасаться в этом доме гораздо больше темноты. В отличие от сводной сестры, чтобы видеть и ждать, ее брату не нужен был свет. Впрочем, сейчас я не мог думать ни о чем другом – только о том, что она делала в моей комнате.

Я дождался ее на верхней площадке и шагнул навстречу худенькой фигурке, вспрыгнувшей на ступеньку. Не намереваясь больше терпеть в одиночку все то дерьмо, что кипело внутри меня, причиняя боль при мысли о сводной сестре, при мысли о том, что ее волосы, возможно, касались моей подушки, сказал со злостью и раздражением, которые зудели солью на коже. Полушепотом, так, чтобы слова прозвучали для нас двоих.

– Жаль, скелетина, что ты решила прийти в мою комнату, когда там не было меня. Я бы нашел, что тебе показать. Ну и как? Отыскала то, зачем приходила? Убедилась, насколько уютнее устроилась? Как щедро моя мать расстаралась для бедной родственницы? Чего ты хотела?! Чего, отвечай!

– Н-ничего, – она, охнув, тут же отступила назад, намереваясь сбежать, но поздно, я уже поймал ее. Дернул к себе, едва успев удержать от падения.

– Что ты делала в моей спальне?! В моей постели?! Я знаю, ты была там. Была!

Руки впились в щуплые плечи и прижали девчонку к стене. Я сам не заметил, как склонил голову к скелетине, обхватил пальцами точеный подбородок, поднимая ее лицо навстречу злому взгляду. Прошептал хрипло, ловя скупой свет в блестящих глазах. Обдавая рваным дыханием нежную щеку.

– Не смей больше входить ко мне, поняла?! Не смей касаться моих личных вещей. Не смей, когда меня нет. Никогда!

– Я случайно, честное слово. Не знаю, почему вошла. П-пожалуйста, Стас, отпусти меня.

Но я уже не мог остановиться, даже увидев испуг в ее глазах.

– И никогда… Никогда не смей разговаривать с Воропаевым, слышишь? Иначе я за себя не отвечаю, и вы поплатитесь. Оба! Ты не его! Не его, запомни!

POV Настя

Я уже ответила Стасу: «Да», – а он все равно не отпускал меня. Продолжал прижимать к стене, навалившись грудью, тяжело дыша, но больше не сжимая лицо. Рука освободила подбородок, замерла… и вдруг погладила щеку – неожиданно бережно и осторожно. Большой палец, дотронувшись до губ, медленно обвел их, раскрывая…

– Эльф…

Другая ладонь сводного брата поднялась с плеча на шею, забралась в волосы… Смяв их с каким-то злым отчаяньем, медленно поползла по спине вниз, остановившись на талии. Напряглась, притягивая меня ближе к парню.

– Эльф, не мучь меня, я устал.

Меньше всего на свете я хотела сделать Стасу больно. Я боялась и не понимала его. Скучала по нему и хотела бежать. А сердце стучало, стучало, стучало как заполошное… И предательски билась жилка на виске, встречая учащенным пульсом обжигающее кожу дыхание.

– Скажи мне сейчас. Просто скажи.

– Что?

– Что я нужен тебе. Только я и никто больше.

Он был сумасшедшим, мой сводный брат, и сейчас стоял как никогда близко. Я могла чувствовать его тело: сильное, крепкое и такое горячее. Он жадно обвивал меня, лишив возможности двигаться, но, запрокинув голову, я могла видеть его глаза. Едва различимые в темноте холла, они смотрели на мои губы.

– Я тебя не понимаю, Стас. Ты сказал, что ненавидишь. Что не разрешаешь касаться… Не понимаю, чего ты хочешь?

– Хочу. Да, я хочу, Эльф, но лучше тебе не знать, что именно. И это дерьмово больно, вот так хотеть. Ты как рана, что мучит меня и не заживает. С другими не заживает. И страшно, что если начну, уже вряд ли смогу остановиться.

Я вздрогнула и чаще задышала, почувствовав, как его пальцы, скользнув под свитер, легли на живот. Погладив кожу, несмело поползли выше. Красивое лицо с рваной челкой склонилось, и губы сводного брата почти коснулись моих.

– Как же здорово ты пахнешь, Эльф. Молоком и нежностью, убойное сочетание.

– Стас…

– О, че-ерт.

Он чертыхнулся, но руку убрал. Вернув ладонь на щеку, снова мягко обвел пальцем контур моих губ.

– Не бойся, я знаю, что рано. Знаю, но чувствую, как желание убивает меня. И это по-настоящему паскудно, что ты рядом! Прав Рыжий! Каждый гребаный раз прав! Лучше бы ты убралась отсюда к чертовой матери! Или никогда не приезжала!

Он неожиданно отпустил меня и отступил, тихо и зло рассмеявшись. Сквозь рваную челку блеснули холодом стальные глаза, а белозубый рот оскалился в кривой усмешке.

– Стас, прекрати. Пожалуйста.

– Что, попалась, сестренка? Как дешевая рыбка в соленую юшку. Глупая, доверчивая скелетина! Малолетняя дурочка! Ты же не думаешь, что на самом деле могла мне понравиться? Тощая девчонка из Дальнего Бура, у которой и груди-то нет? И Воропаеву тоже! Держись от нас подальше, и будешь цела! Поняла?

Я не стала дальше слушать и не могла на него смотреть. Слова ударили в меня, словно ушат ледяной воды с колким крошевом, едва не остановив сердце. Оторвав плечи от стены, я, пошатываясь, направилась в свою комнату.

– Стой, Эльф! – пальцы Стаса скользнули по руке, но поздно: сорвавшись с места, я уже скрылась в своей комнате, оставив его за дверью. Привалившись спиной к дверной створке, крепко зажмурила глаза, которые знакомо защипало от слез: больше я из-за него не расплачусь!

– Уходи, Стас! Уходи, слышишь! Иначе я закричу!

Но он стоял, и я чувствовала его каждой клеточкой тела, будто ничего не разделяло нас. Провел раскрытой ладонью по двери, негромко стукнул в стену кулаком.

– Лучше так, Эльф, поверь. Черт!

– Уходи!

– И запри дверь, если не хочешь сюрпризов.

Сюрпризов я не хотела, сегодня у меня их и так оказалось предостаточно, поэтому тут же последовала совету сводного брата.

Еще долго за стеной играла музыка, слышались шаги, а я все лежала и смотрела в ночное окно на зимнее небо, размышляя о том, каким разным на события может быть обыкновенный день провинциальной девчонки и какими жестокими люди. Слова Стаса все еще звучали в голове, душа замирала от острой обиды, а сердце все равно не хотело слышать.

Ну, почему, почему, почему?!

Я проснулась рано. В стареньком отцовском телефоне будильник работал исправно – у меня еще оставалось немного времени, чтобы перед школой и ответственным днем соревнований привести себя в порядок. Приняв душ, наскоро высушила голову феном, оделась и спустилась в столовую, понадеявшись уйти из дома раньше сводного брата, как убегала всегда. Но Стас уже сидел в кухне за столом рядом с отцом, а Галина Юрьевна суетилась у плиты, за что-то сердито отчитывая сына.

Всего на секунду, прежде чем я отвернулась, мы встретились со Стасом взглядами.

– Доброе утро.

– О! Доброе, Настенька! Вот и ты встала, – прояснилось лицо мачехи. – Проходи, девочка, садись, – пригласила по-хозяйски. – А я здесь с утра блинами занялась. Такая работа у нас с Гришей беспокойная – некогда своих детей и побаловать по-человечески. Хорошо хоть сегодня позавтракаем все вместе, как нормальная семья. А то вечерами вот только и видимся.

Чайник как раз засвистел, и я прошла к плите, чтобы разлить всем чай, – в этой семье редко пили кофе. Поставила дымящиеся чашки перед сводным братом и отцом, достала из холодильника малиновый джем, сметану, добавила в прибор салфетки и села за стол, стараясь не показать хозяйке дома, как неуверенно я чувствовала себя этим утром рядом с ее сыном. Что бы ни случилось между нами со Стасом, расстраивать Галину Юрьевну мне совсем не хотелось. Особенно после того, насколько доброй она вчера была со мной.

– Ну как, Настя, готова к выступлению? – обратилась ко мне мачеха, заняв стул возле мужа. – Мне тут Вера три недели назад все уши прожужжала этим новомодным чирлидингом. Уговорила родительский комитет костюмы заказать для девочек, чтобы не хуже заграничных, и преподавателя найти. Надеюсь, не прогадали с подготовкой и школа покажет себя на уровне? Поддержите своих мальчишек?

– Конечно, – я не могла не улыбнуться. Кивнула, соглашаясь: – Не прогадали, Галина Юрьевна. Альбина Павловна хороший и требовательный тренер, девочки ее слушают. А номер наш очень красивый, и музыка хорошая. В моей старой школе не было ничего подобного, только кружок танцев для младших классов. Когда была маленькой, мы часто выступали на утренниках.

– Так тебе нравится?

– Да, очень.

– Вот и славно! – протянув руку, мачеха сжала мои пальцы, скомкавшие на столе салфетку. – Мы с Гришей только рады. Жаль, не сможем приехать посмотреть на вас со Стаськой – у нас итальянцы на повестке дня, контракт новый подписываем, наверняка с юристами проторчим на работе до вечера. Но мысленно обещаем быть с вами!

– Да, жаль, – и я действительно сказала это честно. Мне на самом деле хотелось увидеть жену отца среди родителей и гостей школы.

– Ну, ничего, Настя, не переживай, в конце концов, у тебя есть сводный брат, вот и присмотрит за тобой. Кстати, Стаська, – обратилась мачеха к сыну, – все это спортивное мероприятие, соревнования ваши, на который час назначены?

– На три часа, – лениво ответил Стас, взглянув на мать. Сейчас его челка была откинута с лица, и он выглядел непривычно серьезным. Мое внимание привлекли длинные пальцы со сбитыми в кровь костяшками, напряженно обхватившие чашку.

– Значит, закончится не раньше пяти-шести?

– Значит.

– Вот и проводишь после Настю домой. Привезешь в Черехино, а там уж чеши гулять куда хочешь. Но чтобы девочка была у меня вечером дома, ясно?

Я напряглась. Слова мачехи удивили, и я была больше чем уверена, что Стас откажется. Нагрубит или просто уйдет. Вчера он ясно дал понять, насколько тощая скелетина ему смешна и безразлична, – мне совершенно не хотелось себя навязывать.

– Не надо, Галина Юрьевна, – попробовала робко возразить, – я сама, еще не поздно…

– Помолчи, девочка. Стас?

Не отказался. Буркнул равнодушно, вытирая руки:

– Угу.

– И чтобы больше никаких драк мне в школе, накажу!

Он ушел раньше, оставив ворота открытыми. Я очень старалась отстать и в то же время не опоздать на урок и с облегчением выдохнула, оказавшись на остановке одна. А после, спрыгнув с автобуса, вместе с припозднившимися учениками торопливо побежала к школе.

– Не поможет.

– А я говорю, поможет.

– Ерунда какая-то.

– Много ты понимаешь, Матвеева, в карма-пхале, удаче и индуизме! Надо просто скрестить пальцы, вот так перед лицом, плюнуть на них три раза – тьфу, тьфу, тьфу! Представить ауру сияющим белым шаром, и тогда точно все получится! Счастливая карма запечатается, и везение нам обеспечено!

Я рассмеялась. Это было совсем не похоже на Дашку, но она сегодня так волновалась перед предстоящим выступлением, что целый день несла чепуху. Кузнецова тут же обиженно поджала губы.

– И ничего не смешно!

– Еще как смешно, Даш! Хорошо, что мама тебя не слышит, иначе точно провела бы с тобой оздоровительную беседу. Где ты подобное вычитала? В Интернете?

– А хоть бы и там. Что, думаешь, глупость?

– Уверена!

– Слушай, Насть, – сдалась подруга, тяжело выдохнув. Открыв школьную сумку, опустилась на стул. Бросила тетрадь и дневник на парту. – Я правда волнуюсь и ничего не могу с собой поделать. Ну зачем, зачем наша Стелла Владимировна записала меня в чирлидерши? Я же самая толстая и неуклюжая. Только это между нами! – тут же строго наставила на меня палец, сдвинув брови. – А на соревнованиях будут гости из других школ и даже взрослые парни из лицея. Да мне прекрасно жилось без всего этого!

Сегодня был трудный и волнительный последний день школьных занятий. Впереди ждал баскетбольный матч, наше выступление и подготовка к завтрашнему Зимнему балу, совсем неудивительно, что Дашка нервничала. Я и сама чувствовала себя не очень уверенно. Особенно под косыми взглядами и непонятными смешками Маринки и ее подруг, сопровождавшими меня весь день. И все же слова Дашки искренне возмутили.

– Что ты такое говоришь, Кузнецова? С ума сошла? Вот уж не подумала бы, что услышу от тебя подобную чушь. Даш, соберись, слышишь? Все будет хорошо, вот увидишь!

Я села за парту рядом с подругой и погладила ее по руке. Кто бы мог подумать, что эта сильная девочка окажется такой трусихой.

– Ох, ладно, Матвеева, уговорила, – Дашка наконец-то улыбнулась. Сдула решительно челку с глаз. – Так и быть, клятвенно обещаю, что стойко переживу свой позор и больше не вякну, а то самой от себя тошно. Лучше скажи, чего это Воропаева на тебя сегодня так реагирует странно? Ты что, нашей ледышке в волосы жвачную резинку сунула? Или последний диетический крекер отобрала? Чего она пялится на тебя с утра? Доиграется, что я ей фигу под нос суну, просто не хочется себе день портить.

Маринка с подругами в очередной раз громко рассмеялась, и я рассказала Даше о вчерашней поездке с мачехой в торговый центр и о нашей встрече с Воропаевыми.

– Вот жаба завистливая, так и думала, что тут без истории не обошлось. А твоя мачеха – молодец! Правильно сделала, что уела зазнаек! Есть на свете справедливость! А эти дуры – Губенко и Филимонова – ведут себя как тупые курицы. Спорим, что если Мариночке приспичит высморкаться, они безропотно подставят ладошки.

Спорить с подругой я не стала, а решила, как раньше, просто не обращать внимания. Дочь Веры Александровны с самого начала невзлюбила меня, ее сегодняшнее поведение не оказалось неожиданным проявлением антипатии. Я искренне понадеялась, что когда-нибудь ей надоест. На завтрашнем празднике Марине предстояло стать королевой бала – об этом судачили все кому не лень, как и о короле Фролове, я не могла понять, чем могу быть ей так интересна.

Костюмы для нашей группы поддержки сшили бело-красные, красивые, со школьной эмблемой на груди. После уроков мы с девчонками все отправились в спортивную раздевалку, чувствуя страх, нетерпение и азарт перед скорым выступлением. Для моих новых одноклассниц, так же как для меня, все было впервые, и тренер по чирлидингу – Альбина Павловна, снуя между нами, строго следила за тем, чтобы все привели себя в порядок в соответствии с ее требованиями.

Старательно разгладив утюжком для волос синюю прядь у виска, Дашка занялась моим хвостом, выутюжив его до блеска.

– Вы бы хоть накрасились, что ли? – отозвалась Воропаева, отвернув лицо от зеркала, возле которого подводила глаза и губы вместе с подружками. – А то стыдно за команду, ей-богу. Или в деревне до сих пор не знают, что такое макияж? Так в кирзачах к медведям и ходят?