Текст книги "Моя младшая жена"

Глава 13
Ничего непонятно (Ляйсан)

– Лясь, подожди! – догоняет меня Антон.

И опять моё несчастное сердце колотится как слепая испуганная птица в клетке. От разного… От его близости… От того, как смотрит на меня… Но и от того, что это всё сейчас нельзя ещё сильнее, чем раньше. Если раньше я могла хотя бы мечтать, что стану его женой, то теперь уже всё… Я – жена Тимура.

Пытается перехватить мои пальцы. Отвожу руку, делая шаг назад.

– Не надо касаться, – опускаю взгляд. – Нельзя.

– Я оскорбил тебя тем поцелуем, да? Извини… Я сначала этого не понял. А потом друг объяснил. Он мусульманин. Я прошу прощения. И за это, и за то, что не приехал за тобой, когда ты попросила. Это было глупо – так выражать свои обиды.

Я не знаю, что сказать ему на это.

– Хорошо, – вздыхаю я.

– Ты очень красивая сегодня.

– Не надо.

Обойдя его, захожу в аудиторию. Сажусь на последнюю парту на крайний стул, чтобы никто не мог занять тот, что у окна. Достаю нетбук и тетрадь.

Антон садится через метровый проход от меня. И всю лекцию я чувствую его внимание и взгляд.

Мне тяжело от этого. Тоскливо и обидно. В груди сжимается. Мне хочется тоже посмотреть на него. Разглядеть его красивый профиль, яркие пухлые губы, белоснежную улыбку и непослушные кудри. Раньше, когда он не обращал внимания на меня, я могла это делать тайком. А сейчас – не смею.

Не слушая, что говорит преподаватель, пытаюсь включить разум.

Что ты хочешь от него, Ляйсан? Ответить опять на его взгляды взаимностью? Слушать его приятные речи? Что дальше? Снова его спровоцировать? На этот… ужасный, позорный поцелуй?!

Моё лицо горит. Чувствую себя слишком открыто… Но нужно привыкать. Тимуру не нравится, когда я покрываю голову и прячу лицо. И я бы хотела научиться чувствовать себя защищённой и без этого. Прислушиваюсь к себе, пытаясь вспомнить Тимура. Теперь не хиджаб, а он моя защита. И понимаю, что в те редкие моменты, что поднимала на него взгляд, слепла от страха и неловкости от близости чужого мужчины. И даже толком не могу вспомнить его лица. Только какой-то общий образ – хмурые брови, пронзительный взгляд стальных глаз, суровая линия челюсти…

Антон вызывает трепет у меня в сердце. А Тимур – доверие, уважение. Почти как старший брат. Только ещё… смущение.

Лента заканчивается. Заранее собираю всё в сумку, чтобы сбежать. Чувствую, что Антон не оставит меня в покое. Но он не идёт за мной в этот раз. Чувствую и облегчение, и печаль. А на следующей практике мы вместе защищаем курсовой. И сидим перед преподавателем очень близко. Пока тот отвлекается на звонок телефона, Антон поднимает на меня глаза:

– Ляся… Ну я идиот. Пьяный обиженный дурак. Меня зацепило. Прости.

Бросаю на него встревоженный взгляд.

– Объясни, как… это должно быть?

– Что? – шепчу растерянно.

– Ты… Я…

– Ты что?… – отстраняюсь я. – Никак!

– А мне показалось, что я тебе симпатичен. Ты же не просто так тогда приехала.

– Глупая… Вот и приехала.

– Почему? Встречаются же у вас как-то парни и девушки?

– Нет!

– Как это нет? Это же неправда.

– Правда. У нас сразу женятся.

– А если характерами не подойдут?… – удивлённо.

– Для этого мужчине – мудрость, а женщине покорность дана.

– Ну что ты так хмуришься на меня? Тебя наказали дома, что ты тогда ко мне поехала?

– Да. Не трогай меня, пожалуйста, больше.

– А как наказали? – ловит он мой взгляд.

– Строго, – отвожу глаза.

– Прости. Если дома тебе плохо… мы можем придумать что-нибудь.

– Мой отец, Антон, уже всё придумал. Ты больше, пожалуйста, не разговаривай со мной, – задохнувшись на последнем слове, теряю голос. – Тебя тоже наказать могут.

Мне так жаль… Мне так грустно, что нет ну ни одного варианта быть нам вместе!

– Я не боюсь! – прищуривается. – Это моя страна. И законы здесь наши, светские. Хочу выражать девушке симпатию – и буду это делать.

Отрицательно качаю головой, не решаясь спорить дальше и продолжать разговор.

И на следующей ленте Антон опять близко. Хмурый. Не смеётся ни с кем, как обычно. Не заигрывает с девочками.

– Антон… – дёргают его девушки. – В клуб рванём сегодня?

– Я – пас, – пытается поймать мой взгляд.

Лекция начинается. Преподаватель, пожилая женщина с короткой стрижкой, подходит к нашим столам, что-то рассказывая про учебную деловую игру.

– От группы поедут Антон, Семён, Светлана и Ляйсан.

– Что? – поднимаю я тревожный взгляд.

– Где летаешь? – строго. – Во вторник сниму вас с занятий.

Не понимая, оглядываюсь на одногруппников.

– После лекции подойдёте, выдам каждому кейсы для подготовки.

Когда лента подходит к концу, скидываю сообщение Тимуру.

Преподаватель объясняет про игру.

– Света, – тихонечко дотрагиваюсь до одногруппницы. – Я не услышала. Это ехать куда-то нужно?

– Да. В студгородок. В студенческий пансионат.

– Надолго?

– На два дня.

– Я не могу!

– Почему? – вмешивается в наш разговор преподаватель.

– Меня, наверное, не отпустят.

– Это учебное мероприятие, ты совершеннолетняя девочка. Не вижу причин пропускать, – недовольно поджимает губы.

Я не спорю. Раньше если что-то такое было… всегда отец приезжал, за меня говорил. А сейчас как? Тимура просить? Он скажет: хочешь – езжай.

Я запуталась…

Держа в руках файл со своим кейсом, выхожу на крыльцо, ищу взглядом машину Тимура на стоянке. Её нет. Тревожно жду. Пять минут, десять…

Метрах в десяти от меня Антон с друзьями. Поглядывает в мою сторону.

Набираю Тимура. В трубке резкие звуки. Абонент недоступен.

Испуганно оглядываюсь, внутренне начиная паниковать.

Надо просто подождать. Не мог же он меня бросить! Или мог? Русские часто так делают. Бросают женщин, жён, даже детей!

«Надо ждать», – успокаиваю я себя. Просто что-то случилось, но он обязательно приедет.

– Ляся…

Оборачиваюсь. Антон.

– Что-то случилось?

– Не знаю… – растерянно пожимаю плечами.

– За тобой не приехали?

– Да.

– Давай отвезу?

– Спасибо. Нет. Нельзя. Харам.

– И сколько ты будешь ждать так?

– Пока не приедут.

Делаю пару шагов от него в сторону.

Ах, уходи, пожалуйста!

И он и правда уходит. Но скоро возвращается. В руках два стакана с кофе.

– Держи, – протягивает один.

– Не нужно было!

– Нужно.

Всовывает мне в руки. Держу стакан, не решаясь пить. Да что ж такое. Где Тимур?!

– Ляся, а если я с твоими родителями познакомлюсь, всё равно так строго?

– Поздно знакомиться…

– Почему?

– Вот когда я тебе звонила, Антон, нужно было приезжать и знакомиться. А сейчас уже всё…

– Ляйсан! – грозный голос сзади.

Обмирая, поворачиваюсь. Тимур. Метрах в десяти от нас. Колени подкашиваются.

Небрежно швыряет телефон в открытое окно машины. Его лицо недовольно вздрагивает. Моё же горит и пульсирует от досады и стыда. Открывает дверцу пассажирского, показательно взмахивая рукой и приглашая внутрь. Всунув обратно Антону в руки стакан, срываюсь с места. Непонятно как оказываюсь внутри. Антон с Тимуром сверлят друг друга взглядами.

Тимур садится рядом, хлопнув дверью.

– Простите… – выдыхаю я, зажмуриваясь.

– Я что-то тебе предъявил? – зло.

Ноздри рассерженно вздрагивают.

– Нет…

– Какого чёрта ты всё время извиняешься?!

И мне снова хочется просить прощения за свои извинения. Втягиваю голову в плечи. Прикусывая губу, вжимаюсь в сиденье спиной.

Срывает машину с места так, что я со вскриком хватаюсь руками хоть за что-нибудь!

– Села в машину – пристегнись! Элементарно же!

– Простите… Я никогда не ездила на переднем сиденье.

Трясущимися руками пытаюсь справиться с ремнём. Вырывает у меня из рук и, не глядя, пристёгивает на ходу.

И в этом битом стекле его эмоций мы едем почти до самого дома. К концу мне кажется, что я почти задохнулась.

– Как прошёл твой день? – вдруг выдыхает он.

– Что?…

– Какое из этих слов ты не расслышала?

– Хорошо! – выпаливаю я. – Не знаю…

– Тебя никто не обижал?

– Нет.

– А этот парень?

– Простите…

– Я тебя выпорю! За твоё «простите». За что простить, м?

Всё это очень нервно.

– Что говорила с ним.

– Ты можешь говорить с кем угодно, Ляйсан. Ты не моя собственность. Ясно?!

– Да.

– Всё, иди домой.

Вылетаю из машины и убегаю к себе наверх.

Господи… Какой… строгий! Не поймёшь его! Что в итоге я могу делать, а что нет?! Что должна, а что не должна?! Ничего непонятно!

Глава 14
Доставить удовольствие (Ляйсан)

Смс от Тимура: «Спустись на ужин».

И моё сердце тревожно стучит. Рассердился опять на меня. За что именно – не сказал. Как так жить? Бегу к зеркалу в ванную, привожу себя в порядок. Заправляю ожерелье под высокий ворот домашнего платья. Ополаскиваю лицо ледяной водой. Спускаюсь по лестнице. Босые пальцы мелькают из-под длинного подола.

Останавливаюсь на входе.

– Надеюсь, ты не имеешь ничего против омлета со шпинатом?

– Люблю… вкусно…

С тревогой смотрю за тем, как он готовит у плиты. Это так неловко! А я что, должна сесть и ждать, пока мужчина мою работу делает?

– Салат могу приготовить? Соус? – срывается мой голос.

– Это было бы отлично.

Надеваю фартук, висящий рядом с ним. Вспоминаю, что так и не рассмотрела толком его лицо, бросаю взгляд на профиль и тут же отвожу глаза.

Волосы у него влажные, тёмно-русые. Короткая стрижка. Гладко выбрит… Летняя яркая рубашка расстёгнута. В разрезе мелькает рельефная грудь. От него пахнет не так приторно, тяжело и сладко, как от наших мужчин. Более прохладно. Ментолом и чем-то древесным. И ещё своим чисто мужским. Этот запах пугает и слепит, когда его слишком много.

Встаю в паре метров от него, дрожащими пальцами режу черри.

Чего я трясусь? Ничего плохого не будет. Он не злой. Вспыльчивый. Но быстро отходит.

– Уксус можно добавить в салат? Или лучше лимон? – ловлю я его эмоции как радар.

– Делай, как сама любишь.

Спокойно.

Добавляю лимон и листья салата.

– Соус сырный?

– Давай, – уже более дружелюбно.

– Плита нужна, – опускаю глаза.

– Пожалуйста, – снимает сковороду с плиты.

Мы меняемся местами.

И потом ещё меняемся пару раз. И я машинально шарахаюсь от него каждый, когда он оказывается слишком близко.

– Я не кусаюсь.

На лице ухмылка. Вижу её боковым зрением.

Что я должна сказать?

Молчать – неуважение. Извиняться – ругает.

Выкладывает пару кусков омлета на тарелки. Жду, пока отойдёт, и кладу туда же салат – себе и ему. Поливаю горячим соусом. Подаю на стол.

Пока ужинаем, листает что-то на телефоне.

– Какой цвет тебе нравится?

От неожиданности перестаю жевать.

Поднимает на меня вопрошающий взгляд.

– Чайная роза…

– Значит, угадал. Посмотри вот эту спальню. Как тебе?

Двигает ко мне телефон. Оттенки молочного, нежно-розового и чайного цвета. Цветочная резьба. Зеркала. Большая двуспальная кровать, трельяж, бра в виде панно из роз.

– Это для меня такая?

Кивает.

– Очень красиво. Спасибо.

Улыбаясь, поднимаю на него глаза. Но теперь почему-то он отводит свои. И моя улыбка тут же гаснет.

Когда мы пьём чай, кладёт на стол мой паспорт.

– Внутри – твоя новая кредитка. На ежедневные мелкие расходы.

– Спасибо.

– В частности, на обеды и кофе. Извини, что сегодня я об этом не позаботился.

Мои щёки вспыхивают.

– Я не пила тот кофе… – пытаюсь оправдаться.

– Ты можешь выпить кофе, если тебя угощают и тебе приятен человек, который это делает, – пытливо смотрит на меня. – Этот парень…

– Одногруппник.

– Он ухаживает за тобой?

Закрываю ладонями горящее лицо.

– Ляся… Ответь, пожалуйста.

– Наверное, – выдыхаю я.

– Это тот парень, что поцеловал тебя?

– Да.

– Ты влюблена? – в его голосе появляется едва заметная резкость.

Как можно ответить на этот вопрос?! Невозможно ответить!

– Ля-ся?

Отрицательно качаю головой. Врать мужу нельзя, да. Но правду тут сказать – неуважение к нему. Не знаю, как поступать!

– Ладно, иди… – вздыхая, нервно перестукивает пальцами по столу.

– Посуда?…

– Иди.

Я не спросила у него разрешения поехать на деловую игру. Или я должна попросить, чтобы он поговорил с преподавателем, чтобы я не ехала? И про Антона, что он едет, я должна сказать или нет? Может, ему всё равно. Он сказал: обращаться к нему как можно реже. А может – нет, не всё равно. Он же спрашивает про это… А если это его оскорбит, он может со мной развестись! Что тогда?! Как сложно! И посоветовать некому. Мама до сих пор не ответила.

Прячусь в своей комнате за шторой на окошке. Яблоко хочу… На кухне есть. Но пойти и взять я не решаюсь. Так и сижу, листая лекции, и жду, пока совсем сядет солнце.

Наблюдаю, как паркуется вишнёвая машина. Выходит Алла. В коротких шортах и откровенном топе. На высоких каблуках. Солнцезащитные очки закрывают пол-лица. В руках несколько красивых пакетов.

Через некоторое время паркуется ещё одна машина. Спортивная, низкая. Выходит Ренат.

Внутри меня всё сжимается от стыда. Не хочу встречаться с ним. От позора, что пережила, до сих пор пылает лицо.

Снизу опять приглушённо слышатся повышенные голоса. И я, как ребёнок, тревожно жду, чем это закончится для меня.

Шаги по лестнице…

Напрягаюсь. Но мою дверь никто не открывает. Выдыхаю.

Через некоторое время на улице и в комнате становится темно. Включаю ночник и опять стелю себе на ковре. И тут же гашу его, молясь, чтобы о моём существовании все забыли до утра.

Тихий стук в дверь.

Присаживаюсь, прижимая к себе одеяло.

– Лясь… спишь?

Тимур.

– Нет.

– Я зайду?

«Зачем?» – хочется спросить мне. Но я просто молча киваю, жмурясь от полосы света, падающей на моё лицо от открытой двери.

Так же, как вчера, ложится рядом на спину.

– Спи, я здесь побуду.

– Из-за Рената? – начинаю переживать я.

– Сегодня я читал законы вашего шариата, – слышу в его голосе улыбку. – Те правила, что касаются брака и жён. Должны же мы как-то понимать друг друга?

– Это очень мудро, – шепчу я.

– Так вот, там написано, что благочестивый муж обязан провести семь ночей с женой после заключения брака, если она невинна. Вот… провожу.

– Ваша… старшая жена будет очень недовольна, – поджимаю я губы. – Кричать будет, волноваться. Беременным нельзя.

– С чего ты взяла, что она беременна?

– Но Вы же терпите, не наказываете.

– Хм…

– Если не беременная, то зачем такая склочная жена? Не готовит, перечит…

– Это очень правильный вопрос.

– Простите, – вырывается опять у меня. – Я не хотела судить. Наверное, она в чём-то доставляет Вам большую радость. Или, может, моя вина, что она такая. И она раньше была другой.

– Ты всё правильно говоришь.

– Можно спросить? Не знаю, как правильно поступить.

– Спрашивай, конечно.

Рассказываю ему про ситуацию с деловой игрой. Упоминаю, что поедут и девушки, и парни. И там нужно будет остаться на ночь в пансионате. Про Антона боязливо умалчиваю.

– А как сама хочешь?

– Оставаться без присмотра мужа – харам. Пропускать занятия тоже плохо.

– Я подумаю, хорошо?

– Спасибо.

Мы громко дышим в темноте. Его близость, усиливающийся запах как-то странно влияют на моё тело. Словно каждый вдох и выдох нужно контролировать. Иначе они сбиваются и замирают. И я слышу, что он тоже дышит неровно.

– Моя фамилия теперь Гаранина? – вспоминаю я.

– Да, – сдвинув руку, касается моих пальцев. – Ляйсан Гаранина.

Не смею отдёрнуть. И дышать становится ещё тяжелее.

– Ляся… – шепчет он.

– Что?…

– Ты хочешь спать?

– Поздно… – шепчу я. – Завтра лекции… Надо спать.

– Хочешь, пойдём в бассейне искупаемся? Я выключу свет, и тебя никто не увидит.

– Нельзя! – закусываю я испуганно губы.

– Почему?

Почему?? Я и сама не знаю. Но по нарастающей панике и чувству стыда ощущаю, что нельзя.

– Пойдём… Тебе понравится. В этом нет ничего плохого.

– Зачем?

– Мне просто хочется тебя чем-то порадовать, наверное. Ты словно увядаешь в этом доме. Мне это неприятно. Пожалуйста! Сделай мне приятно.

Отказывать нельзя?!

Сжимает мою кисть, садится.

– Пойдём.

Молча, с колотящимся сердцем иду следом за ним. Пытаясь отыскать в шариате какую-то убедительную для него лазейку – почему «нет». Но таких запретов нет.

Жена может принимать ванну вместе с мужем, если она чистая.

Выводит меня во двор. Клумбы благоухают, слышны сверчки и какие-то ночные птицы.

Он выключает фонари. Мы заходим ногами в тёплую воду бассейна. Подхватываю платье, задирая повыше и спускаясь на ступеньку ниже, куда он тянет меня. Ласковая вода достаёт до колен. Ночь тёмная… Луна и звёзды скрыты тучами.

Срывает с себя рубашку, закидывает на бортик.

– Можно, я так… только постою?

– Нельзя, – тяжелеет его голос. – Сними платье.

– Нет, пожалуйста.

– В нём искупаю! – предупреждающе.

Уж лучше в нём!!

Тянет на глубину. Ощущение от тёмной воды жуткое. Но и приятное, охлаждающее. Не дыша, иду глубже, вцепившись в его руку. Бортиков в темноте не видно. Глубже… глубже…

Вода поднимается выше груди. Теряя равновесие, хватаюсь второй рукой за его предплечье.

– Тимур!..

Разворачивается.

– Всё хорошо… Иди сюда.

Неожиданно подхватывает на руки. Вскрикиваю, оказываясь прижатой к его телу.

– Не сжимайся. Я держу тебя. Расслабься и вытянись на воде.

– Не смогу!

– Доверься, – шепчут его губы, скользя по моим волосам. – И тебе понравится. Расслабляйся… Ты всегда очень зажата.

Его рука держит меня под шею и спину.

– Разведи руки в стороны… Я тебя удержу… и ничего плохого не сделаю… Выпрями колени… прогнись…

Пытаюсь делать всё, что он говорит, в надежде, что это скорее закончится. Тяжёлая коса заставляет голову запрокинуться, но его кисть под моей шеей не даёт мне погрузиться в воду с головой. Замираю, сосредотачиваясь на его бережно удерживающих меня руках. И ощущение паники неожиданно сменяется восторгом от чувства невесомости. Едва касаясь он держит меня так.

– Да… – шепчет. – Ты молодец.

Качает меня по поверхности. Я теряю границу между телом и водой, кусая губы, чтобы не улыбаться от этих новых замечательных ощущений.

Убирает руку из-под спины. И, теряя опору, я вскрикиваю и сжимаюсь, погружаясь на мгновение в воду. Но сильные руки тут же подхватывают, вытаскивая меня выше. Панически вцепляюсь в его плечи, пытаясь отдышаться. Он крепко держит меня за талию.

Обмираю в его руках! И мою голову кружит. От темноты, от воды, от него, от его дыхания, которое так же сбито, как моё…

– Лясь… – ведёт пальцем по моей губе.

Зажмуриваюсь в ужасе… как будто сейчас должно что-то произойти… что-то такое… харам!

– Ляся…

– М?

– Тебе понравился тогда тот поцелуй? Из-за которого тебя отдали мне.

Отрицательно кручу головой, не открывая глаз.

Внезапно внизу в окне включается свет. И мы оказываемся словно под прожектором! Задохнувшись, распахиваю глаза. В окне Алла с сигаретой…

Тимур, недовольно хмурясь, помогает мне выйти из воды.

– Всё, беги, переодевайся.

Глава 15
Косяк (Тимур)

Просыпаюсь ещё до звонка будильника. От шума дождя.

Сны одолели… Прекрасная девочка Ляйсан не намеренно, но одарённо кружит мою голову.

Натягиваю повыше одеяло. Холодно.

– Тим… – сонная Алла утыкается прохладным носом в шею.

– М?

– Погрей меня.

Веду рукой по острым лопаткам.

Её пальцы умело рисуют на моём теле, обещая ему то, что я не взял вчера у Ляйсан. Закрываю глаза, позволяя Алле оседлать меня.

Вчера я был неправ. И в порыве чуть не зашёл за собственную установленную границу. А этого не стоит делать, Гаранин. Ты же видишь, что она пугается и не отвечает. А не сопротивляется только потому, что ей по законам шариата это запрещено. Так нельзя с девочкой. Ты же не беспредельный мудак? Не трогай её больше. Вот… Алла тебе на что? Здесь всё честно. Она хочет тебя, ты – её.

Не открывая глаз и почти не участвуя, позволяю ей организовать нам утренний секс. Но чувство внутри гаденькое… Потому что давно не так уж и хочу. И потому что глаза я не открываю из-за того, что фантазирую сейчас совсем о других губах, взглядах, запахе…

Открыв нараспашку окно, Алла тянется к пачке.

– Нет, – смотрю на неё строго.

Не споря, отодвигает подальше.

– Тим… а я таблетки бросила пить. Противозачаточные.

Рывком сажусь, взъерошивая волосы. Сон снимает как рукой.

– Чего?

– «Какое из этих слов ты не расслышал?» – передразнивает меня.

– Ты не хочешь ребёнка.

– С чего ты взял?

– Алла, полгода назад у нас был этот разговор. Мне напомнить тебе твои доводы? Ты хочешь тусоваться и путешествовать. «Релакс и лакшери!» А ребёнок вырубит тебя лет на пять из этого процесса. А в тридцать шесть уже какие тусовки?

– Есть же няни…

– Мои дети не будут воспитываться нянями! – взрываюсь я. – И поэтому, моя дорогая, глотай какую-нибудь экстренную контрацепцию теперь. И чтобы этот вопрос в одностороннем порядке больше никогда не поднимался. Ты куришь, ты бухаешь – и ты решила не предохраняться? Совсем без мозгов?

Поджимает губы.

– Ты обещал, что если я забеременею, то мы поженимся!

– Я уже женат. Это раз. И это не изменится в ближайшие несколько лет. А два – нахрена нам это надо?! Брак нужен для ребёнка, а не ребёнок для брака! Тебе сколько лет?! Рассуждаешь как малолетка!

– В этой девице тебя это не смущает…

– Ей восемнадцать, тебе тридцать! Двенадцать лет разницы!

– Ты ещё скажи – я ей в матери гожусь!

– Так…

Рывком сдёргиваю одеяло.

– Я всё сказал. Никаких детей!

– Да я знаю, Гаранин, что если я рожу, ты всё равно нас никогда не бросишь. Вон Кате своей до сих пор как верный пёс служишь. Только свистнет, ты летишь!

– Она мать моей дочери! Она всегда будет моей семьей. И я тебе уже говорил – не открывай свой рот на этот счёт. В последнее время, Алла, ты так теряешь края, что я всё чаще подумываю о том, чтобы вынести тебя за них.

– Потому что ты больше не любишь меня! – начинает она плакать.

Осаживаюсь. Не выношу женских слёз…

– Разве я когда-то говорил о любви? Зачем сейчас поднимать эту тему?

– Ты вообще не щедрый на слова!

– Тебя устраивало, что щедр на бабки, нет?

– Тогда ты ради меня бросил дочь! Это для меня был показатель твоих чувств!

– Я никого не бросал!! Тем более Марусю!

– Марию! Что ты её как дуру деревенскую называешь?!

– Для нас с Катей она Маруся. И ей нравится. А твоё мнение никто не спрашивал!

Прячется по одеяло. Плачет, сжимая подушку. А во мне ничего не дёргается, чтобы утешить. Только раздражение…

– Возможно, Алла, нам пора тормозить. Я уже как невротик с вами, разучился спокойно разговаривать. Я устал.

– Что ты меня в одну корзину со своим братом складываешь?!

– А я скоро вас на лицо различать перестану. Один негатив!

Трясущимися пальцами леплю очередную дозу никотина к плечу. Прямо в трусах выхожу под холодный дождь. Подпрыгиваю на турник. Подтягиваясь, смотрю на кипящую под дождём поверхность бассейна. И когда моя кровь тоже вскипает, с разбега ныряю в глубину. Достав ладонями до дна, расслабляюсь, позволяя воде вынести меня наверх.

Ляся… Надо отвезти в универ.

Лёжа на спине, смотрю на её окно. Открыто… Замёрзла, наверное, на полу!

Переодевшись, выхожу на кухню. Ляси нет. Завтрака не будет? Эх… Может, проспала? Засыпаю овсянку в мультиварку и наливаю молока.

Поднимаясь по лестнице, чувствую, как ускоряется сердцебиение в предвкушении. Сейчас её густые ресницы упадут покорно вниз, скрывая от меня смущённый взгляд. И я снова слечу там с катушек от этой чувственной чистоты.

«Не трогать!» – напоминаю я себе.

Стучу.

– Лясь?

Тишина. Ловлю опять паническую волну. Так, стоп, Гаранин. Ну куда она сбежит? Что ты дёргаешься?

– Лясь, – приоткрываю дверь. – Я войду?

Бросаю взгляд на её постель. Волосы разметались с белой подушки дальше по ковру. С усилием разлепляет веки. Прижимая ладонь к горлу. Глаза словно пьяные.

Сажусь рядом с ней на колени, интуитивно кладу руку на лоб. Пылает!

– О, детка… – с досадой качаю я головой.

Густые волосы до сих пор сырые. Она, словно ещё не проснувшись полностью, рассеянно смотрит на меня.

Это мой косяк!

Закрываю окно. Включаю обогрев на кондиционере.

– Я приду сейчас.

Слетаю по лестнице вниз, выворачиваю на стол небольшую аптечку на кухне. Тут в основном детские лекарства на случай, если заболеет Маруся, пока бывает здесь.

Вот… порошок от температуры в пакетиках. Катя говорила – хороший. Пытаюсь разобраться с дозировкой. Завариваю.

Или скорую вызвать?

Забираю Марусин градусник с уткой. Который, слава Богу, ещё не приходилось использовать. Ополаскиваю. Не упадёт через полчаса – вызову скорую.

Возвращаюсь. Ставлю на столик кружку. Оглядываюсь. Её платье сохнет на вешалке. Так… Вытаскиваю ещё пару подушек. Бросаю их рядом с ней.

– Лясь, иди сюда…

Обнимаю её вместе с одеялом, прижимая к себе. Чувствую пальцами её голую спину и влажное полотенце, в которое она завёрнута. Присаживаю.

– Его надо снять. Мокрое.

Вяло отрицательно крутит головой.

– Быстро! – начинаю злиться я.

И, не выпуская из рук, сдёргиваю с неё эту сырую тряпку. Одеяло соскальзывает… Я смотрю только ей в глаза, натягивая его выше. Но она молча, страдальчески морщась, закрывает лицо руками.

Ну, прости меня, девочка! Но так надо.

Подкладываю ещё пару подушек и укладываю обратно.

– Никакой это не харам! – успокаиваю её. – Я же муж. Я обязан заботиться, так? Не переживай.

Поправляю её волосы. Делаю маленький глоток из кружки, проверяя температуру. И даю ей через трубочку выпить.

Держась рукой за горло, беззвучно мучительно хныкает и с усилием глотает.

– Горло, да? – сжимаю её пальчики.

Компресс… спрей… ещё одно одеяло сверху. Закутываю в сухое полотенце её волосы. Смотрю на часы.

– Должно уже подействовать.

Показываю градусник.

– Открой рот…

Как жаль, что опять в совершенно не романтично-эротичной обстановке! Но…

Вкладываю между алыми губками. Пиликает. Температура уже некритичная. И на автомате поглаживая её плечо через одеяло, я задумчиво зависаю.

Вызывать или не вызывать?

Достаю из кармана звонящий телефон. Катя!! Вот она-то мне и нужна.

– Да?

– Тим, ты ещё далеко? Опаздываю.

Я же Марусю забрать обещал.

– О, чёрт… Кать, тут такое дело… Не могу я из дома уехать. У меня тут человек с высокой температурой… Походу, ангина. Завези, пожалуйста!

– Алла, что ли? – недовольно.

– Нет. Не она. Девочка одна. Так с лёту и не объясню. Потом поговорим. Чем лечить-то? Скорую вызывать?

Катя – врач…

– Сколько лет?

– Восемнадцать.

– Хм… Давай заеду, посмотрю её, если хочешь.

– Ты же опаздываешь?

– Всё равно уже не успею, – вздыхает. – Пока Марусю завезу…

– Тогда жду вас. Спасибо!