Текст книги "Хам, или Детка, тебе не понравится"

Глава 4 – Пьедестал

Дашка

Как только дверь в «учительскую» Хама закрывается, мне сразу же становится легче дышать. Поправляя удавку пальцами, обвожу глазами застывшую троицу, с любопытством взирающую на меня. Откусываю кусок пиццы и, почти не жуя, проглатываю.

«Боже, блять… – поднимаю глаза к небу. – Я была в секунде от сексуального рабства в аду? За что ты меня так? Я же практически невинна!»

Быть может, за то, что ты материшься, когда обращаешься к нему, Любимова?..

Не… не верю. Не может быть он настолько мелочно мстительным. Мужики великодушны в своей массе. Даже эта хамоватая сволочь позволила мне угоститься своей пиццей.

В углу приёмной выложенный камнем небольшой бассейн. Над водой поднимается мясистая антенна с улиточным глазом, похожим на теннисный шарик. Выразительно моргает. Быть может, даже подмигивает. Имея в обозрении только один глаз, этого точно не определить. Жаль, что ущипнуть мне себя нечем. Обе руки заняты пиццей.

– Я же не сплю? – бросаю подозрительный взгляд на троицу.

Три головы синхронно качаются из стороны в сторону. Рассматриваю эти замечательные головы более внимательно. Они меня спасали. Я очень ценю!

Ёж…

Худющий, сутулый очкастый задрот с ёжиком на голове. Лет двадцати. Геймер, наверное. Но глаза за толстыми стёклами человеческие. Сочувствующие такие глаза.

Анвар…

Пожилой, то ли с восточной, то ли с северной внешностью и манерами. Прямо хватай и беги с ним пить чай в чайной юрте, говорить о шаманах и искать соль жизни в его мудрых задумчивых глазах.

Пикси…

О, тут всё понятно, почему он её оставил… Я его очень даже понимаю. Над ней не хватает неоновой надписи мужского восхищения: «Ябывдул!» Был бы у меня член, я бы тоже оставила именно её. Помимо обозначенных выше выпирающих достоинств ещё и:

…миловидное лицо в форме сердечка…

…пухлые чувственные губы в форме того же органа…

…миндалевидные глаза, томно взирающие на этот мир…

…нос с легкой горбинкой…

…пошленькая шербинка между идеально белоснежными зубыми.

Обнять и трахать. Но так и быть, я прощаю ей её сексапил! Она просила за меня. Вот что значит – прекрасная душа. Вопреки расхожим мнениям насчёт женщин с роскошной внешностью. Но вряд ли Хам оценил её именно за душу. Думаю, первая моя версия таки реальней, хоть и прозаичней.

В голове проносится пара картинок, как Пикси насаживается на член Хама, там, у него в кабинете. И её огромная грудь покачивается.

– Отключите кто-нибудь эту озабоченную, я ем! – рявкает Хам через приоткрытую дверь.

– Что ему надо? – приподнимаю я бровь.

Многозначително переглядываются…

Доедаю под пристальными взглядами один кусок пиццы, чтобы освободить руку.

– Ребята… – прикладываю её к сердцу. – Спасибо! От всей души. А где я вообще?

Несмело подхожу к окну. Поднимаю рольштору.

– Тихо! – перехватывает мою руку Ёж, спасая от столкновения локтя с кактусом. – Этим не стоит колоться. Он в некотором роде ядовит.

Отдёргиваю руки, выглядываю в окно.

– Вау… Красиво.

Ночной вид на Дворцовую набережную, Неву и Троицкий мост. Примерно прикидываю, какой именно дом стоит на этом месте. И не могу припомнить.

– Можно выйти на балкон?

– Я бы не рисковал, – сдержанно улыбается мне Пикси. – Дом в аварийном состоянии, перила сыпятся.

Глядя в окно, доедаю второй кусок пиццы. Жаль, что кружка с моим недопитым чаем осталась в учительской. Удовлетворюсь горячей водичкой из кулера. А то мало ли… Вдруг он передумает?

Оглядываюсь, рассматривая большую гостиную.

У меня тьма вопросов! Настолько много, что не имеет смысла начинать задавать.

Троица разбредается по своим делам. Анвар и Ёж уходят. Пикси садится за свой секретарский стол и погружается в монитор.

Мысленно прикидываю, где заканчиваются мои десять метров. Вот ровно за стоящей в центре большой инсталляцией плоской земли. За дверь мне не выйти…

Решаясь проверить, как работает мой ошейник, подхожу к инсталляции. Прижав руки к шее, делаю шаг в сторону двери. Никакой реакции. Радостно делаю ещё пару шагов и с ужасом взвизгиваю, как только эта гадина на шее, шевельнувшись, прихватывает меня туже.

Не глюк, значит… Хочется побиться в истерике, покричать «за что?» и поискать управу на всё это безобразие. Но… я, наверное, так не умею. Да и устала я сегодня биться то об асфальт, то об пол.

В приёмной три двери. Одна – выход/вход, вторая – в учительскую, третья, по всей видимости – в уборную. В дальнем углу. Явно больше 10 метров от Хама. Но мне туда нужно.

Пару раз стукнув в дверь учительской, приоткрываю. Хам маркером рисует на своём окне.

– Чего тебе? – не оборачиваясь.

– Не могли бы Вы… немного увеличить нашу дистанцию? Мне нужно в туалет, а я слегка… хм… не дотягиваю…

– Нет. Потерпишь. Закрой дверь.

И что я с его точки зрения должна потерпеть – нужду или удушье?

Придётся всё-таки удушье…

Захлопываю дверь. Чтоб тебе, зараза, карма врезала тем же по тому же месту! Представляю, как оно могло бы выглядеть в какой-нибудь мужской интерпретации. И рисуется мне эрекционное кольцо, туго стянутое на его мошонке. Да… Вот так было бы здорово. Попробуй пописать с ним!

Дверь распахивается. Экстренно отлетаю чуть дальше, чтобы мне не припечатало.

– Иди, – тихо рычит Хам.

– Куда?

– В… – сжимает губы, явно проглатывая пару матов, – … туалет.

В его голосе опять нечто, что минуя мой волевой центр, отдаёт команду непосредственно в конечности. Но в этот раз я и не думаю сопротивляться. Приказ – как хороший порыв ветра в мою спину. И я бегу в уборную. Быстренько сделав там всё, что мне было нужно, возвращаюсь обратно.

Сложив руки за спиной, Хам смотрит в окно. На плече разводы от извёстки.

– Светлость… Вы пиджак испачкали, – отмечаю я.

Не оборачиваясь, скидывает пиджак. Проходя мимо Пикси, вальяжным движением бросает на кресло. В котором, кстати, планировала угнездиться я. Эх…

Уходит обратно к себе.

Пикси, стуча каблуками, несёт ему новый пиджак, вынутый из зеркального шкафа-купе. В этот раз – светло-серый.

С досадой рассматриваю в зеркало ссадину на скуле. Встречаюсь взглядом с вернувшейся из учительской Пикси. Сочувствующе вздыхая, она достаёт аптечку и протягивает мне.

Золотой человек!

Сжав зубы, протираю ссадину мирамистином. Сверху – бежевый пластырь. Чёрт… Глаз немного затёк.

Пикси достаёт мне из холодильника холодную баночку пепси.

– Приложи…

Ну всё. Моё искреннее обожание куплено. Так уж вышло, что по заботе обо мне за последний год она за этот несчастный час побила все рекорды. На втором месте – Анвар с Ежом. Они тоже просили за меня. И третье на спортивном пьедестале побед занимает сам Его Светлость Хам, с его выгулом меня до туалета.

Да… Мир вокруг меня не слишком заботлив! Но что же делать?..

Обнявшись с баночкой пепси, сажусь в мягкое большое кресло и закрываю глаза…

Глава 5 – Чемодан без ручки

Хам

Глядя на карту города, расфокусирую взгляд. Раздвоившись, карта приобретает объём. Цветные потоки энергии струятся по улицам и каналам города.

Питер – это врата. Самые тонкие границы. Особенно Васильевский. Первый кордон. Раньше здесь были гиблые болота… Место выхода разнообразной нечисти. И Пётр, как первый «смотрящий», построил здесь город-крепость. Теперь этот город мой. И что-то не так с моим городом. В его вибрациях диссонансы. Энергия вспыхивает и развеивается в самых неожиданных местах. Неужели девчонка внесла столь сильный резонанс? Или история с ней – отвлекающий манёвр? В это верится больше.

Нужно отпустить всех отоспаться, и завтра – в рейды. Искать, где город звучит на нотах контроктавы. Приходящие оттуда – самые опасные. Но и остальных нужно не пропустить.

Устало протираю глаза. Сажусь за монитор, перелопачиваю очередную порцию лиц города. И пытаюсь найти какой-то отзыв внутри себя хотя бы на одно из них. Пусто…

Быть может, я вообще не отсюда. Зачем я смотрю на эти лица?

Но не появился же я ниоткуда. Кто-то же должен был быть ДО всей этой истории? Но моя память начинается лет семь назад уже в реальности «смотрящего». А до этого – пустота…

Анвар утверждает, что память сердца стереть нельзя. Но обычная стёрта, да. Для беспристрастности. Думаю, изменена и внешность, чтобы не беспокоили узнающие меня люди.

Зачем я смотрю на лица? Разве мне нужен кто-то?

Нет… Мне не нужен никто. Никаких близких связей.

Кручу амулет – кольцо на большом пальце. Абстинет. Блокирует любые попытки влезть мне под кожу.

Но какое-то грызущее чувство ответственности периодически толкает меня к монитору. И я вновь вглядываюсь в лица горожан, ища в себе отзывы на них.

Пролистав пару дюжин, закрываю. Накидываю пиджак. Открываю бар. Там у меня только одна бутылка хорошего коньяка, всё остальное забито резонаторами. Заменяю на ремне несколько потраченных шариков. Выхожу, прикрываю за собой дверь.

Нахалка спит в кресле. В расслабленной кисти – баночка пепси. Вот-вот выскользнет из пальцев.

Свалился на мою голову этот чемодан без ручки… И бросить жалко, и нести тяжело. Ладно… посмотрим. Может, чем и пригодится.

И только собираюсь пару раз хлопнуть в ладони, чтобы привести её в чувство, как баночка выскальзывает и хлопается об пол. И… сука, взрывается! Окатывая меня мощной струёй сладкой пены до колен.

– Ёбаный в рот!! – рявкаю я в бешенстве.

Мокрые брюки липнут к ногам. Поднимаю разъярённый взгляд на виновницу происшествия. Сонно хлопает глазами, сжимаясь в кресле.

– Сори… – прикусывает губу.

– Встать.

Послушно выбирается из кресла.

– Вперёд.

Держась за старые перила, спускается вниз.

Обгоняю.

– Я надеюсь, за испорченные брюки не казнят? – в спину.

– Надейся.

В её мыслях, судя по всему, я веду её вниз, чтобы надеть на шею верёвку с камнем и притопить в Неве. Неплохая мысль. Не стану разубеждать, пусть пострадает.

По каменной лестнице спускаюсь к берегу. У пристани мой катер. В какой-то момент ощущаю – что-то не так. Вторая половина удавки крепко охватила моё запястье, повторяя действия той, что у неё на шее. Разворачиваюсь.

С мучительным выражением лица застыла наверху лестницы. Метров пятнадцать до меня. Пальцы бесполезно скользят по шее.

– Ну и?

Закрывая глаза, прислоняется к каменной стене. В её голове тёмная беспокойная вода.

– Мне долго ждать?

Оседает, присаживается на ступеньку, тяжело и надсадно дыша.

Зараза упрямая! Делаю пару шагов от неё, увеличивая дистанцию. Поводок сжимает мою руку ещё туже. Вижу, как закатываются её глаза. И, слепо шаря руками, она начинает отключаться.

– Идиотка…

Психуя, ускоряюсь ей навстречу. Присаживаюсь, ловя её голову над каменной ступенькой. Светлые волосы рассыпаются по моим рукам. В голове неясные образы…

Вода, накатывающая на лицо и заливающая глаза. Мелькающие перед лицом детские руки. И лодка в нескольких метрах…

– Тонула, что ли?

Молчит, растирая горло и с горечью глядя на воду. В мыслях какой-то мужик, вытаскивающий её из воды.

– Я задал вопрос.

– Отчим учил плавать…

– С лодки скинул?

– Мхм…

– Ладно, болезная, пойдём. Мне тебя скидывать никакого профита. Домой поедем. Спать. Утомила ты меня – сил нет.

– На этом? – с опасением смотрит на катер.

– Боишься?

– Боюсь.

– Страх… это всего лишь система безопасности. Сигнализация. Которая срабатывает во время опасности. Отключай свою сигнализацию. В новой версии твоего мира бояться придётся других вещей. Я тебе её перенастрою.

– Других – это каких?

– Например, выбесить меня. Потому что из воды, допустим, я тебя по-любому вытащу. Даже если катер решит вдруг кануть в Неве. А вот если… Мои солдаты должны бояться только меня. Мысль ясна?

– Ясна.

– Ну, давай тогда, вперёд.

Неплохо держится для фобии! Пока мы идём до катера, внутри себя она мучительно тонет раз двадцать и раз десять задыхается от удавки, отказавшись сесть на мой катер.

Но дефективным у нас не место. Пусть борется.

Запрыгиваю внутрь первым. Так и быть, протягиваю ей руку. Заслужила!

Ладошки у неё ледяные и мокрые. Но всё это никак не отражается на её лице. На нём привычно-похуистичное выражение. И только когда катер неустойчиво дёргается под её ногой, она вскрикивает, взмахивая второй рукой. Не отводит глаз от воды. Застывает…

– На меня смотри.

Встречаемся взглядами. Не моргает. Её глаза – как застывшая отполированная смола. А всё равно залипаешь. Необычный цвет. Тяну на себя. Ещё одно её усилие над собой… и подхватываю за талию.

Хватит, пожалуй, на сегодня подвигов. С меня. Надавливаю на её лоб пальцем.

– Спать…

И она тут же отключается. Аккуратно усаживаю на мягкое кресло. Оттягиваю удавку, под ней красная полоса. Синяк будет… Внутри неприятно сводит. Порча имущества, всё-таки.

Завожу катер, выруливаю в сторону залива. Домой…

Глава 6. Маньяк. Сексуальный

Дашка

– Дарья… – чувствительный шлепок по щеке.

У меня два ебанутых брата. Один младше на год. Второй – на два. Мать решила отстреляться залпом. А если у тебя два младших брата примерно твоего возраста, с которыми ты жила в одной комнате, то рефлексы у тебя соответствующие. Поэтому, ещё полностью не придя в себя, я леплю ответную оплеуху. Наотмашь.

И тут же подскакиваю в ожидании привычного замеса. Но… не соответствующий ситуации голос возвращает меня в реальность.

– Блять!

Хам! Ооо…

– Я тебе руки вырву.

Это не звучит как пафосный фразеологизм. Это звучит как обдуманное решение. Извещение, так сказать.

– Ваше… как там Вас… – хриплю я испуганно.

– Светлость, – оскаливаясь.

Прижимает ладонь к щеке, водя нижней челюстью. Глаза пылают так, что мне кажется, сейчас вытекут и прожгут каменный пол.

Рука у меня тяжёлая, несмотря на мнимую хрупкость. И ладонь ощутимо горит от жаркой встречи с его щекой.

– Про-про-стите… – заикаюсь я. – Рефлекс…

Отнимает руку от щеки. Там красное пятно.

– Надо что-то холодное приложить, – сглатываю ком в горле, больше похожий на небольшого ежа, под его свирепым говорящим взглядом – что и куда он желает мне приложить. Делаю пару шагов назад и упираюсь спиной в каменную стену.

Кстати, где я?

Так как дать мне сдачи он не спешит, оглядываюсь. Отведённый от залива канал метра три в ширину и тридцать в длину, уходящий во что-то типа… гаража? Или как там это называется для лодок? Мы в самом тупике. Помещение, и правда, похоже на гараж. Его катер привязан… На руках меня, что ли, с него вынес? Ну, блять, мерси!

Ты неудачница, Любимова. Сам Хам носил тебя на руках, а ты всё проспала. Уверена, что кроме, быть может, Пикси, такие плюшки от него никому не прилетали.

Пытаюсь представить Пикси у него на руках. Немного не рисуется. С её-то ростом под метр восемьдесят…

Хам недовольно морщится. Рубашка на его груди колеблется, и ноздри подрагивают от едва сдерживаемого раздражения и гнева.

– Вперёд, – кивает мне на винтовую каменную лестницу вверх.

– А что там?

– Пытошная, – со злым сарказмом.

– Пытошная – это как «булошная»? – переставляю ноги по ступеням.

Приторно пахнет влажным камнем…

– Пытошная – это как…

Поднявшись на оборот винтовой лестницы, застываю.

– …пытошная.

Потому что… это чудовище не шутит. Вот это, кажется, называется дыба, а вот это… какой-то там сапожок… Испанский? А дальше, в тёмном углу – большая клетка… Там кто-то шевелится…

С колотящимся сердцем начинаю пятиться. Вниз на ступеньку… Ещё на одну. Упираюсь спиной в его грудь.

– В чём дело? – недовольно мне в ухо.

В чём дело?! Нахрена кому-то держать в доме такое? Он что – маньяк?

Чувствую спиной его горячую рельефную грудь. Его кружащий голову запах… Если у меня получится его сейчас вырубить… как сбежать отсюда? Если вниз – вода, а вверх – вот это вот всё?!

– Если ты ещё раз меня ударишь… клянусь – выпорю. Буду пороть розгой, пока твоя задница не треснет.

– Я туда не пойду.

– Тебе на этаж выше.

Обгоняя меня, идёт вверх первым. Исчезает из виду. И через некоторое время удавка мне напоминает, что эта сволочь уже слишком далеко. Быстро бегу по ступенькам наверх. На этаж выше – площадка. На ней стоит кадка с пальмой у окна. Выглядываю. Залив… Других домов не видно. Как далеко мы от города? Напротив окна две двери. Какая?..

Это напоминает ребус на логику, когда нужно выбрать, в какую из дверей безопасно войти. И если ошибёшься, то тебя съест дракон. Итак, за какой из дверей дракон?

– За обеими, – открывает он дверь, видимо приглашая меня внутрь.

– Ты мысли читаешь?!

– «Вы». Нет. В твоём случае – к счастью.

Огромная круглая комната… Нет, не круглая… В виде спиральной галактики. Метров сорок, не меньше. Панорамные окна… В центре большая круглая кровать.

– Кухня… – указывает в левый рукав галактики. – Ванная… – в правый.

Глядя мне в глаза, рывками расстёгивает рубашку.

– Натворишь какую-нибудь херню – я за себя не отвечаю.

Рывок за пряжку ремня – и брюки с его талии падают к ногам. Сложён ничего так… Мой взгляд застывает на его трусах. У него, интересно, такой большой или просто слегка напряжённый? Потому что выглядит внушающе. А в моём случае – так и вообще устрашающе. А если он встанет, как положено? Боюсь, сможет трахнуть самого себя в пупок!

Любимова… ты в себе? Это же Хам, а не просто образец зачётного самца, на которого можно облизаться.

– Если желаешь мне отсосать, то вэлком, – дёргает вызывающе бровью.

– Пошёл в задницу.

– Ещё раз посмеешь меня туда послать – я с удовольствием схожу, – угрожающе.

– Оу… Извините, Ваша Светлость! А что, если отсасывать я не желаю? – гневно прищуриваюсь я.

– Ничего, – пожимает плечами. – Не очень то и хотелось. Это было, скорее, одолжение. Ты так вдохновенно любовалась.

Скотина…

Раскинув руки, падает навзничь на кровать. И мне кажется, засыпает ещё в полёте.

А я высчитываю радиус комнаты, чтобы понять, грозит ли мне душ, ужин и туалет. С натяжкой, надо сказать… с натяжкой…

Глава 7 – Соль

Хам

Кровать достаточно большая, чтобы спать на ней вдвоём и никак не мешать друг другу. Но блять…

Первый раз я просыпаюсь от того, что, разворачиваясь во сне, она, по всей видимости, откидывает волосы, и густая мокрая копна как плётка-семихвостка прижигает мне по лицу, сообщая, что мой «чемодан» решил принять душ перед сном.

Утробно рычу, не в силах проснуться полностью. Откидываю её волосы, смахивая с лица. Что я там обещал, если она ударит меня ещё раз?

Но я слишком устал, чтобы держать свои обещания. Выключаюсь.

Второй раз, под утро, я просыпаюсь от того, что настойчиво и с раздражением нахалка пытается вытянуть из-под меня одеяло. Не открывая глаз, нащупываю на полу рукой скинутое покрывало и с чувством наотмашь луплю им по ней. Но, к сожалению, оно слишком большое и мягкое, чтобы причинить ей хоть какие-то страдания.

Удовлетворившись трофеем, нахалка отстаёт, видимо, снова засыпая.

И уже утром… с семи до восьми… в самое моё ценное время для сна… без которого я варёный до обеда. Совы меня поймут… Периодически сжимающий моё запястье браслет всё время выдёргивает из сна. Упираюсь изо всех сил, пытаясь удержаться поглубже. Мне снится что-то важное. Мне снятся лица… А лица – это прошлое! Которое стёрто. Но даже там, во сне, лицо какой-то женщины приобретает черты нахалки.

И, может быть, я даже допустил бы мысль, что мы знакомы. Но семь лет назад девчонке было максимум двенадцать. Поэтому это просто какие-то аллюзии.

И окончательно мой сон уходит в небытие, когда на кухне раздаётся грохот… Не желающие разлипаться глаза открываются с трудом и по очереди. Висящие на потолке большие часы показывают семь двадцать. Сжимаю челюсти… Неужели карма ниспослала мне жаворонка?.. Нахрена так рано вставать, если тебя никто не будит?!

Дохожу до кухни, ложусь плечом на косяк. Что, блять, тут за приступ гиперактивности?

– Завтрак будете, Ваша Светлость?

На сковороде скворчат яйца с томатами.

– Помидоры, правда, не мыты, – разводит руками. – До холодильника я дотянулась, а вот до раковины – увы! – театрально разводит руками и швыряет в раковину точным трёхметровым вилку.

Морщусь от грохота. Но теперь-то я стою рядом! Можно сделать пять шагов?!

Терпеливо выдыхаю…

– Мне два, – смотрю на шесть яиц на сковородке.

– Патриотично! Может, тогда два оставшихся отдать тому? – стреляет она глазами в пол.

– Любопытство сгубило кошку, – предупреждаю я.

– К счастью, я, скорее, собака.

– Верная или брехливая? – уточняю я.

– Вот чего Вы такой злой, а? – опускает руки.

– Это я пока добрый, – снова предупреждаю я.

Поработала бы с моё, не так бы разговаривать начала.

– Я в душ, – ставлю ее в известность.

– Мне эта информация зачем? – подозрительно косясь на меня, раскладывает по тарелкам яичницу.

Ну я предупредил…

Судя по образам в голове, я намекаю на то, что было бы неплохо, если бы она разделила со мной утренний душ. Размечталась! Как от этой озабоченной отсоединиться? Обычно после взгляда в глаза ментальная связь держится ещё часа два. А с этой… Может, подзатыльник ей поможет выкинуть из головы всю эту ересь?

Разворачиваюсь, ухожу в противоположную сторону. Браслет на руке сжимается.

– Эй… эй… эй!! – выскакивает с чашкой в руках, как только я дохожу до ванной.

Мне хочется чем-нибудь запустить в сторону этого «эй!» Но под рукой ничего, кроме фикуса. А фикус мне жалко.

– Я соль не взяла!

– Соль – белая смерть. А твоя задача – выжить.

Закрываю дверь. Я бы удлинил ей поводок, но артефакт работает так, как работает. Поэтому придётся нам обоим терпеть эти неудобства.

Соль… «Соль» – нота нашего измерения. Интересно вышло…

Быстро ополоснувшись, выхожу. Усевшись по-турецки посреди кровати, смотрит плазму. Футболка едва прикрывает трусы. Красивые ноги… Длинные, загорелые, глянцевые, с выраженной, но женственной мускулатурой. На щиколотке браслет, придающий им изящности. Рассматриваю… и отчего-то мне хочется это нарисовать. Может, я был художником? Надо попробовать…

Отставляет пустую чашку на прикроватную тумбу в изголовье. Встряхиваюсь. Нахалка ест на моей кровати, а я любуюсь её ногами… Это какой-то сбой.

– Надеюсь, хлеб ты не взяла тоже?

Не выношу крошки на простыне.

– Будем считать – нет.

Но в её чумной голове картинка, как она в наряде Белоснежки сыпет для мультяшных птичек крошки на мою половину кровати.

Дрянь… Ей даже в голову не приходит, что кровать вся моя. Целиком. Никаких половинок нет. И не нужно присваивать то, что принадлежит мне.

Повоспитывать? Или пока не торопиться? Не факт же, что выживет и задержится здесь.

Съев её недосоленную и уже остывшую яичницу, вздыхаю. Не повезло мне с пленницей – ни отсосать, ни приготовить!

– Итак… – присаживаюсь на кровать, поправляю подушку за спиной. – Есть ли у тебя какие-то новые необъяснимые ощущения или позывы?

– Типа чего? Телекинез, левитация, невидимость?

– Такими сидхами обычно наделяют артефакты из миров верхних частот. А ты вляпалась в нижний.

– Что это может быть? Можно пример?

– Сложно сказать… Ежу прилетело рентгеновское зрение. Но с небольшим побочным эффектом – радиоактивное излучение.

– Вы облучили меня?!

– Не больше, чем флюорография. Но если он сильно напряжётся, то со временем может и лучевую болезнь «насмотреть».

– А Пикси?

– Пикси неместный. Его сидхи органичны его частоте. Он не контрабандист. Просто тот, кто он есть. Сам по себе артефакт.

– Он? – открывает шокированно рот. – Как это – «он»?

– Он – укуб. Это мир нашей октавы, вибрирующий на ноте «Ре».

– Он?!

– Ну оно… Я не знаю, как тактичнее назвать гермафродита! – закатываю глаза.

– Да… Как тактично – Вы точно не в курсе… Ладно, а Анвар?

– Та же история. «Ля» нашей октавы. Тоже не контрабандист. Просто перебежчик.

– Что он умеет?

– Он умеет просчитывать вероятности тех или иных событий в зависимости от «дано». То есть – делать прогнозы.

– Это как с моим выживанием?

– Именно.

– А что умеете Вы?

– Не твоё дело. Мы выясняем, есть ли толк в тебе.

– А вот это всё?.. – ведёт невесомо пальцем по моим тату и амулетам, висящим на груди.

– Трогать меня не надо, – перехватываю её пальцы. – Результат тебе тоже не понравится.

Выдёргивает руку из моей хватки.

– Но Вы хоть отсюда?

Не знаю. Мне кажется – да. Но не факт.

– Давай, Дарья. Ищи в себе. Иначе я буду тебя стрессовать, пока ты не проявишь что-нибудь. Ну или пока не умрёшь.

– А если не проявлю? Если нет во мне вашей контрабанды?

– Так не бывает… Так ещё ни разу не было. Был контакт – значит, что-то ты оттуда вытащила.

– А почему бы вам не оставить в покое всех контрабандистов? Ну вытащили и вытащили… Какое вам, стражам, дело, вообще?

– Диффузия миров. Если в наш мир попадает что-то из другого, то граница становится тоньше, проницаемость больше. Миры начинают сливаться и в итоге схлопываются в один. Начинается хаос, Дарья. А в хаосе погибают дети, женщины, старики. Выживают только воины и устанавливают новый порядок. Тоталитарный и жёсткий. Мы препятствуем диффузии. И ты сейчас – угроза. Да-ад к нам гораздо ближе, пока ты здесь.

– И как это выражается?

– В людях ярче выражается демоническая природа, азарт к крови, стремление к насилию, войнам, конкуренции, к сексуальным извращениям и жестокости, климат становится суровей…

– Из-за одной меня?! – шокированно.

– Один артефакт изменяет частоту нашего мира незначительно. Но чем их больше, тем больше проблем. Поэтому стражи должны сохранять баланс и частоту своего мира.

– Это Вы так сейчас оправдались за то, что отправите меня в ад, если я окажусь бесполезной?

– В точку. Поэтому напрягись и окажись полезной.

В груди тревожно вздрагивает, я слышу отдалённую низкую вибрацию, которая снова меняет температуру ментальной среды моего мира.

– Одевайся! Быстро! У нас прореха…