Текст книги "Мой личный штат Синема. Джармуш. Обзоры. Финляндия"

Мой личный штат Синема
Джармуш. Обзоры. Финляндия
Ярослав Солонин

© Ярослав Солонин, 2023

ISBN 978-5-0060-6925-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЗАПИСКИ О ДЖАРМУШЕ

CHAPTER I. Permanent Vacation

Вакация (устар.) – свободное от учения или службы время. «Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации».

Л. Н. Толстой, «Война и мир», 1867—1869 г.

1980 год – год, когда 27-летний Джим Джармуш состоялся как режиссер. До этого Джим почти как Алоизиус «Олли» Паркер, герой его дебюта «Отпуск без конца», хотя и более осмысленно (но что мы в сущности знаем об Алоизиусе?), шарахался от университета к университету, ходил «по людям» (на грузовичке развозил картины с напарником, которому было начхать – произведения искусства или ящики с пивом развозить), писал верлибры, ассистировал Николасу Рэю… etc – нет смысла дублировать Википедию. Кем он хотел стать? – Поэтом? Но в сущности в 80-м это уже довольно специфичное занятие, если в чистом виде, последний крупный поезд на станцию «Успех» ушел в 1958 году, когда некий колумнист Херб Каэн, специализирующийся на инсайдерских сплетнях, придумал слово «битники» и задал новый тренд, с другой стороны для Джима никогда не имели значение все эти названия всех этих волн, и когда про его дебют говорили «типичный фильм в стиле new wave», он только меланхолически хмыкал.

Во второй половине 70-х Джим тусил с панками с Нижнего Ист-Сайда, которые в полной мере были реалистами и требовали невозможного. Они знали, что можно не уметь играть на гитаре, и при этом собрать группу, которая фору даст зажравшемуся попсу и арт-року. Что можно взять полароид и превращать Нью-йорк в укрощенного в коллаже зверя, а можно возродить подобно Жан-Мишелю Баскии гаитянскую живопись и птичий язык в трущобах, ну или взять киноаппарат и снимать настоящее кино, новее самой наиновейшей волны.

Джим мог смело сказать «У меня есть мечта», и это было бы в первую очередь не про политику, а за кинематограф. К тому же соответствующее образование он получил.

Так что его вакация закончилась, хотя он и остался при своем. Решил заняться работой, не отказавшись от этого опьяняющего чувства свободы. И тут ему встретился обаятельный 16-летний бродяга Крис Паркер. Где-то в CBGB Джим рассказал Крису сюжет будущего фильма. Собственно, играть Крису предстоит самого себя – парня приехавшего из ниоткуда в Нью-Йорк, который шатается по улицам, ходит в гости к задумчивой девушке, знакомится со странными людьми (все безработные), быстро пресыщается новым городом и отплывает в Париж. Крис любит би-боп, Алоизиус тоже любит (он еще и панк-рок). Камера! Мотор!

Проклятие Паркера

Алоизиус Паркер – компас, спасательный круг и проклятие для всех неприкаянных, блуждающих и не приживающихся нигде. Крис Паркер в роли Алоизиуса. Бродяга в роли бродяги. Завсегдатай CBGB с джазовой фамилией. На самом деле, много паблисити и просто выдающихся людей с этой фамилией. Конечно же, Чарли «Птаха» Паркер, режиссер «Стены» и «Птахи» Алан Паркер, его тезка музыкальный журналист, Бонни Паркер, подельница Клайда Бэрроу,

Роберт Лерой Паркер, больше известный как Бутч Кэссиди, группа Graham Parker & the Rumour, актёры, историки, футболисты, пэры, моряки, изобретатель ручки, порнозвезды Кей и Кейси, вождь команчей Куана, MC KRS-One, создатели South park.

Сам Алоизиус, как в песне Цоя примерно тех лет, никем не хочет становиться. Он желает танцевать под би-боп, под Паркера и Эрла Бостика, бродить по трущобам Нью-Йорка, трущобам Парижа, трущобам Москвы, если доберется туда когда-нибудь.

Он хочет, чтобы его похоронили в костюме-тройке, как его кумира Чарли Паркера. Мы говорим Олли Паркер, подразумеваем актера, сыгравшего его. Здесь не возбраняется.

Из всей плеяды знаменитостей, перечисленных выше, ему ближе Бонни Паркер и Бутч Кэссиди.

Но сам он не очень энергичен для профессионального преступника. Крис может совершить мелкое преступление, при условии, что никто не пострадает. Он не агрессивен, поэтому ждать от него тычка в подворотне не стоит. Да, он может поработать в качестве пушера, но не на постоянной основе. Преступный мир – такая же рутина по сути.

Конечно, его университеты – исправительные колонии для малолетних. Он обаятелен и легко находит общий язык с другими людьми. К нему они как-то тянутся, он же их через некоторое время бросает. Это роднит его с Джонни (Алан Тьюлис) из «Обнаженной» Майка Ли.

Первый полнометражный фильм Джармуша (о предыдущих работах, пылящихся в бобинах где-нибудь в киношколе, он предпочитает не вспоминать) сразу дал ему творческий метод, который он будет использовать и впоследствии – писать сценарий под определенного персонажа, даже – актера. Под Джона Лури и Тома Уэйтса, под Джо Страммера, Вайнону Райдер, Джонни Деппа, Криса Уитакера, Билла Мюррея, Тильду Суинтон и Тома Хиддлстона (а сначала под Майкла Фассбендера). Только Крис не актер, не музыкант, он круглосуточный тусовщик, из которого Джармуш хотел сделать актера.

Снять его еще в одном фильме – «Сад раздора» (Garden of divorce), для которого даже написал сценарий, где действие разворачивается в постапокалиптическом мире. Но Крис даже со съемок первого пропадал, а Джим, выступая в роли частного детектива, искал его по злачным местам. И находил! Неплохой сюжетец. Без фантастических допущений. Жаль, что Джармуш не снимает детективов. Если только «Границы контроля» можно условно отнести к этому жанру.

Сюжет

В «Отпуске без конца» сюжет простой. Парень Олли в экспозиции заявляет о себе, как о бродяге, нигде долго не задерживающемся. Ему лет 17. В Нью-Йорке что-то заставило подзадержаться – необходимость зайти к матери (Рут Болтон) в психушку, девушка Лила (Лила Гэстилл), приютившая его. Он говорит что-то в начале о том, что если у него будет сын, он назовет его Чарли. Жаль, конечно, что это будет ребенок не от Лилы. Милая девушка, грустная. В духе «новой волны».

Олли уже наскучило быть с ней, потому с четверга он не заглядывал к ней, оставив ее в одиночестве. Даже не гордом, а созерцательном. Он читает вслух «Песни Мальдорора». Описание акта любви через акт убийства. Книга его утомляет, а Лила начинает делать оригами из страничек.

Он раскрывает свои щупальца стальной гидры… вооруженной таким же стальным скальпелем. И видит, что пролитая кровь еще не скрыла под собой всю зелень травы. Он, даже не наклоняясь, готовится вонзить свой нож в бедное дитя. Он расширяет рану и вонзает нож еще и еще раз. И снова трупы спят под сенью дерева. Животная жестокость прикрыла его своими крылами… …и с любовью бросает на него свои взоры.

Очень скоро Олли покинет ее, и мы ее больше не увидим. Ни Лилу, не актрису ее сыгравшую. Даже всемогущий imdb не может нам ничего сказать. Режиссёр Николас Рэй, учитель Джармуша, предлагал поддать нуару, и вывести Лилу в роли роковой девушки, которая застрелит парня в финале. Яркая точка, вот она бы положила предел бесконечным блужданиям героя, а то я так себе и представляю тихие приключения Олли в Париже, Москве, Берлине, Пекине. Не будь Джармуш Джармушем, он бы франшизу сделал). В Париже бы он встретился с Лимоновым и Медведевой в том кабаре, где она пела.

Узнал бы от них про Москву, про Токсово, станцию Панки и так далее. Выстрел из хорошего револьвера сделал бы свое дело, закрыв не успевшую начаться кинокарьеру Джима. Вышел бы еще один фильм в стиле « (нео) нуар». Запоздалый, никому не нужный. «Отпуск без конца» тоже поначалу никому был не нужен, и Джармуш даже думал завязать с кино. Но фестиваль в Мангейме, где малобюджетная картина получила премию Джозефа фон Штернберга, позволила как-то воспрять. А за ней – Международный кинофестиваль в Фигейра-да-Фоше, а там приз от мировой кинопрессы.

Так почему Олли – проклятие для неприкаянных? Его блуждания по Нью-Йорку выглядят очень привлекательно для экзистенствующих эстетов. Это модель, заложником которой легко стать. За ней – Вселенское одиночество, которым всегда оборачивается свобода, доведенная до крайней точки.

Герой Паркера оторван даже от контекста – в фильме нет современной музыки. Ошибочен штамп, который использовали первые журналисты – «Фильм в стиле нью-вейв». Надо говорить – no wave. Принципиальный закуток, расписанный граффити, с пылающими помойками и Лидией Ланч, матерящейся в камеру. Олли слушает только джаз, тогда как Крис позволяет себе и джаз, и панк-рок. Олли одевается в стиле Джина Винсента, пионера рокабилли и рок-н-ролла, «Be Bop A Lula», покинувшего этот мир, когда Крису не было и десяти.

Свобода. И чтобы она тебя не съела, важно стать кем-то, хотя бы поэтом. Как Лотреамон, или Блейк. Выразить этот вакуум, быстрое уставание от жизни. Нечто, очень похожее на нимфоманию. Новых объектов нужно больше, но удовлетворения никакого.

Джим Джармуш и сам не отрицает, что этот фильм про одиночество, где Нью-Йорк – город-призрак. Специально для этого он и использовал плёнку «7240» («Видеоньюзфильм»), дающую синеватый оттенок.

А о чем он еще может являться, если посвящен учителю Джима Николасу Рэю, рабочим названием фильмов которого было «Я сам здесь чужак»?!

Постскриптум

Сам Крис, говорят, остепенился, нашел работу, может даже обзавелся семьей. Крис Паркер снялся также в таких малоизвестных фильмах, как «Фейерверк за школьной партой», «Дважды в жизни», «Кровавые ночи», «Тайная вечеря» и сериале «Водяные крысы». В конце концов, его судьба сложилась лучше, чем у Лотреамона. В конце концов, «Песни Мальдорора», это беспощадное провокационное антиобщественное произведение – первая и последняя его работа в таком духе, после он написал нечто противоположное, развернувшись от нонконформизма к конформизму.

«Благодаря Лотреамону мы понимаем, что бунт – явление подростковое», – пишет в своей работе «Бунтующий человек» Альбер Камю. По его же словам, эта книга написана почти гениальным школьником, и соткана из противоречий детского сердца. После этого вышел сборник «Стихотворения», в котором Изидор Дюкас с тем же рвением попытался выставить себя в качестве пай-мальчика. Как сказал Джармуш про Криса Паркера в одном из интервью: «Я слышал, он сейчас остепенился, нашел работу». За этими примерами и ехать куда-то в Нью-Йорк. У меня есть ряд друзей юности, стремившихся к чистой трансгрессии, и в конце концов ставших добропорядочными и воинствующими буржуа. Мастерство, настоящий шик – это не скатиться ни в одну из крайностей, оставшись независимым, насколько позволяет этот несовершенный и тоталитарный мир. Джармуш – тому пример.

Секс в фильмах Джармуша

Устоявшееся мнение, что в фильмах Джармуша нет секса, пущенное в обиход с его же подачи – не более, чем заблуждение. Это как некая аксиома: у Тарантино – мочилово без моральной оценки, у Линча – метафизические дебри и бездны подсознания, у Коэнов – вечный стёб, У Вуди Аллена – Манхэттен и русская литература, у Такеши Китано – якудза, у Джармуша – нет секса. При этом, если подробно посмотреть все его фильмы, можно убедиться, что секс там есть везде. Нет постельных сцен в голливудском представлении – страсть, смятые простыни, разбросанное нижнее белье, вздохи, царапание спины. Но его неотрывность от обыденности, присутствие везде и во всем, ситуация «после секса» и ситуация «желание секса», есть везде. Секс в фильмах Джармуша – фигура умолчания, но он он не исключен, не выброшен; эти фильмы не асексуальны. Исключается лишь масс-медийный взгляд на личную жизнь, тотальный вуайеризм. Несмотря на то, что каждый зритель по-своему – вуайерист, так как подглядывает за чужой жизнью (даже если это сцены из жизни инопланетян). <…>.

В дебюте Джармуша Permanent Vacation, когда Олли (Крис Паркер) приходит в квартиру своей нью-йоркской подруги Лилы (Лила Гэстилл), он обнаруживает ее сидящей перед окном, кажется у нее бутылка пива. Она закинула ноги на подоконник, в руке сигарета. Смотрит в окно отсутствующим взглядом и никак не реагирует на возвращение блудного Алоизиуса. Она молчит, но весь ее вид говорит о том, что она соскучилась, что ей очень одиноко и хочется тепла и ласки. Беспечный Олли лихо вытанцовывает под би-боп от Эрла Бостика и думает лишь о том, как здорово он будет смотреться в гробу в костюме-тройке. Он стоит перед зеркалом и начесывает свой кок, вставляет в рот сигарету фильтром наружу. Лила поправляет сигарету. Согласно философии Джармуша, сигарета – напоминание о смерти. А сигареты у него есть везде – от Permanent Vacation до Paterson. Лила не препятствует стремлению героя к Танатосу, не навязывает ему свой Эрос, не просит, чтобы он привязывался к ней. Хотя, конечно, очень этого хочет. Отказ от секса – один из симптомов депрессии, один гигантский шаг в сторону Танатоса, к тотальному одиночеству, вселенской разобщенности. В «Вечных каникулах» нет секса, но есть наличие потребности в нем. Также там есть две богатеньких девушки – автоледи за рулем кабриолета и ее подружка (Сюзанн Флетчер). При другом раскладе с ней у героя могла бы получиться интрижка, но он не хочет ни к кому привязываться, поэтому просто угоняет тачку. Он непоколебим в своем выборе: саморазрушение, криминал, приключения, танатос. Далее следует скабрезная шутка разбитной негритянки Фелис Россер (регги-певица, музыкант, актриса, сотрудничавшая с художником Жаном-Мишелем Баския, пост-панк группой Bush Tetras, гитаристом Капитана Бифхарта Гари Лукасом): «А этот парень явно дикий, береги-ка свою задницу, а то он и до нее доберется». Понятно, что по степени целомудренности этот фильм мог бы соревноваться с советскими картинами, но говорить об отсутствии секса тут никак нельзя. Секс в картинах Джармуша – это нечто, что могло бы вернуть героя к нормальной устойчивой жизни. В этом его гигантское отличие от контркультурных картин 60-х и 70-х, где секс – вызов зажатому обществу. После порношика 70-х* подход Джармуша смотрится самым современным. Потому что путь трансгрессии известен дурной бесконечностью и тупиком: групповой секс – однополый – БИ – трансвеститы – BDSM – дальнейшее нарушение табу вплоть до самых тошнотворных способов – скука и тоска – возврат к целомудрию. Джармуш благоразумно избегает этого пути, в отличие от той же Лидии Ланч, соратницы по NO-WAVE-движухе. <…>.

В последующих картинах Джармуш разовьет свою мысль. Пожалуй, Stranger than Paradise – наиболее эталонная, стерильная от секса, лента. Но зато уже Down by law – это и первая обнаженка, и углублении линии эрос-танатос. Во-первых, здесь Эллен Баркин прямым текстом упрекает Зака (Том Уэйтс), что он хочет ее, что не нуждается в устойчивой жизни, хотя наверняка бы в ней преуспел, поскольку он талантливый ди-джей. Эффектная блондинка, изнужденная ночами без ласки, производит сильное впечатление и создает разительный контраст между ней и зацикленным на себе Заком. Что касается обнаженки, за нее отвечает Bobbie (Билли Нил), сыгравшая подругу другого раздолбая – сутенера Джека. Диалог происходит после секса (который нам, конечно, не показывают). Суть его сводится к тому, что их криминальный бизнес приносит неплохие деньги, и если бы Джек не проматывал их в карты, то они могли бы что-нибудь скопить. Здесь девушка является компаньоном парня в его авантюрах, и при этом способна уберечь его от неприятностей. Но он сам этого не хочет, и попадает в переделку (его подставляют). Влетает из-за своей беспечности и Зак. Так они оказываются в Луизианской тюрьме. Джентльмены удачи. Через короткое время к ним присоединяется Роберто (Роберто Бениньи). Несмотря на то, что он единственный из них, кто сел за реально совершенное преступление (случайно убил человека бильярдным шаром в пылу самообороны), он представляет собой самый яркий пример жизнелюбия и оптимизма. Оказавшись в чужой стране, он быстро учит местный язык, это выглядит забавно, но прогресс налицо. Он в их трио – главный миротворец. Благодаря ему их побег хоть куда-то движется и они не теряются в лусах Луизианы. И неудивительно, что именно он встречает подругу (Николетта Браски, реально жена Роберто Бениньи), с которой и остается. Тогда как остальные добрые молодцы доходят до развилки и расходятся, следуя нити непонятной странной сказки. Единственный, у кого наступает определенность, секс и нормальная жизнь – Роберто.

<…>.

*в 70-е годы порно выходит в Америке на широкий экран и на короткое время (до начала эпохи VHS) становится претендентом на звание высокого искусства. Первым фильмом в этом жанре стал «Глубокая глотка». Термин «порношик» – это емкое описание кассового успеха откровенно порнографических картин, как-то: «Глубокая глотка», «За зеленой дверью», «Дьявол вселился в мисс Джонс», «Алиса в стране чудес: порномузыкальная фантазия» и др. <…>.

Рассказывает Жан Бодрийар

В Европе тучи только напрасно скрывают от нас небо. В сравнении с безграничными небесами Северной Америки, с их тучами, наше крохотное небо со своими облачками и наши тучки являют собой образ нашего низкооблачного мышления и никогда – мышления пространством. В Париже небо никогда не отрывается от земли, оно не парит, оно дано как бы в обрамлении хилых зданий, которые заслоняют друг друга, как мелкая частная собственность, вместо того чтобы отражать друг друга в головокружительных зеркальных фасадах, как в великой столице Нью-Йорк…». И вот, что начертано в небесах: Европа никогда не была континентом. Но как только ваша нога коснется.

Северной Америки, вы сразу ощутите присутствие целого континента: там пространство – это само мышление.

В сравнении с даунтауном и ансамблем американских небоскребов Ля Дефанс уже не производит архитектурного эффекта вертикальности и необъятности, сжимаясь всеми своими зданиями до пространства итальянской сцены, являя собой закрытый театр, окруженный бульваром. Что-то вроде французского сада: букет зданий, опоясанный лентой. Это противоречит возможности американских монстров, порождающих до бесконечности себе подобных, бросать друг другу вызов в пространстве, которое благодаря этому состязанию обрело драматизм (Нью-Йорк, Чикаго, Хьюстон, Сиэтл, Торонто). Здесь рождается чистый архитектурный объект, ускользающий от архитекторов, объект, который, в сущности, категорически отрицает город и назначение, отрицает интересы общества и индивидуума, упорствуя в своем исступлении, и в спеси равный лишь городам эпохи Возрождения.

Garden of divorse

Сразу после «Вечных каникул» Джармуш планировал снимать «Сад раздора», где хотел снова задействовать Криса Паркера. Фильм не состоялся, но нам удалось достать отрывки сценария и перевести.

1. Внутри большой, похожей на средневековую, тюрьмы камеры, где размещают по три-четыре человека. Среди других трепещущих заключенных есть Ричард Кейн чье свирепое лицо упирается в решетку тесной камеры. Другие заключенные стоят в стороне, на расстоянии от него. Пугая и задевая его, они смеялись над ним. Для них он как иностранец, равнодушный и молчаливый. Одетый в жалкое подобие одежды, он откуда-то достает сигарету и зажимает ее своими бледными губами. За его спиной другой заключенный, невысокий и горбатый, движением руки хочет выхватить сигарету из его рта. Простым движением, будто на автомате, даже не смотря на него, Кейн толкает его к стене камеры. Заключенный сползает на землю, рявкнув что-то невнятное, в то время как Кейн закуривает и выдыхает облачко дыма.

2. Изнуренное лицо Р. Кейна снова прилипло к решетке камеры. Звук ударов по металлическим решеткам перекрывает звук шагов приближающегося охранника. Это шумят другие заключенные. Этот шум – обряд и он свидетельствует о скором освобождении заключенного.

3. В строго обставленном тюремном офисе Кейн стоит, выпрямившись, перед столом. На нем больше не разорванная тюремная роба, но дешевый костюм, который предоставляют заключенным взамен. Сотрудник тюрьмы, сидящий за столом, изучает дело Р. Кейна. Когда он говорит Кейну «Семь лет из десяти, не так уж и плохо, Кейн смотрит прямо перед собой неподвижным и безучастным взглядом. Тюремный психолог заходит в офис и без лишних церемоний начинает проводить несколько простых тестов на рефлексы у Кейна; его реакция оказывается слабой и почти отсутствующей. Удовлетворенный психолог заявил, что Кейн как дитя и не представляет опасности для внешнего мира. Он подписывает освобождение Кейна.

4. Оказавшись снаружи, Кейн идет вдоль узкой грязной протоптанной дорожки, оставляя за собой на заднем фоне плохо контролируемую тюрьму, которая расплывается в облаках дыма. Тюрьма исчезает вдали, когда Кейн продолжает идти, его лицо словно маска, черты лица неподвижны, лицо не выражает никаких эмоций…

5. Кейн выходит на тропу со всех сторон заросшую тростником и обгоревшими обломками брошенных машин. Он выходит на поляну где маленькая река впадает в большое озеро. Кейн садится, скрестив ноги, на небольшой песчаный островок берега, наблюдая странности прилегающего к речке ландшафта: скелеты сгоревших машин разбросанных по пляжу, которые так же видны из под неглубоких толщ воды; далеко на горизонте виднеется профиль большого индустриального города. Почти как ребенок он спокойно сидит там, как будто мир предстал перед ним впервые.