Текст книги "Мой личный штат Синема. Джармуш. Обзоры. Финляндия"

НОВИНКИ-2017

«ПРОЧЬ»: сатирический хоррор эпохи пострасизма
Посмотрели нашумевший хоррор «Прочь», делимся впечатлениями.

Что ни говори, а кино не разучилось еще развлекать, поражать, пугать и, как это пафосно ни прозвучит, заставлять задуматься.

Для достижения такого эффекта режиссеру требуется известная доля таланта, смелости и, как в случае с Джорданом Пилом, умения покопаться в коллективном бессознательном.

«Прочь» (Get Out) – это режиссерский дебют, к которому Пил подступался долго и осторожно, действуя по принципу «семь раз отрежь – один раз отмерь». Работая в различных проектах, среди которых – сериал «Фарго» и комедийный боевик «Киану», Пил вынашивал идею хоррора. Все сдвинулось с мертвой точки, когда стало очевидным, что важным звеном будущего фильма станет тема расизма.

За сто с лишним лет существования кинематографа в сознании зрителя всерьез и надолго поселился стереотип, согласно которому представителю белой расы лучше не соваться в негритянские гетто, особенно в темное время суток. Однако в «Прочь» Джордан Пил виртуозно выворачивает данный стереотип наизнанку. В первых кадрах фильма мы наблюдаем темнокожего парня, бредущего ночью по какому-то элитному району и опасливо озирающегося по сторонам. Ничего хорошего это, конечно, не сулит: парня бьют по голове и запихивают в багажник. Начальные титры.

Крис Вашингтон (британский актер Дэниел Калуя), молодой фотограф из Нью-Йорка едет со своей девушкой Роуз на уик-энд к ее родителям, дабы засвидетельствовать почтение. Первым звоночком становится диалог следующего содержания:

– Ты предупредила их, что твой парень – черный?

– Нет. Да они нормально отнесутся. Мой отец всегда говорил, что он, если бы была такая возможность, еще бы пару раз проголосовал за Обаму…

Аргумент действует не очень убедительно, но герой все же едет. По ходу развития сюжета будут иметь место недобрые предзнаменования, тревожные сны героя, косые взгляды и полунамеки; отношения, да и сам облик героев переживут значительную трансформацию.

Ни годы повальной политкорректности, ни два срока президента-афроамериканца, ни введение в обиход термина «пострасизм» не упрятали проблему расовой нетерпимости в какой-нибудь надежный саркофаг (да и глупо было бы надеяться). Сегодня, особенно в свете расистских высказываний Трампа, этот вопрос актуален, как и во времена Мартина Лютера Кинга.

Джордан Пил не только умело нагнетает атмосферу и интригует, но еще и дает ключ, с помощью которого зритель сможет извлечь определенный посыл фильма, когда немного отойдет от развлекательной части.

У Криса Вашингтона есть внутренние проблемы, вытесненные в бессознательное. Они связаны с детством, со смертью матери. В умелых руках манипулятора-гипнотизера (мать возлюбленной) подавленный комплекс вины героя становится границей, дальше которой пленник просто не убежит и преодолеть которую – залог его выживания. Проблема расизма является тем же самым комплексом, вытесненным в коллективное бессознательное американской нации (у любой нации, как и у любого человека, есть свои скелеты в шкафу), и эрзацы в виде мнимой политкорректности и пострасизма только усугубляют проблему. В руках разного рода политических шулеров она становится тем же самым орудием манипуляции. Жанр фильма можно обозначить как сатирический хоррор. Джордан Пил щекочет нервы не хуже, чем это делал Хичкок в «Психо», Кубрик в «Сиянии», Найт Шьямалан в «Шестом чувстве» или Джонатан Демме в «Молчании ягнят», параллельно призывая зрителя не закрывать глаза на очевидные проблемы. Быть может, залог спасения кино как раз в его обращении к актуальным вопросам, пусть и болезненным.

Может показаться, что «Прочь» будет интересен только американцам (кассовые сборы побили все рекорды, а благоприятные отзывы критики обеспечили дебюту Пила место на Олимпе рядом с вышеперечисленными образцами жанра), но есть уверенность, что многослойность фильма не оставит равнодушным ни интеллектуала, ни любителя просто пощекотать себе нервы, в какой бы стране он ни жил.

Отдельным пунктом следует отметить участие в проекте Джейсона Блума, известного продюсера не только малобюджетных хорроров, но и таких стопроцентных хитов, как «Одержимость» Дэмиана Шазелла и «Самый пьяный округ в мире» Джона Хиллкоута.

«ЧУЖОЙ: ЗАВЕТ»: «ну куда же вы, дураки, лезете?»
Посмотрели «Чужой: завет», делимся впечатлениями.

38 лет прошло с момента выхода первого «Чужого». Он так и остался единственным в своем роде, несмотря на многочисленные сиквелы, снятые кем угодно, но только не Ридли Скоттом. И пять лет миновало после премьеры «Прометея», своеобразного спин-оффа, породившего неоднозначные мнения в среде фанатов и критиков. Теперь 80-летний режиссер взялся восполнить недостающее звено, которое стало бы сиквелом для «Прометея» и приквелом для «Чужого». Удивить и напугать зрителя сегодня сложнее, чем это было в 1979 году, когда феномен ксеноморфа на полном серьезе обсуждался различными антропологами, философами и культурологами.

Режиссер постарался избежать самоповторов там, где это можно было сделать, и одновременно подмигнуть фанатам франшизы, набив нового «Чужого» большим количеством фан-сервиса.

Завязка примерно та же, что и в «Чужом»: корабль «Завет» летит на далекую планету, где планируется основать новое поселение. Во время полета корабль повреждает ударная волна от звездной вспышки, вследствие чего гибнет часть колонистов, находящихся в криосне и капитан корабля (Джеймс Франко). Дурное предзнаменование, на которое никто не обращает внимания.

Этих предзнаменований будет много, настолько много, что зритель должен недоумевать: «Ну куда же вы, дураки, лезете?». Складывается впечатление, что таким своеобразным способом режиссер выражает собственное разочарование в человечестве, идущем в слепом неведении к верной погибели.

Вышедшая из анабиоза команда получает некий сигнал, и в ее поле зрения попадает планета, якобы превосходящая по ресурсам изначальную точку назначения. После недолгих препирательств между собой экипаж меняет курс и отправляется на неведомую планету (Рай) на поиски источника сигнала и с целью экологического мониторинга.

Если в первой части не наблюдалось явной религиозной символики, то здесь ее пруд пруди: название корабля, тучные колосья пшеницы на новой планете, один из членов экипажа – верующий, андроид Дэвид (Майкл Фассбендер), очень по своим замашкам напоминающий алхимика эпохи Возрождения, пытающегося вывести своих гомункулов. Еще Дэвид тонко чувствует Вагнера и Байрона, рассуждает о природе любви, противопоставляет ее долгу, и восхищается неоморфами (обновленная или другая версия ксеноморфов, явно антропоморфная).

«Чужой. Завет» не может порадовать цельностью, присущей первой части, вполне сравнимой с кубриковской «Одиссеей». Напротив, это некий винегрет, куда создатель постарался натащить всего и побольше – саспенса из первого «Чужого», экшна (все эти автоматы с лазерными прицелами) из второй части, ницшеанства и рассуждений о судьбе человечества. Плюс флэшбек из «Прометея» и вышеназванные религиозные мотивы. Ни одна из мыслей не доведена до конца, кроме пессимизма по поводу судьбы человеческой цивилизации, которой хорошо бы уйти в спячку до лучших времен (а там посмотрим).

Принципиально новый момент, который фанаты точно оценят: новаторский, воздушно-капельный процесс заражения человеческого организма вирусом Чужого снят с нейрохирургической дотошностью (чем-то это немного напоминает фишки Дэнни Бойла, к «127 часам» которого тут, кстати, есть отсылка). Плюс, если в первом «Чужом» на корабле была только одна парочка, то здесь все сплошь семейные люди. А главная героиня Дэниелс (Кэтрин Уотерстон) по слухам (хотя в фильме об этом ни слова) – мать Эллен Рипли (Сигурни Уивер) из классической картины.

Как выжить в мире, в котором мы больше не чувствуем себя как дома

Посмотрели фильм «В этом мире я больше не чувствую себя как дома», получивший в этом году главный приз на «Сандэнсе». Рассказываем, почему его стоит посмотреть.

Режиссерский дебют Мейкона Блэра «В этом мире я больше не чувствую себя как дома» – это размышления на тему, начатую еще Сэмом Пекинпа в «Соломенных псах». Как выжить в этом мире, если ты не подонок, не вор и не сильный мира сего? Если ты не хочешь принимать его правила и еще веришь, что его можно изменить?

Медсестра Рут (Мелани Лински) из таких. В магазине ее неизменно оттесняют в конец очереди, автомобилисты не считаются с ее правами пешехода, лужайка перед домом перманентно загажена соседскими собаками, хотя там стоит запрещающий знак. Дом, оставшийся в наследство от бабушки – последний оплот личного пространства, то место, где Рут более или менее комфортно. Здесь можно погрузиться в мир любимых книг, выпить пивка, расслабиться. А потом некий домушник в одночасье рушит и без того хрупкое спокойствие, державшееся на антидепрессантах и на вере в неприкосновенность определенных жизненных ценностей.

Полиция обещает помочь, но не горит желанием особенно утруждать себя поиском пропавшего ноутбука и бабушкиных серебряных ложек, имеющих для Рут символическое значение. Ей ничего не остается, кроме как взять инициативу в свои руки подобно Дэвиду Самнеру из «Соломенных псов»: «То, как люди относятся друг к другу – отвратительно. Они отвратительны. Они умеют только брать. Мое, мое, мое…»

Блэр невероятно умело жонглирует казалось бы несовместимыми жанрами. В картине можно выделить несколько логических частей, каждая из которых чрезвычайно важна. Сначала артхаус, повествующий о проблемах интроверта в современном мире, затем – инди-боевик с комедийными вкраплениями, где у Рут появляется единомышленник в лице современного донкихота Тони (Элайджа Вуд, каким вы его еще не видели), далее – добротный слэшер, который придется по вкусу ценителю жанра (а какие-то гэги и его шокируют) и хоррор с погоней, саспенсом, болотом и змеями, и в конце – мистическая притча в духе «Мертвеца» (на каком-то этапе фильма можно вспомнить и «Пса-призрака» Джармуша).

Удивительным образом вся эта конструкция не разваливается, а манера повествования не раздражает безумным монтажом в духе MTV. Авторы не скатываются ни в нравоучения, ни в тарантиновский беспредел. Чувствуется, что это плод труда единомышленников и друзей, а не конвейера.

Картину связывают крепкие родственные узы с фильмами Джереми Солнье «Зеленая комната» и «Катастрофа». В обоих сыграл сам Мейкон Блэр, а его братья Брук и Уилл написали музыку. Они же выступили авторами саундтрека и здесь. С «Катастрофой» есть и сюжетное сходство: и в той, и в другой картине герою приходится покинуть зону комфорта, чтобы сразиться с несправедливостью. Вдобавок у фильмов Солнье и Блэра одни и те же продюсеры.

Про Элайджу Вуда можно даже особо не говорить, он тут главная звезда. Даже самый ярый фанат не сразу распознает его в Тони. У новозеландской актрисы Мелани Лински не менее обширный послужной список, чем у звездного партнера. Она дебютировала в большом кино вместе с Кейт Уинслет в «Небесных созданиях» Питера Джексона, на ее счету роли в таких инди-хитах, как «Мне бы в небо», «Хорошо быть тихоней», «Побеждай!». Рут в ее исполнении невозможно не любить и не сочувствовать ей. Мудрая, искренняя, беззащитная, бесстрашная, тихая, мечтательница. Таких людей в жизни и таких персонажей в кино днем с огнем не сыщешь (а ведь их много, но все по домам). Асоциальность давно превратилась в современном искусстве в стильную позу и модный атрибут. Безысходность и обреченность – в бездумно эксплуатируемый материал.

«В этом мире я больше не чувствую себя как дома» сразу хочется включить в список лучших инди-фильмов 2017 года, даже если еще рано подводить итоги. Дебют Мейкона Блэра напоминает нам как важны вера, надежда и любовь. Вера в собственные силы, надежда изменить мир к лучшему и любовь того, кто поддержит, когда вера и надежда на исходе.

Эдип с саксофоном: Трагедия Софокла в постановке театра Вахтангова

Упс, театр. Надо отметить, что самой первой пресс-конференцией фестиваля как раз стала встреча с участниками труппы – с Людмилой Максаковой (роль Иокасты, матери Эдипа), Евгением Князевым (прорицатель Тиресий), Виктором Добронравовым (царь Эдип) и Римасом Туминасом, режиссером спектакля. У Воронежа давние отношения с Театром имени Вахтангова. «Мы семь лет уже дружим с Воронежем. И всегда приезжаем сюда как на праздник, – признается Людмила Максакова. – Мы привозили сюда уже очень много спектаклей».

Сюжет трагедии так или иначе известен многим (спасибо Фрейду за понятие «эдипов комплекс»). Правителю Фив Лаю предсказывают, что его новорожденный сын Эдип однажды его убьет. Дабы избежать этой участи, он обрекает ребенка на верную гибель. Сын чудом выживает, его усыновляет царь Коринфа Полиб. Когда Эдип вырастает, то узнает пророчество о том, что он убьет отца и женится на своей матери. Полагая, что Полиб и его жена – его родные родители, он покидает Коринф, как и Лай, желая изменить свою судьбу. Но Рок неумолим.

«Царь Эдип» не раз подвергался переосмыслению и различным интерпретациям. Корнель и Вольтер вводили в трагедию новых персонажей, чтобы насытить ее перипетиями, снизить пафос и сделать более доступной для современника. Но вот человечество прожило еще несколько столетий, пафоса в спектаклях и фильмах стало еще меньше, перипетий – больше. Современник искушен изощренностью сюжетов, понятностью и доступностью чувств героев пьес и фильмов, на все смотрит снисходительно-иронично. Постановка древнегреческой трагедии от Римаса Туминаса напоминает человеку XXI века о таких категориях, как судьба и ответственность. Рок, как мы помним, имел для древних греков фундаментальное значение. Содержание трагедии осталось таким, каким его создал Софокл. А вот сама форма подачи более, чем оригинальна. Ведь для того, чтобы достучаться до сегодняшнего зрителя и донести до него настроение и мысль трагедии, не обойтись без некоторых, в том числе неожиданных, решений.

«Поступь рока» в постановке Римаса Туминаса изображала труба-каток (задумка сценографа Адомаса Яцовскиса), высотой превосходящая человеческий рост. По ходу действия она периодически зловеще накатывалась на персонажей, а они пытались ее откатить обратно. Все это сопровождалось музыкой Фаустаса Латенаса, пробирающей зрителя до мурашек, а также дымом, который добавлял действию инфернальности.

Вставки с греческим хором, сопровождаемые русскими субтитрами, не смотрятся архаизмом, а, напротив, выполняют важную роль – где-то комментируют, где-то расширяют поле интерпретации, или же удерживают определенный драматический градус. Согласно греческой традиции, хор – это своего рода идеальный зритель. Уже во времена Софокла хор начал потихоньку терять позиции, реплики актеров увеличивались, партии хора сокращались. Тем интереснее сегодня прикоснуться к этой первоначальной традиции аттического театра. Тем более что хор в постановке Римаса Туминаса – настоящий греческий. В Воронеж, по словам Римаса Владимировича, приехала только часть хора. Но и она производила мощное впечатление.

Пролог. Девочки в белом, дочери Эдипа, резвящиеся ангелочки. Уже в самом начале их веселый щебет отдает чем-то потусторонним. Если тут уместны библейские аналогии, то возникает ассоциация с изгнанием первых людей из Эдема. «Люди, люди! О, смертный род! Жизнь людская, увы, ничто! В жизни счастья достиг ли кто? Лишь подумает: „Счастлив я!“ – И лишается счастья. Рок твой учит меня, Эдип. О, злосчастный Эдип! Твой рок ныне уразумев, скажу: нет на свете счастливых». В финале девочкам, рожденным в кровосмесительной связи Эдипа и Иокасты и отверженным обществом, предстоит сойтись в неравной битве с Роком под громоподобные раскаты музыки Латенаса. Тут-то и наступает катарсис, вышибая из зрителя слезы и неистовые аплодисменты.

В «Царе Эдипе» от Театра имени Вахтангова нет второстепенных персонажей, все в равной степени важны для развития действия и эмоционального погружения зрителя. Эдиповой беспечности, самоуверенности и неотвратимому следованию в объятья рока противопоставляются муки прорицателя Тиресия, знающего страшную правду, но до поры не выкладывающего ее. Черные птицы в глубине сцены – как предвестницы беды. Основное действие происходит на авансцене, но глаз зрителя стремится заглянуть во все уголки, охватить весь этот завораживающе ужасный мир. Безмолвный всадник с копьем наперевес – своего рода сурдоперевод заблуждений и сомнений Эдипа. Вот он нацеливает копье на Тиресия или Креонта, брата Иокасты, которого Эдип в слепом гневе заподозрил в измене, а вот он уже на коленях, разделяет судьбу несчастного царя.

Виктор Добронравов очень убедителен в роли Эдипа. Не понарошку вздрагивает что-то внутри на реплике: «Несчастные вы дети! Знаю, знаю / Что надо вам. Я вижу ясно: все /Страдаете. Но ни один из вас / Все ж не страдает так, как я страдаю». Его фатализм уравновешивается женским участием и сочувствием Иокасты (Людмила Максакова). Очень грамотно и цветовое решение. Эдип и его дочери – единственные, кто облачен в белое. Иокаста – в черном, Креонт (Эдуард Трамов) – в красном. Для специалиста по семантике цвета в искусстве здесь настоящее раздолье.

Не должно ввести в заблуждение зрителя сочетание в постановке греческих хитонов и современных костюмов, а также появление Эдипа с саксофоном. Это знак, что сегодня трагедия Софокла современна как никогда. Современнику неплохо иногда вспоминать об ответственности за свою судьбу, которую он должен нести сам.

«Валериан и город тысячи планет»: поменьше слушайте критиков

Начать следует с того, что «Валериан и Лорелин» – это графический роман, выходивший во Франции с 1967 года. Снимая двадцать с лишним лет назад «Пятый элемент», Люк Бессон вдохновлялся именно этим комиксом. В отличие от Джорджа Лукаса, немало взявшего для своей вселенной от «Валериана и Лорелин», Бессон никогда не скрывал своего источника вдохновения. Все настолько серьезно, что уже готов сценарий и для второй, и для третьей части «Валериана и города тысячи планет». Сходив в кино, мы убедились, что французский мастер разрабатывает золотую жилу, и что кирка у него вполне прочная, да и сил не занимать.

В России скоро будет напечатан сборник избранных историй из графического романа «Валериан и Лорелин».

Люк Бессон – автор, стоящий над жанром. Весь фильм, от пролога со «Space Oddity» и забавными гуманоидами, осваивающими технику рукопожатия, до финальных поцелуев Валериана (Дейн Де Хаан) и Лорелин (Кара Делевинь), выглядит щедрым подарком мэтра – во-первых, поклонникам стиля режиссера. Во-вторых – самому себе: не побоявшись кризиса в киноиндустрии, Бессон исполнил мечту юности и реализовал амбициозный проект, средства на который собрал самостоятельно, без вливаний со стороны кинокомпаний, диктующих условия. Но как раз из-за беспрецедентно высокого бюджета «Валериана и города тысячи планет» Бессон и оказался в несколько невыгодном положении. Претензии многих критиков звучат примерно так: «200 000 долларов, и ради чего? Сценарий слабый, актеры играют из рук вон плохо, весь упор на крутые спецэффекты».

Джордж Лукас явно вдохновлялся вселенной «Валериана и Лорелин»: фанаты «Звездных войн» обнаружат в комиксе много знакомого.

Критики же из противоположного лагеря считают, что это самый лучший фильм года. И в самом деле – если отказаться от громких заявлений и посмотреть на картину глазами зрителя, то окажется, что за все 129 минут не было ни одной сцены, которую можно было бы назвать «эффектом ради эффекта». Все заявленные темы – любовь, верность, выбор между чувствами и долгом, геноцид, эгоцентризм западноевропейской цивилизации, проблемы беженцев, потеря собственного «я», самоотверженность, – великолепно раскрываются, не превращая фильм ни в философскую притчу, ни в жвачку для обленившегося зрителя.

Сюжет крутится вокруг некоего конвертера, который оказывается милым зверьком, несущим сверхценные камни. Каждый камень по части энергоемкости даст фору целому космическому кораблю. Данный макгаффин является чем-то вроде «пятого элемента», вокруг него кипят страсти, он же сыграет важную роль в судьбе почти полностью уничтоженного циничными вояками народа перлов, а также в выборе Валериана между верностью проштрафившимся спецслужбам и любовью. Тут интересна некоторая зеркальная параллель с «Пятым элементом»: если в нем мир спасала любовь, то в «Валериане» герой, спасая погибающую цивилизацию перлов, спасает свою любовь.

Вселенная «Валериана и города тысячи планет» поражает не только старым добрым киберпанковским антуражем, визуальным размахом, изобилием бирюзовых и жемчужных оттенков, но и тем, что под каждым кустиком и камешком здесь маленький сюрприз. Вот Итан Хоук, одетый «под Боно» и проповедующий гедонизм, вот певица Рианна, косплеящая Лайзу Минелли и рассуждающая о системе Станиславского. В роли грациозной худенькой принцессы Лихо-мины – российская модель Саша Лусс. На эпизодические роли Люк Бессон наприглашал своих друзей-режиссеров Луи Летерье («Перевозчик», «Иллюзия обмана»), Жерара Кравчика («Васаби»), Эрика Рошана («Мёбиус») и других.

В создании картины приняло участие свыше ста студентов бессоновской киношколы École de la Cité. И, кажется, нигде Люк Бессон не выражал столь откровенно свою любовь к музыке, как здесь. Боуи в прологе, Херби Хэнкок в роли министра обороны, Рианна… По словам самого режиссера, в его сельском детстве магнитофон был главным способом перенестись в мир фантазий.

Люк Бессон написал 600-страничный путеводитель по вселенной «Валериана и города тысячи планет», где описал каждый инопланетный вид, встречающийся в фильме (пусть даже на несколько секунд).

Можно предположить, что «Валериан и город тысячи планет» – не просто самый дорогой в истории европейского кино фильм с суперкрутыми спецэффектами и элементами VR-съемки, но и некоторое криптологическое послание с массой деталей «для своих», как это было в случае с «Выживут только любовники» Джармуша.