Текст книги "Хроники Вторжения"

– Пойдемте.

В соседней комнате, собственно, и была Машина. Матвей открыл тяжелую дверь, после чего застегнул на обширной сениной талии пояс с коробочкой.

– Ни при каких условиях не снимать, даже если вас к этому будут вынуждать. Эта кнопка старта и перехода между явлениями. Эта – возврат сюда. Мигание лампочки сигнализирует о нормальной работе прибора. Непрерывный свет означает перегрузку. В этом случае рекомендуется сменить явление или вернуться. Отсутствия свечения быть не должно. Но если это произойдет, вашу проблему решат на месте.

– Мудреная у вас наука получается, – попытался пошутить Сеня.

– Вы лучше запоминайте. А теперь – прошу в капсулу. Не покидайте кресла, пока не загорится табло над гермодверью.

– Страшновато что-то, – Сеня почесал плечо. – Ну да ладно, взялся за гуж…

Когда за ним закрылась дверь, он задумчиво осмотрел внутренность капсулы – пустота. «Ну что ж». Сел в кресло и уставился на коробочку. Вздохнул, перекрестился и нажал кнопочку «Старт».

Итак, Сеня стартанул. Поспешно закрыл глаза, втянул голову в плечи и стал ждать. Ничего такого космического не происходило: не взревело, не бабахнуло, не загудело и не запищало какими-нибудь электронными звуками. Сеня, наконец, решил – что-то не сработало, и открыл глаза.

Сердце грюкнуло во всю ивановскую, так что моментально пот прошиб: он, Сеня, стоял посреди мостовой, выложенной розовой плиткой и, задрав голову, изучал жидкокристаллическую, радужно мигающую вывеску: «Только у нас! Только мы гарантируем Вам качественный евросекс в первую брачную ночь!»

Вывеска красовалась на большом белом доме с розовыми колоннами и крышей, отблескивающей голубым металлом. Над вывеской виноградно-лавровым узором тянулась лепнина: «Тринадцатый Городской Дворец Бракосочетаний».

«Виртуалка! – Сеня сомлел, коленки затряслись. – Как есть, виртуалка! Нет, не может быть».

Он ощупал костюм – вроде настоящий, из качественной шерсти цвета яростно-желтый металлик. Тревожно сунул руку под рубашку – толстую, как пергамент, но мягкую, с тиснением – прибор-коробочка был на месте. Это обстоятельство несколько нормализовало пульс, и Сеня полез в карман, достал платок, как будто мог знать, что там, в карманах, лежит. Принялся убирать пот со лба.

Кто-то настойчиво потянул Сеню за локоть:

– Пошли, дружище, пошли.

– Куда? – растерянно обернулся Сеня.

– Жениться! – жизнерадостно улыбался симпатяга в зеленых штанах все того же металлического оттенка и ослепительно-белой рубашке, на которой от рюшей, казалось, не было живого места.

– Жениться? – тупо повторил Сеня. – Кто? Мы?

– Не-ет! – все так же жизнерадостно отвечал симпатяга. – Мы же не гомики! Ты, Кролик, ты. А уж как там твою невесту звать, это ты, жених, должен знать. Я так ее и вижу, – симпатяга облизнулся, – шатенка, ты же сейчас шатенок любишь, выше тебя на полголовы, и с вот таким вот…

У Сени в голове как волна прошла, до головокружения. Он «увидел» эту шатенку – и безумное желание поскорее овладеть своей тринадцатой по счету невестой сорвало его с места и понесло вверх по ступенькам прямо в гостеприимно распахнувшиеся врата – солидные чугунные решетки.

– Ну, Кролик, ты поскакал. Я так, помню, за своей второй скакал.

– Ты, Капуста, лучше помолчи, – бросил Сеня, вплывая в прохладу вестибюля.

Вестибюль был огромен – в полупрозрачных плитах пола отражались фаллические колонны. Сквозь плиты просматривались плавающие золотые рыбки. Их тени скользили по обширным эротическим мозаикам.

Сеня взбежал по золотой маршевой лестнице. Остановился перед большой белой дверью.

– Давай! – громким шепотом подсказал он Капусте.

Тот посмотрелся в карманное зеркальце, пригладил мелко завитые, густо усеянные блестками волосы и, четко выговаривая слова, произнес:

– Жених Кролик готов сочетаться законным браком!

Из-за дверей грянуло «мендельсоном», Сеня крякнул, и привычно, без разбега проломил своим мощным телом рассыпчатую бутафорскую дверь. «Мендельсон» вмиг оборвался; в наступившей чуткой тишине приятный женский голос объявил:

– Церемония сочетания начинается!

Тут же распахнулась противоположная дверь залы, и в сверкании розовых ламп выкатили невесту. Она лежала на кровати-торте, полупогруженная во вместительную белую перину из взбитых сливок, по которой живописно были разбросаны кремовые розочки. Из углов кровати во все стороны целили шоколадные амурчики-негритята.

– Ну, Кроль, шикарно! Бисквит?

– Бисквит, – довольный, отозвался Сеня, жадно рассматривая невесту.

Невеста из-под томно прикрытых век тоже пристально вглядывалась в жениха.

– Жених, согласны ли вы с кандидатурой невесты?

Сеня утвердительно кивнул, вальяжно приближаясь к кровати.

– Невеста, согласны ли вы с кандидатурой жениха?

Невеста махнула веточкой сирени, мол, согласна.

– Жених, займите место подле ложа невесты.

Сеня снял со спинки кровати аппетитного малыша-амурчика, откусил ему крылышки и разместился подле ложа на специальной подушке. У изголовья, рядом со свидетельницей, внимательно ее рассматривая, встал друг Капуста.

– Жених! – звонко воскликнула регистраторша. – Достаточно ли страстно вы желаете обладать невестой?

Сеня серьезно прислушался к своим желаниям.

– Я весь горю! – промычал он.

– Невеста! – продолжала регистраторша. – Достаточно ли страстно вы желаете отдаться жениху?

– Желаю страстно, – отозвалась со своего сладкого ложа шатенка.

– Тогда объявляю вас мужем и женой.

Снова врезал «мендельсон», и на золотом подносе вынесли две хрустальные коробочки.

– Молодожены! Наша фирма предлагает вам свой новейший программный продукт, который мы назвали «Первая евровиртуальная». Наша программа, которую вы введете в свои нейрочипы, подарит вам незабываемые минуты близости. Гарантирован множественный оргазм невесты и мощная разрядка жениха без заметной потери эрекции. Мы надеемся, что и новые супружеские пары, которые вы создадите впоследствии, с новыми партнерами, тоже обратятся в наш Тринадцатый дворец и воспользуются нашим программным обеспечением. Наши технические команды гарантируют…

Сеня уже не слушал регистраторшу, отдавшись сладостным предвкушениям. Только подумал лениво «Тринадцатая жена – в Тринадцатом, а уж четырнадцатая – в Четырнадцатом…» Жарко ему было в шерстяном костюме, струйки пота стекали по щекам и шее за ворот рубашки, но рубашка была специальная, гигиеническая – моментально впитывала влагу. До пояса съеденный амурчик норовил выскользнуть из пальцев. Регистраторша говорила еще о том, что торт будет им доставлен на дом, а они сами на фирменном роскошном лимузине отправятся в романтическое бунгало в горах, снятое фирмой же, где и проведут медовый месяц, имея полный доступ к любому программному обеспечению секса.

Под воздействием ее монотонной речи Сеня заскучал, и вдруг, даже с некоторым удивлением вспомнил, что он не Кролик, а писатель Семен Татарчук, прибывший сюда для стимуляции творческих способностей. Только вот сюжет какой-то не его, он ведь сейчас в другой тематике работает. И рука лениво потянулась к коробочке на поясе, чтобы сменить явление. «Нет, сначала – брачная ночь! Все-таки любопытно – виртуальный секс…» Сеня посмотрел на жену. Опять грюкнуло сердце, на этот раз не от страха, а от предвкушения «минуты верного свиданья». И Сеня снова забыл, что он писатель Татарчук.

Молодожены обменялись кольцами из хрустальных коробочек – в золотых ободочках таился носитель информации с «Первой евровиртуальной». Сеня одел кольцо на мизинец, тем самым активизировав программное обеспечение «евросекса». Все дальнейшие действия новобрачных стимулировала пресловутая фирменная программа, через личный нейрочип, сидящий у каждого гражданина России под черепной коробкой. Действовать не по программе было возможно, но никакого удовольствия это не приносило.

Забравшись в лимузин, Сеня сразу полез целоваться. Поцелуи были долгими, затяжными, но беззвучными, без вздохов, без всхлипов, как и полагается в евростандарте. На сливки и крем, облеплявшие невесту, Сеня внимания не обращал – видимо, программа не предусматривала слизывания в качестве сексуальной стимуляции. Молодых совершенно не волновало, куда едет машина, насколько романтичен пейзаж за окнами, видимо, и этого евростандарт не предусматривал.

В бунгало Сеня схватил невесту на руки и, натужно сопя, поволок в спальню, на второй этаж. Но когда стаскивал рубашку, вдруг поймал себя на том, что не испытывает обычного для стимуляции чувства голода, и понял, что привычного легкого ужина при свечах тоже, похоже, евростандартом не предусматривается.

– Дорогая, ты не голодна? – на всякий случай спросил он, прыгая по спальне в одной штанине.

– Я голодна, – сделав страшные глаза, сообщила молодая, – как тигрица!

И бросилась Сене на шею, свалив его на пол… И начался евросекс.

Утром Сеня проснулся. «Что такое?» Он по-прежнему лежал на ковре. Кто-то заботливо набросил на него плед. Из кухни доносились знакомые звуки. Сеня зябко поежился, нащупал на животе коробочку-пульт и вспомнил, что он в виртуальной реальности. А также вспомнил все удовольствия ночи. Удовольствия были немалые, правда протекали весьма своеобразно. Как только они с супругой вошли в физический контакт, их заклинило, и дальше они ничего такого не делали. Все остальное происходило в полной неподвижности, можно даже сказать – в полном ступоре.

Ураган видений унес их в небывалые миры, в фантазии, полные неизъяснимых наслаждений. Наслаждений настолько сладостных, что никаких сил и желания управлять «ураганом» возникнуть не могло. Но под утро сильно похолодало, – фирма не учла особенности горного климата и не снабдила спальню обогревателями, – в результате влюбленные покрылись мурашками, их стал бить озноб, и поэтому последние удовольствия оказались несколько смазанными. В общем, на этих мурашках евросекс и закончился.

Сеня почесал грудь и подался на запах яичницы. Жрать хотелось немилосердно. Тут его посетило некое чувство, и, похоже, чувство это принадлежало не ему, а Кролику. Кролик, в отличие от Сени был евросексом напрочь не доволен. Секс без активных действий был Кролику совершенно противен. Собственно, он его и за секс-то не считал.

Проснуться утром и не ощутить сладостной усталости в мышцах, да еще и вымерзнуть, как волчий хвост в проруби – что может бытьотвратительней? Сеня с такими настроениями был категорически не согласен и совершенно доволен новообретенной половиной. Кролик же, ощутив вдруг непривычное отношение к женщине, зауважал себя.

Супруга уже выкладывала на тарелку яичницу. Наверняка она была любительницей стряпни, и выбрала Кролика в том числе за то, что он, как указал в своем файле, «любит вкусно и сытно поесть». «Все равно – буду разводиться, не дожидаясь конца медового месяца. Этот евросекс я не потяну», – подумал Кролик, уписывая завтрак. «Я тебе дам – разводиться! Я тебе так дам!..» – энергично возразил Сеня.

Сеню можно было понять. Такой сумасшедший накал эротических удовольствий он переживал впервые в жизни, и открывшиеся перспективы новых небывалых наслаждений он связывал вот с этой женщиной.

А эта женщина намазывала ему шоколадным кремом горячие гренки. Кролик, приняв странное желание никогда не разводиться за свое собственное, зауважал себя еще больше. Такое, он знал, бывает только в книжках. И он благодушно спросил:

– А сама чего не ешь?

– Кушай, Крольчонок, кушай лапочка. Я уже перехватила.

– Ну, как знаешь, – не удержался Кролик-Сеня. – Тебе как этот евросекс?

Она пожала плечами. «Ну вот, я так и знал, – подумал Кролик. – Не получится у нас семейной жизни». И Сеня понял, что – да, у этого Кролика и в самом деле не получится. А почему? А потому, что все из-за этого гребаного евростандарта. «Ну так меняй программу, лох». Кролик и эту мысль принял за свою и меланхолично подумал: «Ну так попробуй измени. Это как иголка в стоге сена: мне подойдет, – я-то знаю, что мне подходит, – а ей нет». Тут до Сени дошло, что при огромном разнообразии удовольствий, в этом мире существует не меньшая проблема программной совместимости. «Нет счастья в жизни, даже в виртуальной», – несколько поэтически подумал он.

В этом мире каждому гражданину в девятилетнем возрасте вживлялся микрочип, связанный радиоканалом с главным компьютером, и вся половая жизнь проходила под его контролем. В двенадцать лет в мозге разблокировался центр сексуалной фантазии, но блокировался центр эрекции, дабы подростки не творили сексуального насилия. В четырнадцать лет по сигналу главного компьютера включался механизм эротических сновидений. В шестнадцать лет центр эрекции полностью разблокировался, и гражданин получал право вступать в законный брак. А половая жизнь вне брака не поддерживалась никаким программным обеспечением, да и вообще, была запрещена государством, и это тоже контролировал главный компьютер. Для женщин компьютером был организован свой цикл созревания и половой жизни.

Но, обладая таким внушительным средством контроля за гражданами, государство ограничилось лишь управлением половой сферой. Да и то, в подробности не входило. Подробности граждане себе создавали сами. Дворцы Бракосочетаний росли как грибы. Компании, создающие разнообразное программное секс-обеспечение – процветали, да и вообще, общество пребывало в сытости и довольстве.

А вот тонкости применения, так сказать, программного обеспечения были. При бракосочетании гражданин покупал главную программу, встроенную, как правило, в обручальное кольцо, по которой строились взаимоотношения в браке. К ней фирма предлагала, на любителя, кучу сопутствующих секс-программ, которые работали и дарили удовольствия только ассоциативно с главной. Пользуясь сопутствующей программой, человек мог разнообразить, скажем, свою профессиональную деятельность, например: звонит домой, и, общаясь по телефону, получает сексуальную стимуляцию, или сидит за компьютером, а клавиатура ассоциируется с супругой, или какой-нибудь частью ее тела – опять же стимулирует. И тому подобное. В объект стимуляции можно было превратить все – любой предмет, любой процесс, любой пейзаж. Кто к чему был предрасположен.

А предрасположенности-то никуда не делись. И повлиять на них никакой микрочип не мог. Поэтому, количество разводов, впрочем как и браков, было чудовищным.

Сеня, наконец, ухватил сложность проблемы и заскучал. Умом-то он понимал, что можно и в самом деле снова развестись и жениться, но разводиться все равно не хотел – все-таки он был из иного мира, и боялся, что с другой женой вообще ничего не получится. Кроме того, любил он, бляха муха, высоких женщин, и все тут.

Сеня поймал руку супруги и усадил ее к себе на колени.

– Отдохни, лапушка.

Он провел рукой ей по волосам, и только хотел было приласкать жену, как оба мгновенно выпали в виртуальный ступор – снова начался евросекс. Из этого ласкового забытья их вывел звонок телефона – видимо, программа предусматривала срочный выход по внешнему воздействию.

Сеня вздохнул, его вновь взяло кроличье недовольство, и он, тяжело сопя, поплелся в спальню. Взял трубку и плюхнулся на кровать.

Звонил Куст.

– Привет, Кроль! Ну как?

– Что как?

– Как евростандарт? Стоит мне в Тринадцатом заказывать?

– Забудь. Я такие деньги на это барахло угрохал! Один торт – десять килограмм сухих сливок! Бунгало, лимузин. А программа – фуфло. Даже пожрать не дали. Двенадцать раз перед брачной ночью – ты же меня знаешь, – ужин при свечах, половину торта употребишь. И чтоб послизывать друг у друга со всех мест. Чтоб потом по-настоящему…

– Ну а что евросекс?

– В том-то и дело, что полная виртуальность. Только мы сходимся, что-то с мозгами делается, дурь какая-то мерещится. Удовольствие, конечно, но я так не люблю.

– Значит, не советуешь?

– Нет.

– Да-а, – разочарованно протянул Куст, – а рекламировал-то, а убеждал. Говорил – Запад, цивилизация…

– Фуфло этот Запад, если они все там так…

– А мне Гребешок про них рассказывал, что они все там в анабиозе лежат, и виртуальное кино для разнообразия смотрят. А удовольствия прямо от чипа идут. У них там чип прямо на центр удовольствия ставится. Слышь, Кроль, вокруг них роботы суетятся, арабы всякие там, негры, какие-то еще латино. Обслуживают, значит. А те только лежат и балдеют. А этим доступа к их удовольствиям нет, все сплошь закодировано. За зарплату трудятся, и рады.

– Да, полная демократия, – Сеня вложил свое умозаключение в уста Кролика.

– Демократия, Кролик, – это виртуальный секс! Я-то это давно знал. Не пойму только, почему ты за него так агитировал? Теперь, наверное, разведешься?

– Не твое дело, – резко бросил Сеня.

– Ну, Кроль, не ожидал. Влюбился?

– Да пошел ты, в натуре! – Сеня швырнул трубку.

Полежал, глубокомысленно созерцая потолок. Потом решил помыться. Взял полотенце и пошел в ванну. Под струями горячей воды мысли Сени обрели плавное течение. Он решил держаться и ни в коем случае не разводиться. Кролика в себе затоптать, в общем, укорениться здесь. Про то, что это не его мир, что он здесь по творческой необходимости, он и думать забыл.

А лампочка на приборчике, между тем, давно уже горела непрерывным тревожным сигналом, требуя немедленно сменить явление. Сеня ничего этого не видел, поскольку ремень на талии прокрутился, и коробочка висела где-то сзади. Сеня блаженно кряхтел, ухал, размазывая по телу душистую пену, и незвестно, чем бы все обернулось, не нажми он случайно кнопку. Когда по своей привычке вминал, растираясь, полотенце в тело.

И он увидел сон. Он сидит в Машине, а в голове – совершенно гениальный роман, только важно его не забыть, записать скорее. Он просит у Модеста и Матвея быстрее отдать ему его вещи, его одежду, чтобы скорее домой, к ноутбуку. А Матвей говорит: зачем тебе теперь одежда, ты больше не писатель Татарчук, ты даже не человек, посмотри на себя. А Модест начинает злорадно, по-вороньи хохотать, так что кровь в жилах стынет. Сене становится страшно, он смотрит на себя, – и не видит своего тела, смотрит вниз, на ноги, а там пустота, он начинает соскальзывать в эту пустоту и – просыпается.

Он лежал на широкой койке, в полумраке каюты. Он знал, что это комфортабельный астролайнер «Титаник», что курс звездолет держит на курорт – астероидное скопление в системе двойной звезды, и что до цели путешествия остается ровно двое суток.

Вдруг над дверью запульсировало красным табло, высвечивая слово «Тревога», а киберсистема корабля приятным женским голосом, словно приглашая на веселое мероприятие, сообщила:

– Уважаемые господа пассажиры! Наш астролайнер «Титаник» терпит бедствие. Аварийная ситуация по десятибалльной шкале оценивается как авария девятой степени. Желающие оставить или изменить завещание приглашаются в отсек «два А», который расположен на третьей кормовой палубе, сразу за диско-клубом «Ночной Дракон». В вашем распоряжении по опертивной оценке не менее трех астрочасов. Просьба не беспокоиться – и организованно выйти в шлюзы ваших отсеков, где ожидать прибытие корабля-спасателя…

Киберстюардесса что-то еще продолжала говорить, а Сеня, уже одетый, спешил в шлюзовую.

В шлюзовой – обширном полукруглом помещении, полностью выстланном пластик-амортизатором, уже собрались пассажиры. Сеня вбежал последним. Не прошло и нескольких минут, как все та же сладкая киберстюардесса обрадовала новым сообщением. Оказывается, лайнер катастрофически терял атмосферу. В связи с этим, все шлюзовые герметически изолируются. После этого объявления в отсеке раздалось громкое всхлипывающее чавканье запечатываемых герметиком дверей. Все каналы связи, соответственно, были разъединены, а освещение переведено на местное аварийное, и контроль над шлюзовой перешел к локальному киберстюарту.

Тот, бархатным мужским голосом, как будто ничего серьезного даже в принципе не могло случиться с вверенными ему пассажирами, поведал:

– Господа терпящие бедствие, прошу минутку внимания. С вами говорит киберстюарт Горацио. Здесь, в шлюзовой, вы находитесь в полной безопасности. До прибытия спасателей осталось два часа сорок три минуты ориентировочно. Запаса воздуха осталось ровно на два часа пятьдесят минут, на двенадцать человек стандартной загрузки. Не о чем беспокоиться. Быть может, вы желаете послушать музыку, или посмотреть видеофильм? В вашем распоряжении богатая аудиовидеотека…

Сеня мало прислушивался к бархатистым раскатам голоса стюарта. Он пересчитывал пассажиров. Вместе с ним выходило тринадцать. Наверное, кто-то по ошибке заскочил не в свою шлюзовую камеру. И где-то сейчас сидит одиннадцать счастливчиков, которым уж точно можно спокойно наслаждаться Вивальди и смотреть какой-нибудь «Армагеддон».

Подсчеты Сени были подтверждены женским воплем:

– Но нас здесь тринадцать! Тринадцать!.. Боже мой, нас тринадцать!!! И все загалдели, закричали. Забегали, как муравьи, в тесном пространстве запертого шлюза. Какой-то умник с трагическим надрывом вголосе задал киберстюарту конкретный вопрос:

– Что нам делать, Горацио? Нас тринадцать! Нам может не хватить воздуха!

Киберстюарт отреагировал мгновенно:

– Ситуация проанализирована. Вероятность выживания тринадцати пассажиров до прибытия спасательного звездолета равняется одной десятимиллионной. В качестве средства повышения выживаемости до девяноста девяти сотых предлагается в течение десяти ближайших минут сократить количество пассажиров в шлюзе до двенадцати. Каждая последующая минута промедления уменьшает вероятность выживания экспоненциально.

И опять все загалдели, и тот же умник сформулировал второй конкретный вопрос:

– Горацио, а как сократить до двенадцати?

Компьютер охотно разъяснил:

– Лишнему пассажиру предлагается покинуть шлюз через кессон. Пассажиры замолчали. Они сидели как пришибленные, бросая друг на друга неясные взгляды. Сеня выделил среди них хрупкую брюнетку и решил ей симпатизировать – ситуация в его глазах тут же приобрела драматический характер. Дело в том, что двое, судя по их виду, коммивояжеров, слишком уж пристально, как казалось Сене, поглядывали в ее сторону. «Ну-ну, – подумал Сеня, – это уже кое-что. Полглавы, считай, в кармане». И Сеня, судорожно сглотнув слюну, стал ожидать развязки.

Но развязка оттягивалась. Пассажиры все так же пришибленно оглядывали друг друга, а время-то шло. И наконец, все тот же умник задал третий конкретный вопрос:

– Горацио! Как нам определить, кто лишний?

Стюарт долго, секунд десять, молчал, а потом разродился сообщением:

– Господа пассажиры, предлагаю послушать музыку. В вашем распоряжении имеется богатая аудио– и видеотека…

Сеня ухмыльнулся – уж он-то знал, что наверняка киберстюарт запрограммирован в категориях высшей этики. И так как ситуация выходила патовая, то обнаглевший Сеня громко, своим хорошо поставленным голосом предложил:

– Господа! Предлагаю бросать жребий! Или тянуть. Поставим на одной бумажке крестик. Женщины не в счет, – и победно глянул на брюнетку.

Ему пришла в голову гениальная идея – в шлюзе будет благородный герой! Он не отдаст женщину на съедение этим ничтожным звездным коммивояжерам.

В ответ на предложение тот самый умник испуганно выкрикнул:

– Я лицо неприкосновенное! Я помощник консула республики Иби-Ибикус!.. Я не должен тянуть жребий!

– А наш воздух на дерьмо переводить, значит, должен? – не полез за словом в карман Сеня. И припечатал: – Рожа таукитянская! Господа, я бы на вашем месте поспешил. Пять минут-то уже тю-тю.

Но никто не откликнулся. Они сидели все такие же пришибленные, похоже, надеясь на одну десятимиллионную долю везения. Кто-то монотонно скулил, одна женщина громко причитала о некой Людочке – «я тебе жизнь посвятила, я тебе жизнь посвятила…»; умник вместе с еще одним пассажиром стояли у наглухо запечатанных дверей и давали ценные указания экипажу в отключенное переговорное устройство. Кто-то аккуратно застегивался, причесывался, проверял по карманам документы и наличность, являя собой образец отмороженной собранности. Остальные впали в оцепенение, видимо, в десятый-сотый-тысячный раз мысленно прокручивая прожитое.

И похоже только двое звездных коммивояжеров готовились к решительным действиям, и жертвой избрали определенно сенину симпатию – хрупкую брюнетку.

Сеня заскучал. Эротическое влечение к брюнетке прошло: уж больно неважно она выглядела. И Сеню наполнили невеселые мысли: «Ну и что? Разве это материал? Разве это сюжет? Мухи на клею, а не персонажи. Стоило забираться в эдакую даль, чтобы погрязнуть в подобном тухляке! Да-с, господа, матерьялец-то тухловат. Явление сменить, что-ли?» И Сеня ласково погладил коробочку на поясе. Но тут он вспомнил, что у него договор с издательством на вполне конкретный роман. «Сменишь явление, и опять выбросит в какую-нибудь порнографическую эротику. Нет, господа, сперва работа, удовольствия потом».

Сеня стал думать, как поступил бы на его месте романтический герой. Ну не стал бы он, в самом деле, крестики рисовать. Он бы предпринял что-нибудь решительное. «Надо взорвать ситуацию изнутри». Но в это время звездные коммивояжеры тоже решили взорвать ситуацию изнутри. Как-то незаметно подобрались к брюнетке и, схватив ее за руки, стали тянуть к кессону. Но как-то неумело они все это делали – хрупкая женщина ухитрилась укусить одного за руку – тот заорал, а второму заехала пяткой по коленной чашечке. Герой, конечно же спас бы героиню, – похоже, брюнетка вполне тянула на героиню, – попутно отправив обоих злодеев в открытый космос.

Но Сеня не решился связываться с поджарыми коммивояжерами. Он вовремя вспомнил, что в подробных ситуациях как правило страдают интеллигенты, то есть самые умные, и остановил свой выбор на дипломате. Прикинул соотношение веса – оно было явно в пользу Сени, – и, недолго думая – а чего было думать, все здесь для него были скорее персонажи, чем живые люди, – ухватил того поперек талии и, сопя, потащил к кессону. Коммивояжеры, забыв о брюнетке, обалдело следили за Сеней. Дипломат, сообразив, к чему идет дело, отчаянно, по-заячьи заверещал:

– Меня нельзя туда!..

– Ах ты фря тамбовская, – промычал себе под нос Сеня и с размаху вогнал дипломата головой в резиноподобную блямбу кессонного люка.

Раздалось чмоканье, тело дипломата наполовину погрузилось в герметик – вопль оборвался, как бритвой полоснули. Еще отчаянно дергались ноги; Сеня попытался перехватить их за щиколотки – получил в подбородок и полетел на пол. Герметик сам затянул дипломата в кессон – красная резиноподобная блямба вновь была монолитна.

Сеня угрюмо массировал подбородок – он всегда ценил свое здоровье превыше всего, – и кроме ушибленного подбородка его сейчас ничего волновать не могло. Болело по-настоящему, и здесь Сеня впервые усомнился в виртуальности окружающего мира. Но потом вспомнил, что наслаждения в предыдущем явлении тоже были вроде как настоящие, и решил отставить эти интеллигентские сопли. Коммивояжеры же смотрели на него с уважением и неким вопросом. Пассажиры оживились, они релаксировали. Похоже, были довольны, что так обернулось. Сеня для них стал спасителем, самым близким на свете человеком, а о погубленном «умнике» и думать забыли.

Спасательный звездолет прибыл на целых девять минут раньше расчетного времени. Гремящая бравурная мелодия, выбранная стюартом на свой кибернетический вкус, оборвалась в самом крещендо, наружные двери шлюза распахнулись – спасатель уже присосался вакуум-галереями к терпящему бедствие астролайнеру. Сеня отер пот с лица, – воздух в шлюзовой и вправду успел сделаться ужасным, – он отметил у себя одышку и неприятно тяжелые удары сердца.

Они перешли галереей на борт спасателя. Сеня сквозь прозрачные своды поискал взглядом тело дипломата – оно было неподалеку. Маленькая фигурка медленно плыла в черноте космической ночи. Сене стало неприятно, и он отвел взгляд.

Внутри спасателя было все так же скучно. Сюжет не вытанцовывался. «Ну вот, – думал Сеня, – теперь отбуксируют на Сальту-промежуточную, а оттуда рейсовыми челноками переправят в этот гребаный пояс астероидов, на эту хренову «жемчужину Южного Шарового Скопления». Выпадем по барам и соляриям, и – прощай, бля, контракт».

Сене выделили двухместную каюту. Соседом оказался пожилой марсианин с испитым, багровым, под цвет марсианских песков лицом. Немногословный, как и все марсиане – колонисты, конечно. Марсианин вскрыл пластик вискаря, отхлебнул сам и предложил:

– На. Из нашей кукурузы.

Знал Сеня эту марсианскую кукурузу. Дрянь чахлая, и вискарь из нее поганый, дальше некуда, но марсиане чужого не признают. Пьют исключительно свою кукурузку. А вот откуда Сеня все это мог знать, его почему-то не волновало.

Хлебнул Сеня кукурузки, скривился. И захотелось ему трубочку, до икоты захотелось. Набить эдак неторопливо ядреным малороссийским табачком… А трубочка-то на Земле осталась, у этих засранцев-выпендрежников.

Но марсиане отличаются не только патриотизмом, но и кое-какими эмпатическими способностями.

– Будем курить трубку? – спросил марсианин, читая сенино желание.

Сеня шумно вздохнул, закатил глаза к потолку каюты.

– Держи, товарищ, – марсианин протянул длинную, хромированную трубку, набитую голубым марсианским табаком.

Табак на Марсе тоже рос особенный. Все, что ни произростало на красной, ржавой почве Марса, содержало в себе разнообразные наркотические вещества, к которым человеческий организм не привыкал даже при длительном употреблении. Сколь ни были чахлы марсианские растения, но именно их экспорт составлял основу экономики Красной планеты. Весь марсианский патриотизм зиждился на этой наркоте и на ограниченности урожаев плантаций экваториальной зоны. Поэтому, никого к себе не пускали марсиане. Туризм был запрещен полвека назад, эмиграция – и того раньше.

Ясное дело, неслыханная щедрость марсианина объяснялась пережитым нервным потрясением на борту астролайнера «Титаник». Сеня хотел было резво схватить трубку, но не мог же он, лауреат и член Союза наброситься на курево, как зачуханый солдатик первого года службы. Он взял паузу, потер ладонями щеки – щеки были мокрые и небритые, – и только потом принял трубку, будто одолжение сделал.

Щелкнул кнопкой воспламенителя на чубуке, сладострастно затянулся – раз, другой, третий… Долгими затяжками. Марсианин посмотрел с уважением и посоветовал:

– Осади малость, пусть отфильтруется. А потом поддай температуры и мелкими глотками…

И, отчетливо булькая, мертво припал к пластику с кукурузкой. Марсианская наркота вернула Сене присущий ему оптимизм. И он твердо решил продолжить взрывать ситуацию изнутри. О чем незамедлительно сообщил марсианину:

– Я сейчас этот хренов звездолет взорву!

– Не гони, товарищ. Нипочем не взорвешь. Спорим? – марсиане уважали споры. О марсианских спорах ходили целые легенды. Да и как не ходить – Деймос-то, как ни верти, а исчез в результате очередного их марсианского спора.