Книга: Сон Сципиона - Йен Пирс

думаешь, мир для тысяч уравновешивает неправую смерть одного?

Читается книга неспешно, особой динамики нет несмотря на то, что повествование переходит от одного героя к другому и интрига присутствует. Много философских размышлений и теологии, жизнеописаний некоторых святых и истории. Но я такое люблю, поэтому оценила это произведение довольно высоко.

На повестке дня политика и философия.

- Какие газеты и журналы уцелеют, а какие закроются за недостатком бумаги.

Долгое путешествие как странствования… души, взбирание на холм - … восхождение к Богу, приближение к часовне - … приобщение к истине.

Красиво. Однако, я так и не понял, какова всё же связь между Платоном, коллаборационизмом и антисемитизмом. Для меня все три раздела книги, несмотря на то, что они щедро и бессистемно перемешаны, не показались единым целым. Не обнаружил я во всём этом какой-то единой, основополагающей линии. Видно не дорос! Впрочем, и расти уже поздно.

Главные герои загоняют себя в непростые ситуации, и выход из них ведет, в основном, только к смерти — тех же героев или других людей. Автор выбрал интересный способ повествования: временные линии переплетаются — то нам рассказывают о средневековом поэте Оливье, в следующем абзаце дело уже идет о Жульене, а через страницу перед нами предстает римский патриций Манлий. И это интересно, это свежо и необычно, пусть вначале немного приводило в замешательство.

Но не хватило интриги. Да герои живут, влюбляются, дружат, философствуют, но этого оказалось недостаточно, чтобы переживать за их судьбу и с нетерпением ждать их следующего шага. Книга Пирса, несмотря на множество событий, оказалась медленной, как вода во время штиля, и заставляла скучать, что, разумеется, не могло принести должного удовольствия.

Все три истории – о любви и предательстве. Предают главные герои вовсе не любимую, а кого-нибудь из знакомых, но это обязательно сказывается на их личной жизни и отношениях с любимой. И предают они по-разному.

Дальше...

Манлий предает доверие близкого к нему человека. Он убивает приемного сына, чтобы повстанцы в городе поняли, что он никого не пощадит. Он добивается политического эффекта, но София, Премудрость, уходит от него навсегда.

Оливье де Нойен предательством спасает любимую от смерти. Любовь оказывается для него важнее интересов патрона и даже самой жизни. Возможно, именно поэтому ему достается под конец жизни если не счастье, то по крайней мере спокойствие. Последняя, самая близкая к нашему времени сюжетная линия, напомнила мне жуткую пьесу Сартра «Мертвые без погребения». Дело даже не в Сопротивлении и петеновцах, а в основной мысли: предашь ты или нет, спасения всё равно не будет, и ничего ты своим предательством не добьешься.

Жюльен Барнёв тоже спасает любимую. Для этого он сдает партизан петеновцам. Убедившись, что сделка ничего ему не принесла (Юлия всё равно оказывается на поезде в лагерь), он успевает предупредить антифашистов.

И Манлий и Жюльен Барнёв, который сотрудничал с петеновцами, оказываются перед одним и тем же вопросом, на который дать ответ не могут.

Ну а как твоя душа, если хитроумными аргументами ты прикрываешь такие преступления? Ты думаешь, мир для тысяч уравновешивает неправую смерть одного? Это может быть желанно, может принести тебе похвалы тех, кто тебя благополучно переживет, извлекая выгоду из твоих деяний, но деяния ты совершил бесчестные и был слишком горд собой, чтобы в этом сознаться. Я терпеливо ждала здесь, надеясь, что ты придешь ко мне. Ведь если бы ты понял, их последствия можно было бы смягчить. Но вместо этого ты прислал мне сочинение, горделивое, поучающее и доказывающее только то, что ты ничего не понял.

Пожалуй, хорошая характеристика всех умствований, оправдывающих гибель людей ради великой цели.

Почти все западные этические теории определяют высшее благо как сочетание добродетели и счастья (состояния внутренней удовлетворенности). Согласно Цицерону, «ничто нельзя признавать высшим благом, если оно лишено добродетели», и именно добродетель является главным условием атараксии, или душевного спокойствия. Поскольку легко проследить путь человека от существа «животного» к существу «социальному» и далее – к существу «моральному», можно говорить о трех «типах» добродетели: в первом случае добродетель предстает как естественное свойство, присущее человеку от природы, во втором - является результатом размышлений и сознательным выбором, а в третьем – сочетает и то, и другое. Герои романа, совершая моральный выбор, воплощают каждый тип добродетели. Манлий действует, исходя из «правильного рассуждения», и демонстрирует пример интеллектуальной добродетели: «это была особая форма созерцания, причем неистово активного. Он не упивался своей властью изменять участь стольких людей, тем, что держит в руках их судьбы, тем, что его решение значит так много. Не заботило его и то, что подумают о нем другие, сочтут ли предателем, если он поступит так-то, или слабым, если поступит иначе. Он искал наилучший выход и слишком ясно видел: выбор прост». Оливье совершает свой выбор, не рассуждая, по велению души – и это природная добродетель: «я не могу найти этому ни объяснения, ни оправдания, да и не хочу их искать». Жюльен соединяет оба «источника блага», желание и волю, и его выбор является образцом совершенной добродетели. Парадокс заключается в том, что именно поступок Жюльена приносит больше всего зла.

Вывод, который можно сделать, прочитав последнее предложение романа, заключается в том, что «добродетель», «высшее благо» и «мораль» представляют собой область философских рассуждений, которые несовместимы с действительной жизнью и реальной политикой. И оказавшись в ситуации морального выбора, руководствоваться следует не абстрактными ценностями и идеями, а принципами прагматизма. Впрочем, в случае Жюльена никакой выбор не мог оказаться правильным...