Текст книги "Пловец"

Весна 1988 года
Афганистан

Наконец они послали меня в Афганистан. Прекрасный, ужасный, упрямый Афганистан, где время остановилось и так и не пошло дальше.

– Ты знаешь регион, – сказали новые начальники.

Что они понимают, всю жизнь просиживая штаны в кабинетах и переговорных?

– Ты знаешь язык, – продолжают они. Их мысли уже о следующей встрече, следующем совещании, о том, как подлизаться к главному начальнику.

У меня нет сил объяснять им, что я говорю на арабском, а не на фарси и не на пушту. В руках у меня билеты, новый паспорт, обещание забыть грехи прошлого и надежда на светлое будущее.

С замотанными платками головами и с автоматами Калашникова на плече мы пересекаем границу Пакистана с Афганистаном в старом ржавом грузовике «Тойота». Со стороны мы похожи на местных бандитов. Дороги в плачевном состоянии. Пыль плотным слоем покрывает тело. На рынке под Джелалабадом я прикупил британский штык с отметкой «1842 год».

Эти горы – надгробные камни империй, пытавшихся ими овладеть. Сперва британцы. Затем русские. Все отступили, неся огромные потери. Что-то есть в этих горах. Я посылаю отчеты начальству о Муджахеддинах[5]5
  Муджахеддины – афганское сопротивление, борцы за веру.


[Закрыть], о том, какие они сильные и решительные. Но также о том, какие они неуправляемые. Однажды нам придется пожинать плоды того, что мы создали в Афганистане. Слой снимается за слоем. Никто в Вашингтоне не обращает внимания на экстремизм. Религия только одна из составляющих в гигантском плавильном котле. Но все изменилось. За идеологией всегда приходит религия. И те, кто был друзьями, становятся врагами.

Мой проступок или прощен, или забыт. Пять лет мне пришлось провести в Лэнгли, прежде чем мне доверили хотя бы выступить в роли посыльного. Бесконечные дни бумажной работы. Каждодневные поездки по шоссе на работу. Бассейн и телевизор. Бесконечная скука повседневности. Наказание за мою ошибку. За то, что я позволил себе привязаться к другому человеку. За то, что ненадолго утратил фокус. Как будто я мало наказан.

Я думал, что со временем мне станет легче. Что я не буду так страдать при мысли о том, что я покинул. И не один, а два раза. Я внушил себе, что со встречей с Энни все изменится к лучшему. После нескольких месяцев с походами в рестораны, кино, вечерами перед телевизором и визитом к ее родителям в Коннектикут мы поженились.

Но все это был только внешний антураж. Красивый фасад, за которым кроется пустота. И ни одна лампа не могла осветить этот неполноценный дом.

Наконец Сьюзен постучалась ко мне в кабинет. Она была в тщательно выглаженном темно-синем костюме. Плохо прокрашенные волосы, как всегда, в беспорядке. Как же долго я ждал этого момента. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Дрожащими руками я открыл серую папку со штемпелем «Секретно». Я забыл обо всем, пока читал страницу за страницей отчеты, написанные наспех и с ошибками, в лихорадочным состоянии, агентами в Аммане, Каире, Бейруте, Париже, Лондоне. Все остальное утратило для меня значение. Я зажмурился, прежде чем перевернуть плотный листок фотобумаги. Я медленно открыл глаза и увидел на фото твоего убийцу.

Энни только смотрела на меня, пока я рассказывал о новом задании, стараясь скрыть свой восторг и стремление к побегу и избегая подробностей операции. Я знал, что Энни не будет плакать. Не такая она была женщина. Не такие у нас были отношения. Но все равно ей лучше ничего не знать о моих планах мести. Энни ничего не сказала. Она только поднялась и принялась убирать остатки нашего безрадостного ужина из Макдоналдса. Стук ее шагов поглотил палас в гостиной.

Все, о чем я мог думать, это то, как увижу из окна «Черного ястреба» Бейрут. Я мечтал снова просыпаться от звуков выстрелов и взрывов. Мне нужно было насилие, чтобы держать себя в тонусе. Эта скука и пустота повседневной жизни меня изнуряла. И мне надоело мучиться угрызениями совести. Мне хотелось проводить время осмысленно, посвятить его добыванию информации и обмену полезными сведениями. Доллар за доллар. Угроза за угрозу. Ласка за ласку. Обещание за обещание. И все это за бокалом со спиртным.

Регистрационные номера. Где машина стоит по ночам? Кто на ней ездит? Куда? Сделать расчеты. Прикинуть, что к чему. Минимизировать риск. Подумать, сколько понадобится взрывчатки. Вся эта работа, которая требует терпения. Вот чего мне хотелось. Бомба за бомбу. Око за око. Бессмысленный обмен пешками в игре.

…Мы поднимаемся вверх в горы. Кроме гор, тут ничего нет. По ночам мне снятся горы и заснеженные долины. Лед, тающий на солнце. Бесконечная зима.

Я пью чай с местными боевиками. Сами они себя называют «студенты». Мы зовем их «талибы».

Переводчик сообщает, что все они глубоко религиозны и учились в исламских школах в Пакистане. Они ваххабиты, как в Саудовской Аравии. Но они мятежники, а не интеллектуалы. Их религия проста, но в ней много правил, которым нужно следовать. Нет никого могущественнее Аллаха. Нет ничего влиятельнее Корана. И нет религии, кроме ислама.

Меня они терпят только потому, что я поставляю им оружие для борьбы с советскими оккупантами. Война многих заставляет идти на компромисс. Их лица закрыты кожаными масками. Они носят старые протертые кафтаны, но готовы победить самую крупную армию в мире с помощью гранатометов и минометов.

Но что потом? Когда уйдут русские? Когда портреты Ленина будут сожжены? Когда останутся только руины и покойники? Построят ли эти мужчины страну Аллаха? Позволят ли им запретить музыку, театр, литературу, музеи? Ведь именно это они и собираются сделать. Неужели это лучше коммунизма с его атеизмом? В чьи руки вручаем мы судьбу этого мира?

Планирование мести доставляет мне удовольствие. Немногим выпадает возможность отомстить. В мире творится столько несправедливости, и редко люди несут ответственность за свои проступки. Мы вынуждены мириться со многим.

Я тщательно все подготовил, но пребывал в таком лихорадочном состоянии, что плохо помню подробности того дня.

Помню только, как давал указания подрывнику, старому ветерану элитного подразделения с проблемами со слухом, которого специально доставили на самолете вместе с оборудованием ради этого дела. Помню, как он что-то бурчал себе под нос, помню провода и кабели, помню серую взрывчатку в заброшенном доме в пригороде. Помню, как мы пожали друг другу руки, а потом как я лежал на крыше на палящем солнце с биноклем, так плотно прижатым к глазам, что от него остались синяки.

В бинокль я увидел лицо. Обычное лицо. Обычные глаза. Но я хорошо знал это лицо. Я долго смотрел на фото из папки, чтобы запомнить каждую черточку. Я помню, как туго нажималась кнопка на пульте. Как он скользил в потных руках. Помню, как жгло кожу солнце.

Сам взрыв я не помню. Вообще не помню. Помню только то, что было потом. Дым, вой сирен, крики. Привычная для Бейрута картина. Ничего личного. Я зажмурился. Подумал, что операция закончена, что я сделал то, что должен был. Помню пустоту. Камень за камень. Жизнь за жизнь.

Следующие события запомнились лучше. Три бессонные ночи. Потом треск в трубке телефона, когда я говорил с Энни по зашифрованной спутниковой связи из посольства в Бейруте.

– Еще слишком рано, так что не будем никому говорить, – сказала она.

В ее голосе было столько надежды, что я вынужден был опуститься на стул и закрыть лицо руками.

– Ты там? – спросила она. Голос, пропущенный через космическую пыль, был металлический, неестественный.

– Я здесь.

– Ребенок. Новая жизнь. Разве не чудесно?

Снаружи разрывались гранаты, небо озарялось вспышками и лазерными лучами.

– Подо мной земля дрожит, – сказал я.

– Подо мной тоже, малыш.

И только тогда меня отпустило. На секунду я перестал винить себя в твоей смерти, перестал думать о своей измене, о мести. Нет, я не заслуживал свободы, но моему не рожденному еще ребенку нужен был отец. Ему нужны были родители. Трудно было поверить, что небеса дали мне еще один шанс. У меня снова будет ребенок. Может, я справлюсь? Переживу Бейрут, а потом вернусь в Вашингтон и заживу обычной жизнью. Дом у нас есть. Машина тоже. Все, что нужно, – это ребенок.

Двумя неделями позже я вернулся домой. Был августовский вечер. В воздухе пахло свежескошенной травой с футбольного поля. Шум от дороги смешивался с сонными звуками поливалки. Я увидел Энни на крыльце нашего бунгало – дома мечты в пригороде, как называли его риэлторы с выбеленными зубами и провинциальными представлениями о Уолл-стрит. В сумерках я увидел глаза Энни и сразу все понял.

А может быть, я уже это знал.

– Ничего не говори, – попросил я и неуклюже обнял ее – единственное проявление любви, на которое я способен.

– Ребенок, – прошептала Энни. – Я пыталась с тобой связаться.

– Тише, ничего не говори. Я все знаю.

Мы стояли, обнявшись, на лестнице, пока не стало совсем темно и не затихла поливалка. Шум от дороги превратился в едва слышный шепот.

Позже, когда Энни наконец заснула в кровати, я присел за кухонный стол. Я был снова там, откуда все начиналось. Желание остаться здесь испарилось. Все, чего мне хотелось, – это сбежать. Сбежать туда, где правда, а не ложь, – твой главный враг.

Меня разбудили на рассвете. Не успел я продрать глаза, как снова надо садиться в «Тойоту» и ехать по горным дорогам. Во сне и наяву я вижу только горы. Молча мы едем по оранжевым долинам. Ранняя бесснежная весна. Повсюду песок и камни. Война закончена. Но политики оттягивают победу Давида над Голиафом. Маленькая победа в вечной борьбе за статус-кво. Моя миссия подходит к концу. Я попросил заменить меня кем-то, кто говорит на фарси или пушту. Но никому нет дела до того, на каком языке говорят в Афганистане. Важно лишь то, что красного дракона обратили в бегство. Мы добились результата. Наша миссия закончена.

Может, в Вашингтоне мне вручат медаль за заслуги перед Отечеством. Будущее пугает меня не меньше прошлого. Снова бумажная работа. Снова ожидание. Одинокие вечера в бунгало под аккомпанемент бесшумных шагов Энни по коврам. Вежливые разговоры, заканчивающиеся слезами. Объяснения, которых я не могу дать. Мысли о том, что я потерял две семьи, двоих детей. Мысли о дыме и вое сирен. Скуке и усталости. Бесконечное ожидание новой возможности забыться, исчезнуть, раствориться в новом бытии без прошлого и будущего.

За окном горы сменяются горами. Камни летят из-под колес. Мы движемся вперед, но я всегда остаюсь на прежнем месте.

19 декабря 2013 года
Брюссель, Бельгия

Георг протиснулся к барной стойке клуба «У Ральфа», усиленно помогая себе локтями, и помахал карточкой «Американ Экспресс». Вокруг него клубились раскрасневшиеся практиканты, которым брюссельская ночная жизнь была в новинку. Георг же был тут завсегдатаем. Рядом с ним у стойки оказался шумный ирландец с чересчур коротким галстуком, который на неправильном французском пытался привлечь внимание бармена.

«У Ральфа» был размером с две обычные гостиные, но там всегда тусили свежие практикантки, молодые сотрудники из разных европейских организаций, лоббисты, адвокаты. Для тех, кто хотел завести контакты, этот бар в парламентском квартале был обязателен к посещению. Да и Георгу он нравился. Здесь можно было и потусить, и закадрить молодых итальянок с темными глазами и глубокими вырезами блузок под пиджаками, и завести полезные знакомства.

Не прошло и минуты, как перед Георгом – к вящему неудовольствию ирландца – стояли два бокала шампанского. Еще пара секунд ушло на то, чтобы заплатить. Георг пожал плечами в ответ на вопросительный взгляд ирландца, но внутри его все ликовало. В этом месте он был королем. Королем.

Он потянулся, чтобы увидеть столик, от которого недавно отошел. Хорошо. Она все еще там. Метте. Так ее, кажется, зовут? Из Копенгагена. Практикантка при аппарате датского еврокомиссара. Превосходно. Полезный контакт и охрененная телка. Как же он любит свою работу. Бизнес и удовольствие. Визитку он уже получил, так что пришло время удовольствия.

Единственная проблема заключалась в том, что он совершенно ее не понимал. Ее датский в шумном баре невозможно было разобрать. Особенно под аккомпанемент Джастина Тимберлейка. Но переходить на английский было не комильфо. Нужно было притворяться, что понимаешь все скандинавские языки. И, судя по всему, у нее не было проблем с пониманием его шведского.

Ну ничего. Скоро он ее отсюда уведет. Предложит взять суши на вынос и поесть у него дома. Откроет бутылку шампанского. А потом и слова им не понадобятся. Есть плюсы в расположении твоей квартиры вблизи Пляс дю Люксембург.

Он уже почти дошел до столика, когда в кармане завибрировал телефон. С трудом пристроив бокалы в одну руку, он другой выудил сотовый. Кто, черт возьми, звонит в такое время? «Диджитал Солюшнс» – мигало на экране.

Черт. Хорошее настроение как рукой сняло. После ужина с Эпплби одна мысль об этой фирме вызывала у него стресс. Георг не успел ответить. Экран погас. На мгновение он решил сделать вид, что не слышал звонка. Но тут же в голове у него возник Эпплби с его акульими глазками. Георг вздрогнул. Подойдя к столу, он поставил один бокал перед Метте.

– Мне очень жаль, – сказал он, показывая на телефон, – но долг зовет.

Метте улыбнулась и пробормотала что-то неразборчивое на датском, что Георг истолковал как то, что она не возражает. Жестами он показал ей, что скоро вернется, и начал протискиваться мимо хорошо одетых гостей к единственной двери на улицу.

Снаружи было темно, холодно и на удивление безлюдно. Единственный признак жизни – очередь из такси перед спортбаром «Fat Boy’s» на другой стороне площади и нескольких заблудших душ, метавшихся между барами в не по погоде тонких пальто. Слева, подобно спящему колоссу, возвышался Европарламент. Георгу показалось, что он слышит его дыхание.

Георг поставил бокал с шампанским на пустой столик на улице. Моросил дождь. Он плотнее запахнул пиджак, прикурил красный «Мальборо» и глубоко затянулся сигаретой. Прежде чем он достал телефон, чтобы перезвонить, тот снова завибрировал. Георг сунул наушник хэндс-фри в ухо и бросил взгляд на часы – время понадобится для выставления счета за консультацию.

– Мистер Рейпер, – ответил он, – чем я могу вам помочь?

– Добрый вечер, мистер Лёв, – бесцветным монотонным голосом ответил Рейпер. – Извините за беспокойство. Вы не в офисе?

– Нет. Только что ушел. Но как я уже сказал в понедельник, мы в «Мёрчант-энд-Тэйлор» всегда к вашим услугам. Что я могу для вас сделать?

Отпив шампанского, Георг нагнулся, чтобы через стеклянную дверь посмотреть, стоит ли Метте по-прежнему за столиком. Но в темноте было ничего не разглядеть.

– Хорошо. Мистер Лёв, мне жаль портить вам вечер, но мне очень нужно с вами увидеться. Сейчас.

Настроение Георга было на нуле, когда он выжал педаль газа на своей «Ауди», прекрасно зная, что ему придется резко тормозить на следующем светофоре в пятидесяти метрах отсюда. Обычно кожаные сиденья и «Swedish House Mafia» из динамиков его успокаивали. Но не сегодня. Георг выключил музыку. Легкое опьянение от шампанского сменилось головной болью. Он достал две таблетки «Панодила» из кармана брюк и проглотил их, не запивая.

Обычно Георгу нравились неожиданные вызовы на работу. Нравилось ощущать себя незаменимым. Черт, он видел это в глазах Метте, когда извинялся, что ему нужно на встречу с клиентом. Восхищение. Желание. Он легко мог бы затащить ее сегодня в постель.

Но это не просто клиент. Если бы это был просто клиент, Георг позвонил бы Метте по дороге домой. Купил бы в ночном магазине бутылку «Боллингера». Прокатил бы ее на своей дорогой машине. Но «Диджитал Солюшнс» были не просто клиентом. Рейпер его пугал. И этот накачанный Джош тоже. От одной мысли о них у него появлялось неприятное ощущение в животе. И все эти документы под грифом «Секретно». И странный ужин с Эпплби. Впервые за долгое время у Георга было ощущение, что он идет по шатким мосткам.

Через четверть часа Георг свернул на авеню Мольер в квартале Исель. Он нечасто бывал в этой части города. Он, конечно, пару раз ел бранч в буржуазном «Кодроне» и ланч в американском дайнере на пляс Брюгман, но по большой части предпочитал оставаться в центре или парламентском квартале.

Тем не менее тут было мило. На авеню Мольер находились здания посольств. Улица со своими особняками в стиле ар-нуво и пышными деревьями впечатляла. Он где-то читал, что здесь самая дорогая в Брюсселе недвижимость.

Навигатор пискнул, свидетельствуя о том, что Георг на месте. Дом 222. Именно этот адрес дал ему Рейпер. Георг припарковал свою «Ауди» перед внушительным четырехэтажным особняком. К стилю ар-нуво Георг испытывал неприязнь. Было что-то жуткое в его готических линиях, круглых окнах и растительных мотивах. Все эти сложные орнаменты и тонкие железные украшения словно вырастали из здания. Спереди на фасаде выделялся огромный эркер с витражными окнами в два метра высотой. Плотные шторы были задернуты.

Георг покачал головой. Ему и так было не по себе. А тут еще и не видно, что происходит внутри дома. Кстати, дом явно был создан для Рейпера. От него тоже бросало в холод. Георг вышел из машины, которая запиралась автоматически с характерным звуковым сигналом, и поднялся на крыльцо. На массивной бронзовой табличке размером с лист А4 рядом с дверью значилось «Диджитал Солюшнс». Табличка выглядела новой. Как будто ее прибили вчера.

Георг позвонил в дверной звонок и удивился, услышав старомодное «динь-дон». Над дверью была камера. Она нервно дергалась, как будто управляемая невидимым джойстиком.

– Георг, добро пожаловать.

Ему открыл Джош, одетый в черные военные брюки и джемпер с надписью «NAVY» на груди. Он явно нервничал. Раскрасневшееся лицо. Растрепанные волосы. Словно только что с пробежки.

– Спасибо, – ответил Георг.

– Входите. Рейпер ждет вас в кабинете.

Джош бросил взгляд на машину Георга.

– Красивая машина. В кредит? Они вас там балуют в «Мёрчант-энд-Тэйлор».

Не дожидаясь ответа, он закрыл дверь и пошел впереди Георга по коридору. Кивнув, Георг последовал за ним. Ему было не по себе. Он чувствовал, что не владеет ситуацией. Он марионетка в их руках.

Джош толкнул массивную дубовую дверь в комнату, похожую на библиотеку в какой-нибудь английской деревенской усадьбе.

Красный протертый ковер на полу. Стены обиты темными деревянными панелями. Повсюду книжные полки без книг. Французские окна явно выходили в сад на задней стороне дома, но было слишком темно, чтобы сказать наверняка. Помимо шкафов, дивана и кресел – судя по всему, из «Икеи», – и огромного стола посреди комнаты, заставленного компьютерами и прочей электротехникой, в комнате ничего не было.

Рейпер сидел за черным ноутбуком, но встал, чтобы их поприветствовать.

– Мистер Лёв. Добро пожаловать в «Диджитал Солюшнс». Простите нас за беспорядок.

Он развел руками. Одет он был в черные брюки, как у Джоша, и черную футболку. Редкие седые волосы прилипли к черепу.

– Мы тут еще не полностью обустроились, и дизайн не моя сильная сторона.

Георг кивнул.

– Сколько у вас сотрудников? – спросил он, оглядывая помещение.

– Сложно сказать. Многие работают по контракту.

– А сколько сейчас в Брюсселе?

Головная боль усилилась. Как его достали все эти секреты.

– В данный момент нас в Брюсселе пятеро. Некоторые в командировках и на проектах. Давайте присядем. Мне нужно кое-что с вами обсудить.

Словно по сигналу, Джош вышел из комнаты, оставив их одних. Рейпер и Георг присели друг напротив друга в жесткие кресла кремового цвета. Между ними стоял старый журнальный столик. За окном снова начался дождь. Капли забили по стеклу. На улице была глубокая ночь.

– Прежде всего, спасибо за помощь с переводом, – сказал Рейпер. – Быстро и качественно.

Георг пожал плечами и попытался изобразить улыбку, несмотря на мигрень. Когда начнет действовать это чертово лекарство? Рейпер потянулся, сцепил руки на затылке и устремил взгляд в темноту за окном.

– Ненужную, разумеется. Но вы наверняка это и сами поняли.

Георг покачал головой и моргнул. Что он говорит?

– Простите? Что было не нужно?

– Не важно, – отмахнулся Рейпер. – Вы не глупы. Наоборот. Не гений, конечно, но интеллект явно выше среднего. Вы поняли, что эти документы секретные и что это преступление – читать их. Но это вас не остановило. Любопытно.

– Я… – начал было Георг и замолчал.

Пульс его участился. Георг словно скользил вниз с ледяной скалы. Ноги пытались найти опору, но продолжали соскальзывать в пропасть.

Рейпер поднялся с неожиданной проворностью и подошел к столу, на котором лежала желтая папка. Он рассеянно полистал ее, потом повернулся к Георгу и посмотрел прямо на него. В полумраке комнаты его глаза казались желтыми и светящимися. Как у кошки.

– Но чтобы продолжать сотрудничество, мне нужно быть полностью уверенным в вашей лояльности. На сто процентов. Мне нужны гарантии, если так можно выразиться.

Он вернулся в кресло и положил папку на столик перед Георгом.