Текст книги "О-Кичи – чужеземка (Печальный рассказ о женщине)"

Картина четвертая

В доме у О-Кичи и Цурумацу.

В глубине, в центре – вход. Справа – жилая комната, слева – парикмахерская. Вход в нее до половины занавешен.

Еще левее – кухня.

Декорации подготовлены заранее на задней части вращающейся сцены. Когда круг совершает полоборота, становятся видны дерево хурмы и навес, где помещается мастерская Цурумацу. Хурма покрыта молодой листвой, а персиковое дерево у колодца возле кухни стоит в цвету. Со времени событий, показанных в предыдущей картине, прошло несколько месяцев. Близится Праздник кукол.[72]72
  Праздник кукол. – народный праздник, отмечающийся ежегодно 3 марта. В этот день на специальной подставке выставляют различных кукол (только японских), девочки ходят друг к другу в гости, получают подарки и т. п.


[Закрыть] Яркий солнечный свет заливает комнаты. О-Кичи варит лекарственный настой на жаровне. Цурумацу лежит в постели в жилой комнате. Он приподнимается.

О-Кичи. Нет-нет, тебе нельзя вставать!

Цурумацу. Надоело все время лежать!

О-Кичи. А если болезнь вернется? Хуже будет!

Цурумацу. Да нет, я уже совсем здоров. Жара-то больше нет! О-Кичи. Какой ты, право!.. Ну ладно, пока пьешь лекарство, можешь немножко посидеть. Сию минуту будет готово. (Набрасывает на плечи Цурумацу теплое стеганое кимоно.)

Со стуком раздвигаются двери, и входит мальчик-посыльный.

Мальчик. Добрый день. Я – от Нисикавая… Просят вас прийти, только поскорей, сразу!

О-Кичи. Спасибо, что не забываете! Сейчас приду!

Мальчик. Просили, чтоб сразу!..

О-Кичи. Да-да, конечно!.. Тебе за труды спасибо!

Мальчик уходит.

Цурумацу. Нехорошо, что им приходится специально посылать за тобой… Я уже совсем здоров, ступай поскорей!

О-Кичи. Правда?…

Цурумацу (садится возле жаровни и приподнимает крышку котелка, в котором кипит отвар). И за лекарством я присмотрю, не беспокойся…

О-Кичи. Ну, тогда уж прошу…

Цурумацу. Ничего-ничего, как раз хорошо – будет мне занятие от скуки.

О-Кичи. Только не сиди слишком долго, а то как бы снова не простудиться. (Собирает парикмахерские принадлежности и выходит в прихожую.) На обратном пути купить еще?

Цурумацу. Нет, хватит, а то если жар спадет еще больше, так меня, пожалуй, шатать начнет…

О-Кичи (смеется). В самом деле? Ну, тогда я пошла… А ты выпей лекарство и сразу ложись, слышишь! (Уходит.) Цурумацу поправляет огонь в жаровне. С улицы доносится веселый голос продавца сладкого сакэ: «Белое сакэ, белое сакэ, из отборного риса!..»

Цурумацу. А хорошо встать после долгой болезни!.. (Потягиваясь, любуется цветами персика у колодца.)

Спустя некоторое время за дверьми слышен женский голос.

Голос. Добрый день!

Цурумацу. Кто там?

Голос. Мне хотелось бы причесаться!..

Двери раздвигаются, и входит О-Сай.

О-Сай. Что это, ты один?

Цурумацу. Это ты? (В замешательстве.) Нельзя тебе сюда приходить.

О-Сай. Но я беспокоилась, что с тобой…

Цурумацу. Ничего со мной не случилось, всего-навсего простудился… Ну, и никак не мог тебя известить.

О-Сай. Все-таки надо было дать мне знать, а то я ждала, ждала…

Цурумацу. Да я хотел, но не мог. О-Кичи сразу заметила бы…

Ну и удивила же ты меня!.. Сама пришла…

О-Сай. Что тут странного? Пришла причесаться! Здесь же парикмахерская!

Цурумацу. Так-то оно так, а все же… (Выливает лекарство в чашку.)

О-Сай. Кто же так делает? Все лекарство на дне осело. Дай-ка я!

Цурумацу. Шутишь, что ли? Люди увидят!..

О-Сай. А ты, я гляжу, из робких!

Цурумацу. Нет, право, нехорошо, что ты здесь! (Чтобы, скрыть свое смущение, усиленно дует на лекарство и пьет.)

О-Сай. Да почему же? Нельзя так грубо обращаться с клиентами!

Цурумацу. Не в грубости дело… Прошу тебя, уходи!

О-Сай. Вот это как раз и будет выглядеть подозрительно, если я уйду непричесанная… Люди подумают – зачем приходила?

Цурумацу. И то правда…

О-Сай. Раз уж пришла, мне наплевать – причешусь, тогда и уйду. Так будет гораздо лучше!

Цурумацу (растерянно). Вот не было печали!..

Оба молчат, испытывая неловкость.

О-Сай. Нет, в самом деле. Как странно! Сидим друг против друга, вдвоем… И даже чаю тебе налить нельзя… (Смеется.) Прямо не знаю, куда руки девать!

Цурумацу. Слушай, пересядь, пожалуйста, подальше!

О-Сай. Куда же еще дальше? Тут уж циновки кончаются… Лучше налил бы ты мне чашечку чаю! Сегодня ведь я клиентка!

Цурумацу. Ну уж нет!

О-Сай. Знаешь, это как-то слишком!..

Цурумацу. Чтоб я тебе чай подносил?! Глупости!

О-Сай. А ты попробуй разок для разнообразия!

Цурумацу (внезапно встает). Пойду работать!

О-Сай. Ты же болен!

Цурумацу. Ничего, уже поправился… И потом, если О-Кичи вернется и застанет нас здесь вдвоем, такое будет!.. (Сбрасывает спальное кимоно и надевает рабочую куртку.)

О-Сай. Ну, как знаешь… (Берет кимоно и хочет его сложить.)

Цурумацу (заметив). Эй, эй, перестань!

О-Сай. Что такое?

Цурумацу. Положи кимоно!

О-Сай. О, так что же, мне до твоего кимоно уже и дотронуться

нельзя? Цурумацу. Не в том дело… Если ты его сложишь, это вызовет

подозрение…

О-Сай (смеется). Хо-хо-хо…

Цурумацу (тоже смеется). Оставь!

О-Сай. Слушаюсь, слушаюсь! (Откладывает в сторону кимоно.)

Цурумацу сворачивает постель, относит вместе со спальным кимоно в угол и, обменявшись с О-Сай понимающим взглядом, выходит на улицу, в мастерскую.

Долгая пауза. Слышно шуршание рубанка Цурумацу.

О-Кичи (входит). Как, ты работаешь? Но ведь я же тебе строго-настрого говорила…

Голос Цурумацу. Да ничего уже! Осточертело лежать… К тому же работа срочная.

О-Кичи. Работа могла бы и подождать. А ну как опять заболеешь?

Голос Цурумацу. Говорят тебе, я здоров… Послушай, пришла О-Сай-сан. Обслужи ее поскорей!

О-Кичи. О, вот как? (Входит в дом.) Добро пожаловать! Простите, что пришлось вам так долго ждать!

О-Сай. Нет, ничего.

О-Кичи. Ох, беспорядок-то какой! (Убирает разбросанные вещи.) Ну, давайте! Прошу сюда! (Подает О-Сай подушку для сидения и начинает ее причесывать.) Как любезно с вашей стороны прийти в такую даль! Ведь поблизости от вашего дома тоже есть, наверное, много парикмахеров. Неправда ли?…

О-Сай. Нет, в нашем районе – ни одного хорошего парикмахера. Я уже давно собиралась к вам, но так далеко…

О-Кичи. Еще бы! Шуточное ли дело – прийти из-за реки, чтобы причесаться!.. Какую прическу сделаем?

О-Сай. «Лепесток гингко».

О-Кичи. Очень хорошо.

О-Сай. И потом, у вас так много клиентов… Вот я и думала – такой простой девушке, как я, пожалуй, и не дождаться…

О-Кичи. Ах, что вы такое говорите, О-Сай-сан! Уж для вас-то у меня всегда время найдется!

О-Сай. Ах, как я рада! Надо было мне раньше собраться, раз вы такая добрая! Нет, правда, ведь хочется причесаться по-настоящему, как в Токио, но в этом городе никто, кроме вас, не умеет…

О-Кичи. Ну что вы, не может быть… В начале осени… да, в начале осени… Вы тогда очень меня выручили. Муж мне рассказывал… Но мне было так стыдно… что даже не решилась поблагодарить вас.

О-Сай. Что вы, не стоит об этом вспоминать!

О-Кичи. Я, когда выпью, становлюсь на себя не похожа. Представляю, как вы были поражены!

О-Сай. Ну что вы!..

О-Кичи. Ах, простите меня… Вы причесаться пришли, а я завела такой разговор!

О-Сай. Не будем больше говорить об этом… Лучше расскажите мне что-нибудь интересное о Иокогаме, ведь вы там жили!

О-Кичи. Ничего там интересного нет. Я там только страдала.

О-Сай. Но ведь Иокогама, наверное, прекрасный город!

О-Кичи. Смотря для кого… По мне, так нет ничего лучше родных краев!

О-Сай. В самом деле?

Пауза.

О-Сай. Какие у вас красивые куклы!

О-Кичи. Ну что вы! Да их и выставлять бы не стоило… Так уж, только для порядка…

Они стараются поддерживать дружелюбную беседу, но разговор не клеится.

О^_Сай. Хорошая погода стоит!

О-Кичи. Да, правда!

О-Сай. Из всех весенних месяцев я больше всего люблю время Праздника кукол.

О-Кичи. Да, для женщины это самое приятное время, правда?

Пауза.

Неожиданно входит О-Фуку.

О-Фуку. Здравствуй!

О-Кичи. О, это ты, О-Фуку-сан! Вот хорошо!

О-Фуку. Сказала, что иду к тебе, насилу из дома вырвалась.

О-Кичи. Ну, поздравляю тебя!

О-Фуку. Перестань насмешничать! Я совсем не уверена – стоит ли поздравлять!

О-Кичи. Ну, если уж по случаю свадьбы не поздравлять!..

О-Фуку. Как набегаюсь по разным делам то сюда, то туда, так и сама не разберу, то ли я замуж вышла, то ли в служанки нанялась!

О-Кичи. Уж ты скажешь! Что-то непохоже!

О-Фуку. Нет, правда!

О-Кичи. Ладно, сделаю тебе высокую прическу «Симада», чтобы ты почувствовала себя и впрямь молодухой!

О-Фуку. Ни в коем случае!

О-Кичи. Как же ты хочешь причесаться?

О-Фуку. Поскромнее. Простым узлом.

О-Кичи. Ну вот, не успела прийти, уже надулась!.. (Смеется; закончив прическу, к О-Сай.) Простите, что задержала вас. Может быть, что-нибудь не так?

О-Сай. Нет, очень хорошо.

О-Кичи. Не стесняйтесь, я охотно поправлю! (Подносит сзади второе зеркало.)

О-Сай. Ах, как красиво! Спасибо! (Кладет деньги и встает, собираясь уходить.)

О-Кичи (курит трубк[73]73
  В старину многие женщины – в особенности пожилые, а также обитательницы «веселых кварталов», чайных домов, гейши – курили трубку, представляющую собой тонкий и довольно длинный чубук с насаженной на него под прямым углом миниатюрной трубкой. Нередко, сделав одну-две затяжки, передавали трубку товарке. Однако для молодых женщин из «благородного сословия» это не считалось хорошим тоном.


[Закрыть] у). Вам спасибо!

О-Сай. Прошу прощения, О-Фуку-сан!

О-Фуку. До свиданья.

О-Сай уходит.

О-Фуку. Сегодня у тебя оригинальная гостья!

О-Кичи. Кто, она?

О-Фуку. Угу.

О-Кичи. Хорошая у меня работа!.. Вот и ты заглянула, и она… В такую даль, из-за реки пришла!

О-Фуку. Но у тебя же полно работы и нет нужды в новых клиентах!

О-Кичи. Да, конечно, но знаешь, все равно приятно, когда еще одной клиенткой больше! (Откладывая трубку.) Hу, начнем! (Распускает волосы О-Фуку и начинает причесывать.)

О-Фуку. У меня к тебе просьба.

О-Кичи. Что такое?

О-Фуку. По правде сказать, сегодня я пришла не столько ради прически, сколько затем, чтобы поговорить с тобой… Ты ведь знаешь, наш дом уже совсем готов. Послезавтра – новоселье. Ну а праздник хочется отметить как можно торжественней. Все просят, чтобы ты непременно спела!

О-Кичи. Спасибо, но это невозможно.

О-Фуку. Почему?

О-Кичи. Я решила не выступать на праздниках.

О-Фуку. Ну, не говори так, обязательно приходи! А то мне достанется, скажут, не сумела уговорить…

О-Кичи. Право, мне очень жаль, но если я пойду, это может опять плохо кончиться. Поэтому я отказываюсь бывать там, где пьют. Стоит мне хоть малость захмелеть, и я сама не помню, что говорю, что делаю… Потом я готова умереть от стыда.

О-Фуку. Но ведь можно же не пить так много.

О-Кичи. Не получается. В конце концов всегда выпьешь лишнего… Вот и минувшей осенью я очень провинилась, пришлось потом горько каяться… С того случая я раз и навсегда покончила с сакэ. Удалось взять себя в руки, так что не уговаривай!

О-Фуку. Но хотя бы только спеть!..

О-Кичи. Нет.

О-Фуку. Столько людей мечтают тебя послушать! Неужели: тебе не хочется? Ведь о тебе даже песню сложили – «Неясный голосок О-Кичи…» Иметь такой прекрасный: голос и не петь…

О-Кичи. О-Фуку-сан, я больше не гейша. Я – парикмахерша, и другой работы мне не надо!

О-Фуку. Вот несчастье!..

О-Кичи. А я считаю, что мне лучше всего как можно старательнее заниматься этим делом!

О-Фуку. Вот как? Ну, знаешь, дорожить работой – это, конечно, очень похвально, но причесывать такую женщину, как эта…

О-Кичи. О чем ты?

О-Фуку. Да нет, ни о чем.

О-Кичи. В твоих словах какой-то намек… Сказки яснее!

О-Фуку. Ничего я не знаю.

О-Кичи. Нет, знаешь, иначе не говорила бы. Если не скажешь… Если не скажешь…

О-Фуку. Ай, больно! Не дергай так, больно ведь!

О-Кичи. Будешь говорить?! (Делает вид, что собирается снова дернуть О-Фуку за волосы.)

О-Фуку. Перестань! Вот, право, незадача…

О-Кичи. Мы же с тобой подруги. Как же ты можешь от меня скрывать…

О-Фуку. Я давно уже хотела… Слишком уж тебя жаль… Но понимаешь, в таких делах неизвестно что лучше – сказать или промолчать…

О-Кичи. Не беспокойся. Говори!

О-Фуку. Хорошо, только… (Прислушивается к шуршанию рубанка в мастерской.)

О-Кичи. Там не слышно. Не бойся.

О-Фуку (понизив голос). Слушай, когда ты ее причесывала, то ничего не заметила?

О-Кичи. Когда причесывала?…

О-Фуку. Да, это она, та самая, что делала сейчас у тебя «Лепесток гингко»… Разведенная женщина – это и впрямь опасно!.. Она и есть. Ой, больно!.. О-Киттцан!

О-Кичи (машинально продолжает натягивать волосы О-Фуку). Ну, что?

О-Фуку. Не тяни же ты так!

О-Кичи. Ах, прости… Значит, я причесывала женщину, укравшую у меня мужа? Какая же я дура! А я-то ничего не подозревала, старалась…

О-Фуку. Правда, правда, такую наглую женщину поискать!

О-Кичи. Спасибо. Хорошо, что ты мне сказала. Я и сама в последнее время частенько замечала – что-то неладно, но все-таки не думала, что мой муж… Мне казалось – уж он-то никогда… Так, понятно! Теперь я многое понимаю! (Как будто лишившись сил, роняет гребень.)

О-Фуку. Что с тобой?

О-Кичи внезапно отходит и присаживается возле жаровни.

Что с тобой, О-Киттцан?

О-Кичи. Ничего, затянусь разок.

О-Фуку. Курить?… Но ты же только начала меня причесывать… Закончи прическу, тогда кури себе на здоровье!

О-Кичи (с сердцем стучит трубкой о край жаровни). Ну что за спешка? Сейчас!

О – Фуку. Нет, все-таки не следовало рассказывать… Конечно, я тебя понимаю!.. Действительно… Как бы это сказать… Нехорошо…

О-Кичи. Ах, помолчи ты немного… Хватит! (Курит, глубоко затягиваясь.)

Пауза.

О-Фуку (не выдерживает). Вот горе-то! Что же мне делать? (Заглядывает в зеркало, перебирая пряди волос.) Не я же его у тебя украла! О-Киттцан, ну приди в себя!..

О-Кичи (внезапно отбрасывает трубку). Ладно, давай причешу!

О-Фуку. Подойти к тебе?

О-Кичи. Так и быть!

О-Фуку садится перед О-Кичи.

Сегодня хорошо не получится.

О-Фуку. Не важно, уж как-нибудь. Не могу же я выйти на улицу в таком виде.

Пауза.

О-Кичи. О-Фуку-сан!

О-Фуку. Что?

О-Кичи. Ведь ты мне друг. Расскажи все!

О-Фуку. О ней?

О-Кичи. Да. Давно это у них началось?

О-Фуку. Ну, такие подробности я не знаю…

О-Кичи. С Нового года?

О-Фуку. Похоже на то. Болтать-то стали недавно.

Пауза.

Ну, она-то – отпетая, тут и говорить нечего, но Цуру-сан тоже, доложу я тебе, хорош… Правда, что за мужчинами нужен глаз да глаз… Помнишь, например, того Хьюскэ-сана? Сколько у него было любовниц! То О-Саё-сан, то О-Мацу-сан, и сколько еще других!.. Что с тобой, О-Киттцан? У тебя такое лицо!

О-Кичи (с отсутствующим видом). Ну вот, готово!

О-Фуку. Да? Большое спасибо.

О-Кичи молчит.

Ну а как же насчет того, о чем я тебя просила?

О-Кичи, не отвечая, смотрит в сторону.

Придешь? Это послезавтра, постарайся!..

О-Кичи. Петь? Нет, уволь.

О-Фуку. Что ж, ничего не поделаешь. (Тихонько кладет плату за прическу.) Ну, до встречи… До свидания! Только, пожалуйста, никому не говори, что я тебе рассказала про О-Сай-сан! (Уходит.)

Звучит колокол в храме, возвещающий полдень.

Цурумацу (входит). Ух, и проголодался же я! Давай обедать! Рис, рис давай!

О-Кичи продолжает сидеть, не двигаясь.

Слышишь, полдень пробило… Ну же, О-Кичи!

В кухню входит торговец рыбой.

Торговец рыбой. День добрый! Имеется превосходный морской окунь, не желаете?

Цурумацу. Э-э… Нет, сегодня не надо. Как-нибудь в другой раз…

Торговец рыбой. Ну, тогда до свиданья!.. (Хочет уйти, подхватив под мышку свою дощечку.)

О-Кичи. Минутку!

Торговец рыбой. Да?

О-Кичи. Большой у вас окунь?

Торговец рыбой. Да нет, не слишком.

О-Кичи. Тогда дайте половину.

Торговец рыбой. С нашим удовольствием!

О-Кичи. Сделайте одну порцию сасими,[74]74
  Сасими – деликатесные части рыбы, нарезанные небольшими ломтиками. Едят в сыром виде, обмакивая в специальный соус. Считается дорогим и лакомым блюдом.


[Закрыть] остальное – в виде филе. (Идет в кухню, возвращается и подает торговцу тарелку.)

Торговец рыбой. Совсем свеженький… Вот, глядите! (С гордостью показывает куски рыбы, переложенные на тарелку.)

О-Кичи молча принимает тарелку, достает из кошелька деньги и отдает их торговцу. Тот роется в кармане своего фартука, позвякивая монетками, чтобы достать мелочь.

О-Кичи. Сдачу оставьте.

Торговец рыбой. Да?… Хорошо, в следующий раз сочтемся точно. Спасибо! До свиданья! (Уходит.)

О-Кичи перекладывает сасими на маленькую тарелочку и подает Цурумацу.

Цурумацу. Э, да у нас сегодня праздник! С чего это ты вздумала? В полдник мне достаточно риса.

О-Кичи. Зачем так говорить? Ведь я специально для тебя покупала!

Цурумацу. И то сказать, на сасими жаловаться не приходится, но все же…

О-Кичи молча снимает шнурки «тасуки»[75]75
  Специальные шнурки, а точнее, довольно широкие ленты, которыми подвязывали рукава кимоно, чтобы они не мешали во время работы.


[Закрыть] и пододвигает Цурумацу поднос.

На подносе?… Что-то ты сегодня церемонии развела!..

О-Кичи. Ладно, ешь и не рассуждай!

Цурумацу. И ты давай со мной вместе! До чего свежий!..

О-Кичи. Нет, я не буду.

Цурумацу. Да ведь ты тоже с утра ничего не ела…

О-Кичи. Сейчас не хочется.

Цурумацу. Ну кусочек сасими. До чего вкусно, жирно, сил нет! (Протягивает ей рыбу.)

О-Кичи. Нет, не хочу.

Цурумацу. Не хочешь?… (Пожимая плечами, кладет сасими в рот.) Вкуснотища!.. Недаром этот торговец гордится своим товаром. Еще чашечку риса!

О-Кичи накладывает ему рис. К двери дома подходит девушка.

Девушка. Э-э, можно причесаться?

О-Кичи. Извините. Сегодня никак нельзя…

Девушка. Тогда можно я приду завтра утром?

О-Кичи. Ах, знаете… Нет, в ближайшее время никак…

Девушка. Вот неудача!.. (Уходит, что-то недовольно бормоча.)

Цурумацу. Отчего ты не хочешь ее причесать?

О-Кичи. Не хочу, да и все!

Цурумацу. Но почему же?… Налей-ка чаю!

О-Кичи. А еще риса? Ты съел всего две чашки.

Цурумацу. Пока хватит. Наелся.

О-Кичи. Съешь еще! Ведь сегодня я в последний раз тебе подаю!

Цурумацу. Что такое?!

О-Кичи. Цуру-сан, я решила с тобой расстаться. По-хорошему, мирно.

Цурумацу. Что за глупости ты болтаешь?

О-Кичи. После моего ухода в доме останется все в порядке. Остальную рыбу я положила в соус, так что на сегодняшний вечер и на завтра, на утро, у тебя есть что кушать. Ну а дальше сами распоряжайтесь, как вам понравится.

Цурумацу. Послушай, О-Кичи, о чем ты толкуешь? Я не понимаю.

О-Кичи. Сегодня я трезвая, так что слушай меня очень внимательно.

Цурумацу. Это какое-то недоразумение! Ты что-то не так поняла!..

О-Кичи. Пусть я очень несообразительна, а все же не могу не догадаться, если пришлось причесывать твою любовницу.

Цурумацу, ошеломленный, вздрагивает.

О-Кичи. Нет, это я не из ревности… Раз у тебя появилась любовница, тут уж ничего не поделаешь. Вот я и говорю – расстанемся по-хорошему!

Цурумацу. Послушай, это ты об О-Сай-сан, что приходила сегодня? Так ведь она… Да я ни в коем случае… Послушай…

О-Кичи. Погоди, не надо ничего говорить. Если ты начнешь оправдываться, мне тоже, пожалуй, захочется кое-что сказать… И выйдет ссора.

Цурумацу. Да, но…

О-Кичи. Нет, это не только твоя вина. Между нами давно уже пролегла трещина.

Цурумацу молчит.

(Внезапно бросает взгляд на праздничных кукол, стоящих на комоде.) Позавидуешь куклам! Им никогда не грозит разлука! Помнишь, мы купили их на базаре, вечером, в Иокогаме? Был как раз канун Праздника кукол. Ты еще ворчал: зачем тащить лишний груз… Я и сама подумала – к чему нам куклы, ведь у нас нет детей. Но, не знаю почему, мне было приятно смотреть, как они сидят рядом – так мило, дружно, эти женщина и мужчина… Конечно, я понимала, что никогда не буду сидеть на окаймленных парчой циновках, как эти куклы. Но мне казалось – пусть на рогоже, на голых досках, лишь бы рядом с тобой, всегда вместе… Оттого я настояла на своем и купила их… Я радовалась нашей трудовой жизни, работала парикмахершей, не жалела сил. Как же я была наивна!

Цурумацу. О-Кичи, одумайся!

О-Кичи. Нет, не могу. Бесполезно.

Цурумацу. Теперь я совсем иначе…

О-Кичи. Я же сказала – это не только твоя вина. Мы с самого начала допустили ошибку… Мы с тобой – как порванный сямисэн.[76]76
  Имеется в виду полая часть сямисэна, на которую через деку натянуты струны.


[Закрыть] Сколько ни латай дырку – прежнего звука уже не будет!

Цурумацу молчит.

С тех пор как я пристрастилась к сакэ, после тех событий в Симоде, сколько бы я ни клялась – нельзя ручаться, что снова не стану пить… К тому же раз у тебя появилась любовница, дыра будет расти все больше и больше… Ничего не поможет… Покончим сразу… Так будет лучше для нас обоих… поверь мне… Да, ты ведь, кажется, хотел чаю?

Цурумацу (со слезами). О-Кичи!

О-Кичи. Не надо плакать. Я хочу, чтобы мы расстались с улыбкой! (Достает чайник и заваривает чай на огне жаровни.)

Несколько чаинок просыпалось, и от углей поднимается синеватый дымок.

Ой, ой, этот тоже дырявый… (Закашлявшись от дыма, встряхивает чайник, стараясь сдержать рыдания.)

Занавес

Действие четвертое

Картина первая

На втором этаже ресторана Суя, в Симоде. Поздний вечер. На почетном месте в центре комнаты, по углам которой горят толстые, дорогие свечи в подсвечниках, сидит Гэннодзё Сайто – он в европейском костюме, носит усы. Пониже разместились несколько гостей – это деятели местного масштаба; среди них – Камэкичи Такаги.

Первый гость. Во всяком случае в нынешней ситуации это вопрос жизни и смерти для всего края… Если нас лишат этой привилегии в пользу других провинций…

Сайто. Понимаю. Постараюсь сделать все, что от меня зависит. Я ведь долго служил здесь еще при старом режиме, хорошо знаком с местными условиями и не чувствую себя чужим… Приложу все усилия для успешного решения вопроса.

Все. Убедительно просим!

Входит служанка, отвешивает низкий поклон.

Служанка. Можно ли нести угощение?

Первый гость. Да, подавай! (К Сайто.) Снимите сюртук, ваше превосходительство, устраивайтесь поудобнее!

Сайто. Спасибо, спасибо!

С подносами в руках входят несколько гейш. В тот же миг снизу доносится какой-то шум, слышны возбужденные голоса.

Второй гость. Что там такое? В чем дело?

Первая гейша. Наверно, опять О-Киттцан…

Первый гость. О-Кичи?… Никакого сладу нет с этой женщиной!

Сайто. Как вы сказали – О-Кичи?…

Первый гость. Да.

Сайто. Кто такая эта О-Кичи?

Первый гость. Не хочется осквернять ваш слух рассказом о такой женщине. Люди прозвали ее «О-Кичи – Чужеземка»… Ничтожная пьянчужка.

Сайто. Значит, эта О-Кичи до сих пор здесь?

Первый гость. Вы ее знаете?

Сайто. Да, очень хорошо. Я слыхал, будто она уехала в Америку. Выходит, это неправда?

Первый гость. Ничего похожего… Она где-то отсутствовала лет шесть или семь, потом вернулась вместе с мужем, неким Цурумацу… Его вы тоже, может быть, знали.

Сайто. Да, знал. Чем он теперь занимается?

Первый гость. Он умер несколько лет назад. Развелся с О-Кичи, женился на другой женщине… Скончался скоропостижно, как раз в тот самый вечер, когда О-Кичи стала опять выступать как гейша в заведении Мисима…

Сайто. А-а, бедняга.

Первый гость. Если вы хотите узнать подробности об О-Кичи, то Такаги-сан приходится ей дальней родней и знает о ней лучше нас…

Камэкичи. Зачем говорить лишнее?!.. Я прекратил всякое общение с этой женщиной.

Сайто. Почему?

Камэкичи. Сколько у меня было с ней неприятностей! Она так пьет, что всякому терпению придет конец!

Первый гость. Такаги-сан много для нее сделал. Купил ей на свои деньги дом свиданий, но стоило ей утром открыть глаза, как она, даже не умывшись, присаживалась к бочонку сакэ. Ничего нельзя было с ней поделать!

Камэкичи. Если бы только это – еще полбеды! Стоило ей завидеть посетителя, как она начинала орать: «Эй, нечего жадничать! Пригласи гейшу и развлекайся как порядочный человек!» Очень скоро она вылетела в трубу!..

Сайто. Да, это на нее похоже!

Камэкичи. Потом она была парикмахершей, потом обучала танцам и пению, но когда напивалась, то болтала невесть что всем и каждому. Вскоре никто не захотел иметь с ней никаких дел. Теперь она скандалит на улице, пристает, чтобы купили ей сакэ, и утихомирить ее нет никакой возможности.

Сайто. Хм… Неужели она так опустилась? Очень прискорбно! Позовите-ка ее сюда, хорошо?

Первый гость. Сюда?!

Сайто. Хотелось бы взглянуть на нее… Ведь прошло столько лет!

Камэкичи. Нет, это невозможно. Вы поставите меня в неловкое положение. Такой женщине здесь не место!

Сайто. Я не стал бы ею интересоваться, если бы она жила на покое, но раз О-Кичи так обнищала, хочется ее немножко утешить.

Камэкичи. Вы, ваше превосходительство, наверное, представляете себе прежнюю О-Кичи… Впрочем, с ней и тогда уже трудно было поладить. А теперь ее лучше вообще не трогать. Так что не настаивайте, прошу вас!

Сайто. Ничего, меня это не смущает. Позовите, сделайте одолжение!

Камэкичи. Вы меня удивляете, ваше превосходительство! (Служанке.) Что ж, позови ее!

Служанка выходит.

Сайто. Знаете, господа, в свое время на счету этой женщины были большие заслуги… Отталкивать ее теперь только потому, что она пьет, было бы, пожалуй, несправедливо.

Камэкичи. Вы так считаете?

Сайто. Несколько лет назад, когда один бывший самурай убил в Эдо Хьюскена – переводчика, служившего у американского посла, – послы всех иноземных держав в знак протеста покинули Эдо, и только Харрис остался, сказав, что преступники бывают не только в Японии. Он даже не потребовал компенсации за это убийство… Чтобы иностранец проявил такое понимание нашей страны – этим, если хотите, мы тоже обязаны О-Кичи.

Первый гость. В самом деле… Тут нечего возразить… Но Харрису тоже не повезло.

Сайто. Да, говорят, он умер вскоре после возвращения в Америку.

Входит О-Кичи, в лохмотьях, пьяная. Ее сопровождает служанка.

О-Кичи. Кто это? Кому я понадобилась?

Служанка. Осторожней, О-Киттцан!

О-Кичи. Не бойся, не упаду.

Камэкичи. Не ори так! Тебя хочет видеть один благородный господин из Токио. Веди себя прилично.

О-Кичи. А-а, и ты здесь?

Камэкичи. Поклонись его превосходительству, слышишь!

О-Кичи молча смотрит на Сайто.

Сайто. О-Кичи! Сильно як ты изменилась!.. Впрочем, я тоже уже не тот. Что скажешь? Узнаешь меня?

О-Кичи по-прежнему молча смотрит на Сайто.

Что, не узнала? Я – Сайто.

О-Кичи. Я вас не знаю.

Сайто. Не знаешь? Меня не знаешь? Не может быть! Ну, ясно, время сейчас другое, я тоже, конечно, выгляжу совсем иначе, чем раньше… Посмотри хорошенько…

О-Кичи (без всякого выражения). Я вас не знаю.

Сайто. Хм… Здорово же ты отупела…

О-Кичи молчит.

Ну а господина Иса ты помнишь?

О-Кичи. Да, пожалуй… Господина Иса я помню.

Сайто. Было время – еще до Реставрации,[77]77
  Поскольку буржуазная революция 1868 г. лишила власти феодалов, «узурпировавших» ее еще в XIII веке, и юридически вновь передала верховную власть императорскому дому, в официальной японской историографии эти события именуются Реставрацией. Такое наименование вошло и в бытовой, повседневный язык.


[Закрыть] – он принимал в тебе большое участие!

О-Кичи. Где он сейчас?

Сайто. Точно не знаю. Говорят, живет где-то в добровольном изгнании в Энею, но это всего лишь слух… Человек он образованный и достойный, но уж больно несовременный! Все придерживается старых устоев – дескать, «верный вассал не служит новому господину»!.. А мог бы преуспеть в жизни… Жаль, очень жаль.

О-Кичи. Каме-сан, угости меня табачком, а?

Камэкичи. А твой кисет где?

О-Кичи. Обронила, наверное, когда ругалась там, на улице!

Камэкичи. Только трубки у меня нет.

О-Кичи. А я трубку и не прошу. Ты табаку дай!

Камэкичи (протягивает ей кисет). Вот надоела!

Сайто. На, О-Кичи, возьми! (Заворачивает банкноту в тонкую бумагу и бросает ей.)

О-Кичи. Что это?

Сайто. Знак признательности с моей стороны. Купи себе табаку.

О-Кичи. О-о! Премного обязана! (Набивает табаком трубку, поднимает брошенную Сайто бумагу, подносит, не развернув, к свече и спокойно прикуривает.)

Камэкичи. Что ты делаешь?! Ты что, спятила? (Поспешно гасит горящие деньги.) Ну можно ли вытворять такое!

О-Кичи (пуская кольца дыма). Блаженство!.. Ты, наверное, никогда в жизни так не курил! Хочешь, дам разок затянуться?

Камэкичи. О-Кичи, перестань дурить, слышишь! Разве можно жечь деньги?

Сайто. Да, похоже, она и впрямь далеко зашла… О-Кичи, неужели тебе не стыдно?

О-Кичи. А вам, господин?

Сайто. Что такое?!

О-Кичи. И ты еще говоришь о стыде!.. А помнишь, как вы всем скопом набросились на О-Кичи, чтобы бросить ее в огонь? «Деньги жечь стыдно…» А живого человека – не стыдно?

Первый гость. Не смей дерзить его превосходительству, не то…

Сайто (как будто не придавая значения словам О-Кичи). Ничего-ничего. Несчастная женщина!

О-Кичи. Смотри-ка, какую важность на себя напускает! Не очень-то задавайся! Сводник! Сделал карьеру на том, что поставлял содержанок!

Камэкичи. Замолчи, слышишь!

О-Кичи. Отстань! Сам заткнись!

Сайто (громко смеется). Ты все помнишь прежнего Сайто… Верно, верно, в свое время пришлось немало с тобой пререкаться. Но с тех пор я стал много старше. Да и времена изменились. Я уже не тот мелкий чиновник, каким был раньше.

О-Кичи (поет).

 
Не трепли языком,
Понапрасну не болтай,
Рис грошовый покупаешь,
Так что много не болтай!
 

Сайто. Я вижу, ты обижена на весь мир. Что ж, тебя можно понять, можно понять… А я вот рассказывал этим господам о твоих заслугах. Не надо видеть во всем только дурное. Смотри на жизнь помягче, добрее… Я очень тебе сочувствую. И постараюсь помочь, чем смогу. Так что говори без стеснения, чего бы ты хотела!

О-Кичи (презрительно сплевывает). Ишь, как красиво рассуждает на людях, можно подумать, что и правда добряк!.. Брось эти речи! Сам столкнул меня в яму, а теперь, видите ли, жалеет: «несчастная», «бедная»… Не смей жалеть меня, понял?! Был зловредным, так зловредным и оставайся! (Со слезами в голосе.) Мне… мне это гораздо приятней!

Камэкичи. Ну-ну, что с тобой?

О-Кичи. Сволочь! По-твоему, женщина – это игрушка? Не на такую дуру напал!

Сайто. Хм, дело плохо. Когда человек теряет способность понимать доброту, это конец… Подумать только, чтобы такая женщина дошла до столь жалкого состояния… Право, я огорчен до слез… Что сказал бы господин Иса, если б узнал об этом?… Так вот что стало с О-Кичи – Голосистой пташкой!

О-Кичи. Не с «Голосистой пташкой», а с «госпожой Токивой»!.. Помнишь, как вы меня улещали, как называли госпожой Токивой и еще какой-то там китаянкой!.. Как уговаривали: «Только ты спасешь положение!» Знатная получилась Токива!..

Сайто. Безрассудная женщина! Тебе платили такое жалованье, что хватило бы безбедно прожить всю жизнь, а ты что сделала?

О-Кичи. Болван! Разве я могла беречь эти деньги?

Сайто. Отчего же ты не покончила с собой? Все лучше, чем пасть так низко! Ведь ты воспитывалась в семье, не чуждой самурайских традиций. Должна бы усвоить в какой-то мере самурайский дух, обычаи самураев… Если тебе было так мучительно прислуживать чужеземцам, почему ты не предпочла умереть благородной смертью? Тогда не пришлось бы покрыть себя таким позором при жизни!

О-Кичи. Нет, помирать я не собираюсь. Раньше я хотела, но теперь, когда так опустилась, стала дорожить жизнью. Пусть люди смотрят, пусть весь мир видит, кто столкнул меня в эту пропасть! Как со мной поступили… Да нет, не только со мной – со всеми женщинами вообще!

Сайто. Нет, я вижу, бесполезно с ней толковать!

Камэкичи. Я же с самого начала предупреждал вас – не надо ее звать! Только и остается, что завернуть в рогожу да выбросить подальше на свалку!

О-Кичи. Меня? В рогожу?… Вот и хорошо, и прекрасно! Для такой пропойцы, как я, помереть под рогожей – самое большое желание! (Валится на пол возле входа на лестницу.)

Первый гость. Ну, что ты будешь с ней делать!.. Эй, кто-нибудь! Выведите ее отсюда!

Служанка. Слу… слушаюсь! О-Киттцан, не надо лежать здесь, нехорошо! Пойдем вниз! (Старается поднять О-Кичи.)

О-Кичи. Отвяжись! Пусти, говорю!

Камэкичи. Ступай, слышишь! Уходи!

О-Кичи. Не пойду! Сами позвали, а теперь гнать?

Второй гость (приближается к О-Кичи). Ты мешаешь ходить. Сказано тебе, пошла вон!

О-Кичи. Хочешь, значит, пройти? Ну, так прямо по мне и шагай!

Второй гость. Что-о?…

О-Кичи. Для вас женщина все равно что грязь, прах… А раз грязь, отчего же не наступить? Сколько раз уже наступали, топтали… Ну, давай, давай!