Текст книги "История философии. Немецкая философия от Шеллинга до Бенеке. Второй том, 2 часть"

Несомненным усовершенствованием его учения явилось то, что Шеллинг вернулся от предположения о двух основных науках. Ведь если природа, которая становится объектом, и разум, который становится субъектом сознательного воображения, – одно и то же, то задача, которую должна решить трансцендентальная философия, а именно показать, как субъект обретает объект и тем самым становится реальным субъектом, ничуть не отличается от задачи, поставленной перед натурфилософией, а именно показать, как объект становится объектом для субъекта и тем самым реальным объектом. Построения обеих наук имеют одну и ту же конечную точку: сознательно воображаемую природу и сознательно воображаемый разум в их единстве в сознательном воображении. Обе науки в своих построениях должны исходить из одной и той же точки. Ибо натурфилософия должна исходить из того, что само по себе еще ни в коей мере не является объектом для субъекта, а только начинает им становиться, а трансцендентальная философия должна исходить из того, что само по себе еще ни в коей мере не является субъектом, поскольку у нее еще нет объекта, который необходим ей для того, чтобы быть субъектом; Но то, что сначала становится объектом, порождая из себя принадлежащий ему субъект, и то, что сначала становится субъектом, порождая из себя принадлежащий ему объект, – это, по Шеллингу, одно и то же: Абсолют, тождество сознательно воображаемого субъекта и сознательно воображаемого объекта, который как таковой еще не является ни тем, ни другим, ни сознательно воображаемым субъектом, ни человеческим «я», ни сознательно воображаемым объектом, ни совершенной природой, но сначала превращает себя в обоих, и действительно превращает себя в каждого из них, превращаясь в другого. Обе науки конструируют один и тот же процесс развития, процесс развития Абсолюта, который на самом низком уровне может быть понят и как продуктивная или реальная деятельность, или как объект, для которого еще не хватает субъекта, и как идеальная деятельность или бессознательное созерцание, или как субъект, для которого еще не хватает объекта, бытию, которое есть материальная природа и в высших образованиях этой материальной природы, человеке, порождает сознательное воображение, объектом и субъектом которого оно является, – историю бытия Абсолюта, которая есть история его самосознания. Шеллинг отнюдь не считал, как это может показаться на первый взгляд из выражения, что натурфилософия и трансцендентальная философия различаются противоположными направлениями своих задач, что процесс развития Абсолюта должен быть построен натурфилософией только по прогрессивному методу, а трансцендентальной философией – по регрессивному методу. Трансцендентальная философия тоже должна подняться до понятия Абсолюта, чтобы воспроизвести развитие последнего в самосознающее «я» (точнее, во множественность самосознающих «я»). Различие существует лишь постольку, поскольку натурфилософия поднимается сначала от объекта, как он присутствует в сознательном восприятии, т.е. от законченной природы, а трансцендентальная философия – от сознательно воображающего субъекта, законченного «я», к абсолюту, или, что то же самое, поскольку первая подходит к своей задаче – повторению процесса развития абсолюта в мышлении – от материалистического, а вторая – от идеалистического представления о вещах. Для решения этой задачи это различие имеет лишь то следствие, что ступени развития Абсолюта в натурфилософии обозначаются физически, в трансцендентальной философии психологически, что, например, то, что в развитии Абсолюта как природы называется электричеством, в развитии его же как интеллекта называется ощущением (именно бессознательным ощущением всеобщего духа).

Эта точка зрения подтверждается системой трансцендентального идеализма и последующими работами. Метод трансцендентальной философии, поясняет система, он состоит в том, чтобы вести «я» от одной ступени самоощущения к другой до того момента, когда оно позиционируется со всеми детерминациями, содержащимися в свободном и сознательном акте самосознания. Первым, из которого исходит вся история интеллекта, является акт самосознания, в той мере, в какой он не свободен, но еще бессознателен. В этом акте Я представляет собой как бы точку, с которой начинается построение материи. Продуктом первых актов Я является материя, Я конструирует себя, конструируя материю, Я остается тождественным с материей в первых актах, посредством которых оно конструирует себя.

Материя – это погасший дух, или, наоборот, дух – это материя, видимая только в своем становлении. «Увидеть объективное в его первом возникновении, говорится в очерке об истинном понятии натурфилософии, можно, только депотенцировав объект всякого философствования, находящийся в высшей потенции – Я, и построив его с самого начала с этим объектом, сведенным к первой потенции». «Благодаря тому, что чистый субъект-объект постепенно становится полностью объективным, …. идеальная (созерцательная) деятельность сама собой поднимается до „я“, т.е. до субъекта, для которого этот субъект-объект (это идеально-реальное) сам является объектом. Таким образом, с точки зрения сознания природа представляется мне объективной, а „я“ – субъективным; поэтому с этой точки зрения я не могу выразить проблему натурфилософии иначе, чем так, как она выражена во введении к моей системе идеализма, а именно: позволить субъективному возникнуть из объективного. В переводе на высший философский язык это означает примерно следующее: позволить субъекту-объекту сознания возникнуть из чистого субъекта-объекта». «Даже в системе идеализма, для того чтобы привести теоретическую часть, я должен был позиционировать „я“ … как бессознательное. Но Я, в той мере, в какой оно бессознательно, не есть – Я; ибо Я есть субъект-объект лишь постольку, поскольку оно осознает себя таковым. Акты, которые существуют как акты Я… на самом деле являются актами чистого субъекта-объекта и как таковые еще не являются ощущениями, восприятием и т.д., которыми они становятся только через возвышение в сознание».

Хотя между задачей, которую Шеллинг ставил перед трансцендентальной философией, и задачей, которую он ставил перед натурфилософией, нет никакой разницы, тем не менее разница, и весьма существенная, между теми объяснениями, которые он давал этим двум наукам. Трансцендентальная философия не ограничивается в своей реализации решением поставленной перед ней задачи. Она полагает, что еще не достигла своей цели построением «Я», ставшего сознательным и тем самым только действительно ставшего «Я», но хочет также стать учением о сознательной духовной жизни и в этом качестве заложить основу для учения о праве, учения о морали, философии истории и философии искусства.

После того как Шеллинг признал, что трансцендентальная философия, в той мере, в какой она показывает, как «я» производит объект своего воображения и тем самым достигает сознания, совпадает с натурфилософией, она, следовательно, не была для него совершенно излишней. Она стала для него наукой, вытекающей из натурфилософии, только благодаря выделению из нее раздела, который мог быть только повторением натурфилософии. Теперь он различал две части всей системы философии: реалистическую, образованную натурфилософией, и идеалистическую, начало которой было связано с концом последней. «Задача, говорит он в работе об истинном понятии натурфилософии, состоит в следующем: сделать субъект-объект таким объективным и вывести его из самого себя до той точки, где он совпадает с природой (как продуктом) в одно; точка, где он становится природой, есть также точка, где неограниченное в нем поднимается до ego и где совершенно исчезает противоположность между ego и природой, совершающаяся в обыденном сознании, natura – ego, ego – natura. С этого момента, когда все, что в природе еще является деятельностью (не продуктом), перешло в Я, природа продолжается и живет только в Я; Я теперь едино и все, и в нем все решено. Но именно с этого момента начинается идеализм». «Система познания может… иметь только две основные части: чисто теоретическую, или реалистическую, и практическую, или идеалистическую…. Только не следует думать, что эти части так разделены в самой системе, как я их здесь представляю. В последней существует абсолютная преемственность, это непрерывный ряд, восходящий от простейшего в природе к высшему и наиболее сложному – произведению искусства».

В настоящем изложении мы не пытаемся вникнуть в путаницу натурфилософских рассуждений и построений первого проекта, введения к нему и написания «Общей дедукции динамического процесса или категорий физики», которая также относится к периоду согласования натурфилософии и трансцендентальной философии. По названию последней работы можно лишь заметить, что под динамическим процессом Шеллинг понимает олицетворение магнитных, электрических и химических явлений, единственных примитивных явлений природы, которые есть не что иное, как постоянное и на различных стадиях повторяющееся самосозидание материи, причем так, что посредством магнетизма материя приобретает размеры длины, посредством электричества – ширины, через химический процесс – глубину, – и среди категорий физики эти три понятия построения материи (магнетизм, электричество, химический процесс), с которыми вместе с тем, поскольку даже органическая природа есть не что иное, как повторяющаяся в высшей потенции неорганическая природа, даны в общем виде и понятия построения органического продукта (а именно чувствительность, раздражимость и инстинкт образования). В системе трансцендентального идеализма, однако, содержатся идеи, которые даже при изложении учения Шеллинга, ограничивающемся его основными чертами, нельзя полностью игнорировать.

Трансцендентальная философия, как поясняет Шеллинг во введении к системе трансцендентального идеализма, должна прежде всего объяснить, как возникает первое и самое первоначальное из наших убеждений – убеждение в бытии вне нас мира вещей, с которым соотносятся наши представления. «Так как возможность опыта основывается на предположении, что вещи именно таковы, какими мы их себе представляем, что мы познаем вещи такими, каковы они сами по себе (ибо чем был бы опыт и куда заблудилась бы, например, физика без предположения об абсолютном тождестве бытия и явления?), то решение этой задачи тождественно с теоретической философией, которая должна исследовать возможность опыта». Из результата этой первой части трансцендентальной философии вытекает новая задача, которая также состоит в объяснении исходного убеждения, а именно убеждения, что идеи, возникающие в нас без необходимости, через свободу, могут переходить из мира мысли в действительный мир и достигать объективной действительности, что таким образом не только наши идеи направлены на вещи вне нас и соотносятся с ними, но и, наоборот, вещи вне нас направлены на наши идеи, в том смысле, что они изменяются под действием их причинности. Поскольку возможность всякого свободного действия покоится на этом втором исходном убеждении, то решение задачи, связанной с ним, и есть практическая философия. Но при наличии двух исходных убеждений, которые должны быть объяснены в теоретической и практической философии, мы оказываемся, продолжает Шеллинг, втянутыми в противоречие. Ибо как возможно господство мысли или идеального над миром чувств, которого требует убеждение в возможности свободного действия, если представление уже по своему происхождению является лишь рабом объективного? И наоборот, как может представляемый нами мир быть чем-то совершенно независимым от нас, на что ориентированы наши представления, если он может быть ориентирован в соответствии с представлениями в нас? Как же тогда одновременно могут существовать истина в нашем познании и реальность в нашем волеизъявлении? Это противоречие должно быть разрешено, и поэтому трансцендентальная философия должна иметь третью часть, которая не является ни теоретической, ни практической, но одновременно и той, и другой, и образует связующее среднее звено между теоретической и практической философией (как в системе Канта, в «Критике способности суждения»). Указанное противоречие теперь может быть разрешено только предположением, что деятельность, продуктивная в свободном действии с сознанием, тождественна деятельности, продуктивной в производстве мира без сознания. Но тогда это тождество должно проявиться в продуктах бессознательной деятельности, а они должны проявиться как продукты деятельности, которая одновременно является и сознательной, и бессознательной. «Природа в целом, как и отдельные ее продукты, должна будет предстать как произведение, созданное сознанием, и в то же время как продукт самого слепого механизма; она целеустремленна, не будучи целеустремленно объяснимой. Философия целей природы, или телеология, является поэтому точкой соединения теоретической и практической философии». Но тождество бессознательной деятельности, посредством которой производится природа, и сознательной деятельности, выражающейся в воле, должно быть доказано и в принципе трансцендентальной философии – «я»; в самом сознании должна быть доказана деятельность, которая одновременно является и сознательной, и бессознательной. Это действительно так. Ибо такая деятельность есть эстетика и только она.

«Идеальный мир искусства и реальный мир предметов являются, таким образом, продуктами одной и той же деятельности; встреча их (сознательного и бессознательного) без сознания дает реальный мир, с сознанием – эстетический мир. Объективный мир есть только первоначальная, еще бессознательная поэзия духа; общий органон философии – и краеугольный камень всего ее свода – философия искусства».

Источник знания или, по его выражению, орган трансцендентальной философии Шеллинг находит в интеллектуальном созерцании. Интеллектуальное, поясняет он, ссылаясь на «Введение в учение о науке» Фихте, – это такое созерцание, которое в целом свободно продуктивно и в котором производящее и производимое – одно и то же. Таким наблюдением является «я», поскольку «я» есть не что иное, как знание о самом себе, знание, которое одновременно производит себя как объект: «я» – это постоянное интеллектуальное созерцание. В соответствии с этим, как пояснил Фихте во введении к учению о науке, каждый человек должен обладать этой способностью, поскольку каждый человек – это «Я». Мнение Шеллинга, однако, не таково. «Почему, – говорит он, – нечто таинственное – особое чувство, даваемое лишь некоторым, – было понято с этой точки зрения, сказать нельзя, кроме того, что некоторые действительно лишены его, что, однако, несомненно, так же мало смущает, как и то, что они лишены какого-либо другого чувства, в реальности которого можно так же мало сомневаться». Даже согласно более подробному описанию интеллектуального восприятия, которое он дает, человек не обладает им просто в силу того, что является Я. Ведь интеллектуальное созерцание предполагает, во-первых, свободное производство первоначальных актов, посредством которых Я, еще не будучи Я, порождает природу и череда которых в то же время составляет его собственную историю, и, во-вторых, рефлексию по поводу этого производства. Благодаря этой постоянной двойственности производства и созерцания то, что в противном случае ничем не отражается, становится объектом. Это отражение абсолютно бессознательного и беспредметного возможно только через эстетический акт воображения. «Философия, таким образом, так же, как и искусство, основана на производительной силе, и различие между ними заключается лишь в различном направлении производительной силы. Ведь если в искусстве производство направлено вовне, чтобы отразить бессознательное в продуктах, то в философии оно направлено непосредственно внутрь, чтобы отразить его в интеллектуальном созерцании. Поэтому подлинным смыслом, с которым следует понимать такого рода философию, является эстетический смысл, и именно поэтому философия искусства является подлинным органоном философии. Из обыденной реальности есть только два выхода: поэзия, переносящая нас в идеализированный мир, и философия, благодаря которой реальный мир полностью исчезает перед нами. Непонятно, почему чувство философии должно быть более распространено, чем чувство поэзии, особенно среди того класса людей, которые полностью утратили эстетический орган либо благодаря произведениям памяти (ничто не убивает продуктивность более мгновенно), либо благодаря мертвой спекуляции, уничтожающей всякое воображение». К двум видам деятельности, объединенным в интеллектуальном созерцании – свободному производству первоначальных актов интеллекта и рефлексии по поводу этого производства, – Шеллинг позднее добавил (о чем подробнее будет сказано в следующем разделе) третий: абстрагирование самого Я, которое и созерцает, и созерцается, так что единственным объектом интеллектуального созерцания остается бессознательный абсолютный субъект-объект, который производит природу и сознательные существа.

В теоретической части системы выделяются три эпохи в истории самосознания. Первая идет от первоначального восприятия (т.е. бессознательного восприятия абсолютного субъекта) к завершению продуктивного восприятия и включает в себя те действия, которые имеют место в натурфилософии как конструирование материи в соответствии с тремя модусами магнетизма, электричества и химического процесса. Второй идет от продуктивного восприятия к рефлексии. В него попадает продуктивный тон органической природы, и он завершается тем, что интеллект производит организм (конечно, бессознательно), в который втягивается весь его мир, который непосредственно тождествен ему и который, полностью теряя себя в нем, т.е. не приходя еще к созерцанию самого себя, он рассматривает как полностью тождественный себе. На этом круг производства интеллекта завершается. Следующей серией действий он полностью отрывается от производства и, таким образом, приходит к представлению о себе как об активном производстве или, что то же самое, к осознанию того, что он до сих пор производил. Этот ряд действий составляет третью эпоху, которой Шеллинг дал название: Bon der Reflexion bis zum absoluten Willensakt. Как интеллект может прийти к точке зрения рефлексии, т.е. начать эту серию действий, не может быть объяснено в теоретической философии. Ее задача должна состоять лишь в том, чтобы показать, что будет в интеллекте при борном предположении, что возвышение до позиции рефлексии возможно и действительно имеет место.

Для того чтобы прийти к самому себе, обнаруживает Шеллинг, работая над этой задачей, интеллект должен отделить свое действие как таковое от того, что возникает для него в этом действии, – продукта или объекта. Такое отделение в просторечии называется абстракцией. Таким образом, первым условием рефлексии является абстрагирование. То, что возникает у нас, когда мы отделяем действие как таковое от того, что возникло, называется понятием. Таким образом, абстракция – это отделение понятия от его объекта. Это отделение происходит через суждение, которое опосредовано схематизмом. Однако следует различать эмпирическую и трансцендентальную абстракцию и, соответственно, эмпирический и трансцендентальный схематизм. Эмпирическая абстракция – это отделение конкретного действия от его конкретного продукта или отделение конкретного понятия от его конкретного объекта.

С другой стороны, трансцендентальная – это отделение способа действия, посредством которого возникает продукт вообще, от продукта вообще, или отделение понятия вообще от объекта вообще. Способы действия интеллекта, которые отделяются трансцендентальной абстракцией, являются категориями или понятиями a priori; трансцендентальная способность к абстракции есть, следовательно, способность к понятиям» priori, которая так же необходима каждому интеллекту, как и самосознание.

Через трансцендентальную абстракцию эмпирическое и его результат, эмпирические понятия и суждения, поднимаются до сознания, в то время как их собственные результаты, понятия» priori», остаются бессознательными. До этого момента до сознания эмпирической абстракции и того, что из нее вытекает, доходит обыденное сознание. То, что трансцендентальная абстракция, через которую постулируется все, что происходит в эмпирическом сознании, сама снова приходит в сознание, не является необходимым и поэтому не принадлежит к обыденному сознанию. Там, где трансцендентальная абстракция достигает сознания, это может произойти только случайно. Поэтому акт, посредством которого она поднимается до сознания, может быть только таким, который не вытекает ни из какого другого акта в самом интеллекте, т.е. абсолютным актом для самого интеллекта. «Но так как это действие, являющееся абсолютной абстракцией, именно потому, что оно абсолютно, уже не объяснимо ни из какого другого в интеллекте, то цепь теоретической философии здесь обрывается, и по отношению к ней остается только абсолютное требование: такое-то действие должно произойти в интеллекте, но именно этим теоретическая философия переступает свой предел и переходит в область практической философии, которая одна предъявляет категорические требования». Теоретическая философия, гипотетически предположив, что такое действие есть в интеллекте, должна лишь ответить на вопрос, как интеллект будет находить себя и мир объектов в соответствии с ним. Ответ состоит в том, что интеллект своим абсолютным действием возвышается над всем объективным, не исчезая при этом для него. Он осознает себя ограниченным объективным миром». Здесь, таким образом, объективный мир и интеллект в самом сознании впервые сталкиваются друг с другом, подобно тому как мы находим его в сознании через первую философскую абстракцию. Интеллект теперь способен образовать трансцендентальную абстракцию, но это происходит уже через свободу, причем в определенном направлении свободы. Это объясняет, почему понятия a priori возникают не в каждом сознании и почему они не всегда и не обязательно возникают в любом сознании. Они могут возникнуть, но не обязательно должны возникнуть». -Практическая философия не обязательно должна быть использована для объяснения происхождения сознания вообще. Только абсолютный абстрактный тон, посредством которого «я» возвышается над всеми объектами, предполагается как действие, которое не может быть объяснено никаким другим действием интеллекта, а обычное сознание предполагается существующим до абсолютного абстрактного тона. Но это не согласуется с началом построения третьей эпохи. Ведь там говорилось, что в теоретической философии невозможно объяснить, как Я может достичь точки рефлексии, то есть как оно вообще может вступить в эпоху, которая должна найти свое завершение в абсолютной абстракции. Точно так же начало практической философии не совпадает с концом теоретической философии, поскольку здесь абсолютная абстракция описывается не как начало более высокого уровня сознания, а сознания вообще.

Практическая философия начинается с изложения и доказательства положения о том, что абсолютная абстракция, начало сознания, может быть объяснена только из самоопределения или действия интеллекта на самого себя, то есть, поскольку самоопределение интеллекта означает воление в самом общем смысле этого слова, из первоначального воления. Таким образом, система трансцендентального идеализма придерживается объяснения происхождения сознания, уже данного в «Трактатах об объяснении идеализма учения о науке» (см. выше с. 261). Кроме того, практическая философия в согласии с естественным правом Фихте показывает, что акт самоопределения или свободного действия интеллекта на самого себя может быть объяснен только определенным действием интеллекта вне его, и поэтому в качестве условия возможности сознания должно быть принято большинство индивидуальных интеллектов, действующих друг на друга посредством свободы. «Насколько определенен один интеллект со всеми выведенными нами детерминациями его сознания, настолько же определенны и другие интеллекты с теми же детерминациями, ибо они являются условиями сознания первого, и наоборот». Все индивидуальные интеллекты имеют объектом своего созерцания один и тот же мир; они отделены друг от друга только своими индивидуальными особенностями; то, что останется, если их отнять, является общим для всех: это чистое «я», к которому они все как бы прикладываются. Дальнейшие исследования этой части системы завершаются дедукцией морального закона и закона права, которые близко следуют за дедукцией Фихте.

Дедукцию закона права Шеллинг связывает с соображениями истории. Единственным истинным объектом истории, по его мнению, является постепенное возникновение совершенной конституции права, такой, какая может существовать только в федерации всех государств с общим ареопагом наций, государстве государств. «Все остальное, что обычно исключается из истории, – прогресс искусств, наук и т.д., – на самом деле вообще не входит в историю или служит в ней лишь либо документом, либо средним звеном, поскольку даже открытия в области искусств и наук, главным образом за счет умножения и увеличения средств причинения вреда друг другу и возникновения множества других неизвестных ранее зол, служат ускорению прогресса человечества на пути к установлению всеобщей правовой конституции». Далее Шеллинг поясняет, что именно в понятии истории, и в этом ее главный характер, заключается то, что она представляет собой свободу и необходимость в единстве и возможна только благодаря этому очищению. Абсолютно беззаконный ряд событий, протекающий без цели и намерения, не более заслуживал бы названия истории, чем абсолютно законный.

«Человек имеет историю только потому, что то, что он будет делать, нельзя просчитать заранее в соответствии с какой-либо теорией. В этом отношении произвол – богиня истории». Свобода и законность в приспособлении или постепенном осуществлении никогда не утрачиваемого идеала целым родом существ составляет особенность истории. Общепринятое и предполагаемое отношение свободы к скрытой необходимости, которую иногда называют судьбой, иногда провидением, заключается, точнее, в том, что люди своим свободным действием должны стать причиной чего-то, чего они никогда не желали, или, наоборот, это что-то должно потерпеть неудачу и стать позором, чего они желали свободно и с напряжением всех своих сил. Такое вмешательство скрытой необходимости в человеческую свободу, конечно, не может быть доказано, но оно является условием, без которого невозможно завещать ничего доброго и без которого никакое мужество действовать по велению долга, совершенно не заботясь о последствиях, не может вдохновить человеческий разум; Ибо для того, чтобы быть в состоянии, как велит долг, совершенно спокойно относиться к последствиям своих действий, я должен быть убежден, что хотя сами мои действия целиком зависят от моей свободы, но последствия их, которые я никогда не могу точно рассчитать, и то, что будет развиваться из них для всего моего рода, зависят от чего-то совершенно иного и высшего. Таким образом, то, что мешает свободе людей, обеспечивает и как бы гарантирует успех их действий для высшей цели, есть нечто бессознательное в них; ибо то, что во мне с сознанием, то во мне через мое воление; то, что непроизвольно, есть только то, что во мне бессознательно.

Теперь мы говорим не о действии отдельного человека, а о действии всего рода, ибо он, а не отдельный человек, действует в истории. Поэтому бессознательное должно быть единым для всего рода, оно должно быть общим для всех интеллектов, интеллектом в себе, а это и есть абсолютное тождество субъекта и объекта, которое является как бы вечным солнцем в царстве духов и общим корнем всех интеллектов. Именно через это вечное бессознательное все действия человека направлены к единой гармоничной цели. Оно является действительным агентом всех наших действий. Субъективно, для внутреннего созерцания, мы действуем, объективно же мы никогда не действуем, но через нас действует как бы другой. Из этого представления, как считает Шеллинг, вытекает объяснение сосуществования в произвольных действиях беззакония и законности, свободы и необходимости. «Абсолют действует через каждый отдельный интеллект, т.е. его действие само по себе абсолютно, поскольку оно не свободно и не несвободно, но в то же время абсолютно свободно, а потому и необходимо. Но когда интеллект выходит из абсолютного состояния, т.е. из всеобщего тождества, в котором ничего нельзя различить, и осознает себя (различает себя), что происходит путем того, что его действие становится объективным, переходит в объективный мир, то свободное и необходимое в нем разделяются. Оно свободно только как внутреннее проявление, и поэтому мы внутренне всегда свободны и считаем себя свободными, хотя проявление нашей свободы или наша свобода, в той мере, в какой она переходит в объективный мир, подчиняется естественным законам, как и любое другое событие.» «Если смотреть объективно, то история есть не что иное, как ряд событий, который лишь субъективно предстает как ряд свободных действий». «Если представить себе историю как пьесу, в которой каждый участник играет свою роль совершенно свободно и как ему вздумается, то рациональное развитие этой запутанной пьесы можно представить себе только на том основании, что во всех пишет один Дух и что поэт, чьими фрагментами (ckisjeeti wsmbrs postue) являются отдельные актеры, уже заранее согласовал объективный успех целого со свободной игрой всех индивидов таким образом, что в итоге действительно должно получиться нечто рациональное. Но если бы поэт был независим от своей драматургии, то мы были бы только актерами, исполняющими написанное им.

Если она не независима от нас, а раскрывается и проявляется лишь последовательно, через игру нашей свободы, так что без этой свободы она не была бы и самой собой, то мы – со-поэты целого и самоизобретатели той роли, которую играем». «История в целом – это непрерывное, постепенно раскрывающееся откровение Абсолюта. Поэтому никогда нельзя выделить какую-то одну точку в истории, где был бы виден след провидения или самого Бога. Ибо Бог никогда не является, если бытие есть то, что предстает в объективном мире; … но он проявляет себя постоянно. Своей историей человек постоянно доказывает бытие Бога, и это доказательство может быть завершено только в ходе всей истории». История – это «никогда до конца не осуществленное откровение того Абсолюта, который ради сознания, но также и только ради видимости, разделяет себя на сознательное и бессознательное, свободное и созерцательное, но который сам, в недоступном свете, в котором он пребывает, есть вечное тождество и вечное основание гармонии того и другого».