Текст книги "Большая пайка"

Фирма

Название «Инфокар» родилось весьма просто. «Инфо» обозначало родственную связь с итальянской фирмой «Инфолокис», которой принадлежало пятьдесят процентов в уставном капитале «Инфокара», а «кар» – это, конечно же, автомобиль.

Томмазо Леонарди был коммерческим директором «Инфолокиса», поэтому не удивительно, что он вошел в Совет директоров нового предприятия и занял там прочное место. Главой Совета директоров «Инфокара» стал папа Гриша.

Томмазо был высокого роста, с клочковатой черной бородой, невероятно густыми черными бровями и смуглым лицом. Среди сотрудников «Инфолокиса» он слыл крупным специалистом по Советскому Союзу.

…В гостинице при Заводе Платон и Томмазо жили уже четвертый день. С самого начала Томмазо четко дал Платону понять, что участие «Инфокара» в совместных проектах Завода и «Инфолокиса», мягко говоря, нежелательно. Платон предлагал свести функции «Инфолокиса» к поставке оборудования и неадаптированных программ, а все остальные работы поручить «Инфокару». Леонардо признавал, что в экономическом плане эта идея была не лишена смысла, и вместе с тем считал ее нежизнеспособной, ибо она задевала интересы конкретных лиц, а следовательно, не имела шансов на реализацию.

Платон, наблюдая за реакциями папы Гриши и директора, и сам понимал, что если Завод тратит такие бешеные деньги на адаптацию программ и командировки специалистов, то это выгодно слишком большому числу людей, причем людей влиятельных. Но заявка была уже сделана, и об отступлении думать не приходилось. Задача состояла в том, чтобы с помощью Томмазо найти хоть какую-нибудь щелку, в которую можно было бы влезть, не затронув ничьих интересов и сохранив при этом лицо.

В конце концов, с помощью папы Гриши и под напором Томмазо, удалось отхватить для «Инфокара» работу по обновлению технической библиотеки Завода.

Первоначальный контракт был подписан лет семь назад и предполагал, что обновление будет происходить бесплатно. Однако тот же контракт предусматривал, что если на Заводе возникнут какие-нибудь экзотические пожелания, то удовлетворение любого из них подлежит отдельной оплате. Как выяснилось при встрече в научно-техническом центре Завода, за последние годы набралось достаточное количество «экзотических пожеланий», и было принято решение их по-братски поделить – половину «Инфолокису», а половину – «Инфокару». Теперь оба договора находились на заключительном согласовании в финуправлении Завода.

За ужином Томмазо четко обозначил, что такие вещи бесплатно не делаются и потребовал двадцать процентов от заработка «Инфокара». Платон мотнул головой, что могло означать как отказ, так и согласие, и перешел к прощупыванию Томмазо на предмет дальнейших взаимодействий.

То, что предлагал Леонарди, выглядело более чем перспективно. По его оценке выходило, что через несколько лет в СССР начнется настоящий бум в области телефонизации. Если люди годами не могут поставить у себя дома телефон, это позор, не так ли? Вот вы, господин Платон, что вы будете делать, если вам нужно поговорить с человеком, а у него дома нет телефона? Или, к примеру, вы едете в машине, находитесь вне офиса, а вас нужно срочно найти, – это возможно?

У вас – невозможно. А в мире такой проблемы давно уже не существует. Мобильные телефоны! Но в Советском Союзе этим никто всерьез не занимается. То есть, на уровне партийного руководства проблема решена, однако ведь надо подумать и о потребностях зарождающегося бизнеса. Поэтому предлагается вот что. Он, Томмазо, берется привести американцев. И не какую-нибудь шушеру, а «Американ Телефон энд Телеграф», Эй-Ти-энд-Ти. Если удастся организовать нормальное отношение с советской стороны – например, заручиться поддержкой Минсвязи, Минрадиопрома, – то можно говорить о большом совместном проекте. Советская сторона обеспечит необходимую инфраструктуру, американцы принесут деньги, а «Инфокар» реализует проект.

– Look here, – говорил Леонарди. – The retail price for a cellular phone in Taiwan is no more than two hundred bucks. We can sell it here for five hundred at least. Three hundred profit at one unit! Then we take from the customer another five hundred and give it to your Ministry of Communications to provide the network access. Good? Then we charge the customer one dollar per minute. Thirty minutes per day by one thousand customers gives thirty grands daily. What do you earn on this technical library shit? Fifty? For at least four month work?

Платон быстро прикинул в уме. Надежный выход на Министерство связи у него был. С Минрадиопромом можно будет договориться через ВП. Похоже, итальянец говорит дело.

Но Томмазо не унимался. Продукция Завода, несмотря на генетические связи с Италией, не вызывала у Леонарди энтузиазма. Во всяком случае, автомобили итальянского производства нравились ему намного больше. И он стал предлагать Платону развернуть торговлю «фиатами». Причем настолько настырно, что Платон сразу уловил наличие некой экономической заинтересованности. Идея Леонарди состояла в том, что Платон каким-нибудь образом получает здесь, в СССР, кредит, закупает «фиаты» на фантастически льготных, почти невероятных условиях и продает с баснословной прибылью.

Ночью Платон позвонил Ларри, рассказал о продвижении контрактов по модернизации библиотеки, а в заключение упомянул о предложении Томмазо.

Ларри среагировал мгновенно.

– «Фиаты» – это класс! Только кредит нам никто не даст. Нужно что-то придумывать.

– Есть одна мысль, – сказал Платон. – Он хочет оттяпать от нашего контракта двадцать процентов. В принципе, это нормально. Я даже думаю отдать все. Но при том условии, что он вложит эти деньги в дело.

– Послушай, – ответил Ларри, немного подумав. – Давай я завтра прилечу первым рейсом. Тут надо посоветоваться.

К концу следующего дня платоновская идея обрела законченную форму.

Договоры между «Инфокаром» и Заводом аннулируются. Вместо этого «Инфокар» подписывает договор с «Инфолокисом» на выполнение максимально возможного объема работ по модернизации технической библиотеки и по другим направлениям.

Вознаграждение «Инфокару» не выплачивается, а целиком направляется «Инфолокисом» на приобретение отгружаемых в адрес «Инфокара» «фиатов». Тридцать процентов прибыли, полученной от реализации «фиатов», отчисляются…

«Инфолокису»? Ну, не совсем. Леонарди потом скажет, кому. Но зато он может полностью профинансировать закупку – давайте посчитаем – ста двадцати «фиатов».

Хотя денег набирается только на тридцать. Ничего страшного, у него, Томмазо, хорошие связи с одним банком, в Риме, и ему дадут банковскую гарантию на три месяца, покрытую деньгами только на четверть.

Договоры, проценты, гарантии, неведомо откуда берущиеся автомобили, загадочная фигура Томмазо Леонарди… Заключается сделка, приносящая незначительный доход. Он еще не получен, но уже потрачен, и та же самая первоначальная сделка расширяется многократно. Эти деньги тоже еще не получены, но уже истрачены: они должны попасть куда-то в банк, где чудесным образом учетверятся. Но и после этого их больше не станет, они опять будут истрачены – на покупку машин. Уже отдана треть пока еще не полученной от продажи этих машин прибыли, а остальное – куда? Будем строить станцию технического обслуживания – первую из сотни. Что потом? Там, за горизонтом? Добежим – увидим!

На всем скаку, не задерживаясь и не оглядываясь, Платон создавал и тут же испытывал на прочность дедуктивную методологию бизнеса. Сначала малый взрыв где-то рядом; немедленно за ним – большой взрыв чуть подальше, для которого первый служит только детонатором; и тут же третий – уже совсем большой; потом четвертый… Без перерывов, без остановок. Конкретные сделки, финансовые схемы, действующие или предвидимые системы ограничений… все это служило лишь антуражем на фоне основополагающей картины – сжатой во времени и распределенной в пространстве цепной реакции.

В результате, Леонарди, периодически возникавший на Заводе, начал – по дороге из Италии – задерживаться в Москве. Он подолгу совещался с Платоном и Ларри и только потом вылетал на Завод, как правило, в сопровождении кого-то из них.

Первая баррикада

В один из приездов Леонарди опекать итальянца досталось Терьяну. После неудачного опыта с кооперативом у Сергея выработалась стойкая аллергия ко всем видам коммерческой деятельности, поэтому от «Инфокара» он старался держаться подальше. Надо сказать, что и Платон не очень стремился подтянуть Сергея к бизнесу. Может быть, он интуитивно понимал, что Терьяна сейчас лучше не трогать. Однако ситуация с Леонарди складывалась таким образом, что без Сергея, а главное – без его машины, обойтись было трудно. Во-первых, понятие рабочего дня в «Инфокаре» с самого начала приобрело весьма абстрактный характер – скорее следовало говорить о рабочих сутках. А с наступлением сумерек единственный инфокаровский водитель Семен начинал обогащать окружающую атмосферу густым винным запахом. Семен, правда, не изменялся при этом ни в лице, ни в поведении, но все равно бросать его на работу с Томмазо было опасно. Взять же другого водителя не представлялось возможным, потому что служебный автомобиль – опять-таки единственный – оказался на редкость неудачным и ездил только под Семеном. А во-вторых, Томмазо знал по-русски всего лишь слов пять, но лихо болтал на недоступном Семену английском, и нужно было, чтобы сопровождал его хоть кто-то из знающих язык.

Терьян представлял собой идеальный выход из положения – машина на ходу, водить умеет и английский, пусть не в совершенстве, но все же знает. Правда, к «Инфокару» не имеет никакого отношения, но оно, может, и к лучшему: не будет лезть в бизнес. Итак, Платон позвонил Сергею и за несколько минут уговорил его сопровождать итальянца.

– Всего два дня, – сказал Платон. – Сегодня и когда он вернется с завода.

В шесть вечера, как было сказано, Сергей приехал в «Инфокар», но ни иностранца, ни Платона не застал. Из знакомых удалось обнаружить только Марка Цейтлина, который лениво переговаривался с кем-то по телефону, одновременно изучая старый и пожелтевший от времени номер «Известий».

– Они были утром, – сообщил Марк, закончив телефонный разговор. – Потом уехали, и с концами. Тошка даже не звонил.

– И что мне теперь делать? – спросил Терьян. – Может, они вовсе не приедут?

Марк пожал плечами.

– Ты что, Платона не знаешь? Все может быть. Садись, сыграем партию.

– А ты здесь что делаешь? – спросил Терьян, расставляя фигуры. – Почему домой не едешь?

Марк подвинул вперед королевскую пешку и внушительно произнес:

– Обдумываю одну штуку. Понимаешь, фирму создали, а чем заниматься – ни одна живая душа не представляет. Все идеи о том, как бы чего купить, а потом продать. Я считаю, это не для нас. Например, я всю жизнь занимался математикой. И если уж говорить о бизнесе, так только об интеллектуальном. Над этим и бьюсь.

– Ну и как, получается? – поинтересовался Терьян.

Марк кивнул.

– Есть одна идея. Если склеится, то все остальное можно будет просто забыть.

– Расскажи, – попросил Терьян, отдавая слона.

По готовности, с которой Цейтлин стал излагать свою концепцию интеллектуального бизнеса, Сергей понял, что со слушателями и единомышленниками дело у Марка обстоит не так чтобы очень. Да и сама идея не вызвала у Сергея особого энтузиазма. Состояла она в том, чтобы одну из старых разработок Марка – по экспертной оценке проектов – реализовать в виде компьютерной программы, а затем выпустить что-то вроде закона, в соответствии с которым каждое юридическое лицо, претендующее на бюджетные деньги, должно либо купить эту программу у Марка, либо заплатить за право ею воспользоваться, но решать вопрос о бюджетном финансировании того или иного предприятия, организации или института государство будет только при наличии положительного заключения цейтлинской программы.

– А что Платон говорит? – спросил Терьян, размышляя над тем, стоит ли признавать проигрыш уже сейчас или имеет смысл предпринять еще что-нибудь на ферзевом фланге.

– Платон ничего не говорит, – сообщил Марк, тыча сигаретой в пепельницу. – Он уже вообще говорить не в состоянии. Ларри его полностью оседлал, все носятся со своими прожектами. То компьютеры на Завод собираются продавать, то какие-то «фиаты» закупают. Сейчас вот нагрузили Мусу, решили станцию техобслуживания строить. Денег нет. Да, еще дворец собираются возводить где-то на набережной Яузы. Каждый день трепотня идет до трех ночи. Только вот о серьезных делах поговорить нет времени.

– А ты разве во всем этом не участвуешь? – Сергей аккуратно положил своего короля на бок.

– Ты рехнулся? Здесь же вообще никто понятия не имеет, как с документами работать. Они их ни читать, ни писать не умеют. Конечно, вся нагрузка на меня. Вот, например, история с дворцом, или с бизнес-центром, как Муса его называет.

Они в это дело ввязались, а сколько дворец стоит и как правильно все отладить, даже не подумали. Если этот проект начинать, то уже вчера надо было столбить место, ставить забор, начинать что-то делать. Элементарный офис поставить – и полдела уже сделано. Я, между прочим, эту проблему за два дня решил.

Увидев вопросительно поднятые брови Терьяна, Марк с энтузиазмом продолжил:

– Все элементарно. Никаких законов, чтобы взять землю под офис в аренду, на сегодняшний день нет. Нет и все! А просто придти и начать что-то делать тоже нельзя. Милиция выгонит. Идея у меня такая. Я нашел под Серпуховым старый пароход – знаешь, поплавок, который под ресторанчики используется. И договорился о его покупке. Деньги смешные. Перегоняем его на Яузу, ставим на прикол, подключаем воду, свет, телефон – и все дела. Офис готов, водное пространство никого не волнует – это не земля. И место забито. Потом уже можно решать остальные вопросы. Ну как?

Терьян не успел ответить, потому что дверь распахнулась, и на пороге возникли Платон, Ларри и Томмазо Леонарди.

– Сережка, ты здесь, – обрадовался Платон. – Спасибо, что приехал. Ты на машине? Давай быстренько, забирай пассажиров – и в Домодедово. А то самолет улетит.

Сергей загрузил Ларри на заднее сиденье, посадил Томмазо рядом с собой, чтобы удобнее было общаться, и погнал машину в аэропорт.

Итальянец оказался разговорчивым и искушенным в политике. Всю дорогу он, смешно коверкая английские слова, рассказывал о том, какой восторг у него лично и вообще в Италии вызывают перемены, происходящие в СССР по инициативе Горбачева.

– Oh, all this is really wonderful! – восклицал он. – Absolutely! So many changes! I visited Moscow many times – ten, twenty, during Mister Brezhnev rule. At that time we were absolutely sure that this country would never be changed. Now Mister Gorbachev, he did so many wonderful things – all this freedom, glasnost, these cooperatives, joint ventures. I am quite sure that at no time at all this country would experience a tremendous economic growth. And you also are becoming very open! You do not shy foreigners any more! I discussed with Mister Platon and Mister Larry many, many issues. I must tell that Mister Platon has excellent business capabilities. He has real drive for business. Is it really true that he is doctor of sciences?

– Yes, he is, – отвечал Сергей, следя за дорогой и объезжая ямы в асфальте и канализационные люки. – When do you expect to be back?

– In three days, – и Леонарди снова переключился на воспевание политики перестройки и предсказание неминуемого роста благосостояния СССР в исторически ничтожный период времени.

– О чем он трепался? – спросил Ларри, когда вылезал из машины.

– Рассказывал, как любит Горбачева и как у нас все будет хорошо. Кто мне сообщит, когда он обратно прилетит?

– Я тебе позвоню. Ну, пока.

В воскресенье вечером Ларри позвонил Терьяну и продиктовал ему номер рейса, которым Томмазо должен был прилететь в понедельник утром.

– Знаешь что, – сказал Ларри, – ты его встретишь в аэропорту, отвезешь в офис, а вечером у него самолет на Цюрих. Сможешь забросить в Шереметьево? – Получив положительный ответ, Ларри повесил трубку.

В аэропорт Сергей ехал к девяти утра. Осенние заморозки еще не начались, но в воздухе уже чувствовался нелетний холод. Желтое солнце пробивалось сквозь клочья тумана, опустившегося на столицу два дня назад.

За несколько километров до аэропорта Сергей заметил, что происходит что-то необычное. Чем ближе он подъезжал к Домодедово, тем больше становилось припаркованных машин, у которых кучками стояли и размахивали руками возбужденные люди. Возле поста ГАИ торчали два автобуса с милицией и пожарная машина, чуть дальше – три машины «скорой помощи». Перед самым въездом в аэропорт Сергей увидел регулировщика, машущего ему жезлом, а сразу за ним – перекрывающую въезд баррикаду из поваленных деревьев, металлических конструкций и бетонных блоков. Баррикада выглядела очень внушительно.

– Куда прешь? – приветствовал Сергея инспектор. – Разворачивай и двигай назад. Не видишь, что творится?

– Так мне надо самолет встретить, – начал объяснять Терьян. – У меня иностранец прилетает.

– У всех прилетают, – хмуро согласился инспектор. – Разворачивай.

– А что случилось? – спросил Терьян.

На мгновение ему показалось, что инспектор собирается его ударить. Но тот лишь заорал:

– Довели, мать твою, страну до ручки! Бардак, хуже, чем в Африке! Я тут сутки уже стою, не жрамши, сигареты кончились, начальство ездит каждый час, в аэропорт зайти боятся, потолкаются тут, понадают, понимаешь, указаний – и с концами. Телефоны не работают, рация до Москвы не достает. А у меня мать из Саратова приехала на три дня, ни встретить, ни поговорить, ни проводить. Поворачивай, говорю, а то права отберу.

Сергей посмотрел на белого от ярости инспектора, решил больше вопросов не задавать и полез в машину. Когда он уже сидел внутри, гаишник нагнулся к боковому стеклу.

– Рули обратно, найдешь место, там припаркуйся. И иди в аэропорт пешком. Только внутрь не заходи, а то живым не выйдешь, лови своего иностранца на улице. Все равно никуда не денется. Курево есть?

Сергей выудил из бардачка пачку «Дымка» и протянул инспектору. Тот взял сигарету, затянулся и вернул пачку.

– Оставь себе, – сказал Терьян. – У меня еще есть. Что здесь все-таки происходит?

– Туман, мать твою, происходит, – неохотно объяснил инспектор. – Уже третий день. Самолеты не сажают. А автобусы с пассажирами из Москвы каждые полчаса подходят. И днем и ночью. Им чего? – подъехал, высадил и уехал за новыми. А этим куда деваться? На улице холодно, ночью спокойно можно дуба дать.

Вот они и жмутся все в аэропорту. Там сейчас – как в банке со шпротами. Сортиры уж второй день не работают, вонища, крики, бабы плачут, дети орут. Вчера днем ресторан захватили, оборудовали под комнату матери и ребенка. Тут два неисправных самолета на поле стояли, тоже захватили. Сначала аэропортовская милиция пыталась их оттуда выбить, так они пикеты выставили из здоровых амбалов с кольями. Милиция два раза сунулась, потом отошла, больше не появляется.

Начальник аэропорта еще с утра сиганул куда-то огородами, с тех пор его не видели. А автобусы все идут, мать твою перемать! Ночью сюда человек сто подошло, понавыворачивали деревьев с корнями, железа какого-то понатаскали, сделали баррикаду. Чтобы автобусы больше не проходили. Первый автобус встретили, водитель начал возникать, они ему – по шее, проводили в аэропорт, он оттуда выскочил, весь зеленый, автобус развернул и погнал в Москву вместе с пассажирами. Теперь только легковушки подходят. Так что ты паркуйся и шлепай ножками. Не вздумай только в аэропорт заходить, обратно не выйдешь.

Место для парковки Терьяну удалось найти у самого поста ГАИ – примерно в двух километрах от аэропорта. Обратную дорогу он проделал легкой трусцой, боясь упустить Леонарди, хотя и понимал, что спешить особо некуда. Инспектор помахал ему рукой как старому знакомому.

Дойдя до здания аэропорта, Сергей повернул направо, к помещениям «Интуриста». Но у ворот его завернули.

– Ты куда? – охрипшим голосом зарычал на него перемазанный копотью охранник с резиновой дубинкой. – Куда ты прешь, сволочь? Сейчас наряд вызову!

– Мне иностранца надо встретить, – начал объяснять Терьян. – Он через «Интурист» пойдет.

– Ну так и иди в свой «Интурист». – Охранник схватил Сергея за плечо и крутанул как куклу. – Через общий вход! Чего в ворота прешься? Для тебя, что ль, сделаны?

– Да я же там не пройду!

– Ах ты, бля, какие нежные! А как же люди там трое суток? Пройти он не может! Вали, говорю, от ворот, не доводи до крайности!

Сергей понял, что спорить бессмысленно, дошел до ближайшей двери в здание аэропорта и нырнул внутрь. Аэропорт оглушил его несмолкающим ревом голосов, в лицо ударила волна горячего, спертого воздуха и невыносимой вони. Люди стояли впритирку друг к другу на полу, сидели на газетных и аптечных киосках, везде, где был хоть один квадратный сантиметр горизонтальной площади. И вся эта плотно спрессованная людская масса время от времени приходила в движение. Там, где кто-то пытался подвинуться, сделать шаг в сторону, возникало что-то вроде локального водоворота, и оттуда неслись крики, плач и ругань. А из невидимых Сергею динамиков раздавалось:

– Рейс шестнадцать тридцать четыре до Еревана отправлением задерживается на два часа.

– Суки! – сказал оказавшийся рядом с Сергеем человек, которого била крупная дрожь. – Уже вторые сутки каждые два часа объявляют. Да скажи они мне, что до завтра самолетов не будет, я здесь стану сидеть? Специально делают, гады. Сколько ж можно над народом издеваться?

Сергей попытался сделать шаг в сторону интуристовских помещений, споткнулся о чей-то чемодан и не упал только потому, что упасть в этом аду было физически невозможно. Но это его движение вызвало немедленную бурю протеста.

– Куда прешь?! – завопил дружный хор голосов. – По головам, что ль, будешь ходить? Стой где стоишь!

Сергей замер, но в это время из динамиков посыпалась новая информация.

– Совершил посадку рейс семьсот двенадцать из Улан-Удэ. Встречающих просят пройти в галерею номер один.

– Совершил посадку рейс семьсот тридцать девять из Самары. Встречающих просят пройти в галерею номер два.

– Внимание! Производится регистрация билетов и оформление багажа на рейс… до Иркутска… окно номер…

Крики и плач усилились многократно. Совершающее мелкие хаотические движения болото мгновенно превратилось в бурлящее и булькающее варево.

Воспользовавшись поднявшейся суматохой, Сергей стал протискиваться в сторону интуристовских помещений, думая только о том, как бы не упасть и как бы ни на кого не наступить. Чтобы преодолеть пятьдесят метров, отделяющих его от цели, Сергею понадобилось без малого двадцать минут. Дверь в «Интурист» была забаррикадирована чемоданами и сумками и наглухо заперта. Терьян забарабанил по двери кулаками.

– Чего хулиганичаете? – раздался оттуда плачущий женский голос. – Сказано же – нельзя, здесь режимная зона. Сейчас милицию вызову.

– Брось ты это дело, – посоветовал кто-то из-за спины. – Мы всю ночь пробовали, даже дверь ломали. Без толку, крепкая.

– Слышите меня? – заорал в дверь Сергей. – Мне иностранца надо встретить! Откройте!

– Нету здесь никаких иностранцев, – завопили в ответ из-за двери. – И не будет! Не видишь, что творится? Все пойдут через первую галерею.

Сергей постоял перед дверью, выматерился про себя, повернулся и двинулся в обратную дорогу. Первая галерея находилась в противоположном конце аэропорта, и пробиться туда через толпу было совершенно невозможно. Поэтому Сергей выдрался на улицу через ближайшую дверь, пробежал вдоль здания и, набрав в грудь воздуха, решительно ввинтился в орущее и шевелящееся людское месиво. Здесь было еще хуже, чем в правом крыле. Начавшие садиться самолеты выбрасывали в здание аэропорта новые сотни людей. Два людских потока – один за багажом и на улицу, подальше от этого кошмара, и второй на регистрацию – разрезали утрамбованную человеческую массу. В нескольких местах началась драка.

Увертываясь от летящего в него кулака, Сергей едва не сшиб с ног человека в форме и тут же ухватил его за плечи, не давая вырваться.

– Встречаю рейс, – задыхаясь сказал он. – У меня иностранец летит. В «Интуристе» сказали, что он через первую галерею пойдет. Где это?

– Да кто ж его пустит через первую галерею?! – взвыл захваченный, пытаясь высвободиться. – За иностранцами специальный автобус подают. Уйди, ради Христа! И багаж ихний в «Интурист» отправляют.

Терьян попытался осмыслить услышанное, постоял несколько минут, все еще надеясь увидеть Леонарди среди протискивавшихся к выходу ободранных и озверевших пассажиров, потом, со второй попытки, повернулся и стал прокладывать себе дорогу обратно к выходу.

Еще дважды Сергей проделал этот крестный путь в обоих направлениях, руководствуясь взаимоисключающими указаниями, которые он получал в противоположных концах аэропорта, пока, наконец, не столкнулся носом к носу с Леонарди.

Итальянец выглядел кошмарно. У роскошного белого пиджака был начисто оторван рукав, галстук сбился на сторону, а конец его болтался за спиной, на белоснежной в прошлом сорочке красовалось уродливое желто-зеленое пятно. У очков в тонкой позолоченной оправе недоставало дужки, и они сидели на мясистом носу итальянца под углом в сорок пять градусов. На левой половине лица Леонарди имело место красное вздутие, обладавшее всеми шансами на превращение в полновесный синяк.

Итальянец ухватил Сергея за куртку.

– I have a very serious problem, Sergei, – заверещал он. – They have lost my luggage! With all papers, copies of the contracts. First copies, you understand? We must do something! The papers must be found, this is imperative.

I am prepared to pay bonus, everything they ask. Sergei, let us go to the Lost Luggage Office, to the Insurance, let us do something!

– You have already been at the Intourist? – спросил Терьян, ошарашенный свалившейся на него дополнительной проблемой.

– Twice! – Леонарди едва не плакал. – They have heaps of suitcases, without any labels. But no trace of my luggage.

– Follow me closely, – Сергей принял решение. – If you feel that you are losing me, just yell. Come on, let's go.

На этот раз им удалось проникнуть на режимную территорию «Интуриста» без особых проблем. Оказалось, что существует еще одна дверь, без особых опознавательных знаков, но с окошечком, через которое невидимый хранитель интуристовского заповедника узнал итальянца, после чего дверь открылась и Леонарди с Терьяном впустили внутрь. В режимных помещениях царили уют и спокойствие. Пять или шесть человек, устроившись в кожаных креслах, переговаривались между собой и лениво перелистывали цветные журналы. Пахло иностранными сигаретами и кофе, который разносили одетые в аккуратные синие костюмчики длинноногие девушки. В углу, у ленты транспортера, высилась куча из нескольких десятков чемоданов.

– Ну что, не нашли? – сочувственно поинтересовалась женщина в очках, откладывая вязание и стараясь говорить громко, как с глухонемыми. – Ай, беда какая! Может, вы вечерком заедете, когда поспокойней будет? Тогда и посмотрим.

– Sergei, what is she talking about? – хрипло спросил Леонарди, вытирая лоб уцелевшим рукавом.

Сергей перевел.

– You tell this bitch that I have no time to come back here in the evening, – взревел Леонарди, выслушав перевод. – My plane for Zurich leaves at four pm. I want my luggage now!

– А чего он орет? – всерьез обиделась женщина. – Бич, бич… Сам он бич! Пусть в зеркало на себя посмотрит. В таком виде в служебном помещении… Ты-то, сынок, русский? Скажи ему, чтобы не очень-то здесь куражился. Пойдем посмотрим еще раз.

Под любопытствующими взглядами иностранцев Сергей перетащил всю гору багажа на несколько метров в сторону, демонстрируя каждый чемодан Леонарди.

Итальянец обреченно мотал головой.

– Okay, – сказал Сергей, разгибаясь и потирая поясницу. – It doesn't make any sense for you to stay here any longer. I suggest that now I take you to the office, you explain about your luggage and somebody comes here to find it for you.

Леонарди немного подумал и устало кивнул.

Когда они уже направлялись к выходу, женщина в очках крикнула вслед:

– Эй, а обратно кто будет складывать? Я, что ли? Вы ж весь проход загородили.

Сергей хотел было сказать ей несколько слов, но подумал, что это только осложнит жизнь тому, кто придет после него, и приступил к обратному перетаскиванию чемоданов. Когда половина кучи перекочевала на прежнее место, Терьян почувствовал, что Леонарди трогает его за рукав.

– Sergei, – тихо сказал итальянец, – I think that this brown suitcase looks just like mine. Let's open it and check.

– Уважаемая, – обратился Сергей к женщине в очках. – Он, кажется, узнал свой чемодан.

– Узнал! – на лице у женщины отчетливо читалось недоверие. – То никак не мог узнать, а тут вдруг узнал! Пусть скажет, что там внутри.

– Red folder at the very top, – сказал Леонарди. – With legal papers.

Когда же никакой красной папки при открытии чемодана не обнаружилось, Леонарди схватился за голову.

– I forgot! The red folder is in another suitcase, the black one. Look! – вдруг заорал он. – This is my black suitcase!

И он ткнул пальцем в один из чемоданов, которые Сергей уже перетащил к ленте.

Женщина в очках, очевидно, невзлюбившая Леонарди, возликовала.

– Так, у него уже два чемодана! Ага! Сейчас вызову дежурного по режиму. Пусть он с вами, мазуриками, разбирается.

Дежурный по режиму подошел к делу профессионально. Он пригласил переводчика, взял несколько листов бумаги, попросил Сергея открыть оба чемодана и приступил к описи содержимого. Процедура заняла около двух часов, потому что сначала Леонарди называл по-английски какой-либо предмет, который должен был находиться в чемоданах, потом переводчик проецировал услышанное на известный ему набор того, что может находиться в чемоданах путешествующего мужчины, потом проводились поиск и опознание названного. С учетом языкового барьера совпадение составило около семидесяти процентов, что дежурного удовлетворило. Проверив у Леонарди документы, он предложил ему и Терьяну расписаться на акте, затем поставил в углу свой собственный росчерк и лениво махнул рукой, давая понять, что теперь можно все упаковывать обратно.

– Where is your car, Sergei? – спросил Леонарди, когда они, сгибаясь под тяжестью вновь обретенного багажа, вышли на улицу.

Сергей дернул подбородком, указывая в затянутую дымкой даль.

Два километра, отделявшие их от поста ГАИ, Терьян и Леонарди преодолели с двумя привалами. Дольше всего они задержались у въезда в аэропорт, где прибывший взвод стройбата с шуточками и матом приступал к разборке баррикады.