Текст книги "Кузнец человеческих судеб"

Часть II

Глава 1

Александра Петровна Пономарева сидела в своем кабинете – впрочем, какой он ее? Просто кабинет, – и с ненавистью смотрела на окружающее ее серое убожество. Серое в прямом и переносном смысле слова.

Она не переваривала приземистое, похожее на старинный лабаз здание, не выносила обшитые пластиковыми серо-голубыми панелями коридоры и украшенные фикусами и новенькими стеклопакетами кабинеты тоже не переваривала. А больше всего ее раздражало окружение, и в особенности ее непосредственный начальник, а точнее, наставник Семен Николаевич Рязанцев. Грузный, грубый, неряшливый, с вечным запахом чеснока и перегара, потому что вирусы! С грубыми солдатскими шутками, однообразными, давно всем надоевшими, даже ей, Саше. Тупой и примитивный, как сибирский валенок.

Каждый раз, когда он осчастливливал Сашу очередным поучением, наставлением или делился с ней полицейской жизненной мудростью, все это можно было смело брать в кавычки, ибо никакой мудростью капитан Рязанцев не мог обладать априори, Сашино лицо неизменно искажалось гримасой презрения и неприязни.

Она даже бороться с этим явлением не старалась и в конце концов таки вызвала у в общем-то добродушного, хотя и недалекого Рязанцева ответную реакцию. Теперь и он при виде сопливой, заносчивой стажерки испытывал приступ необоримого раздражения. Прямо-таки крючило его при виде этой пигалицы, и все, о чем мечтал теперь бравый капитан, так это о том, как бы завалить поскорее стажерку, зарубить ее практику и сплавить куда подальше. Вот потому-то и досталось ей в одиночку расследовать простенькое дельце о бытовом убийстве ранее сидевшей гражданки Огородниковой Алены Игоревны тридцати трех лет, на первый взгляд пустяковое, а при ближайшем рассмотрении…

Вот когда глупая Александра оценила глубину коварства недалекого, примитивного, как полено, капитана Рязанцева! Время шло, дело с мертвой точки не двигалось, практика заканчивалась, а будущая карьера успешного высокооплачиваемого юриста накрывалась медным тазом. Связей у Сашки в юридическом, да, впрочем, и в любом другом мире не было, вся надежда была на отличный диплом. И вот тебе на, приплыли!

Александра тяжело вздохнула, закрыла лицо двумя ладонями и подавила отчетливый позыв разреветься.

– Ну, кто ее пришил, Огородникову эту? – простонала несчастная стажерка, но ответом ей была тишина.

Соседей по кабинету на месте не было, разбежались кто куда. Да и были бы, не помогли, потому что Сашка, едва появившись в отделении, тут же испортила со всеми отношения. Единственным, кто испытывал к ней дружественные чувства, был лейтенант Дубровин, в котором Сашка сразу распознала родственную душу, человека, не созданного для службы в полиции. Впрочем, у Дубровина хватало ума не портить отношения с коллегами, а вот Сашка дала маху. Дура самонадеянная! Брезгуем мы, видите ли, серым мундиром, не наш уровень, пахнет от них скверно, грубые и примитивные, а она вся такая возвышенная, образованная и самая умная. Дура законченная!

Злилась на себя Сашка ужасно, но поделать ничего не могла, как исправить отношения с коллегами, не представляла. И дома пожаловаться было нельзя. Потому что мама и папа уговаривали ее с самого начала не выступать, вести себя на новом месте осмотрительно и постараться наладить со всеми хорошие отношения. Особливо с начальством.

– Сашенька, кто знает, как жизнь сложится? А в полиции, я слыхала, зарплаты сейчас хорошие, ну и льготы разные. А вдруг не выйдет у тебя юристом на хорошее место устроиться? Вон их сколько теперь, юристов этих, в одном нашем подъезде человека четыре живут, и все юристы.

Слушать их Сашка, ясное дело, не стала. Что может знать о ее жизни, о жизни будущего успешного юриста простой водитель из автопарка или, скажем, диспетчер из жилконторы. Пф!

Оказывается, могли.

Но беда заключалась в том, что самой умной в их скромном семействе всегда, начиная с яслей, считалась именно она, Сашенька. Отличница и общественница, гордость и радость, поздний долгожданный ребенок, с которым носились, которым восхищались и, разумеется, без труда убедили чадо в собственной исключительности. Уж во всяком случае, по сравнению с ними, с родителями. А потому и слушать советы своих скромных недалеких предков барышня не привыкла.

– Кто же ее убил, Огородникову эту? – в очередной раз вопросила пустоту Саша.

Задаваясь закономерным вопросом, она должна была тратить кучу энергии на обдумывание его в некоем абстрактном ключе, что крайне осложняло задачу, потому как размышлять прикладным образом было невозможно. Мешала глупая детская впечатлительность.

Женщину нашли в собственной квартире, точнее, в квартире родителей, скромной блочной двушке, с множественными ножевыми ранениями. Нож валялся тут же. Отпечатков не было. Родители Огородниковой постоянно проживают на даче, в садоводстве, и в город последний раз приезжали за две недели до убийства. Сестра убитой отношения с ней не поддерживала вовсе, проживала у мужа.

Это если подходить к делу абстрактно. А прикладным образом было так. Труп некрасивой, изможденной тетки лежал на полу посреди кухни и широко распахнутыми глазами таращился в потолок. По ее ранам и испачканной кровью майке ползали мухи, коих налетело немало, потому что работали батареи, форточки были закрыты, а на улице потеплело. Тело пролежало на кухне три дня, пока его не обнаружили. Запах в квартире был соответственный. Сашка такого ужаса в жизни не видела и видеть не стремилась. А притащил ее полюбоваться на место происшествия наставник, капитан Рязанцев. Тогда он еще пытался вовлечь Сашку в суровые сыщицкие будни, активно просвещал, наставлял и учил уму-разуму, игнорируя высокомерно приподнятые брови и скучливую зевоту.

Возле трупа Сашка, правда, не скучала. Войдя в квартиру энергичным шагом вместе со старшими товарищами, она так же самоуверенно двинулась за ними на кухню. «Ну, как же, специалист прибыл!» – все еще сердилась на себя девушка. Она ворвалась в маленькое помещение, так что едва не наступила на руку убитой, хорошо, Рязанцев удержал. Взглянула себе под ноги и едва в обморок не ухнулась. Одно дело видеть такое по телику, и совсем другое в жизни. К тому же запах.

Сашка плохо помнит, как оказалась на улице возле подъезда, кажется, кто-то вывел. Но зато хорошо помнит, как долго вдыхала прохладный осенний воздух, напитанный выхлопными газами, запахами прелой листвы и сырости, глубоко и медленно, исключительно носом, потому что к горлу подступала тошнота.

Так что осмотр места происшествия прошел без нее. Потом у Сашки окончательно испортились отношения с Рязанцевым, и он из чистой вредности поручил ей это дело, а сам демонстративно умыл руки. А Сашка несколько дней даже подумать о деле не могла, потому что сразу вспоминался запах, мухи, и ее неизменно начинало тошнить.

Правда, спустя некоторое время девушке удалось справиться с нервами, и она взялась за дело с запоздалым рвением и завидным энтузиазмом. Решив раскрыть по-быстренькому преступление, получить отзыв, оценку и быть свободной. Не вышло. Рядовое, как Сашке показалось вначале, убийство на бытовой почве превратилось в настоящий висяк.

По свидетельству соседей, Огородникова после освобождения образ жизни вела тихий, компаний не водила, не пила и даже работала. А сидела она за торговлю наркотиками. Загремела по молодости, когда была студенткой престижного вуза.

Сашка потратила целую неделю на поиск возможных подозреваемых. Опросила всех окрестных алкашей, прощупала с помощью лейтенанта Дубровина районный криминальный элемент, разыскала бывших сокамерниц Огородниковой, уже находившихся на свободе, – ничего. На работу к ней ездила, она работала уборщицей в крупном бизнес-центре. Все мимо. И хахаля у покойной не было, и красть у нее было нечего. Да и не пропало ничего.

Что делать дальше, Сашка не представляла.

– Ты со свидетелями недорабатываешь, – бросил ей на днях Дубровин.

– Да нет там никаких свидетелей, – раздраженно ответила девушка.

– А вот этого быть не может. Просто они сами об этом не знают. Наверняка кто-то что-то видел, просто не мужика с окровавленным ножом, а какую-то деталь, мелочь. Они думают, это не важно, а у тебя дело с мертвой точки не движется, – наставительно заметил многомудрый лейтенант.

«Может, поехать еще раз с соседями побеседовать?» – с сомнением подумала Саша, тоскливо глядя в окно на детскую площадку за оградой отделения. Все лучше, чем тут прозябать.

Она натянула пальто, замоталась шарфом и, прихватив сумку и зонт, покинула ненавистные стены.

– Римма Константиновна! Ну, вспомните хоть что-нибудь, любую мелочь, мне все важно! Ведь вы же Алену всю жизнь знали! – умоляющим, полным отчаяния голосом нудила Саша, преданно глядя в глаза пожилой соседке покойной Огородниковой.

– Да что я знала? Я ее ребенком знала, – уже в который раз принялась отнекиваться Римма Константиновна. – Так ребенком она хорошим была, и потом, когда выросла, тоже. Вера с Игорем никогда на нее не жаловались. И в институт сама поступила, никто не помогал. – Женщина тяжело поднялась из-за стола и, одернув трещавший по швам на ее упитанном, могучем теле спортивный костюм, двинулась к плите ставить чайник. – Да вообще все у них хорошо было, и жених у Ленки был, порядочный парень, они еще на первом курсе пожениться хотели, да Вера с Игорем отговаривали. «Обождите, сперва образование получить надо». Вот и доуговаривались. – Соседка, тяжело вздохнув, опустилась обратно на табуретку и сокрушенно покачала головой.

– А что случилось? – оживляясь, спросила Саша, чувствуя, что вот оно сейчас всплывет.

– Так что случилось? Беда случилась. Хлыщ этот появился. Сынок богатеньких родителей, – осуждающе поджимая губы, пояснила Римма Константиновна. – В институте они познакомились. Стал за Ленкой ухаживать, цветы дарить, на машине катать. У него машина своя была. Родители купили. Вот Ленка Серегу-то и бросила. Больно много о себе мнить стала. Даже со мной задрав нос разговаривала. А Серега, бедный, долго еще пороги обивал, плакал даже, уговаривал ее вернуться.

– А вы откуда знаете? – с интересом спросила Саша.

– Так они на лестнице разговаривали. А у меня вон дверь картонная, – кивнула в сторону прихожей Римма Константиновна. – Все слышно.

– А что родители Огородниковой? – нетерпеливо ерзала на табуретке Саша.

– А что они? Им новый ухажер тоже не нравился. Они даже пытались запретить ей с ним встречаться, потому что Ленка стала и подвыпившей домой приходить, и шляться чуть не до утра. А толку что? Скандалили, скандалили, а она в один прекрасный день манатки собрала и к нему. Только родители ее и видели. У него квартира своя была, – снова вылезая из-за стола, чтобы выключить чайник и достать чашки, пояснила соседка. – Мать однажды туда ездила, хотела Ленку вернуть, уговорить, убедить, приехала вся в слезах. У них там гулянки каждый день были, соседи ей рассказали, музыка на всю ивановскую, парни, девицы наглые, и Алена среди них как королева, с матерью даже говорить не захотела.

– А вы откуда знаете? – снова уточнила Саша.

– Так Вера у меня вот на этой кухне рыдала, боялась домой идти, чтобы отца не расстраивать, она ему и не говорила, что поедет, отревусь, мол, у тебя, а то если Игорь узнает, может сделать чего.

– В смысле – сделать? – не поняла Сашка.

– Да мало ли что человеку от горя в голову придет. Дочь проклянет, парня этого поколотит, хотя пойди поколоти бугая молодого, – скептически заметила Римма Константиновна.

– А он здоровый был, парень?

– Да не, не особо. Да я и видела-то его раза два, не больше. Средний такой. Только что наглый, вроде и вежливый, а какой-то противный. Здоровается, словно издевается, – нахмурившись, вспоминала женщина.

– Ну а потом что было?

– А потом арестовали Ленку за торговлю наркотиками. Да и чего удивляться, в такой-то компании. У них там небось притон на квартире был, – намазывая на плетенку масло, а сверху варенье, рассказывала соседка. – А вы чего же не угощаетесь? Плетенка свежая, сегодня купила, и варенье свое, сливовое. Очень его уважаю.

– Да нет, спасибо. Я пообедала недавно, – вежливо отказалась Сашка, вечно сидящая на диетах. Не из-за лишнего веса, а для профилактики. – Вы лучше дальше рассказывайте.

– Так а че дальше-то? Ну, посадили ее, а вот недавно выпустили, – пожала пышными круглыми плечами Римма Константиновна. – И то говорят, не одна она была виновата, у парня ее тоже рыло в пушку было. И вообще, это он ее с панталыку сбил.

– А кто говорил?

– Ну, кто? Вера с Игорем. Кто ж еще. Денег, говорят, ему мало было, что ли, так он вот Аленку и подбил подзаработать, и сам вроде как занимался. Но он-то выкрутился, а Ленка села, – тяжело вздохнула соседка и откусила разом полбатона.

– А почему вы решили, что парень выкрутился? Может, он и не виноват был? – с сомнением спросила Саша.

– Ну да, – фыркнула от возмущения Римма Константиновна. – Когда их обоих арестовали, родители эти своего поганца откупили, а вину всю суд на Ленку свалил. Я сама на суде была, все видела.

– А что же ее родители не заплатили? – совершенно непрофессионально повела себя стажерка Пономарева.

– Да откуда у них такие деньги? – хлопнула себя по толстым, обтянутым ярко-желтым трикотажем ляжкам Римма Константиновна. – Не депутаты, не чиновники. Они еле-еле денег на адвоката наскребли. А только все без толку. Посадили ее. Сережка, парень ее бывший, очень Ленку жалел, даже на суд приходил. Но потом, конечно, время прошло, успокоился, женился, двое детей у них сейчас. Жизнь свое берет.

– А вы откуда знаете про жену и детей? – снова уточнила Саша.

– Так чего не знать-то, когда всю жизнь в одном дворе живем? Вон его дом, точка девятиэтажная, – показала в окно Римма Константиновна. – Жена его с коляской каждый день по двору гуляет, Иркой зовут. Да и его я недавно видела, когда он к Ленке приходил.

– Он к Огородниковой приходил? – не сдержав волнения в голосе, спросила Саша, заставив соседку оторваться от чая и с удивлением взглянуть на гостью.

– Ну да, – подтвердила Римма Константиновна, разворачивая конфетку. – Как Ленка освободилась, так он и повадился к ней шастать, пока Ирка, жена его, не вмешалась. И то правда! Не дело это – женатому мужику по одиноким бабам ходить. Дружба – не дружба, а чем это заканчивается, всем известно, – многозначительно кивнула умудренная жизнью матрона.

– А когда это было и откуда вы знаете, что жена вмешалась? И вообще, что там у них с Серегой этим было? И как, кстати, его фамилия?

– Колесников, кажется. Или Колесов? А может, Колесниченко? – с сомнением нахмурилась Римма Константиновна. – Забыла я что-то, да мне и незачем. А было это еще летом. Ленка весной освободилась, в начале мая, кажется. Жена Серегина Ирка с детьми на дачу уехала, не работает она, мелкому еще года нет. А Серега и повадился. Сперва они с Ленкой на лавочке у подъезда сидели. Она, конечно, после отсидки подурнела сильно, да и выглядела лет на сорок, но старая страсть, видно, не ржавеет, – поделилась какой-то сериальной сентенцией Римма Константиновна. – Потом захаживать стал после работы. Ну, ясно, жены-то нет.

– И что, думаете, у них опять роман начался? – уже рисуя себе картину ареста подозреваемого и триумфальное закрытие дела, спросила Саша.

– Да бог их знает. Сам Серега говорил, что он Ленку просто так по-дружески навещал. Из жалости. Вернулся человек домой всем чужой. Ни друзей, ни подруг. Никому не нужен. Хотел поддержать, – разворачивая очередную конфету, объяснила Римма Константиновна.

– Это он вам объяснял?

– Да нет. С чего бы? Жене своей. Ирке, когда она с дачи вернулась в августе, наверное, соседи все и доложили. Она сразу сюда примчалась и прямо с порога на Ленку накинулась. Как только ее не обзывала, волосы грозилась все повырвать, морду раскроить. Чего только не говорила! – покачала головой, посверкивая глазами от ярких воспоминаний, соседка. – Послушать, так еще неизвестно, кто из них двоих сидел. Ленка-то все больше отмалчивалась. А тут и Серега следом за женой подоспел. Стал ее урезонивать. Да куда там! В общем, Ленке тогда не досталось, а Серега домой с фингалом пошел. А еще Ирка ему пригрозила, что если он еще хоть раз к Ленке близко подойдет, она на развод подаст и детей заберет. Ну, Сереге, понятно, свои дети дороже, чем старая дружба, он ходить и перестал.

– Совсем? – уточнила Саша.

– Совсем, наверное. Я его, во всяком случае, больше не видала, – пожала округлыми, массивными, как у борца сумо, плечами Римма Константиновна.

Квартиру соседки Саша покидала полная больших надежд и многообещающих предчувствий. Прав был лейтенант Дубровин, недорабатывает она со свидетелями.

Когда уставшая, но взбодренная Сашка подходила к дому, то еще издали заметила возле подъезда длинную худую фигуру. Опять Чистиков, вздохнула девушка, понимая, что деваться некуда. С Чистиковым они познакомились при поступлении в универ. Документы вместе подавали. Потом увиделись на занятиях, подружились, начали встречаться. А потом их стали дразнить Шуриками, потому как Чистикова тоже звали Сашей, а затем Сашка его бросила. Еще в начале третьего курса. И с тех пор Чистиков не оставлял попыток возобновить отношения. У Сашки за этот период было несколько неудачных романов, после которых она давала слабину и в раздрызганных чувствах возвращалась к Саше. Потом разбитое сердце подживало в атмосфере любви и заботы, и Саша Пономарева опять бросала верного, преданного и порядком надоевшего Сашу Чистикова. А тот снова принимался ее окучивать. Однокурсники давно потеряли интерес к их странным взаимоотношениям. Все просто знали, что Чистиков помешан на Пономаревой, и все. И больше на него никто не покушался. А может, зря? Заведи Чистиков роман с посторонней девицей, возможно, Сашка бы и пожалела о потере и даже приревновала, но он был безнадежно ей предан, а соответственно, не имел шансов.

В связи с практикой они уже месяц не виделись, от свиданий и встреч Сашка уклонялась, на звонки отвечала редко, за что неоднократно выслушивала мамины причитания.

– Ой, добросаешься, дочка! Такой парень хороший, добрый, преданный, образованный. Чем не жених?

Но Сашка только презрительно усмехалась.

Жених! У самого ни кола ни двора, ровесники, да и вообще. Длинный, тощий, взгляд собачий. И вообще, бесхребетный и неперспективный. Разве такой карьеру сделает? Нет. А Сашке нужен муж успешный, блестящий, желательно с квартирой, машиной и положением.

Пусть и не очень высоким, но все же.

Саша себя ценила и в последнее время всячески старалась познакомиться именно с таким экземпляром. Пока, правда, безуспешно, ну так ее время не поджимает, главное – это выбрать цель.

Сашка подошла к подъезду.

– Привет, Саш, – радостно шагнул ей навстречу Чистиков, протягивая букетик из трех хиленьких розочек.

– Привет, – буркнула Саша, беря цветы, даже не взглянув на них.

– А я вот тебя жду. Мне Анна Николаевна сказала, что ты скоро будешь.

– Может, она тебе еще и сама позвонила? – подозрительно глядя на Чистикова, спросила Саша.

– Нет, – искренне удивившись, покачал он головой. – Может, погуляем немного, или в кино сходим, или в кафе? – В глазах и голосе читалась отчаянная надежда.

Сашка была человеком жалостливым, но в последнее время старалась с этой слабостью бороться. Потому что в нашей жизни, чтобы выжить, жалеть надо только себя, иначе слез не оберешься. И потом, все окружающие все равно законченные эгоисты и тебя, например, никогда не пожалеют, значит, и их жалеть нечего – жалость только в работе мешать будет, рассуждала Сашка, искореняя в себе этот недостаток. Вот и сейчас, уже едва не согласившись прогуляться, она вдруг вспомнила о поставленных задачах и холодно отказалась.

У Чистикова лицо стало таким несчастным, что Сашка, ругая себя последними словами за бесхарактерность, предложила:

– Я сегодня устала, да и замерзла. Если хочешь, пошли у нас посидим. И мама обрадуется. – Последнее уж наверняка, заключила она про себя, идя к подъезду, позади шаркал ногами сияющий от счастья Чистиков.

«И что он ко мне привязался?» – размышляла Сашка, стоя в лифте и косо поглядывая на ухажера. Другой на его месте давно бы нашел себе какую-нибудь Машу-Дашу и успокоился, а этот пристал, как банный лист, никак не отвяжется.

Глава 2

Сергея она нашла на следующий день. И фамилия его была вовсе не Колесников и даже не Колесов, а Телегин. Просто «Лошадиная фамилия». Выяснив с помощью участкового адрес бывшего жениха Алены Огородниковой, Саша крепко задумалась. А с кого начать?

Ведь если рассуждать логически, то у самого Сергея Телегина мотивов для убийства не было. Другое дело его жена. У той мотив очевидный. Ревность.

Правда, у мадам Телегиной двое детей, один из которых младенец. Хотя мотивов убийства этот факт не отменяет, а скорее, наоборот, усиливает, женщина хотела сохранить отца для своих детей. Но вот с точки зрения гуманизма сажать ее в тюрьму, оставлять детей сиротами… Стоит ли Сашина успешная практика таких жертв?

– Ты сперва докажи ее причастность, а там уж рассуждай, что гуманно, а что нет, – насмешливо посоветовал ей Дубровин, к которому она теперь бегала по каждому пустяку.

Совет был дельный, и Сашка решила так и сделать.

Но вот с кем сперва побеседовать, с женой или с мужем?

Пожалуй, с женой, а интерес будем демонстративно проявлять к мужу! – решила коварная стажерка Пономарева и двинулась к дому двадцать восемь, корпус три, в котором на седьмом этаже и проживало семейство Телегиных. День был будний, время утреннее, кормилец наверняка на работе, а вот женушка должна быть дома.

Так оно и оказалось.

– Кто там?

– Полиция. Телегина Ирина дома? – бодро прокричала в глазок Саша, придавая лицу солидности.

За дверью повисла пауза. Потом нерешительный, полный сомнений голос попросил:

– Удостоверение покажите.

Пришлось показать. За дверью еще немного подумали, потом все же открыли.

– Я Телегина, – представилась не очень молодая и не очень красивая, зато явно невыспавшаяся девица с собранными в короткий хвостик неровно выкрашенными волосами.

– Добрый день. Александра Пономарева, следственный комитет, занимаюсь расследованием убийства гражданки Огородниковой, – несколько расплывчато представилась Саша, постаравшись не упоминать своего несолидного звания «стажер».

– А при чем тут мы? – сразу ухватила быка за рога Ирина, забыв даже поздороваться и мгновенно переводя проблему в семейную плоскость. «Мы».

Ответить Саша не успела. В коридор вынесся с рычанием и воем человек лет пяти-шести с огромным грузовиком в руках. Грузовик почему-то выл, как пожарная сирена, а его счастливый обладатель рычал, стараясь перекрыть вой. Из комнаты тут же донесся капризный плач.

– Степка, не рычи, сестру напугал! – прикрикнула Ирина, потом неодобрительно взглянула на Сашу. – На кухню пройдите, разуйтесь только и пальто снимите. У меня дети маленькие. И сумку в прихожей оставьте, – придирчиво оглядев Сашу, словно пересчитав ползающих по ней микробов, велела хозяйка.

Саша решила не выпендриваться. Дети – это святое. Она покладисто разделась и прошла на кухню. Саша не выясняла, кем работала до родов Ирина Телегина, но, вероятно, медсестрой. Чистота на ее кухне царила ослепляющая. Даже прикасаться к чему-то здесь было кощунством, а потому она робко замерла на пороге, не рискуя вторгаться в этот храм стерильности.

– Ну, что встали? Садитесь, – не очень любезно предложила Саше хозяйка, протискиваясь мимо нее на кухню. – Ну, так что вам от нас надо? – все так же недружелюбно спросила Ирина, прислоняясь к раковине. Детский рев уже прекратился, вой тоже.

– Ирина, расскажите, какие отношения связывали вашего мужа с Аленой Огородниковой?

– Отношения? У моего мужа? С этой? – Ирина едва не задохнулась от возмущения. – Да никакие. Они когда-то в школе дружили, вот и все отношения.

– Да? А у меня есть сведения, что после освобождения Алена часто виделась с вашим мужем, – не без раздражающей язвительности произнесла Саша.

Выведи свидетеля из равновесия, из комфортной зоны, и он в состоянии раздражения обязательно проговорится. Этот прием известен всякому, и не только профессионалам, но и любому любителю детектива. И Саша, несмотря на двоих безмятежно играющих в соседней комнате детей, цинично его использовала. Себе она казалась коварной злодейкой, не хуже Чезаре Борджиа.

– Настучали уже доброжелатели? – скривилась в ответ Ирина, отчего ее простоватое добродушное личико приняло отталкивающее выражение жесткости. – Серега мой дурак, каких мало. Всех жалеет. И собак, и кошек, и бомжей, и вот Огородникову тоже пожалел. – Она тяжело вздохнула, успокаиваясь. – В конце мая это было. Пришел с работы расстроенный. Что, говорю, случилось? Сокращение? У матери снова приступ? Она у него сердечница, у сестры Серегиной сейчас живет, у той трешка в соседнем доме, а она с мужем развелась, так свекровь с детьми помогает, а мы вот в ее квартире живем. В смысле, в квартире свекрови, – торопливо, путано объяснила Ирина.

Саша согласно кивнула.

– А Серега говорит, шел сейчас домой, одноклассницу бывшую встретил, Алену Огородникову, помнишь, я тебе про нее рассказывал? Кто ж тут забудет, если он сам говорил, что это его первая любовь и они пожениться собирались? – Саша согласно кивнула, пока что Ирина не финтила и врать не пыталась. – Ну вот. Видел, говорит, сейчас во дворе, она на днях из тюрьмы вернулась. А сам чуть не плачет. Знаешь, говорит, она раньше такая красавица была, а сейчас словно на двадцать лет постарела. И глаза тоскливые такие, смотрит на всех затравленно, даже от меня шарахнулась.

– С этого у них роман и закрутился? С жалости? – ненавидя себя за подлость, спросила Саша.

Вот она, работа полиции, влезать в чужую душу, людей расстраивать, оскорблять. Гадость, да и только. Не об этом она мечтала, поступая на юридический. А мечтала сидеть в чистом офисе и составлять договора, прорабатывать контракты, давать умные советы, но уж точно не в чужом белье копаться. И Саша тяжело вздохнула, потому как путь в юридический рай лежал исключительно через успешно отработанную практику.

– Да какой роман! – не сдержавшись, воскликнула Ирина и хлопнула ладонью по столешнице. – Не роман это, а забота о сирых и убогих. Во всяком случае, с его стороны. Не мог он ее послать куда подальше. Решительности не хватало. А она, лиса, этим и пользовалась. Мало того что она его во дворе после работы караулила, так повадилась к себе на ужин летом приглашать, пока я с детьми на даче была. Это уж мне невестка, Лариса, рассказала, сестра Сережина. Приехала на неделе и говорит: езжай немедленно в город, пока эта уголовница мужа у тебя не увела, я с детьми побуду. Ну, я сразу собралась и помчалась. Скандал был, конечно, безобразный, – стыдливо отводя глаза, пояснила Ирина. – А только что мне делать оставалось? Мне семью спасать надо, а эта нормальных слов все равно бы не поняла! Наорала на нее, – тяжело вздохнула женщина, – гадостей каких-то наговорила, а сама смотрю, стоит она облезлая вся какая-то, глаза и вправду как у побитой собаки. Тут, к счастью, Сережка прибежал, ну я и ему всыпала, он меня домой утащил, и слава богу. А уж дома я ему сразу сказала: или уголовница твоя, или мы с детьми, и слово с него взяла, что больше к ней ни ногой. Он ей тут же при мне позвонил и все объяснил.

– А она что? – с интересом спросила Саша, поражаясь насыщенности чужой личной жизни.

– Ничего. Сказала, что понимает. И все, – пожала плечами Ирина.

Саша молча многозначительно покивала.

– С этим все, конечно, ясно. Неясно только, кто Огородникову убил. – И взглянула в глаза Телегиной.

Но та только дернула плечами и коротко бросила, словно подводя черту:

– А вот это нас не касается. Вы милиция, вы и ищите.

– Полиция, – строго поправила Саша.

– Без разницы.

– А кстати, где вы оба находились в момент убийства? Тринадцатого числа с часу дня до трех? – вытащила козырную карту Саша.

– Я с детьми в поликлинике в очереди сидела сперва к невропатологу, потом к ортопеду. Думаю, что Степку с его орущей таратайкой вся поликлиника запомнила, а Серега на работе был. Можете проверить, – фыркнула недружелюбно Ирина.

– Обязательно проверим, – строго пообещала Саша, понимая, что потерпела очередное фиаско.

– А кем вы до родов работали? – спросила она Телегину, уже стоя на пороге квартиры, так просто, из любопытства.

– Технологом на комбинате детского питания. А что?

Ничего, вздохнула про себя девушка, направляясь к лифту. Очередной тупик, и никаких версий. Хотя алиби проверить все же стоит.