Текст книги "Галина Вишневская. Пиковая дама русской оперы"

Галина Вишневская в роли Татьяны из оперы «Евгений Онегин». 1950-е гг.

 
Женский голос как ветер несется,
Черным кажется, влажным, ночным,
И чего на лету ни коснется —
Все становится сразу иным…
 

(Анна Ахматова. «Слушая пение». Стихотворение посвящено Галине Вишневской. 1961 г.)

Татьяна Ларина – первая роль Галины Вишневской в Большом театре, куда она поступит через пятнадцать лет. Причем первым Онегиным для нее будет все тот же Норцов, в голос которого она влюбилась еще в детстве. Знаменитый артист как раз заканчивал свою карьеру, а Галина начинала. Так и хочется сказать: дождался ее. Что это, если не судьба?

Музыка Чайковского и стихи Пушкина произвели на Галину необыкновенное впечатление, ошеломили ее, потрясли. Теперь она могла целые дни напролет слушать эти пластинки, не обращая внимания на просьбы соседей о тишине.

Но Галина уже далеко, она нашла дверь в волшебный мир и теперь не в силах покинуть его надолго. Она слушает Пушкинскую поэзию и невольно осознает, насколько этот язык далек от языка, на котором говорят вокруг нее, даже от языка, на котором поют песни. Сравните хотя бы слова Татьяны: «Я пью волшебный яд желаний, / Меня преследуют мечты!» и «Маруся отравилась, / В больницу повезут». Вроде тоже яд, но совсем иной, Галю охватывает восторг, когда она представляет, как пьет из хрустального бокала волшебный яд, как кружится на балу, как… Меж тем подходит очередной день получения пенсии, и у гостеприимной бабушки собираются ее подруги.

– Спой, Галенька, Марусю. Как там… – и запевают все вместе.

 
«А милый идет сзади,
Кричит: «Прости, прощай!
Прости, прощай, Маруся!
Прости, прости меня!
Я знаю, что Маруся
З-за меня умерла».
 

– Спой, а мы тебе за это на мороженое дадим.

– Хорошо, спою, – с радостью соглашается Галина, и вдруг неожиданно для себя:

 
«Я пью волшебный яд желаний,
Меня преследуют мечты!».
 

Немая сцена.

Вскоре, под воздействием Пушкина, Галя поняла, что просто обязана повторить судьбу Татьяны, с ее несчастной и оттого такой романтической любовью, но для этого прежде всего нужно было найти своего Онегина. Онегин в среде плохо одетых, дурно причесанных школьников долго не мог обнаружиться, но все-таки не иголка в стоге сена, нашелся. Им оказался мальчик из хорошей семьи, с прямым, ровным пробором и в аккуратном костюмчике. Галя влюбилась и решила подобно Татьяне написать ему возвышенное письмо о своих чувствах. Текст, разумеется, спионерила у Пушкина. Сначала хотела что-то изменить, а потом поняла, лучше все равно не скажешь. В общем, сплагиатила и была этим довольна.

«Онегину» письмо было вручено на переменке, он прочел его и… скорее всего, ничего не понял. Во всяком случае, Галя не услышала от него никакой ответной арии.

Пушкинский язык, который очаровал Галину, был непонятен ее окружению, что же до Галки-артистки, она вдруг постигла, что не может больше жить, не соприкасаясь с высокой литературой, которой она теперь буквально дышала. В результате она превратилась в запойную читательницу, читала все, что попадалось под руки, в библиотеке просила русскую классику, а потом постепенно открывала для себя и других писателей.

Теперь она проигрывала все эти книги в себе, обращаясь то бедной Лизой, то Анной, которую выдали замуж за пожилого чиновника, то…

В драмкружке она не отказывалась ни от каких ролей, танцевать, правда, не любила, но зато испытывала подлинное наслаждение, стоя у балетного станка. Утомительный экзерсис воспринимался Галей как сложная придворная церемония, вот она – гордая королева с прямой спиной, делает красивые, округлые движения руками, приветствуя своих подданных. Величие и спокойствие: так и только так должна ощущать себя подлинная царица. Это ощущение она пронесет через всю жизнь.

Глава 2
Мы живем, под собою не чуя страны

Цель музыки – трогать сердца.

Иоганн Себастьян Бах

Но невозможно уйти в мир фантазии навечно, уйти так, чтобы не видеть и не слышать окружающего безумия. Шли годы ежовщины, кипели шпионские страсти, то тут, то там созревали всемирные заговоры, планировались полные злого коварства покушения. Враги, враги, кругом одни враги. По улицам ездит приметный черный воронок, затормозит у парадной, сидишь и слушаешь, на каком этаже остановится лифт. На нашем! К кому? На этаже всего две квартиры. К соседям или к нам? Соседей жалко, у них детей мал-мала, но уж лучше к ним, чем к нам. Приглушенный звонок в другой квартире во всеобщем напряжении звучит неестественно громко. Ну, слава богу, пронесло.

Когда родителей увозят на черном воронке, уже понятно: скоро они будут объявлены «врагами народа». А их дети – «детьми врагов народа». В школах от таких старались избавляться, потому как яблоко от яблоньки.

 
«Уводили тебя на рассвете,
За тобой, как на выносе, шла.
В темной горнице плакали дети,
У божницы свеча оплыла.
На губах твоих холод иконки,
Смертный пот на челе… Не забыть!
Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.
Семнадцать месяцев кричу,
Зову тебя домой.
Кидалась в ноги палачу,
Ты – сын и ужас мой»[15]15
  Анна Ахматова, из поэмы «Реквием».


[Закрыть].
 

Если есть заговоры, стало быть есть и те, кто эти самые заговоры плетет, кто копает под нашу прекрасную партию, которая ничего не жалеет ради своего народа. 1 декабря 1934 года убили красавца Кирова[16]16
  Сергей Миронович Киров (настоящая фамилия Костриков, 1886–1934) – российский революционер, советский государственный и политический деятель. Убит в результате покушения 1 декабря 1934 года Леонидом Николаевым. Убийство Кирова послужило началом массовых репрессий, известных как «Большой террор».


[Закрыть]. Кто убил? Враги.

Враги повсюду, заграница вербует шпионов, будь начеку, товарищ. В 1937 троцкисты в лице высших советских военачальников устроили заговор с целью захвата власти. А ведь офицеры вполне могут поднять не понимающих, что происходит, солдат, военную технику и устроить вооруженный переворот. В результате накануне войны армия оказалась обезглавлена.

Впрочем, пока об этом еще никто не знает. Народ читает газеты и диву дается, откуда вдруг столько врагов повылазило? И как хорошо, что наш вождь сумел их вовремя раскрыть. «Спасибо, товарищ Сталин, за наше счастливое детство!»

Санкт-Петербург. Площадь Труда. 1930-е гг.

Везде, куда ни сунься, натыкаешься на портреты великого вождя – «Сталин – это Ленин сегодня!», поэты посвящают ему стихи, стихи с легкой руки композиторов обращаются в песни:

 
«На дубу зеленом,
Да над тем простором
Два сокола ясных
Вели разговоры.
А соколов этих
Люди все узнали:
Первый сокол – Ленин,
Второй сокол – Сталин.
 
 
А кругом летали
Соколята стаей…»
 

Неудивительно, спрос рождает предложение, и если на сцену можно пробиться только через прославление великого вождя, то к чему стесняться? Если у тебя в семье нет врага народа и родственников за границей, то в СССР перед тобою открывается любая дорога. Главное правило: не думай, ходи в ногу, равняйся на кого сказано, и все получится.

А чтобы никакие «враги народа» не пробрались в твою чистую биографию, следи зорко, и как только что заметишь, сразу же беги к старшим товарищам. Поймай, разоблачи шпиона. Никто не назовет тебя предателем, если ты разоблачаешь оборотня, продавшегося за американские доллары шпиона. Если же среди твоей родни все-таки затесался подлый предатель, прояви стойкость, откажись от него, отрежь, как гниющий член, чтобы не заразилось все тело.

Еще в 1933 году Осип Мандельштам[17]17
  Осип Эмильевич Мандельштам (1891–1938) – русский поэт, прозаик и переводчик, эссеист, критик, литературовед. Один из крупнейших русских поэтов XX века.


[Закрыть] написал роковое:

 
«Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
 
 
А где хватит на полразговорца, —
Там припомнят кремлевского горца.
 
 
Его толстые пальцы, как черви жирны,
А слова, как пудовые гири верны.
 
 
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.
 
 
А вокруг его сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
 
 
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет.
 
 
Как подковы кует за указом указ —
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
 
 
Что ни казнь у него, – то малина
И широкая грудь осетина».
 

Местом для премьерного чтения была выбрана какая-то неказистая улочка в районе Тверских-Ямских, где точнее, никто уже не скажет. Да и не концерт это был, просто шли друзья-поэты, выпивали, балагурили, а потом Осип прочитал вполголоса: «Мы живем, под собою не чуя страны…», при этом зрителям пришлось подойти ближе, чтобы прислушиваться, так как рядом постоянно скрипели ломовые извозчичьи телеги, цокали лошадиные копыта, то и дело слышалась брань возниц. Дослушав до конца, Борис Пастернак сказал: «То, что вы мне прочли, не имеет никакого отношения к литературе, поэзии. Это не литературный факт, но акт самоубийства, который я не одобряю и в котором не хочу принимать участия. Вы мне ничего не читали, я ничего не слышал, и прошу вас не читать их никому другому». К сожалению, они были не одни, кто-то тут же донес на Мандельштама. Началось следствие, так что 13 мая 1934 года поэта Мандельштама и его жену Надежду Яковлевну отправили в ссылку. Собственно жену ни в чем не обвиняли, она пошла за мужем, как некогда шли знаменитые декабристки. С той лишь разницей, что тем могли помочь и помогали, о них пели песни и сочиняли романы, а Надежда Яковлевна[18]18
  Надежда Яковлевна Мандельштам (девичья фамилия – Хазина, 1899–1980) – русская писательница, мемуарист, лингвист, преподаватель, жена Осипа Мандельштама.


[Закрыть] отправилась, надеясь лишь на себя и на Бога. Потому как на мужа-поэта не обопрешься. В Чердыни Мандельштам при первой же удобной возможности выбросился из окна. Не убился, но стало не легче.

Понимая, что супруг не вынесет ссылки, Надежда Яковлевна писала во все советские инстанции и ко всем знакомым. Добралась до Николая Бухарина[19]19
  Николай Иванович Бухарин (1888–1938) – российский революционер, советский политический, государственный и партийный деятель. Член ЦК партии (1917–1934), кандидат в члены ЦК ВКП(б) (1934–1937). Кандидат в члены Политбюро ЦК РКП(б) (1919–1924), член Политбюро ЦК ВКП(б) (1924–1929). Кандидат в члены Оргбюро ЦК РКП(б) (1923–1924). Академик АН СССР (1929).


[Закрыть], а он передал прошение Сталину. После чего положение дел сдвинулось с мертвой точки, и Мандельштаму разрешили самостоятельно выбрать место для поселения. Они решают ехать в Воронеж. Там О. Э. Мандельштам подрабатывает в местной газете и в театре. Живут в непролазной нищете, большая часть друзей в страхе отступилась от политического ссыльного, есть несколько человек, которые время от времени помогают деньгами. Но этих людей мало, да и что они могут дать? Даже если оторвут от себя последнее? Все нищие, все обездоленные. Время от времени в Воронеж приезжает Анна Ахматова. Все знают, в 1921 году был расстрелян ее первый муж Николай Гумилев, а сын Лев уже четыре года в тюрьме (пробудет там до 1940 года, после чего еще на 10 лет отправится в ссылку). Ее визит не в помощь, а как раз наоборот, власти вполне могут решить, что двое отверженных и обиженных, собравшись вместе, плетут заговоры.

«В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде, – напишет Анна Ахматова 1 апреля 1957. – Как-то раз кто-то «опознал» меня. Тогда стоящая за мной женщина с голубыми губами, которая, конечно, никогда не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом):

– А это вы можете описать?

И я сказала:

– Могу.

Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом».

В мае 1937 года, через пять лет после произнесения приговора, Мандельштаму неожиданно разрешили выехать из Воронежа. В 1938 в защиту поэта выступили Иосиф Прут[20]20
  Иосиф Леонидович Прут (1900–1996) – советский драматург и сценарист. Заслуженный деятель искусств РСФСР (1983).


[Закрыть] и Валентин Катаев[21]21
  Валентин Петрович Катаев (1897–1986) – русский советский писатель и поэт, драматург, журналист, киносценарист. Герой Социалистического Труда (1974).


[Закрыть], оба страшно, смертельно рисковали, оба не могли поступить иначе. Тем не менее, в ночь с 1 на 2 мая 1938 года Осип Эмильевич был арестован во второй раз, посажен во Внутреннюю тюрьму НКВД, а потом в Бутырскую тюрьму. Из обвинительного заключения: «Следствием по делу установлено, что Мандельштам О. Э., несмотря на то, что ему после отбытия наказания запрещено было проживать в Москве, часто приезжал в Москву, останавливался у своих знакомых, пытался воздействовать на общественное мнение в свою пользу путем нарочитого демонстрирования своего «бедственного» положения и болезненного состояния. Антисоветские элементы из среды литераторов использовали Мандельштама в целях враждебной агитации, делая из него «страдальца», организовывали для него денежные сборы среди писателей. Мандельштам на момент ареста поддерживал тесную связь с врагом народа Стеничем[22]22
  Валентин Иосифович (Осипович) Стенич (настоящая фамилия Сметанич; 1897–1938) – ленинградский поэт и эссеист, переводчик западноевропейской литературы.


[Закрыть], Кибальчичем[23]23
  Виктор Львович Кибальчич, более известный под псевдонимом Виктор Серж (1890–1947) – русский и франкоязычный писатель, революционер, деятель коммунистической партии и Коминтерна.


[Закрыть] до момента высылки последнего за пределы СССР и др. Медицинским освидетельствованием Мандельштам О. Э. признан личностью психопатического склада со склонностью к навязчивым мыслям и фантазированию. Обвиняется в том, что вел антисоветскую агитацию, то есть в преступлениях, предусмотренных по ст. 58–10 УК РСФСР. Дело по обвинению Мандельштама О. Э. подлежит рассмотрению Особого Совещания НКВД СССР».

В конце лета Особое совещание при НКВД СССР приговорило Мандельштама к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. 8 сентября он был отправлен этапом на Дальний Восток. 27 декабря 1938 года Осип Мандельштам скончался в пересыльном лагере, не выдержал организм. Хоронить не стали, не захотели возиться с заледеневшей землей, тем более, что не один он такой там был. Другие тоже умирали.

Тела, сваленные в один «зимний штабель», ждали оттепели. Позже они будут захоронены в братской могиле. На этом фоне кажется пророческим стихотворение грузинского поэта Н. Мицишвили[24]24
  Николоз Иосифович Мицишвили (также Николо Мицишвили; наст. фамилия – Сирбиладзе; 1894–1937) – грузинский поэт и писатель.


[Закрыть], которое еще в 1921 году перевел Осип Мандельштам:

 
«Когда я свалюсь умирать под забором
в какой-нибудь яме,
И некуда будет душе уйти от чугунного хлада —
Я вежливо тихо уйду. Незаметно смешаюсь с тенями.
И собаки меня пожалеют, целуя под ветхой оградой.
Не будет процессии. Меня не украсят фиалки,
И девы цветов не рассыплют над черной могилой».
 

Меж тем события чередовались с какой-то колдовской неизбежностью. 20 июня 1939 года в Ленинграде был арестован режиссер Всеволод Эмильевич Мейерхольд[25]25
  Всеволод Эмильевич Мейерхольд (настоящее имя – Карл Казимир Теодор Майергольд; 1874–1940) – русский советский театральный режиссер, актер и педагог. Теоретик и практик театрального гротеска, автор программы «Театральный Октябрь» и создатель актерской системы, получившей название «биомеханика». Народный артист РСФСР (1923).


[Закрыть]. В то же время в его московской квартире был произведен обыск. Неудивительно, что действия правоохранительных органов сильно не понравились жене режиссера Зинаиде Райх[26]26
  Зинаида Николаевна Райх (1894–1939) – российская и советская театральная актриса. Заслуженная артистка РСФСР. Первая жена Сергея Есенина, впоследствии ставшая женой Всеволода Мейерхольда.


[Закрыть], кому это вообще могло понравиться? Во всяком случае, в протоколе обыска зафиксирована жалоба Зинаиды Николаевны.

Всеволод Эмильевич Мейерхольд (1874–1940) – русский советский театральный режиссер, актер и педагог. Теоретик и практик театрального гротеска, автор программы «Театральный Октябрь» и создатель актерской системы, получившей название «Биомеханика». Народный артист РСФСР (1923)

Три недели Мейерхольда, уже пожилого человека, истязали в застенках, выбивая из него показания. «…Меня здесь били – больного шестидесятишестилетнего старика, клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и по спине, когда сидел на стуле, той же резиной били по ногам, боль была такая, что казалось, на больные чувствительные места ног лили крутой кипяток…», – писал Мейерхольд В. М. Молотову[27]27
  Вячеслав Михайлович Молотов (настоящая фамилия Скрябин; 1890–1986) – российский революционер, советский политический и государственный деятель. Председатель Совета народных комиссаров СССР в 1930–1941 годах, народный комиссар, министр иностранных дел СССР в 1939–1949, 1953–1956 годах. Один из высших руководителей ВКП(б) и КПСС с 1921 по 1957 гг. Герой Социалистического Труда. Депутат Верховного Совета СССР I–IV созывов.


[Закрыть] в январе 1940 года.

В результате 1 февраля 1940-го Всеволод Эмильевич был приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение на следующий день, 2 февраля.

На обработку в следственном изоляторе знаменитого режиссера ушел 21 день, если считать с момента ареста, а на 24-ый, в ночь с 14 на 15 июля 1939, двое неизвестных вломились в квартиру Мейерхольда в Брюсовском переулке и зверски убили его жену актрису Зинаиду Райх. Женщина отчаянно сопротивлялась, на ее теле были обнаружены семнадцать ножевых ранений, в своей книге Г. П. Вишневская пишет, будто бы глаза актрисы были выколоты. Актриса скончалась по дороге в больницу. Тайна ее смерти остается нераскрытой по сей день. Следствие подозревало друга Всеволода Эмильевича Заслуженного артиста РСФСР, солиста Большого театра Дмитрия Даниловича Головина[28]28
  Дмитрий Данилович Головин (1894–1966) – российский советский оперный певец, лирико-драматический баритон. Заслуженный артист РСФСР (1934).


[Закрыть], а также его сына, режиссера Виталия Головина[29]29
  Виталий Дмитриевич Головин (1919–1979). Режиссер, сценарист.


[Закрыть], действовавших якобы по прямому приказу Лаврентия Берии. Оба вскоре оказались в ГУЛАГе. После аналогичное обвинение было предъявлено В. Т. Варнакову, А. И. Курносову и А. М. Огольцову – все они были расстреляны.

По свидетельству Татьяны, дочери Зинаиды Райх от ее первого мужа Сергея Есенина[30]30
  Сергей Александрович Есенин (1895–1925) – русский поэт, представитель новокрестьянской поэзии и лирики, а в более позднем периоде творчества – имажинизма.


[Закрыть], «мою маму убили в ночь на 15-е июля. Ее уже похоронили на Ваганьковском кладбище недалеко от могилы Есенина. Почти никто не пришел, были родные и несколько посторонних почти людей; из тех, кто ходили всегда, никто не пришел… Они ничего не взяли, не ограбили, они пришли, чтобы убить, и ранили 7 раз около сердца и в шею, и она умерла через 2 часа, а Лидию Анисимовну побили по голове, и она жива… Кто это был, их было двое, и их не нашли»[31]31
  Из письма Татьяны, дочери Зинаиды Райх, Мариэтте Шагинян 20 июля 1939 года.


[Закрыть]. «Райх зверски, загадочно убили через несколько дней после ареста Мейерхольда и хоронили тишком, и за гробом ее шел один человек», – писала в своем дневнике 13 марта 1941 года Ольга Берггольц[32]32
  Ольга Федоровна Берггольц (1910–1975) – русская советская поэтесса, прозаик.


[Закрыть].

В общем, в такое неспокойное, жестокое и бурное время росла будущая дива Большого театра, будущая народная актриса СССР Галина Вишневская, тогда Иванова.

Страшное время. Но если взрослые, знавшие и другие, лучшие времена, могли что-то противопоставить окружающему кошмару, по крайней мере, сравнивать и вспоминать, что говорить о детях, отравленных с самого рождения. Школьник стремится стать октябренком, октябренок – пионером, потом комсомолец, членом партии, выше, живее, смелее. Иди по дороге, выбранной для тебя, другой все равно не существует. Герой-пионер, всем детям пример – предатель Павел Морозов[33]33
  Павел Трофимович Морозов (1918–1932) – советский школьник, учащийся Герасимовской школы Тавдинского района Уральской области, в советское время получивший известность как пионер-герой, противостоявший кулачеству в лице своего отца и поплатившийся за это жизнью.


[Закрыть], тот самый, что пожертвовал своими родными ради великой цели и погиб от рук кулаков. Всем равняться на Павку Морозова! Ать-два.

«Я помню свой первый настоящий триумф: мне девять лет, и я пою в школьном концерте, посвященном дню рождения Ильича, песню – конечно, о Ленине, – пишет Г. П. Вишневская. – И сегодня слышу еще этот жесткий маршеобразный мотив и слова:

 
«Песня наша, греми,
Набегай волной на мир!
Ленин жив, Ленин жив,
Ленин движет нами.
В городах, в деревнях
Грозный вал вздымается, бурля,
Громче песня – наше знамя!
Слышишь, Ленин? – дрожит земля!».
 

Когда я кончила петь, в зале началось что-то невообразимое – так все орали! Орали дети, орали родители – мне пришлось повторить песню еще два раза! И я сама орала ее неистово, как одержимая, как трибун, как фашистка: «Слышишь, Ленин? – дрожит земля!!!». А ведь я была ребенком – мне было только девять лет! О, я хорошо помню это первое мое ощущение сценического экстаза, истерического возбуждения. Но как же я должна была верить в то, о чем пою! Иначе мое выступление ни на публику, ни на меня не произвело бы такого громадного впечатления, что вошло в мою память на всю жизнь».

Вообще, такие черты как бешеный темперамент, взрывной характер, экстатичность, весьма свойственны нашей героине. Сама Вишневская связывает это с горячей цыганской кровью. Однажды, во время гастролей Галины Павловны в Саратове, ее пригласили петь «Тоску» в их театре. Так, в сцене убийства она чуть реально не прирезала их баритона, полоснув его по уху ножом. На самом деле нож должны были положить бутафорский, ни в одном профессиональном театре никогда не используют настоящее оружие. Вишневская в пылу сценического экстаза не поняла, что у нее в руках не легкая бутафория, а реальный, причем острый нож. Загадочная история, хоть детектив пиши, – кто решил убить или изуродовать артиста руками нашей героини?

Другой похожий случай произошел с Галиной в Вене: когда она играла в той же «Тоске», у нее на голове неожиданно загорелся искусственный шиньон. «В ажиотаже этой безумной по драматическому напряжению сцены я бегала с ножом в поднятой руке вокруг корчившегося в предсмертных судорогах Паскалиса, не зная, что произошло только что за моей спиной… как вдруг мой слух пронзил женский визг (первой закричала сидевшая в зале моя австрийская подруга Люба Кормут). В ту же секунду я услышала над своей головой треск, будто зашипела ракета фейерверка. Я почувствовала, как весь мой огромный шиньон поднялся вверх. В глазах замелькал ослепительный свет, и сквозь него я увидела вскочившего на ноги «убитого» мною Скарпиа… С криком «Фойер, фойер!» он ринулся ко мне и, схватив за руки, повалил меня на пол. Как молния мелькнула мысль: горит платье!.. Инстинктивно ухватившись за ковер, я пыталась зарыться в него лицом… Моих рук коснулось пламя… горят волосы!.. Схватив горящий шиньон обеими руками, я что есть силы стала рвать его и, наконец, выдрала вместе с собственными волосами… Вскочив на ноги, я увидела бегущих ко мне из всех кулис людей… Почему не слышно музыки?.. ведь я не докончила акта… почему меня уводят со сцены?..» И финал: «Видя, что я стою на ногах, директор выбежал перед занавесом и объявил, что, кажется, нет серьезных ожогов. Меня же заботила только одна мысль, что нужно срочно надеть новый шиньон и продолжить спектакль.

– Скорее принесите другой шиньон, слишком большая пауза!..

На меня смотрел директор театра как на кретинку.

– Вы что, собираетесь петь?

– Конечно… скорее принесите шиньон!

Я не замечала, что врач бинтует мне руки, что у меня сгорели ногти на обеих руках. Для меня во время исполнения роли все, что я делаю на сцене, так важно, как вопрос о жизни и смерти. Если бы мне отрезали голову, только тогда я не смогла бы допеть спектакля».

Летом 1941 года отец Гали отправился на новое место службы в Эстонию и, небывалое дело, пригласил дочь ехать с ним, с тем, чтобы к началу учебного года она вернулась в Кронштадт. Тарту сразу же понравился девочке, никогда прежде не бывавшей в ближнем зарубежье. Правда это теперь тоже был СССР, Эстония только-только «добровольно» присоединилась к нашей стране, так что эта поездка не считалась заграничной. «Какая была поразительная разница между той жизнью, которую я знала, и той, которую увидела! Я попала на другую планету. Люди так красиво одеты, и так вкусно они едят, и такая чистота на улицах! А живут все в отдельных квартирах, коммунальных здесь и не бывает. А за что же мне говорят «спасибо» в магазине? За то, что мне привалило счастье, и я купила эти сказочные туфли?! Нет, этого не может быть, тут что-то не так. Ну, конечно, все это происки капиталистов. Заманить, одурманить советского человека, а потом… Да нас не проведешь, нам об этом по радио каждый день говорят, это у нас и ребенку известно. Да и папаша мой ведет разъяснительную работу:

– Ничего, скоро прикончим эту сволочь, разожрались, паразиты!»

Великая Отечественная война застала Галю в Тарту, она спешно выехала вместе с летней воинской частью. Посадили в автобус с летчиками, и домой. «За эшелоном шел спецотряд – взрывали за собой мосты. Ехали днем и ночью. Да это было и не отступление, а просто паническое бегство. Остановились и опомнились уже в Торжке. Так началась для меня война. Так кончилось мое детство. Мне было четырнадцать лет».

Галина Вишневская в детстве. Ок. 1929 г.