Текст книги "Предсказание"

Глава 15

Счастье есть, где-то обязательно есть. Не всегда «счастье там, где нас нет». На Ладу Дан смотрело счастье, и она смотрела на него. Инстинктивно не заговаривая первой, боясь нарушить с таким трудом обретенную, тонкую, как только что выбравшийся из почвы стебелек неизвестного науке растения, гармонию.

– Может, теперь познакомимся? – спросило счастье, припав губами к ее руке и продолжая при этом погружаться в ее глаза. – Раз все-таки велением судьбы я оказался в вашей постели! Так что неплохо было бы узнать имена друг друга.

– Лада, – скорее вопросительно, нежели утвердительно ответила она и, покраснев, поправила волосы. Ее внезапная влюбленность была почти что диагнозом. Причем убийственным, хроническим, со всеми присущими ему необратимыми последствиями.

– Прекрасное имя, Лада, а я Питер.

– Петр? – поправила его она.

– Нет, сударыня, именно Питер, – он улыбнулся. – Родитель мой обожал, все иностранное, особенно немецкое, вот и назвал меня, хотя, говорят, время было такое.

– И в загсе записали иностранное имя? – Лада пожала плечами. – Должно быть, ваши родители были влиятельные люди, простой человек должен был предъявить какие-нибудь основания для выбора такого имени. Хотя, я не сообразила, может, тогда уже и давали иностранные имена. Мне нравится.

– Влиятельные… более того, – Питер задумался, все еще целуя пальцы Лады. – Отец был известным, я бы даже сказал – великим человеком.

– Он воевал? – Лада поправила на груди халатик, стараясь смотреть куда угодно, только не на Питера.

– Воевал, строил корабли…

– А, кораблестроительный. Ясно. А мама?

– О сей особе я доподлинно ничего не знаю. Но не расстраивайтесь, – поймал он смущенную улыбку собеседницы, – у меня было восхитительное детство: игры, маскарады, потешные баталии. Отец души во мне не чаял, не представляете, каких людей я повидал! Праздники, веселье… а игрушки, а уроды!.. Специально для того, чтобы я лучше учился, отец собрал целую коллекцию заспиртованных чудищ, по его приказу были привезены чучела разных животных и даже человеческие уродцы!

– Бр-р-р. Представляю, каково было жить рядом с такими экспонатами, – Лада поежилась. – И что, вы действительно после этого стали лучше учиться?

– Да, – он пожал плечами, как бы рассеянно крутя пояс халатика Лады. – Я учился… но не только естествознанию, вид заспиртованного младенца вызвал во мне тягу к черной магии. Но не бойтесь, Лада, – он виновато улыбнулся. – Я не направляю свои чары на людей, которые мне нравятся, тем более, на женщин, – он тихо и светло рассмеялся и обнял ее за талию. – Я действительный член масонской ложи и еще вступил в несколько братств, но, посуди сама, чем еще мне было заниматься, чтобы не скучать?

Их губы встретились.

– Странно, – прошептал он, касаясь губами ее шеи, затрепетавшей, как струна под смычком опытного скрипача. – Только сегодня я думал, что ничего этого уже никогда не будет. И вдруг – ты.

 
Снисхождение
Как не хочется расставаться. Разлука. Снова одна. Снова поиск. Яне боюсь поиска, но уже давно хочу идти с кем-то. С тобой.
Если не будет разлуки, не будет и встречи. Но если вчера я чувствовала твое тепло, то сегодня по дому гуляет сквозняк от незанятого места, и руки мои проваливаются в пустоту, когда я хочу дотронуться до твоего призрака. Яне могу поверить, что ты мог когда-то действительно быть.
Я плачу.
А как хотелось мне иметь друга. И вот ты задумал уйти. Ты не сказал мне еще о своем решении, но я не так глупа, чтобы не знать твои мысли. Что посулить тебе? Какую награду за подвиг может воздать нищий? Что нужно тебе, королю, имеющему все, о чем только способен мечтать человек? Что нужно тебе, аскету, владеющему большим, чем может представить любой властелин? Мои дары кажутся детскими игрушками по сравнению с теми кладами, которые, не замечая, ты разбрасываешь вокруг себя.
Мои миры становятся ненужными в сравнении с одной минутой наедине с тобой. Я отдала бы тебе свои крохотные открытия, но они не могут заинтересовать тебя.
Снисхождения, милый, снисхождения.
Я отдала бы тебе себя, принесла бы, как букет полевых цветов, и раскидала по комнате. Я отдала бы тебе свое тело, как уже отдала душу.
Снисхождения.
Я отдала бы тебе себя, и ты сделал бы меня богом, равным себе. Но я боюсь, что ты станешь человеком, подобным мне. А ты знаешь, как тяжело потерять Бога?
Я молю тебя о сни-схож-дении до земли моих иллюзий. Я молю о разрешении от этого сна в сон следующий, о причастности моего безымянного завтра с твоим безымянным сегодня. Я молю тебя о непреложности ран моих с душой моей и об откровенности, когда чистым сиянием пройду навстречу.
Мне нечего подарить тебе. Ты хозяин моих глубин. Яне сумею обидеться, если завтра ты решишь, что меня не должно быть.
Мне не надо любви твоей. Мне не надо верности твоей.
Сни-схож-дения я молю, снисхождения…
 

Этот текст родился как бы сам собой, и Лада едва дождалась, когда разорвутся объятия, чтобы записать его на бумагу. Лада гневалась и злилась на свою такую сумасшедшую природу, которая не давала сблизиться с кем-либо, не сделав его при этом героем своего будущего произведения.

Глава 16

Укрытый клетчатым одеялом Алеша сидел в машине «скорой помощи», плотно прижавшись к обнимающей его маме. Он молчал не потому, что был шокирован или подавлен, просто все как будто было уже сказано.

Ему понравилось, как вылетела дверь в комнате, где он спал, и мужчины в масках, точно ниндзя, вытащили его из кровати и, обернув одеялом, вынесли в залитый светом коридор. Он даже не успел закричать, позвать на помощь, так быстро все произошло.

Но это даже здорово, что не стал орать или плакать. Ведь спецназовцы, как потом выяснилось, пришли вместе с мамой, перед которой он никак не хотел показывать свои слезы.

Достаточно и того, что он плакал, пока не заснул. Перед сном ему дали стакан молока и печенье. И он сначала героически отказался от еды, а потом проголодался и съел все до последней крошечки. Но об этом он решил не распространяться, тем более, что во всем происходящем почти не было ничего интересного. Охранник, один из тех, что обычно забирают его из школы, почему-то сначала поменял машину и поехал не домой, а свернул совсем в другую сторону.

Алексей догадался, что это похищение, лишь когда город закончился и начались бесконечные деревья. Он, и правда, здорово струхнул, представляя темные катакомбы и ожидающие его цепи и пытки. Но ничего такого не произошло. Ни тебе стрельбы, ни погони. Мир был тихим и предательски спокойным. Охранник отвел Алешу на второй этаж, где их уже поджидал серенький невзрачный мужик, обрюзглая фигура которого, вылинявший спортивный костюм и меховая жилетка, делали его похожим на старого забулдыгу, живущего по соседству. И только глаза, спокойные и верные, как сама смерть, говорили о воле и недюжинной силе последнего.

До вечера Алеша просидел с этим мрачным типом, смотря мультики по DVD и слушая, о чем тот говорил по телефону. Пару раз разговор касался самого Алексея и его мамы. Когда за окном начало темнеть, к дому подъехала машина, и вскоре после этого мальчика напоили молоком и уложили спать.

Оставшись совсем один, он плакал, а потом… Да, он спал, что-то даже видел во сне, что-то такое, что хотелось вспомнить, но почему-то не получалось.

Машину тряхнуло на повороте. Алексей отвлекся от своих мыслей и прислушался к разговорам. Как всегда деловая, мама раздавала команды по сотовому телефону. Мальчик попытался закрыть глаза и вспомнить увиденный сон, но снова был выбит из колеи.

– Мы едем в аэропорт, заскочи ко мне домой, возьми подготовленные мои и Алешкины документы и встречай нас, – быстро отдавала распоряжения Ольга. – Нет, на поезде не поедем. Знаю, что меньше проверяют документы, зато на самолете быстрее.

– На самолете? – переспросил Алеша. И от этой мысли ему сделалось нехорошо. – Я же в одной пижаме.

– В какой пижаме? – отвлеклась на сына Ольга, – Ах да, и привези одежду для Алексея, – добавила она в трубку. – Что Лада Дан? Ну, бродит где-нибудь или сидит в «Публичке». Я почем знаю? Главное, чтобы все продолжалось так, будто ничего не произошло. Ясно? Я в самом скором времени выйду на связь. Да. Знаю, знаю, что без меня вы лишний раз шевельнуться боитесь. ну да вас на подвиги никто и не толкает, выполняйте обыденную работу. Все.

Она положила телефон в сумку и погладила сына по голове:

– Едем налегке, так даже интереснее. Все, что нам понадобится, купим в Париже.

– В это время самолетов во Францию нет, – перебил ее седой спецназовец.

– А куда есть? В Берлин есть? Значит, в Берлин. Где наша не…

– Я не полечу, – Алексей скукожился под одеялом, весь мир вдруг показался ему холодным и враждебным.

«Как хорошо дома, в своей комнате, со своими вещами. Даже лучше, чем у тети Лады, куда веселее, чем с двоюродными братьями, хотя они хорошие. А тут, говорят, ехать сквозь ночь, лететь куда-то, где нет друзей и вообще ничего знакомого. Где, может быть, придется жить, как бродягам? Нет. Только не это. Ни за что не полечу, не заставят!»

– Что ты говоришь Алешенька? Ты же уже летал на самолетике, он тебе понравился, помнишь? Прошлым летом в Болгарию. Там было тепло, море, белое здание санатория, бассейн, пляж с зонтиками. В Германии тоже красиво, там большие дома…

– В Питере тоже дома. Я никуда не полечу! Хватит! Все! – его глаза наполнились слезами. – Не полечу и все! Никогда не буду летать! Хочу домой! Сейчас! Быстро! Домой!!!

Машина остановилась у низкого зданьица «Пулково-2». Ольга кивнула спецназовцам и наклонилась обнять Алексея, но он неожиданно съжался в комок и, оттолкнув ее ногами, забился на полке. Сильные мужские руки сгребли его в охапку, но Алеша жмурился и бил кулаками направо и налево. Ольга схватила сына сзади, и он перекинулся на нее, молотя кулаками. Его личико покраснело, горло издавало хриплые рыдания. Ольга попыталась схватить ребенка за руки, но он изловчился и впился ей в волосы.

– Черт с тобой! Не полетим! Успокойся! – не выдержала она, мужики с трудом удерживали обезумевшего ребенка, в руках которого остались два светлых клока волос.

– Едем на вокзал, – сквозь зубы распорядилась она, поглядывая на сына.

– Против поезда ты, надеюсь, ничего не имеешь?

Лицо ребенка снова исказила безобразная гримаса.

– Не поеду, никуда не поеду!

– Может, укольчик сделать? – положив ей руку на плечо, предложил старший. – Такое бывает, это стресс и больше ничего. Когда мы его вытаскивали, он был совершенно спокоен, а это уже закон – сперва тормоз, потом слезы. Вот теперь и прорвало. Простое успокоительное, никто и не заметит, что вы везете сонного ребенка, время-то не детское.

– А это безопасно? – с сомнением в голосе покачала головой Ольга.

– Не было бы безопасно, разве я стал бы предлагать? У самого дети, – развел руками военный.

Тут же в руках спецназовца появилась походная аптечка, заученным движением он вытащил шприц, надломил ампулу…

Алексея затрясло, зубы отстукивали дробь, сразу несколько рук мягко и тяжело сдавили его запястья, плечи, ноги, не причиняя при этом боли, только вызвав странный паралич. Ребенок напрягся, попытался выгнуться, но не получилось, его лицо посинело, по телу побежал противный холодок, легкие словно скукожились и слиплись, не давая доступа воздуха. Алексей попытался вздохнуть, но нечего не получилось, в груди нарастала тяжесть, словно кто-то надавил сапогом. Алексей дернулся и захрипел.

Железная хватка исчезла, и тут же кто-то начал давить на и без того разрываемую от боли и тяжести грудь. В висках шумело, перед глазами поплыл красный горячий туман, омут комы, похожей на смерть, или смерти, маскирующейся под обморок, заглатывал новую жертву.

Ребенок взмахнул руками, пытаясь дотянуться до невидимого спасения, и руки его встретились с пустотой.

– Мы никуда не поедем! Слышишь, Алешенька! Домой, только домой. Боже мой! Только не это! Алеша! – донеслось до него из неведомой дали и тут же в легкие поступил слабый ручеек воздуха.

Ребенок задышали очнулся.

– Мы, правда, едем домой? – спросил он, силясь сквозь красный пульсирующий туман разглядеть лицо матери.

– Да, да, Алешенька. Конечно, домой. Сейчас же.

Ольга стояла на коленях перед сыном и целовала его руки.

Глава 17
Сказ о городах

Города – они как люди, или люди как города. Мы постоянно вместе, пропитываемся одним воздухом, одной верой, одним счастьем и становимся похожими.

У каждого из них своя судьба. Самая обычная и наиболее часто встречающаяся «трудовая история»:

Мол, жила-была деревенька, росла, крепла, однообразно, как ей и положено. Весной пахота да сев, летом, осенью – страда, а зимой, пока природа крепко спит, сказки да гаданья. Спокойно жила.

Шло время, и превратилась большая деревня в город, в центре ее выстроился Кремль, палаты, расположилась дружина и челядь, окружил их плотным кольцом посад, а дальше – пахотная земля, заливные луга и последний человеческий оплот перед лесом – вотчиной духов, деревня.

Нормальная история. Москва так и строилась.

Другое дело «Сказ о Золушке».

В далекой Японии, на острове Миура жила-была деревушка Камагура.

Маленькая, неприметная да под защитой гор спрятанная. И случилось так, что грозный сегун Минамото Ёритомо со своими самураями остался переночевать в Камагуре.

Уснул он, и во сне пришла к нему бедная крестьянская девушка и предложила разделить с ним ложе. Дело в Японии вполне обычное, но только не простая девочка припожаловала развлекать военачальника, а была то дева волшебная, дева Камагуры.

И нашептала она ночью сегуну о боевом укреплении горной страны, разложила перед ним писанные на листе бамбука карты, и сама по ним рукой воина начертала план да стратегию – все как есть и подсказала.

На утро сегун решил скинуть императора на вечные времена и установить в стране Восходящего солнца Великий сегунат.

Так и сделал, а Камагура на многие годы стала его столицей и оплотом всей Японии.

Бывало, что Бог или Дух сам указывал, где новый город поставить, и рождался он как бы из пустоты, по благословению.

Такая история произошла в незапамятные времена на Руси с князем Андреем Боголюбским[11]11
  Из рода Владимиро-Суздальских великих князей. Сын Юрия Долгорукого и половецкой княжны. Род. ок. 1111 г.


[Закрыть], сыном Долгорукого[12]12
  Юрий Владимирович Долгорукий (1095? -1157) – князь суздальский, великий князь киевский (с 1149 г. по 1150 г. и с 1155 г. по 1157 г.), младший сын Владимира Мономаха.


[Закрыть].

Когда князь ехал во Владимиро-Суздальское княжество принимать бразды правления, повозка, везущая икону Пресвятой Богородицы остановилась вдруг на опушке леса и не могла сдвинуться с места. Копыта коней точно вросли в землю. Но князь Андрей понял, что это хороший знак, и Пресвятая Богородица сама указала ему на Богом избранное место, на котором следовало построить город.

Правда, Боголюбов град простоял не долго, пройдя обратный путь из князи в грязи. Но всякое бывает. И люди, случается, спиваются да опускаются. То же и города.

Другое дело Петербург.

Случилось как-то Петру Алексеичу прогуливаться по финским заколдованным землям да по Заячьему острову. И пришли к нему две сестры пригожих, одна в платье, как вода блестящем, и волосами до пят текущими, да с глазами голубыми и глубокими, как омут.

Вторая сестра была хворая да болезная, в зеленом сарафане, да с косами пшеничного цвета и с венком на голове.

Понравились царю обе сестры. Что меж ними произошло – доподлинно не известно и знать не положено, да только после этой встречи заложил Петр новый город, и родился Питер.

Кто была его матушка, Питер доподлинно не знал, и отец скрывал от него ее имя. Только две сестры, и Земля, и Вода воспитывали его так, будто бы обе были его матерями.

В отличие от других русских городов, Питер был особенным, потому что был принцем. Еще не было поставлено и пары домов, а его уже называли новой столицей. Это не могло не вызывать ревности со стороны других городов, и особенно Москвы: виданное ли дело, сколько лет никакой конкуренции, и вдруг откуда ни возьмись – законный наследник власти Российской.

Но самое интересное, что родился он ни на кого не похожим, как говорится, ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца. В отличие от славянских городов, он был темноволос и почти что обошелся без деревянного зодчества, церквей с маковками, шатрового стиля да резных изб.

Львы и сфинксы чувствовали себя в нем как родные, атланты, музы и даже сама Венера охраняли его покой, вылавливая для него из астрала радужные сны.

Не был он похож и на голландский город, каким хотел видеть его отец.

Питер оказался своеволен и своеобычен, точно сохранил в себе память своих неведомых духовных родителей.

Мистичен и суеверен, он впитывал все, что только имело какое-либо отношение к таинственному миру магии, к лунному царству белых ночей.

Потому что мало кто догадывался, что подлинный Питер был суть блики на воде, трепещущий на волнах двойник, мистический брат Питера надводного.

И еще по городу в потрепанном кафтане ходил дух города, пил пиво в «Бродячей собаке» с поэтами, тусовался в серебряных рядах со знакомыми художниками, гулял, думал или просто спал где-нибудь на солнышке, как мартовский кот.

Глава 18

Со дня похищения и освобождения Алексея дни Ольги Дан летели, как часы, часы – как минуты. Со свистом проносились мимо нее события и лица людей. Словно за проплывающую мимо льдинку, она хваталась за листы отчетов, находя лишь пустоту.

Ни что, казалось бы, не несло надежды, только скорость… скорость, позволяющая делать на несколько телодвижений больше, на пару выпадов мысли быстрее – и только.

Одно было явным плюсом: теперь она сосредоточила работу только на спасении города, не тратя времени на поиск подлинника самого произведения и возможных свидетельств.

Ольга просто приняла, что оно было и есть – тогда, в тысяча шестьсот лохматом, или сегодня, за несколько лет до ожидаемого события. А раз предсказание существует, значит, есть проблема, и с ней нужно что-то делать.

– Итак, предсказание существует, – рассуждала она. – Если оно ложно, Питер выстоит. Окажется ненужной сама работа. Пустое, – Ольга откинулась в жестком кресле, уставившись перед собой, точно там вот– вот должен был появиться ответ на ее вопрос. Если предсказание – правда, надо узнать, есть ли способ его нейтрализовать.

Она уже отправила Линде отчеты, присланные Ладой и составленные Безруковым по поводу питерских призраков с надеждой, что знаменитая экстрасенс попробует вступить с кем-нибудь из них в контакт и разузнать что-нибудь о судьбе Петербурга. Но ни имеющий привычку совершать конные прогулки по ночам медный всадник – Петр I, ни бедный страдалец Павел из Михайловского замка на контакт с авторитетным медиумом не пошли. А от общения с призраками знаменитых революционеров Линда и сама отказалась, так как не считала, что те могут рассказать ей что-нибудь путное, а отмаливать души бомбистов она не собиралась. В конце концов, ей как будто удалось поговорить с покойным зодчим Монферраном, но тот лишь пожаловался на то, что заранее знал, что умрет сразу же по завершению собора. Но не посмел продлить себе жизнь, продолжая работу. Линда хотела было заказать молебен по великому Монферрану, но тот скромно отказался, должно быть, не всем еще поведал о своей горькой судьбе.

Княжна Тараканова, которую по заданию Ольги Линда встретила в Петропавловской крепости, также не пролила света на загадочное предсказание.

Призраки умерших в блокаду бабушек безрезультатно вот уже сколько лет искали потерянные хлебные карточки, плача в кулачок и покачивая люльки с призрачными младенцами.

Призраки замерзших зимой нищих нет-нет да и выбирались в студеную пору погреть посиневшие в могилах руки к вечному огню на марсовом поле. Несколько раз сотрудницам Линды приходилось общаться с сумасшедшими призраками погибших от любви к своим театральным или эстрадным кумирам поклонниц. Но от последних также не было никакой пользы. Все они продолжали жить утраченной жизнью, веря лишь в драгоценные имена своих героев и моля господа о ниспослании им возможности вновь встретиться с ними. Так что пользы от призраков пока что не было.

Все же собранные Сергеем отчеты о возможной гибели Санкт-Петербурга говорили о наводнении. И только один грозил одновременно с водой обрушить часть города в метро.

– Поставить еще одну плотину.

– Вычислить проблемные участки подземной трассы и укрепить.

– Залить цементом подземные пустоты.

– Разобраться с нижним течением Невы, помешавшим в свое время строительству метрополитена. – Что еще?

– Разведать о малом и большом климатическом оптимуме.

– Познакомиться с Агасфером и выпытать у «динозавра» его секреты.

Распорядок дня получался тот еще. Ольга вздохнула и, вызвав к себе Сергея, включила кондиционер. По кабинету тут же заструились прохладные волны. Заместитель явился не сразу: Ольга успела даже заказать и получить кофе.

Новая секретарша Зиночка, которую рекомендовала директор Линды, с места в карьер включилась в работу, и уже к обеду знала о привычках Ольги и своих обязанностях, наверное, больше, нежели предыдущая секретарша. Так что хоть в этом был явный и ощутимый плюс.

Последнее время нервотрепка и спешка были основным фоном жизни Дан, что самым паскудным образом сказывалось на ее самочувствии. Лекарства требовались теперь чаще, и к ним добавлялись прочие сомнительные радости медицины. Ольга уже и не пыталась ходить в майках, а на пляже могла позволить себе загорать только вдали от любопытных. Еще бы – ее ляжки и плечи были густо испещрены следами, оставляемыми иглой. И все-таки она жила! И как жила! А как будут жить без нее все эти не способные на риск прихлебатели? Целое государство услужливых исполнителей, организованно кивающих болванчиков.

Ну, да не люди и были. Не люди и не дело жизни. Как там у Лады: «Это не жизнь, а корчи, пляска над пропастью ночи». Но Лада тоже не сильна. Пляшущий не может ничего удержать в руках, тем более, королевство Дан. А Алексей править не будет. Маленький принц никогда не станет королем, он будет рантье. Богатейчиком, наследником миллионов. Главное, чтобы никуда не лез, а просто жил. У нас ведь как? Только сунься – обдерут как липку.

Дан тяжело дышала, на стене северным сиянием мелькала реклама с соседнего дома. Светился монитор «пня». Ольга не хотела включать свет. Тьма спасительным плащом закрывала ее всю. От кого? От себя же. От которой не отделаться и без которой никак.

«Ну и вредное же, больное, порченное, негодное мне досталось тело! Сухое, как вобла, выжженное, как египетская статуэтка, жилистое».

Тело, которое умело многое, просто потому, что, по– идее, не было годно ни на что. Из принципа она научила его, выплавила в тигле своих желаний, сделала идеальным убийственным инструментом. Не учтя только одного: где-то глубоко, в самом естестве, хранился медленный яд – проклятие семьи Дан, настигающее ее членов через одно поколение. Одно счастье, если Алексея минует чаша сия. После нас хоть потоп, после нас, потом… И не интересно.

Она потрогала свои тонкие руки, кажется, сделавшиеся за день еще худее и суше.

Ну и пусть. Всегда была некрасива, доска доской, даже когда носила сына ни капельки не поправилась.

Клубок Ольгиной жизни разматывался перед ней махровыми цеплючими нитками. И кто из них свяжет свитер или носок, было неведомо.

Ее первая и единственная любовь – отец Алешки, Семен – вечный укор, кол в сердце, кость в горле. Говорят на Руси: «Любовь зла, полюбишь…». Но это кому как повезет. Только Ольга прочитала это по-своему, у нее не любовь была злой. А само зло любило. Потому и любовь зла. Отсюда, если есть источник света, непременно где– нибудь рядом находится и источник тьмы. Не могут они друг без друга, родственнички что ли… сестры.

Ольга подняла глаза и только тут заметила сидящего напротив заместителя. В свете реклам его лицо сделалось зеленоватым.

– Что ты без света? – спросил призрачный зам.

– Что ты есть без света? – услышала Ольга.

«Источник света, источник тьмы… – зашебуршало в голове. – Расслабилась, запуталась. Нет! Так нельзя».

– Опоздал! – она встряхнула головой и снова сделалась прежней Дан.

– Если есть что говорить, говори – времени мало.

– Времени вообще нет, – Сергей поежился, темный кабинет казался зловещим. – Только что переслали еще один вариант спасения, но он влетит в копеечку и…

– Деньги я найду, был бы план эффективен, – Ольга махнула рукой. – Давай все по порядку.

– Во-первых: Шлиман попытался прикинуть наш город с точки зрения Фен Шуя, – он посмотрел на Ольгу, та кивнула. – Так вот, Фен Шуй рассматривает дом, расписывая его по сторонам света. Потом сверяется с гороскопом хозяина и предписывает ему, где спать, где есть, где…

– Хозяину, если он действительно хозяин, никто ничего не предписывает! – не выдержала Ольга.

– Так ведь так правильнее, по науке…

– Ага. Он вот тебе скажет, что туалет у тебя не на месте, так ты что же, будешь в спальне гадить или на двор бегать? Дай вспомнить, ты, например, на каком этаже живешь? На девятом? Не уссышься? Ерунда все это!

– Но ведь Фен Шуй говорит об опасных, проблемных зонах квартиры…

– Если это мой дом, то никаких опасных мест в нем для меня и моего сына нет! Вот если для грабителей, бандитов – тогда другое дело, но этим занимается не Фен Шуй, а охрана.

– А как же с зонами денег, брака, творчества?.. – Сергей уже отчаялся убедить начальницу, но нужно было, чтобы она хотя бы дослушала.

– А вот зонам в моей квартире не бывать! Зона – она всегда зона. Для зеков или сталкеров. И выглядит она соответствующе, приблизительно, как моя квартира до евроремонта, но только не после. Не нравится мне твой Фен Шуй, не убедительно! – она пододвинулась к «пню» и подключилась к Интернету.

– Но позволь. С точки зрения Фэн Шуя на западе от входа должна быть священная гора. Символическая, разумеется. А у нас в городе, если принимать за вход Финский залив, то Пулковские высоты аккурат на востоке. Непорядок.

– Что ты предлагаешь? Передвинуть те или насыпать новые? – Ольга не отрывалась от компьютера, отблески на ее лице говорили о том, что она прыгает от темы к теме, не находя того, что ей действительно нужно.

– Насыпать, – пискнул со своего места зам.

– Чего?

– Да чего хош, – он развел руками. – Сказано только, гора на востоке.

– Нет. Городскую свалку никто там не разрешит делать, а горы городить… Проще изменить сам вход в город. Так и пометим: Сделать новый вход в город. Что еще?

– Только что пришло сообщение, из-за него я и задержался. При строительстве Казанского собора была допущена ошибка.

– Ошибка? – Ольга напряглась. За одну пустяшную ошибку отравили безобидную секретаршу. И мало ли что еще могло произойти.

– Дело в том, что Казанский собор изначально был задуман как знак Рыб, и в проектах он выглядел именно как две колоннады, подобно сросшимся хребтами сиамских близнецов, открывающие свои объятия Невскому и Казанской.

– Но там только одна колоннада, – Ольга оторвалась от компьютера, и посмотрела на Сергея.

– Так вот я о том и говорю! Полбублика – знак луны, а значит, подсознания, мистики, печали.

– Хорошо. Пишу восьмым пунктом достройку Казанского собора. Но это пока под вопросом. Тут нужен план, а значит, – эксперт, чтобы выяснил, чем наперво заняться, – она помахала перед лицом Сергея списком дел.

– Вот и я о том же. Агасфер, к сожалению, сейчас вне досягаемости, говорят, пошел то ли гостей встречать, то ли не встречать, а самолично собирать и приглашать. Кто его разберет. Но вот его сын ждет нас завтра. Он в курсе всех походов отца и думаю, о предсказании должен знать.

– Завтра? – Ольга помрачнела. – Почему не сегодня? Ему деньги что, не нужны? Скажи: если сегодня – я вдвое заплачу.

– Деньги… думаю, он не откажется, – Сергей почесал в затылке. – Только он ведь совсем старый, лет под сто, наверное. А у стариков, как известно, свои причуды. Шлиман говорил про Агасфера: он здорово помнит прошлое, что называется, в мельчайших деталях, а вот что делал минуту назад, забывает. Может, нам самого дождаться? Но я перезвоню обязательно.

– Пустое, – Ольга откинулась в кресле.

В комнате сделалось совсем темно.

– Я бы еще хотел поговорить о повторяющихся именах. У Шлимана есть кой-какие соображения на этот счет, мы могли бы…

Пустое, – повторила за Ольгу ночь, – пустое. Идите домой, Сереженька. Завтра вы нужны мне в добром здравии.