Текст книги "Демоны города масок"

Я поежилась от его слов. Достопочтенный каан. Какой абсурд! Совсем недавно достопочтенным воеводой называли моего отца.

– Чтобы создать настолько сильный сгусток, мне придется потушить половину огней в пещере, – продолжил Закир, на что Мансур с готовностью кивнул. – Распорядитесь отвести меня на вершину горы. Именно оттуда нужно запускать посланника.

– Как блуждающий огонек сообщит моим людям, что нужно делать? – поинтересовалась я, испытывая небывалый прилив сил и надежды.

– Мои огни – мои глаза, а не рот. Вы будете направлять меня, а я отправлю его к печи или камину. Своим жаром он и откроет огненный коридор.

На миг у меня перехватило дыхание. Глаза Закира – его огни! Он не слеп! Так вот почему он так спокоен и умиротворен. Закир знает обо всем, что происходит в пещере. Потому, наверное, блуждающие огни освещают общие коридоры и тронный зал, а в комнатках горят только свечи. Поразительно!

– Я сумею в одиночку привести огонек в Вароссу, но в городе вам придется направлять меня. Я ни разу там не бывал, – обратился ко мне Закир, и я с готовностью закивала. Все, что угодно, лишь бы спасти своих солдат от убийц, которым под силу прятаться в тени своих плащей.

– Сколько времени вам понадобится? – спросила я.

– Думаю, завтрашней ночью я приведу огонь в Вароссу. Тогда же будьте готовы выдвигаться.

На лице Закира отразилась торжественная решимость. Он был горд тем, как важен его дар для нас с Мансуром. Изуродованные коварной магией люди как никто нуждались в добрых словах и признании. Это понимал и Мансур. Он дружелюбно похлопал Закира по плечу и произнес:

– Я велю Джару отнести тебя на вершину.

– Я сама могу отвести своего сына, – вновь вмешалась Сурия, но примолкла под строгим взглядом Мансура. Когда он смотрел вот так, я узнавала в нем себя. Михель говорил, что у меня тяжелый взгляд. Теперь я поняла насколько.

– Амаль, отправляйся к матери. И позови с собой Иглу. Нам нужно обсудить следующие шаги, – приказал мне Мансур, прежде чем вывести Закира за дверь.

– Иглу?

– Она отправится с тобой в Адрам и станет твоей защитой.

* * *

Стук под моими пальцами прозвучал слишком оглушающе. Все чувства казались обнаженными, словно вырванный из ножен кинжал, а разум метался. После долгого совета Мансур приказал мне отдохнуть до вечера, но мерить шагами каморку, как и прожигать взглядом стену, было невыносимо.

Почти всю ночь мы провели в зале совета, где я познакомилась с ближайшим соратником новоявленного отца – довольно привлекательным мужчиной по имени Исар. Он выглядел на несколько лет старше Беркута, из уродств обладал разве что абсолютно седыми волосами и белесой кожей, держался весьма уверенно и даже самодовольно. Исар стал первым волхатом, которого отыскал Мансур больше десятилетия назад, и потому считался его главным советником. Эрдэнэ неожиданно оказался вторым советником. За шесть лет ему удалось завоевать доверие, которого не удостоились другие волхаты. Если Эрдэнэ выглядел едва ли старше двадцати пяти, то в каком же возрасте присоединился к Мансуру? И как сумел забраться так высоко в этой иерархии отверженных?

За обсуждением зыбкого плана мы провели не меньше трех часов, за которые я успела узнать, от чьих же рук пострадал Эрдэнэ. Он напал на навиров, явившихся к сожженному самим хозяином дому Мансура, но чуть не пал от их рук. Приспешники моего новоявленного отца открыли охоту на продажных императорских псин, и меня это не должно было волновать, но почему-то волновало. Успел ли предатель покинуть корпус навиров?

Действие благословенных капель давно сошло на нет. Я вновь погрузилась во тьму, и рука то и дело упрямо тянулась к потайному карману на рубахе, где ждал своего часа пузырек с настойкой. Мансур дал мне большой запас, приказав пить до тех пор, пока разум не залечит раны. Вместе с каплями он вручил и пузырек с туманящим снадобьем на тот случай, если мне вновь придется столкнуться с навирами. Мансур признался, что пил его при каждом обыске, и шавки императора ни разу не сумели вытянуть из его сознания ничего внятного о тех, кого искали.

«Вокруг Ак-Сарина крутятся навиры, и тебе следует быть начеку. Пей этот отвар при малейшей опасности, но будь осторожна – он пьянит сильнее любого вина. Императорские шавки коварны, они способны допросить тебя хитростью. Ничто не мешает им подослать к тебе чтеца тела под видом служанки», – напутствовал он, вручая мне пузырек.

Когда метаться по каморке не осталось сил, я выскочила за дверь, словно могла скрыться от демонов, когтями изодравших всю душу. Бежать от них было некуда, и я сделала то, чего не сумела объяснить и самой себе, – постучала в дверь Эрдэнэ. Сегодня мне несколько раз слышался его смех, значит, повелитель трупов жив и даже в состоянии зубоскалить.

Почему он? Да потому что язвительными речами второй советник Мансура сумел бы заговорить моих демонов. Если уж быть совсем честной, Эрдэнэ – единственный обитатель пещеры, с кем мне хотелось бы поговорить перед отбытием в Вароссу.

– Войдите, – раздался из-за двери тягучий, мягкий голос.

Я помялась, бодаясь с собственной нерешительностью, но все же толкнула дверь.

– Достопочтенный каан, какая приятная неожиданность! – с притворным благоговением воскликнул Эрдэнэ.

На его бледном лице с глубокими тенями под раскосыми глазами и вправду проступило изумление. Эрдэнэ даже провел по растрепанным волосам перевязанной рукой в заранее провальной попытке их пригладить.

– Через пару часов мы отбываем в Вароссу. Я решила удостовериться, что вы идете на поправку, – напустив на себя важный вид, произнесла я.

В комнате витал настойчивый аромат благовоний, источаемый изящной глиняной курильницей с фигуркой дракона на крышке. Из множества запахов мой чуткий нос уловил бергамот, нотки хвои, мяты и даже жасмина, отчего в груди расползлась тоска по недавнему прошлому, когда почти каждую ночь я наслаждалась благоуханием любимых эфирных масел и спокойно засыпала.

Комната Эрдэнэ наверняка хорошо проветривалась, иначе запах благовоний напоминал бы удавку вокруг шеи, но вместо этого ощущался приятным и успокаивающим. Пять трепетавших в витом канделябре свечей отбрасывали узорчатые тени на известняковые стены, терялись в черном балдахине и алом полотне, небрежно наброшенном на кресло.

Грудь и руки Эрдэнэ перетягивали тканевые повязки, но поверх них он накинул знакомый мне шелковый халат. При виде меня второй советник Мансура запахнул его, отчего я усмехнулась краешком губ. Неужели надоело смущать достопочтенного каана?

– Мне очень лестно ваше внимание, каан. Оно дорогого стоит. Я-то подумал, что снова явилась Игла. Она пичкает меня просто невероятным количеством лекарств! В меня столько не влезает, но упрямой девчонке плевать.

Не дожидаясь приглашения, я опустилась в мягкое кресло. Обитель Эрдэнэ выглядела отголоском прошлой жизни, полной роскоши, красоты и удобства. С рождения и до недавнего времени я жила в красивых домах, спала на удобных кроватях, ступала по дорогим нашадским коврам, одевалась в шелка, парчу и бархат, ела вкусную еду. Теперь же пещера дышала мне в лицо прохладой и сыростью, вызывая в груди гулкий сухой кашель. Но в этой комнате, пахнущей кисло-свежим дымом благовоний, я наконец смогла глубоко вдохнуть и дать спине расслабиться на спинке кресла.

Эрдэнэ проследил взглядом за моими скованными движениями и ухмыльнулся.

– Как посмотрю, вы настроены поболтать, каан.

– Не называйте меня так. Кому, как не вам, известно, что это не более чем слово, – отрезала я.

От моей просьбы ухмылка Эрдэнэ расползлась шире.

– Вы не разочаровываете меня, Амаль. Я рад, что мои выводы о вас верны.

– И что за выводы, позвольте поинтересоваться? – изумилась я.

– Вам не нужна власть ради власти. Вы согласились на роль каана по своим причинам, но возвышение во главе нового государства – не одна из них.

Я уставилась на Эрдэнэ тяжелым взглядом – точно как Мансур вчера сурово уставился на Сурию. Однако его второй советник остался непоколебим и ни капли не стушевался.

– Вы упоминали, что наблюдали за мной шесть лет, – вспомнила я.

– Это правда. Шесть лет назад я присоединился к Мансуру и тогда же вместе с ним впервые отправился в Вароссу. Помню, словно вчера, как высокая нескладная девица, одетая в вычурный национальный костюм, верхом на вороном коне инспектировала городские улицы. Народ неодобрительно на вас косился, кто-то фыркал и даже в открытую смеялся, но вы оставались невозмутимы.

Только благодаря Беркуту и солдатам. Я держалась ради них и собственной гордыни, но за закрытой дверью спальни выла раненой волчицей и бросала в стену все, что подворачивалось под руку. Сколько невинных ваз, графинов, пиал и кофейных чашек пострадало, пока я не научилась справляться со своей яростью, не перечесть! Тогда и пришли в мою жизнь эфирные масла, да так и остались в ней постоянными жителями.

– Вы, будучи несмышленой сломленной девчонкой, боролись с пренебрежением горожан, вступи ли в молчаливую войну с советниками, подминали под себя крупных ремесленников и купцов, требуя с них налоги, – продолжил Эрдэнэ. – Ради спокойствия людей вы со своим отрядом сумели справить ся с бандой разбойников и не побоялись запятнать руки кровью. Тогда-то, наблюдая публичную казнь главаря банды, я уверился, что на вас следует поставить.

Я поежилась, стараясь подавить колючую тоску, которая наполнила грудь шипами роз, что росли на пестрых клумбах Вароссы. Михель всадил кинжал в сердце главаря разбойников, пока я величественно и равнодушно возвышалась рядом, а позже блевала за одним из деревьев. Даже тогда друг прикрывал меня своим плащом, на который попали капли крови казненного злодея, отчего меня выворачивало еще сильнее. Сколько же воспоминаний нас связывало! И в этих воспоминаниях, как выяснилось, присутствовали и другие – незримые для наших глаз – люди.

– Надеюсь, вы оценили мой подарок после казни разбойника?

Я непонимающе воззрилась на Эрдэнэ, а тот, по всей видимости, испытывал искреннее удовольствие, мучая меня неизвестностью.

– О-о-о, Амаль, как вы могли забыть? Мой подарок еще долго обсуждала вся Варосса. Надо же, двух достопочтенных господ прямо у Нечистого леса загрызла нечисть.

Я ахнула, прикрыв рот.

– Горожане считали, что их смерть – моих рук дело! – Я невольно перешла на крик, и он отразился от стен.

– Уверен, вас не расстроили столь глупые слухи. Двое ублюдков замышляли беспорядки и восстание горожан. Они наивно надеялись, будто воевода снимет вас. Как же не хотелось господам делиться денежками! Ваш бывший советник и его подельник казначей в свое время освободили их от податей, а тут явилась молоденькая девчонка с требованием пополнить казну и повысить жалованье рабочим. Этого они стерпеть не смогли. В общем, моим девочкам не составило труда разобраться с неблагодарными свиньями.

Я закрыла лицо руками, нервно посмеиваясь над злой иронией произошедшего. Кто бы мог подумать, что меня защищал не только отряд солдат, но и отряд «девочек» Эрдэнэ!

– Спасибо за подарок. Эти двое и вправду слишком зарвались, – наконец выдавила я.

– Всегда рад помочь, Амаль. Только скажите.

Вот она – возможность спросить о том, что мучило меня уже вторые сутки.

– Эрдэнэ, расскажите, откуда у вас власть над трупами?

Советник Мансура усмехнулся и откинулся на подушку.

– Я властен не над трупами, а над затерявшимися душами. Мне под силу вернуть их в наш мир, но для возвращения душам нужны сосуды. Ими и становятся тела истощенных живых людей.

– Истощенных?

– Умалишенных или больных, замученных и отчаявшихся. Чем слабее дух, тем проще занять тело заблудшей душе.

– И тогда они становятся монстрами?

– Не сразу, – покачал головой Эрдэнэ. – В живые трупы они превращаются через несколько месяцев. До этого времени в телах теплится жизнь, но с каждым днем утекает, капля за каплей.

Я задумалась на несколько мгновений, пораженная внезапной способностью Эрдэнэ. Нечеловеческой способностью.

– Вам под силу найти душу в царстве Творца? – Внутри вдруг зародилась бешеная надежда. Если бы удалось сказать Михелю хоть пару словечек… хотя бы попрощаться…

– Нет, туда мне хода нет. Я способен отыскать душу, что заблудилась между мирами. Это люди, которых не сожгли и не похоронили как подобает, или же умершие воистину жестокой смертью.

– Я… – просипела я, и слова застряли в горле.

– Я догадываюсь, о чем вы хотели спросить. – Мягкий голос Эрдэнэ теперь и вовсе сочился медом. – Тело вашего друга сожгли по обычаю Нарама. Его душа упокоилась в огне и обрела дом в обители мертвых, которую вы зовете царством Творца. Вам уже не удастся его отыскать. Да и не нужно. Сохраните этого человека в своей памяти, но не тяните обратно.

Я почувствовала, как предательски перехватило дыхание. Нет, только не здесь! Только не при Эрдэнэ!

Как мне отпустить Михеля? Как отпустить свое горе? Как забыть о голодном пламени, сожравшем тело Арлана?

Я зажала рот обеими руками и крепко зажмурилась, уговаривая себя успокоиться, но оказалась бессильна перед бурей, вызванной словами Эрдэнэ. Из горла рвался бешеный полувой-полукашель, он искал выхода и бился о крепко сомкнутые губы.

– Амаль, – позвал Эрдэнэ, но я лишь замотала головой, мысленно умоляя его сделать вид, будто ничего не случилось. Достопочтенный каан не плачет при человеке, которого знает всего два дня. Нет, ему привиделось.

Совсем рядом раздалось кряхтение. Тихие шаги сопровождал едва слышимый шорох ткани.

Эрдэнэ присел передо мной на корточки, поморщившись от боли в затягивающихся ранах. Затуманенными от слез глазами я смотрела на него и продолжала зажимать рот, сотрясаясь всем телом. Эрдэнэ взял мои руки в свои теплые ладони и отнял их ото рта. С обретших свободу губ сию же секунду сорвался громкий всхлип, из-за чего в горле запершило, и я согнулась в приступе истеричного кашля.

– Плачьте, Амаль. Плачьте, чтобы справиться со своим горем. Вам не нужны капли, чтобы совладать с собой. Достаточно лишь понять, что мертвых не нужно держать, ведь их путь разошелся с вашим. Наши родные живы, пока мы о них помним. Это закон мироздания, непреложная истина, ответ на главный вопрос бытия. Плачьте и обретайте силу благодаря собственной стойкости и воле, а не настойке Мансура.

Эрдэнэ взирал на меня со спокойствием умудренного годами старца, и в его черных глазах действительно отражалась мудрость прожитых лет. Красивое лицо осталось спокойным и серьезным. Эрдэнэ не жалел меня. Он учил меня жить эту жизнь.

Его изящные руки все еще сжимали мои холодные ладони. Совсем недавно под моей кожей бушевало пламя, теперь же холод поселился не только в сердце, но и на кончиках пальцев.

– Не позволяйте горю сделать вас слабой и безвольной. Мансур возлагает на вас большие надежды, да и ваш отряд сейчас нуждается в вожаке. Вы достаточно сильны, чтобы справиться с сорока нарамскими мужчинами, но только если вернете себе дух и нрав той Амаль, за которой я наблюдал шесть лет. Если продолжите плакать и жалеть себя, никогда никого не спасете, – добавил он, и каждое произнесенное тихо и вкрадчиво слово вдруг прозвучало для меня насмешкой. Эрдэнэ мягко, но безжалостно влепил мне пощечину. А мне… мне следовало успокоиться. Я была нужна своему отряду. Я стала ведьмой, о которой в Нараме не слышали лишь глухие и блаженные. Я… чувствовала, что без капель не справлюсь.

Горе погребло под собой всю силу, которой я обладала. Кипящая кровь остыла, ярость сменилась бессилием. Всё, к чему я стремилась сейчас, – спасти своих солдат и спастись самой. Спастись, чтобы однажды отомстить Айдану.

«Пока мы не тронем нового воеводу – он должен править Нарамом. Если убьем его сейчас, император отзовет согласие на ваш брак с Ак-Сарином, и ты будешь вынуждена выйти замуж за кого-то другого, чтобы занять место Айдана. Сейчас ты нужна нам в Мирее», – сказал мне Мансур на совете, когда я заикнулась о смерти Айдана.

Всего-то требовалось дожить до момента, когда глаза неродного старшего брата закроются навеки. И я решила дожить без поучений Эрдэнэ.

Очередной задушенный всхлип встал поперек горла. Я вонзила полный злых слез взгляд в Эрдэнэ, но тому было плевать. И это спокойствие в глазах повелителя трупов лишь подбросило хвороста в разгорающийся костер моего гнева.

– Кто вам сказал, что я жалею себя?! Кто сказал, что я слабая?! – Мой голос вдруг стал зычным и властным, отразился от стен и огрел меня саму по ушам.

Эрдэнэ усмехнулся краешком губ и как ни в чем не бывало ответил:

– Если женщина, от которой зависят десятки чужих жизней, льет слезы и послушно держится за спинами других, разве можно назвать ее сильной?

Зубы жалобно заскрипели и, кажется, даже взмолились о пощаде, так крепко я их сжала. Этот длинноволосый ублюдок швырял мне в лицо слова, которые вовеки не осмелился бы произнести, будь моя магия свободна от цепей! Разве мог он понять, что за мгла клубилась в моей душе?

– Не смей говорить со мной в таком тоне! – рявкнула я, вызвав лишь снисходительную улыбку.

– Устрашающе, но не настолько, чтобы я испугался.

Я вскочила на ноги, позабыв и об уюте, в который здесь окунулась, и о слезах, так предательски унизивших меня перед советником Мансура.

– Да как ты смеешь?!

– Амаль! – Громкий стук в дверь и требовательный голос Иглы раздались так внезапно, что я вздрогнула и невольно замолчала. – Амаль, открывай сейчас же! Огонь Закира добрался до Вароссы! Открывай!

Она с силой колотила в дверь по соседству, и та грохотала так, будто Игла ломилась в комнату Эрдэнэ. Тот указал мне на дверь, лениво поведя рукой, и произнес:

– Мне нравится видеть в вас злость, а не бессилие. Хотел бы я сказать, что жду возвращения прежней Амаль Кахир, но это было бы ложью. Я жду Амаль Мансур – взрослую женщину, достойную стать правительницей Нарама. Пока что передо мной потерянная девочка, пусть и с огненным нравом.

– Куда же ты подевалась, нечисть тебя сожри?! – продолжала голосить Игла.

Я обогнула Эрдэнэ, не сказав ему больше ни слова, и распахнула дверь. За моей спиной послышался шорох постельного белья – хозяин комнаты вновь опустился на кровать.

Изумленный взгляд Иглы сковал мое тело раскаленной цепью, словно бы оставив на коже следы ожога.

– Почему ты здесь? – отрывисто поинтересовалась она.

Презрительно фыркнув, я проигнорировала вопрос. Не хватало еще отчитываться перед заносчивой ученицей Мансура! Вместо этого я оглянулась на дверь и с глупым упрямством выудила из кармана рубахи пузырек с каплями. Еще пару минут, и ко мне вернется способность трезво мыслить. Пара минут, и я перестану быть слабой девчонкой, послушно прячущейся за чужими спинами.

– Показывай дорогу! – велела я, на что Игла злобно рыкнула:

– Достопочтенный каан, сделайте милость, возьмите с собой вещи и захватите своего солдата. Мы отправимся в Вароссу прямо с вершины.

Много времени на сборы не понадобилось. Вскоре наша процессия из четырех человек – меня, Данира, Мауры и Иглы – достигла вершины, до которой не дотянулись даже вековые тисы. Там нас ждали Мансур и погруженный в себя Закир. Рядом полыхал костер, и его искрящиеся языки рвались в звездное небо, словно норовили лизнуть его. Ночной воздух окутывал нас прохладой второго месяца осени – листобоя. После сырой пещеры продуваемая порывистыми ветрами вершина казалась сказочной, будто и не существовало на свете ничего, кроме макушек деревьев внизу и трепещущего пламени рядом.

– Амаль, подойди и проводи Закира до поместья, – вкрадчиво проговорил Мансур.

Я приблизилась к волхату и опустилась на колени рядом с ним. Он сидел на расшитой пестрыми узорами подушке, подмяв под себя ноги и сцепив руки в замок. Этим замком Закир и вел свой огонек, отклоняя его то вправо, то влево, то вверх, то вниз.

– Где вы? – спросила я, наблюдая за уставшим лицом волхата. Он не спал сутки, и наверняка Сурия жаждала удавить голыми руками не только меня, но и Мансура.

– Перелетел ворота Вароссы. Меня чудом не засекли солдаты. Их много.

– Хм… обычно ворота стерегут четверо, – отозвалась я.

– Сейчас их намного больше – человек двадцать. Рассредоточились вдоль стены.

– Двигайтесь вперед по широкой улице, не сворачивая. Вам попадутся три внутренние стены с большими воротами. Это значит, что вы на верном пути.

Внимая моим словам, Закир вел сгусток огня. Когда преодолел центральную площадь и уперся в ворота поместья, он процедил:

– Ваше поместье окружили солдаты империи. Они держатся непринужденно, словно попали на свои места случайно.

Я переглянулась с Маурой, и с губ слетело короткое: «Шуры́м[2]2
  Бес (перевод со старонарамского).


[Закрыть]». Похоже, незамеченными прорваться к Нечистому лесу не выйдет. Меня принуждали к бою.

Закир повел сцепленными руками вверх, наверняка направляя сгусток огня прочь от внимательных глаз имперских солдат. Я заскользила взглядом по ущелью далеко внизу, которое в неверном свете убывающей луны представлялось черной бездной, по далеким вершинам гор, одна из которых походила на ладонь человека с четырьмя пальцами.

В детстве няня множество раз рассказывала мне легенду об Ущелье призраков и Горе кузнецов. В древности на вершине этой самой горы поселились кочевники, покорившие горных духов-защитников и осевшие на месте теперешнего Нарама. Они отвоевали приглянувшиеся земли у земледельцев и пастухов, заключив их в рабские кандалы. На горе трудилось великое множество полуживых от тяжкой работы пленников. Они ковали оружие для захвата новых земель. И столько людей погибло от рабского труда, что гора напиталась их горем, болью и затаенной злобой. Тогда и рассердился Творец. Гора задрожала и поглотила завоевателей, которые топтали ее вершину. Они пытались выбраться, но коварный известняк был нерушим. Так и замерли их лики в камне, как и рука, что в надежде тянулась к небу. С тех пор это место называли Ущельем призраков, и при свете дня на скалах и вправду проступали смутные очертания человеческих лиц.

Волхатов называли потомками тех самых завоевателей. Лишь одному Творцу известно, не смотрела ли я сейчас на окаменевшую конечность кого-нибудь из своих предков. Если кочевники завоевали эти земли, если волхаты создали на ней целое государство – гордый и устрашающий Нарам, то нам ли трусить перед лицом империи?

– Я на большой площади в поместье, каан, – возвестил Закир.

– Это плац, а не площадь, – возразила я, представив гримасу Беркута, услышь он, как оскорбили место, где солдаты годами стаптывали подошвы ботинок и сапог.

– Куда лететь? – Похоже, слепой волхат даже не обратил внимания на мое замечание.

– Следуйте к солдатскому корпусу – он справа от дома с четырьмя башнями. На первом этаже, в общей комнате, сложен большой камин. Вечера сейчас прохладные, думаю, прислуга уже топит его.

Мне и самой хотелось верить в свои слова. Истопник ведь мог попросту разжечь расположенную в подвале печь, тепло от которой расходилось во все солдатские кубрики, но из нее нам никак не удалось бы выбраться. Нет, было еще слишком тепло, чтобы использовать большую печь. Должно же мне повезти хотя бы в такой мелочи.

Прошла еще пара минут, прежде чем сгусток огня достиг солдатского корпуса. Я провела его к комнате отдыха, мимолетом улыбнувшись от искренней похвалы Закира, впечатленного фресками на стенах холла. Это он еще мой дом не видел! Хотя нет, Амаль, дом уже тебе не принадлежит, и фрески эти достанутся следующему наместнику.

– Здесь кто-то есть, – настороженно произнес Закир. – Молодой мужчина в коричневых штанах и рубахе уснул в кресле с кипой бумаг.

Наверняка Ансар. Он и при жизни Беркута вынужденно занимался документами, ведь в цифрах Михель понимал чуть лучше своего Мора. Сейчас же бремя заботы о содержании отряда целиком легло на плечи Ансара.

– Камин почти потух, – продолжил Закир.

– Так зажгите его, – приказала я, но одернула себя и смягчилась.

Еще несколько минут потребовалось сгустку огня, чтобы разжечь камин.

Когда Закир объявил, что со своей задачей справился, и развеял огонек в языках пламени, Мансур плеснул в костер свою кровь из приготовленной заранее склянки. Огонь взметнулся в неистовой пляске, затрещал и заискрил. Мне уже приходилось видеть, как он приходит в бешенство, открывая коридор. В ночь, когда сожгли Зеленый особняк.

Мансур убедился, что мы взяли с собой все необходимое для длительного побега, коротко обнял Мауру, потрепал по макушке беззлобно фыркнувшую Иглу и в нерешительности остановился в шаге от меня.

– Обнимешь отца, Амаль?

– Надеюсь, в нашу следующую встречу я смогу назвать вас своим отцом. Тогда и обнимемся, – отрезала я и смело шагнула в огонь, напоследок прошептав Закиру: «Спасибо». На его тонких потрескавшихся губах расцвела счастливая улыбка.

– Тэле́ сэфа́р, мин кие́н[3]3
  Счастливого пути, моя кровь (перевод со старонарамского).


[Закрыть], – донесся до меня голос Мансура. Я плохо, очень плохо знала старонарамский язык и потому не поняла ни слова. Язык павшего два века назад государства остался с нами в ругательствах, но не в словах любви. Насмешка над народом некогда великого Нарама. Почему никогда раньше меня это не волновало?

Не обернувшись, я ступила в костер. Коридор огня встретил знакомым жаром, пробрался под кожу и выступил каплями пота. Обернувшись, я убедилась, что мои спутники шли следом. Маура, как всегда величественная и гордая, Игла, дерзкая и самоуверенная, и Данир, храбрящийся, но растерянный. И я, та, кому следовало быть сильнее всех.

Пылающий коридор тянулся и тянулся под нашими ногами. Он получился куда длиннее того, по которому мы с Маурой незамеченными сбежали на городское кладбище.

Наконец вдалеке показалась черная точка. Варосса! Я ускорила шаг и почти сорвалась на бег, только бы скорее вернуться к людям, чьи жизни сейчас зависели от меня и моей скорости.

Вскоре точка разрослась до топки камина. Я вывалилась на каменный пол, содрав кожу на ладонях, и зашипела от боли. На меня упал Данир, отчего мы оба вскрикнули. Маура с Иглой чинно шагнули из камина, даже не пошатнувшись.

Спящий Ансар вздрогнул от нашей возни и проснулся. Его темные глаза в обрамлении невероятно длинных ресниц расширились, словно вот-вот лопнут от изумления.

– Амаль Кахир! Вы на свободе?! – воскликнул он, окидывая взглядом нашу неожиданную компанию.

Глаза Ансара расширились еще сильнее, стоило ему увидеть Мауру.

– Что… как… а где остальные? – пробормотал он и даже потряс головой, словно отгоняя призрак моей давно умершей матери. Однако та никуда не делась и взирала на Ансара со снисходительной ухмылкой.

– Они… – Я запнулась, но собралась с силами, чтобы ответить: – Погибли.

– Их сожгли люди нового воеводы. Если продолжим пялиться друг на друга и болтать, то все вместе последуем за ними, – перебила меня Игла.

Мой гневный взгляд не произвел на нее впечатления. Как она посмела перебить меня?!

– Погибли? – опешил Ансар.

– Да. Мы с Даниром выжили лишь чудом. Айдан отправил в Вароссу солдат, чтобы убить вас, и они уже на полпути. Я пришла, чтобы увести вас за собой.

За окном стучал осенний дождь, выбивая из меня надежду и волю. Ансар удрученно молчал, теребя в руках бумагу, с которой и заснул.

– Когда пришла весть о смерти воеводы, поместье тут же окружила дружина. Комендант – еще одна продажная псина, надо было и его утопить – словно взбесился. Усилил патрули, увеличил число привратников, приставил надзирателей к поместью. Они караулят нас, а за прислугой, которая выходит в город, следуют коршунами. Нам так просто не уйти от них.

– Значит, уйдем с боем, – процедила Игла, и я впервые с ней согласилась.