Текст книги "Вера Алентова. Москва слезам не верит…"

Своими соображениями относительно актерского будущего Володя делился с одноклассниками. Кто-то даже собрался ехать и поступать вместе с ним. Но когда пришла пора собираться, желающих, за исключением Владимира и еще одного его соученика, не нашлось.

«В столицу мы поехали вдвоем: я – в общем вагоне, мой друг Дима – в мягком. Родственников у меня в Москве не было, мы поселились у родни Димы и уже на следующий день отправились во ВГИК. Два дня потребовалось нам на то, чтобы собраться с духом и войти в святая святых. Первой, кого я увидел, переступив порог института, была Людмила Гурченко. Она сидела на подоконнике и запросто с кем-то болтала».

В ту пору Володя смутно представлял себе, что именно требуется для поступления.

«Я думал, что достаточно войти, сесть, на тебя посмотрят, оценят внешние данные и, если понравишься, возьмут».

На деле все оказалось гораздо сложнее. Попытавшись пройти консультацию во ВГИКе, МХАТе, Щукинском училище и потерпев поражение на всех фронтах, Дима махнул рукой и поехал домой. Володя же задержался. Его, успешно выдержавшего первый этап поступления во ВГИК, временно поселили в общежитии при вузе.

«Среда, в которой я оказался, напоминала бурлящий котел. В комнатах и коридорах встречались, спорили, часами обсуждали что-то режиссеры, актеры, сценаристы. Все это разительно отличалось от той жизни, которой я жил прежде. Но главное, я понял, что здесь и только здесь я буду ощущать себя как рыба в воде. Каждый день я смогу открывать для себя что-то новое».

«Только не теперь», – решило провидение.

Вернувшись в Астрахань и устроившись учеником токаря на местный завод имени Карла Маркса, Володя дал себе зарок дождаться своего часа и снова попытать счастье.

Трижды будущий артист и режиссер брал штурмом театральные вузы и трижды срезался на третьем туре. Неистовое жизнелюбие, пытливый ум, желание во всем дойти до сути, мятущаяся натура, упорство… Рано или поздно капризная фортуна должна была заметить и оценить его.

«Поступать в институт в четвертый раз было страшно, ведь существует ограничение по возрасту. Но я отгонял от себя отчаянную мысль: „что будет, если меня снова не примут?“. У меня не было запасных вариантов. И это правильно! Так и надо действовать: сжигать мосты и идти вперед с мыслью: „Или я одержу победу, или гори все синим пламенем!“».

Всероссийский государственный институт кинематографии имени С. А. Герасимова (ВГИК) – федеральное государственное образовательное бюджетное учреждение высшегои послевузовского профессионального образования Российской Федерации, основанное 1 сентября 1919 года в Москве

В промежутках между неудачными попытками поступления Володя Меньшов начинал жизнь с чистого листа: успел поработать токарем в Астрахани, матросом в Баку, актером вспомогательного состава в Астраханском драматическом театре, шахтером в Воркуте.

«Мы спускались под землю километра на полтора. Лифт ехал долго, а забой – место, где непосредственно добывают уголь, – напоминал ад. Рычали машины, лица у ребят были все черные. Работа эта считалась очень выгодной в денежном отношении. Зарплата была министерская – около 700 рублей. Все, кто шел в забой, надеялись накопить денег, прикупить себе домик где-нибудь на курорте, а потом грянула перестройка».

Наконец в 1961 году удача улыбнулась Володе.

Самым сложным при поступлении было для будущего режиссера одолеть басню. Никак она ему не давалась. Так что, поступая в четвертый раз, Володя решил читать «Муху-Цокотуху» Корнея Чуковского. Вообще-то это смешно, когда взрослый парень в 21 год стоит и бубнит: «Муха, Муха-Цокотуха, / Позолоченное брюхо…» Членов приемной комиссии разобрал смех. А рассмешить их было не так-то просто. Победа была одержана. Владимир был зачислен в один из лучших театральных вузов Москвы – Школу-студию МХАТ имени Владимира Ивановича Немировича-Данченко.

Жизнь преподносит подарки своевременно. Не будь стольких попыток поступить в институт, не имей Владимир Валентинович такого запаса упорства, такой, пусть и сомневающейся, веры в себя, кто знает, встретился ли бы он со своей будущей женой. Режиссер уверен – нет.

«С Верой нас иначе жизнь не свела бы. Нам надо было вместе учиться, участвовать в общественной жизни, работать над одними спектаклями, узнать друг друга настолько, чтобы она согласилась выйти за меня замуж».

Счастливые дни

Возвращаясь к началу своего обучения в институте, Владимир Валентинович утверждает: может быть, кто-то родом из детства, он – родом из Школы-студии МХАТ.

Школа-студия была основана в 1943 году, в трудное для страны время. В разгар войны в Московском Художественном театре имени Горького молодые актеры проходили военную подготовку и уходили на фронт. Оставшиеся колесили с гастролями по просторам родины, давали концерты, играли спектакли в тылу и на передовой. Инициатором создания школы-студии был один из основателей МХАТ имени Горького Владимир Немирович-Данченко.

В разные годы дипломы выпускникам вручали здесь Ольга Книппер-Чехова, Сергей Бондарчук, Иннокентий Смоктуновский. В Школе-студии преподавали Алла Тарасова, Павел Массальский, Михаил Тарханов, Василий Топорков.

«Руководителем курса у нас как раз был Василий Осипович Топорков, и хотя появлялся он очень редко, любое общение с ним было счастьем. Он, кстати, поставил у нас старинный водевиль „Воздушные замки“, где были заняты и я, и Володя – это был наш дипломный спектакль», – рассказывает Вера Алентова.

Владимир Меньшов и Вера Алентова в студенческие годы.

«…я обещал: „Ничего. У нас все будет. Я тебя и в Париж отвезу, и виллу тебе куплю“…»

(Владимир Меньшов)

В разное время ректорами здесь были Василий Сахновский, Вениамин Радомысленский, Николай Алексеев, Вадим Крупицкий, Олег Табаков, Анатолий Смелянский, с 2013 года – Игорь Золотовицкий. Особый мир, сплоченная семья со своим укладом, традициями, воспитанием – вот какой увидели alma mater вновь прибывшие студенты Вера Алентова и Володя Меньшов.

«Для того, чтобы иметь право учиться здесь, нужно было отринуть прошлое, забыть себя вчерашнего, измениться как внешне, так и внутренне. Все здесь было другое: стены, люди, манера поведения, – вспоминает Владимир Валентинович. – Как и тогда в общежитии ВГИКа, я понимал, что это моя среда».

Только вот среда эта никак не желала принимать Владимира Меньшова, и он изо всех сил пытался оправдать, заслужить, дорасти, стать интеллигентным человеком. Раз в месяц Володя покупал пластинки, слушал классическую музыку и уже очень скоро стал узнавать произведения Бетховена, Шуберта, Шопена. Он посещал музеи и продолжал много читать, ходил в театр, знакомился с актерами.

«За весь период обучения в институте я посмотрел около двухсот спектаклей. Помню, какое неизгладимое впечатление произвели на меня чеховские „Три сестры“, поставленные во МХАТе. Творчество тогда стояло во главе угла. Но прошли годы, и вот все публикации к очередному юбилею Андрея Вознесенского сводятся к тому, как Хрущев устроил ему разгон. Разве только это можно написать о поэте? Многие шестидесятники главным своим достоинством стали считать не творческий процесс, а борьбу. Я ни в коем случае не идеализирую то время – в нем было много политической конъюнктуры, и все-таки…»

«Молодость – время самых смелых надежд и ожиданий, – уверена Вера Алентова. – Будучи студентами, мы верили, что благодаря нам у МХАТа откроется второе дыхание, с нас начнется новый жизненный цикл театра. В этом не сомневался ни один лицеист. Мы много трудились, боялись что-нибудь пропустить. Время нашего поступления в институт совпало со счастливым периодом Оттепели. Страна словно оттаяла, раскрылась, очнулась ото сна. Ликуя, встречала она вернувшегося из полета в космос Юрия Гагарина. Не так давно открылись „Таганка“ и „Современник“. Молодые Евгений Евтушенко, Белла Ахмадулина, Роберт Рождественский, Андрей Вознесенский читали свои стихи в Политехническом и у памятника Маяковскому. Это было время, когда молодые люди тянулись к знаниям, стремились быть в курсе всего происходящего, старались иметь на все свою точку зрения – иначе было стыдно».

Как ни тянулся, как ни старался Володя Меньшов соответствовать выдвигаемым педагогами и им самим требованиям, наставники упорно не замечали в нем божьей искры. Совсем иного мнения придерживались они о Верочке, которой прочили блестящее будущее в искусстве.

«Я еще не была влюблена в Володю. Мы только начинали грызть гранит науки, репетировать, дружить, – рассказывает Вера Валентиновна, – но уже тогда я отметила, что в этом мальчике присутствуют и искренность, и стержень. У Володи был свой взгляд на вещи – с годами я поняла, что это весьма редкое качество, – а главное, у него были все шансы состояться в профессии. Я видела это и недоумевала, почему этого не замечают остальные».

В одном из своих интервью режиссер рассказывает:

«Попал я в Школу-студию мальчиком… недовоспитанным. Уроки манер, которые давала нам княгиня Волконская, носили для меня инопланетный характер. Как сесть, как встать, как склониться над женской рукой… Даже не знаю, каким бы я стал, если бы не поступил в институт. Думаю, что и фильмов, которые снял, без этой школы не случилось бы. Владимир Меньшов образца 1961 года и Владимир Меньшов сегодня – два абсолютно разных человека.

Поступив, я жил в одной комнате с Андреем Мягковым и еще двумя ленинградцами. Мы с Андреем не ссорились, не ругались, просто были разной группы крови. Не выдержав изящных насмешек своих соседей, через год я вынужден был переселиться, поскольку ответить им не мог».

«Во время обучения в школе-студии Андрюша был очень талантливым мальчиком, – рассказывает Вера Алентова. – Пожалуй, самым талантливым на курсе. Он не боялся сцены, этюды щелкал как семечки. Наше неформальное общение сводилось к „привет-пока“, а после выпуска прекратилось совсем. В этом смысле у нас был сложный курс. Среди нас было много индивидуальностей, а индивидуальность очень редко контактирует с другой индивидуальностью. А вот у Андрюши, похоже, компания сложилась хорошая. Их называли „ленинградцами“ – Рогволд Суховерко, Володя Салюк и сам Мягков. Они понимали друг друга, говорили на одном языке».

Андрей Васильевич Мягков – советский и российский актер театра и кино. Народный артист РСФСР (1986). Лауреат Государственной премии СССР (1977). Писатель в жанре детектива

Однокурсники помнят, что даже в выходные дни, свободные часы, когда все пили, ели, спали, жили вольной студенческой жизнью, Володя Меньшов все время что-то читал, писал, репетировал. Он увеличивал шансы найти свое место под солнцем постепенно, мало-помалу. Не выходило по части актерского мастерства, Володя стал интересоваться режиссурой.

«Только после тридцати стала складываться и актерская, и режиссерская моя судьба».

Но это после, а до тех пор… Как это важно, когда в мире, в котором, кажется, никто не верит в тебя, твой талант, твои способности, когда и ты сам начинаешь сомневаться в себе и каждую свободную минуту занимаешься самоедством, находится человек, который поймет, поддержит, приободрит.

В случае с Владимиром Валентиновичем этим человеком стала его однокурсница Вера.

«Вокруг намекали, как я нехорош собой: и ноги кривые, и фигура не та. И вдруг она выбрала меня – другом, приятелем. Вера была ослепительно красива, мы много разговаривали с ней. Она проявляла интерес. Это навело меня на мысль: не перейти ли на новый уровень отношений? Не попытаться ли поцеловать ее? Роман наш разворачивался зимой. В общежитии полным ходом шел ремонт, долго гулять в парке было холодно, но комнаты первых двух этажей были открыты. Можно было подняться наверх, пить чай, вести многочасовые беседы. Думаю, не случись этого ремонта, наши отношения развивались бы совсем иначе».

«Володя долго за мной ухаживал, – вспоминает Вера Валентиновна. – Жили мы в общежитии на крохотную стипендию, но он все равно каждый раз ухитрялся придумать что-то новое и порадовать меня».

Букеты осенних листьев и полевых цветов, веточки вербы, письма. В конце второго курса молодые люди, к удивлению своих однокашников, объявили о намерении расписаться.

«На втором курсе меня, Веру и еще нескольких студентов из Школы-студии отправили на целину с концертами. Вот там, в одном из колхозов, подумав, мы сказали, что теперь будем жить вместе».

Инициатором этого решения в большей степени являлся жених. Невеста же отнеслась к предложению руки и сердца без особого энтузиазма.

«Если посмотреть на сложившуюся ситуацию глазами наших бабушек, скорее всего, мне не позволили бы выйти за Володю замуж».

И все-таки главной причиной своих сомнений Вера Валентиновна называет свое свободолюбие, которое противоречило традиционному взгляду на отношения Владимира Меньшова.

«Володя был очень славный и в хорошем смысле наивный человек. Он не понимал, как такое может быть: тебе предлагают выйти замуж, поставить штамп в паспорте, ты любишь этого человека, он любит тебя. Как это „нет“?

У меня была установка: я сама за себя в ответе. Так как я росла без отца, мне было непонятно, зачем вообще нужен мужчина. Я жила с мамой, все вопросы задавала ей. И мама говорила, что нужно всегда рассчитывать только на себя: получить образование и найти работу, которая позволила бы уверенно чувствовать себя и вырастить своих детей. Много лет спустя уже моя дочь растолковала мне, что это ошибочная, усложняющая жизнь позиция.

Но в студенческие годы выходить замуж я боялась.

И только когда комендант студенческого общежития сказала мне, что, если мы с Володей распишемся, нам дадут комнату, я согласилась».

Сдержанно отнеслись к выбору сына родители. С недоверием и сомнением поглядывал отец на будущую невестку, настоящую красавицу, приехавшую погостить в их скромное жилище, а после в доверительной беседе шепнул Володе: «Моряк – не муж, артистка – не жена».

К своему счастью, Владимир отца не послушал. Прожив с супругой долгую жизнь, съев не один пуд соли, воспитав дочь, дождавшись внуков, Владимир Валентинович уверен:

«Вера – одна из самых больших удач в моей жизни. Как она случилась со мной, я гадаю до сих пор. Ведь, оказавшись в Москве, она могла бы выйти замуж за обеспеченного человека из кинематографической среды, за уже состоявшегося режиссера, а выбрала ту судьбу, которую выбрала. И это придало мне много сил. Потому что не только в светлые, но и в самые сложные периоды моей жизни Вера всегда со мной, и она не позволяет мне отчаяться. С годами выяснилось: у нас одна группа крови, мы нашли друг друга. Апостол Павел говорил, что когда у человека есть вера, есть надежда, но все это не освящено любовью, ничего не получится. Мне очень жаль людей, которые обделены этим чувством. А ведь таких предостаточно».

Свадьба Веры Алентовой и Владимира Меньшова. 1963 г.

«У нас даже не нашлось трех рублей, чтобы расплатиться. Благо свидетели наскребли мелочь, и мы расплатились. В общежитии накрыли стол: на газете порезали колбасу, поставили бутылку водки и шампанское, пришли человек 20. В общей сложности на свадьбу мы потратили рублей 30, а средняя зарплата в то время была 100 рублей»

(Владимир Меньшов)

Свадьбу Веры Алентовой и Владимира Меньшова праздновали всем курсом в общежитии.

«Мы выложили все, что удалось накопить – рублей тридцать, – вспоминает Вера Валентиновна. – Деньги отдали ребятам, чтобы они могли купить необходимое и накрыть стол, а сами на трамвае отправились в загс. Во время бракосочетания нас все время фотографировали, потом открыли шампанское. Я ужасно перепугалась: чем платить? Ведь мы выгребли все до копейки еще в общежитии. И только когда Володин свидетель, мальчик с нашего курса, шепнул мне, что у него есть три рубля, я немного успокоилась».

На память о том счастливом дне у семьи осталось две сделанных в загсе фотографии – все, что удалось выкупить.

«А уж потом у нас была замечательная свадьба в общежитии».

Свадьба – финальный аккорд многих сказок. В жизни все – сладкое и горькое, радость и тяготы – со свадьбы только начинается.

1965 год положил начало непростому, затянувшемуся на десятилетие периоду для молодой семьи и каждого нашего героя в отдельности.

Не сразу все устроилось

Время крушения юношеских иллюзий и теплившихся надежд, неопределенность, покрытое туманом будущее – именно таким запомнился Владимиру Меньшову год его выпуска из Школы-студии МХАТ.

«Никому я оказался не нужен. Театры заявок на меня не делали, кино, о котором я так мечтал, мной не заинтересовалось. Я вынужден был признаться себе, что актерская моя судьба закончилась, так и не начавшись.

Задевало даже не столько то, что не нужен я, сколько то, что были нужны остальные. К концу обучения в Школе-студии все ребята были приглашены, пристроены. Даже те, чьи способности, казалось, уступали моим. Было горько и обидно».

Но, как известно, каждая ситуация, и даже, на первый взгляд, выигрышная, имеет обратную сторону.

«Позже я наблюдал гибель многих талантливых людей, устроившихся в самые именитые театры Москвы. Они приходили туда, где уже была своя, сложившаяся система, годами прозябали в тени и в конце концов говорили: „Ну вас к черту, ребята. Ничего я больше не хочу: ни театра, ни ролей, ни-че-го“».

Выходит, судьба снова благоволила будущему режиссеру. Правда, понять это тогда, оказавшись на перепутье, без дома, денег, работы, было сложно. Единственной точкой опоры было распределение в Ставрополь.

Ломая голову над тем, что ему делать, Владимир Валентинович решил войти в мир кино через другую дверь, не в качестве актера, но в качестве режиссера.

«Интересуясь тонкостями этой профессии, я продолжал много читать. И однажды у меня в руках оказалась книга Михаила Ильича Ромма „Беседы о кино“».

Прочитанная на одном дыхании, книга эта подсказала отчаявшемуся было Володе, как ему действовать дальше.

«Домашний телефон Ромма мне достала бывшая однокурсница, уже известная к тому времени актриса Валя Малявина. Обуреваемый робостью, я позвонил Михаилу Ильичу и начал что-то сумбурно говорить. Ромм выслушал меня и сказал: „Знаете что… Приходите ко мне в пятницу, часиков в восемь“».

Бесконечно тянулось время до пятницы. И вот уж, не помня себя и дрожа от волнения, Владимир Меньшов рассказывал мастеру о своих чаяниях и злоключениях. Тот выслушал, велел написать несколько работ и принести их через год.

«Делать было нечего. Я уехал в Ставрополь и, работая там, старательно трудился над заданием Михаила Ильича».

Окончив работу спустя полгода и переслав ее в Москву, Владимир Валентинович попросил жену передать написанное Ромму.

Позвонив Михаилу Ильичу, Вера Алентова с удивлением услышала: «Володя Меньшов? Какой Володя?».

Михаил Ильич Ромм (1901—1971) – советский кинорежиссер, сценарист, педагог, театральный режиссер. Лауреат пяти Сталинских премий (1941, 1946, 1948, 1949, 1951). Народный артист СССР (1950)

«Я была потрясена, – вспоминает актриса. – „Как? Разве вы не помните Володю? К вам приходил очень талантливый мальчик. Я должна передать вам его работы“. Видимо, в моем голосе было столько отчаяния, что Михаил Ильич тут же сказал: „Приносите“».

На долгие годы сохранил в памяти Владимир Валентинович тот солнечный день, кабинет Ромма и слова мастера:

«Я прочитал ваши работы. Мне понравилось. Беру вас сразу на второй курс».

Подпрыгивая и радуясь, бежали Володя с Верочкой по улице, даже не подозревая, что радость их преждевременна.

К осени Ромм заболел, а зимой выяснилось, что во ВГИК Володю не принимают. Взять сразу на второй курс? Но ведь это противоречит существующим правилам. И снова разочарование, смятение, потерянность.

«Я находился в подвешенном состоянии, – вспоминает в одном из своих интервью Меньшов. – Нигде не работаю – перед поступлением отовсюду уволился, зарплаты никакой. У Веры зарплата 65 рублей. Как мы умудрялись выживать, я не понимаю. Где-то подрабатывал, разносил по утрам почту».

Можно было бы подумать, что Ромм забыл о своем подопечном. К счастью, это было не так. Чувствующий свою ответственность за взятого под крыло молодого человека Михаил Ильич предложил Володе место в аспирантуре, и Меньшов согласился. Печалило одно – никаких бюджетных денег, выделяемых студентам, аспиранту не полагалось.

Накануне пятидесятилетнего юбилея ВГИКа у Володи все-таки появилась надежда пополнить ряды студентов.

«Мне предложили сделать фильм об институте, и если у меня все получится, меня примут. В Москве стояло лето, у меня было много пленки, и я снял хорошую картину. Но монтировали ее другие люди. Меня отстранили. К юбилею фильм доделать не успели и в конце концов снятое… смыли. Я же получил справку об окончании аспирантуры».

Как бы ни складывались отношения Владимира Меньшова со ВГИКом, о Михаиле Ильиче режиссер неизменно говорит, вспоминает и пишет с уважением и глубокой признательностью.

«Ромм много помогал мне. Даже денег взаймы давал. Всякое было.

Как-то раз, когда я написал пьесу по мотивам романа-сказки писательницы Мариэтты Шагинян „Месс-Менд, или Янки в Петрограде“, я посчитал своим долгом получить благословение автора на постановку. Позвонил. „Ну попробуйте“, – пробурчала она.

Когда же спустя три года актеры уже репетировали пьесу на сцене и театр обратился к Мариэтте Сергеевне по поводу заключения договора, она воскликнула: „Какая пьеса? Какой Меньшов? Не знаю никакого Меньшова! Это аферист!“.

Что было делать? Я отправился к Ромму.

Михаил Ильич пожал плечами:

– Вообще-то я с ней не знаком, но позвонить могу.

В итоге мы решили, что лучше написать письмо. Писали мы его вместе. Ушел я от Михаила Ильича поздно, часов в одиннадцать – двенадцать. А назавтра в два часа дня Ромм умер. Через день после его похорон я обнаружил весточку. Мариэтта Шагинян сообщала, что получила письмо от Ромма вместе с газетами, в которых был опубликован его некролог, и поскольку она очень уважала этого человека, она позволяет Владимиру Меньшову делать с ее произведением все, что ему заблагорассудится.

Столько сделавший для меня при жизни, Михаил Ильич продолжал помогать мне с того света».

Казалось бы, совсем иначе, менее мучительно, без треволнений и опасений за завтрашний день должна была начать свою жизнь в театре одна из лучших на своем курсе студенток, любимица педагогов Вера Алентова.

Уже со второго курса молодую артистку готовили к поездке в США в составе МХАТа со спектаклем «Кремлевские куранты». Когда же девушка робко поинтересовалась вопросом будущего распределения студента Меньшова, ректор Вениамин Захарович Радомысленский успокоил: «Молодую семью разбивать не станем».

«Я пребывала в полной уверенности, что буду работать в Художественном театре. Даже начала учить текст роли Маши, которую мне посулили. Но, узнав о грядущих переменах, до сих пор исполнявшая эту роль заслуженная артистка РСФСР Маргарита Анастасьева пришла в ярость. По-человечески можно ее понять, она много работала, театр МХАТ давно не выезжал на гастроли… Конечно, меня никуда не взяли, но заверили: как только труппа вернется с гастролей, я буду введена в спектакль „Кремлевские куранты“. И я успокоилась. Между тем наши с Володей однокурсники бегали показывать себя. Как только заканчивался учебный год, все театры устраивали показы – смотрели студентов и обязательно приглашали понравившихся. Я никуда не ходила, ведь мне был гарантирован МХАТ.

Маргарита Викторовна Анастасьева – советская и российская актриса театра и кино, писательница

Когда же пришло время распределения, выяснилось, что я, Меньшов и еще два студента никуда не приглашены. Это означало, что мы буквально остаемся на улице – без работы, без крыши над головой».

(Примечательно, что в том же 1965 году на экраны вышла картина трех режиссеров Николая Литуса, Игоря Ветрова и Леонида Ризина «Дни летные», где Вера Алентова дебютировала в роли учительницы Лидии Федоровны. По иронии судьбы, в фильме у героини есть такие слова: «Я получила квартиру. Однокомнатную. Даже с балконом»).

«Действовать нужно было незамедлительно. Володя уже переговорил с Михаилом Роммом, едет работать в Ставрополь, возможно, вернется в Москву, а что же будет со мной? К счастью, в театре имени Пушкина показ был еще не завершен, я ринулась туда, и, о чудо, меня взяли. Коллектив в театре, куда я поступила на службу, был, что называется, здоровый. Конечно, здесь происходили какие-то закулисные разбирательства, не обходилось без обид, интриг, но теплой атмосферы, которая здесь царила, это не отменяло».

«На самом деле Вере пришлось не очень легко, – рассказывает Владимир Валентинович, – например, режиссер давал ей хорошую роль, а потом выяснялось, что эту руль будет играть другая актриса. Но жена всегда была выше выяснения отношений, чем и заслужила расположение и уважение коллег».

Поступив на службу, Вера Алентова поселилась в театральном общежитии, в то время как ее муж обосновался сначала в Ставрополе, а после в общежитии ВГИКа. Так и жили – работали, учились, ходили друг к другу в гости. И даже когда в 1969 году у супругов родилась дочь Юля, совместное проживание все еще стояло под вопросом. Оставаться с женой Владимиру Меньшову не позволяли – общежитие не предназначалось для семейных, к тому же Вера Валентиновна делила комнатку с соседкой, такой же, как она сама, актрисой.

С появлением ребенка волнений прибавилось.

«Дочка плакала, я сильно стеснялась, переживала из-за того, что мешаю коллегам учить роли, отдыхать…»

«Мама работала в театре, причем выходила на сцену даже на восьмом месяце беременности, – рассказывает Юлия Меньшова, – и вернулась к работе, едва я родилась. Не работать просто не имела права потому, что жила семья все-таки в основном на ее 60-рублевую зарплату. Вот она и играла по тридцать спектаклей в месяц – молодая артистка, все утренники ее. А поскольку молока у мамы не было, ей приходилось со мной на руках добираться из общежития на молочную кухню».

«Незадолго до рождения Юли Вера сказала мне, что на те деньги, которые мы получаем, втроем нам не прожить, – рассказывает в одном из интервью Владимир Меньшов. – Я устроился работать в булочную. Работать нужно было по ночам. Платили семьдесят рублей в месяц. Эти деньги очень нас поддержали».

Маленький ребенок, бессонные ночи, репетиции в театре, первые съемки в кино, интриги коллег. Ей казалось, что так тяжело не живет никто из тех, кто окружал их с мужем.

Усталость и обиды накапливались постепенно, они уже начинали подтачивать семью.

К тому времени все, кто жил в общежитии Московского драматического театра имени А. С. Пушкина, получили персональное жилье. Все, кроме Веры Валентиновны.

«Все просили, а я просить не умела. Не умею и сегодня. Думаю, если бы тогда мы постоянно жили вместе с Володей, я еще долго сидела бы на месте. Правда, как-то в общежитии освободилась шестиметровая комнатка. У нас в ту пору уже была Юля, и я попыталась обратиться по поводу этой комнатки. Мне отказали: дескать, троих селить не положено. А потом рабочему сцены из нашего театра выделили квартиру, и его комнату в коммуналке пообещали мне. Появился проблеск надежды, но тут же померк, когда ко мне прибежала жена того самого рабочего. „Верочка, – сказала она мне. – К нам приходили люди со смотровым ордером. Комнату отдают им“. Тут уж я побежала в управление культуры. Там работала весьма милая дама, звали ее Наталья, а вот фамилии не помню. Я была настолько расстроена, что не удержалась и расплакалась. „Во-первых, успокойтесь, – сказала мне она. – Во-вторых, вам положена двухкомнатная квартира. Пишите заявление“».

Потянулось время ожидания. Ну а до тех пор было театральное общежитие на проспекте Мира, дом 112, возле метро «Щербаковская». Народный артист РФ, радио– и телеведущий Юрий Николаев хорошо помнит ту теплую атмосферу, которая царила в трехкомнатной квартире, некогда принадлежавшей режиссеру Борису Равенских.

Владимир Меньшов и Вера Алентова с дочерью Юлией. 1970 г.

«Абсолютно гладкой жизнь не бывает. Ни у кого. Будучи женатыми, мы с мужем очень долго жили по общежитиям. Сейчас иногда вспоминаем и понимаем, что было тяжело. Сидели без денег, бесконечно занимали, перезанимали. Но так жило полстраны. И мы никогда не относились к трудностям серьезно. Всегда были уверены, что они временны и что все будет хорошо»

(Вера Алентова)

«В комнате побольше жили Володя Меньшов с Верой Алентовой, тещей и Юлькой-малой. В другой комнате – сначала артист Леша Локтев, затем Костя Григорьев, а третью дали мне. Все люди разные, каждый со своим характером, но были как одна большая семья. Ирина Николаевна, мама Веры Алентовой, относилась ко мне как к сыну: то картошки жареной принесет, то супом накормит. Вера тоже удивительно вкусно готовила и нас подкармливала. Надо сказать, квартирный вопрос никого из нас не испортил. Каждый вечер мы устраивали застолья. Все праздники, дни рождения и Новый год отмечали вместе. Это было удивительно теплое время. Юлька обожала часами сидеть в моей комнате. Мама Вера, папа Меньшов и бабушка говорят: „Это нельзя!“, а у дяди Юры все можно – и конфеты перед обедом есть, и в окно без толку глазеть. У Володи был тогда сложный период: он окончил аспирантуру ВГИКа, мастерскую Михаила Ромма и никак не мог устроиться по специальности. Ночью разгружал хлеб в булочной, а днем не переставая стучал на машинке – писал сценарии, потом рассылал их по киностудиям. После выхода „Розыгрыша“ Меньшов получил и премии, и славу. Жизнь наладилась. А меня в то время впервые позвали вести концерт.

Захожу к Володе в комнату:

– Проблема. Меня пригласили в зал „Россия“, а ботинок нет.

– Вот тебе башмаки. И галстук бери. Удачи!

Разве можно забыть такие моменты?»

А потом Вера Валентиновна получила квартиру. И действительно, жизнь в семье Меньшовых стала постепенно налаживаться. Появилась работа, завелись деньги, но в этот-то период и пролились через край накопленные обиды, во всей красе проявила себя прежде сдерживаемая и подавляемая усталость. Подумалось: хватит бороться, подстраиваться, притираться, пора начать жить, и лучше делать это порознь. Это был надрыв, «реакция на перенесенные трудности».

«Официально мы не разводились. Мы просто решили пожить отдельно», – вспоминает режиссер.

«Я прописала Володю в полученной квартире, хотя многие „доброжелатели“ крутили пальцами у виска. Они предполагали худшее. Для меня же Володя оставался родным человеком. Дела у него как раз пошли в гору, начались зарубежные командировки. Почему я должна была вставлять ему палки в колеса? О том, чтобы запретить мужу видеться с дочерью, не было даже мысли. Володя постоянно нас навещал, привозил горы гостинцев, проводил время с Юленькой. Он продолжал считать нас своей семьей».