Текст книги "Роксана делает выбор. На что способны любовь и прощение?"

Роксана предсказывает смерть

Я оказалась на нашем садовом участке. Услышала голоса бабушки и дедушки, что возились неподалеку на одной из грядок. Господи, как же я по ним соскучилась. Я хотела встать и помчаться к ним. Но передо мной предстал Виктор и остановил меня.

– Ничего не делай. Проживи этот день, как прожила тогда. Я понимаю, как тебе их не хватает, но умоляю, без глупостей.

Я вытянула руки и поняла, что теперь нахожусь в теле себя лет девяти и гордо восседаю посреди клубничной грядки лохматая и перемазанная ягодами. Солнце припекает макушку, в руках детская пластмассовая лопатка. Я вспомнила этот день. Вспомнила и сжалась, как медуза под солнцем.

Я смотрела на грядку и на деревянный крест, что смастерила сама. Тогда в прошлом, я соорудила в этом месте могилу и похоронила клубнику. Затем я забила гвоздь в две палки и вышел крест, который я крепко воткнула в землю.

– Значит сейчас подойдёт дед, – подумала я и услышала шаги за спиной.

– Милашка, что ты здесь делаешь, одень панамку, солнце светит слишком ярко.

Дед остановился и удивленно переводил взгляд с креста на меня.

– Это что?

– Дедушка я похоронила клубничку, – я ответила в точности как в детстве и заплакала так же сильно как тогда. Не могла себя контролировать. Я вытирала слёзы грязной рукой и растерянно смотрела на деда.

– Милая моя внученька, кажется, солнышко слишком напекло твою головку. Зайдём сейчас в дом и я сделаю тебе лимонад.

Он взял меня на руки и крепко прижал к себе. Я слышала, как бьётся его сердце, чувствовала запах. Я любила его. Любила прижиматься к деду и чувствовать себя в безопасности. Дед был мне как отец. Как мудрый, добрый и любящий отец. Он ни разу не повысил на меня голос и всегда поддерживал. Он научил меня читать в четыре года. Он верил в меня, и даже в маму, когда в неё уже не верила даже я. Я крепко обняла его за шею и хотела, чтобы меня не переносили обратно в мою взрослую жизнь. Оставьте меня здесь. У него на руках. Я люблю тебя дед.

Однако я знала, что будет дальше. Из города нам пришлют новости о смерти отчима. Бабушка соберет сумку, и мы поедем в город. Там возле дома мы найдем маму. Она будет сидеть на скамейке, и в глазах её застынет горе. Тёмная печаль глаза зелёные сделала чёрными. В руках у неё недопитая бутылка водки и сигарета. Она прольёт много слёз – они крупными каплями будут падать на асфальт. Я помню тот день. Помню первую встречу с этой сукой смертью. Ненавижу её. Тогда впервые она нагло постучалась в наши двери. Она забрала у нас возможность быть семьей. Мама тогда не пила больше четырех месяцев. Она была любимой и желанной женщиной, она готовила мне завтраки и на яичнице кетчупом рисовала причудливые рожицы. Она обнимала меня перед сном, а дядя Дима читал мне сказки. Почему Бог так поступил тогда, почему он разрушает то, что создаёт? Почему он так несправедлив? Я ненавидела Бога, смерть и жизнь!

Спасибо тебе Виктор. Во мне закипала ярость от чувства несправедливости. Для чего я здесь? Ты хочешь напомнить мне о боли, о потери? Да кто же ты такой, и как ты проделываешь эти финты с моим разумом.

Я стояла у нашего подъезда и смотрела на маму. Голова её была опущена, и она не понимала, что происходит вокруг. Погружённая в транс, она смотрела на босые ноги – мама забыла надеть обувь.

Я подошла к ней и села на асфальт. Голову я положила ей на колени. В прошлом я сделала точно также. Я плакала, а мама выкинула окурок и механически гладила меня по голове. Она шептала, где Дима и умоляла его вернуться домой. Я заметила, что на асфальте есть огромное пятно красного цвета. Прямо под нашим балконом. А вокруг мелом нарисован круг. Всё, как тогда.

Подошла бабушка и рассказала, что Дима упал с балкона. Третий этаж. Моментальная смерть в результате перелома шейных позвонков. Сейчас я понимала, что это значит, опыт в медицинском, как-никак. А тогда я была испуганным ребенком, крутила головой и ждала, когда мой любимый отчим вернётся.

Натали. Обратно в бездну

Со дня смерти Димы прошло два года. Каждый вечер его родственники продолжали ходить к нам под окна. Они кричали на весь двор, что это я виновата в его смерти. Кричали, что я тварь, которая не была достойна их сына. Они оставляли краской послания на стенах и грозились облить меня серной кислотой. Я понимала отчаяние его матери, сестры и от этого было лишь поганее на душе. Я сползала по стенке и закрывала уши руками. Спасал алкоголь и то небытие, что случалось после. Чужие квартиры, где стены пропитаны горем и утопией. Там, где другая реальность. Хотя скорее, никакой реальности. Чувство вины, собственной никчёмности поглотили мой разум, я разрушала себя день за днём и мечтала встретиться с Димой на небесах.

Отец заболел раком. Мой любимый папочка. Мать делает вид, что убита горем. Это они с моей бабкой и чертовой авторитарностью разрушали всё вокруг. Мужская энергия в нашем доме не в силах бороться с энергией этих двоих. Они распространяют яд. Ненавижу мать. Откуда в ней это?

У отца рак желудка и врачи говорят, что осталось ему недолго. Мне не хватает сил и мужества пойти в его дом. Держать его за руку и прощаться. Я больше не хочу никого терять. Не хочу ехать на кладбище и по традиции кидать землю на этот проклятый гроб. Я снова наливаю стакан побольше. За твоё здоровье папочка. Пью до дна. И жду новостей.

Роксана снова чувствует это

Теперь Виктор отправил меня на кладбище. Я стою у раскопанной могилы и через секунду в неё опустят гроб, в котором мой дед. Он умер от рака. Я в будущем много изучала психосоматику и психологию. Я знаю, что такое рак, и откуда он появляется. На кого был так обижен дед? Что уничтожало его изнутри? Какие эмоции он скрывал?

Вот стоит его вторая жена. Бабушки нет на похоронах. Она ездила с ним прощаться перед его смертью. Говорит он был веселым, даже побрился, много шутил. Есть такой феномен – перед смертью умирающий словно выздоравливает, всем кажется, что самое страшное уже позади (такая терминальная стадия). За светлой улыбкой деда пришла тёмная смерть, и он покинул нас. Он не увидел утро, и никогда не узнает, как плакало по нему небо – с утра стеной лил дождь. А в календаре был праздничный день – страна отмечала Международный женский день.

Я не ездила к деду накануне смерти, не слышала его шуток, не видела его карие яркие глаза. Сейчас, будучи взрослой, наверное очень жалею об этом. Но я приехала на похороны, а бабушка нет. Она запомнит его смех и шутки, а я гроб обитый бархатом и человека, который совсем не похож на моего деда.

Рядом сестра. Дочь маминого брата. Мы редко общались и чаще нас объединяло лишь горе.

Бога я уже не виню. И кажется понимать начинаю, для чего я здесь. Словно в мою голову посадили семя, что дало росток. Мысль растёт и укрепляется в сознание. Нечто мистическое и отвечающее на вопрос о жизни и смерти.

Я тогда на похоронах деда много плакала, сейчас всё повторилось, мне по прежнему было тоскливо из-за такой потери. Мне было одиннадцать, когда я во второй раз столкнулась лицом к лицу со смертью. Я смотрела в её чёрное око и ощущала холодное дыхание.

На кладбище всегда громко орут вороны и нагнетают обстановку ещё больше. Я кинула на крышку гроба горсть земли и села в автобус.

– Виктор, твой ход. Что будет дальше?

Натали

Я похоронила отца, хотя кому я вру. Я ведь даже не смогла пойти на похороны. Напилась сильно. Я не хотела видеть, как папу опускают в гробу в сырую могилу. Почему нашей семье достаётся столько испытаний? Эй, великий и могучий Бог? Ты меня слышишь? С тобой говорю. За какие грехи ты проклял нас?

В одной руке держу сигарету, в другой бутылку вина и смотрю на небо. Мы же дети твои, так кажется, гласит Библия. Так какого чёрта ты всех нас делаешь сиротами. Ненавижу! Швыряю бутылку и сотни мелких осколков разлетаются по асфальту.

Иду домой. Матери нет сегодня. Она уехала на дачу, где будет лить слёзы по отцу. А что сейчас-то ревёт, нужно было раньше головой своей думать и беречь сына, отца и меня. Дочери дома тоже нет, она повсюду носится за этой. Любит проводить время с ней на даче. Хотя Роксанка любила деда и ей тяжело пришлось на похоронах. Малышка моя. Прости меня.

…Отправляем Роксану в санаторий. Сегодня первое сентября, но в школу она не идёт. У меня был туберкулёз, и теперь дочка отправляется в санаторий для профилактики. Всем детям, у кого родители перенесли эту дрянь, дают бесплатные путёвки. Ну хоть какая-то радость и польза дочери от непутевой мамаши. Снова посыпаю голову пеплом вины и стыда.

Довольная Роксанка носится по комнате и собирает оставшиеся вещи. Говорит, что любит меня и желает здоровья. Отворачиваюсь и иду на балкон. Прикуриваю сигарету жёлтыми пальцами. Руки дрожат. Сейчас эти двое уедут и выпью немного. А может не нужно? Может бросить это всё. Дочка вернётся, а я стану нормальной матерью. Да, так и будет. Решительно выбрасываю сигарету и улыбаюсь солнцу. Машу дочке рукой. Она стоит под балконом в своём смешном наряде и машет в ответ.

– Доченька, я изменюсь, обещаю.

Посылаю ей воздушный поцелуй и захожу в квартиру. Первый день осени – отличное начало для новой жизни.

Роксана. Самая сильная боль

Я стояла напротив могилы матери. В своём дурацком разноцветном пуховике – он был мне не по годам велик. На голове старая шапка с помпоном. Позади меня стоят отец и отчим, у края могилы рыдает бабушка. Виктор перенёс меня на похороны мамы. Двенадцатое октября две тысячи первого года. Эту дату я помню. Мама умерла в день рождение бабушки. Скончалась в реанимационной палате, не приходя в сознание. Я была в санатории, откуда, сразу после дискотеки, меня забрала двоюродная сестра.

Я ехала и рисовала сердце на автомобильном запотевшем стекле. Тогда меня интуиция тоже не подвела, я чувствовала, что в очередной раз еду встречаться со смертью лицом к лицу. Мы были с ней на короткой ноге, впору было доставать самовар и пить чай из расписных блюдец с шоколадными конфетами. Она не пугала меня. Скорее забавляла и играла со мной. Я всё время пыталась угадать её ход, но она умела удивлять. Тогда я двенадцатилетняя думала, что еду на похороны к своей бабушке. Я помню свой дикий крик в подъезде, когда услышала голос отца на лестничной площадке. Этот подонок просто так не появился бы. Я кричала криком раненого зверя и ворвалась в дом, обезумевшая от боли.

– Бабушка! – кричала я. – Бабушка, нет, только не ты.

Оказалось это не за ней пришла моя подруга смерть. На этот раз – мама.

Я помню, как сидела на кровати, поджав под себя ноги, и смеялась. На меня были устремлены несколько десятков глаз, а я хохотала и прижималась к теплой бабушке, которая насквозь была пропитана запахом горя.

Мне тридцать, и я хороню мать во второй раз. Я уже смирилась с тем, что ни хрена не понимаю. Смирилась что, кажется, я сошла с ума и пускаю сейчас слюни в подушку в коматозном состоянии где-то на окраине в психиатрическом диспансере и при этом вижу удивительно реалистичные сны. Смирилась и проживала это во второй раз. Тогда я не уронила ни слезинки. Сейчас же слёзы душили меня, и мне хотелось броситься вслед за гробом, который медленно засыпали землёй. Я упала на колени и истошно завопила. Вороны, сидящие на деревьях и наблюдавшие за процессией, взлетели вверх и ошалело гаркнули. Отвалите проклятые, разве вам впервые слышать крик отчаявшихся и потерявших самое ценное. В моём случае – мать. Я вдруг вспомнила, те моменты нежности, когда мы были близки. Я вспомнила её смех, когда я щекотала её за просмотром нашей любимой телепередачи. Вспомнила её рыжие волосы и прядь, которую я так любила наматывать в детстве себе на палец и засыпать рядом с ней. От неё всегда пахло сигаретами и чем-то ещё, едва уловимым. Наверное, так пахнет материнство. Я вспомнила, как она воровала цветы для меня на первое сентября на городской клумбе – она вернулась домой в грязных сапогах и с шальной улыбкой. Вспомнила, как она помахала мне рукой в последний раз, и в махе том, была какая-то надежда. Надежда на наше будущее. Так я и рыдала, стоя на коленях, по уши перепачканная глиной. Шел дождь и смывал с меня всю грязь, налипшую годами. Загнанная в тело двенадцатилетней себя, замученная и потерянная я окропила кладбищенскую землю слезами. Ко мне подошли родственники и пытались ухватить меня за подмышки, чтобы поднять и привести в чувства. Я смачно послала всех матерными словами, они отошли от меня всем видом показывая, что сочувствуют моей утрате. Я же подползла ближе к могиле и стала наблюдать, как рабочие завершают процесс.

У соседней могилы под большой елью я заметила Виктора. Я подлетела к нему, схватила его за рубашку и стала трясти словно он тряпичная кукла.

– Зачем, зачем ты привёл меня сюда??? Я не хочу этого видеть, мне больно. Ты слышишь??? Что ты натворил? Я задыхаюсь от боли. Если ты такой всемогущий и делаешь эти штуки с перемещением, тогда вернись в прошлое и спаси мою мать. Я приказываю тебе спасти мою мать!!!! Ну иди же, иди!

Я толкала его в сторону маминой могилы и на секунду поверила, что такое возможно. Ко мне подошла бабушка и прижала к себе.

– Роксаночка, что ты делаешь? Пойдём отсюда, ты продрогла насквозь.

– Ба, ты не понимаешь, он может вернуть нам её. Ну скажи ты им, ты же можешь, ты же можешь, чёрт возьми?

Только сейчас я заметила, как все присутствующие на похоронах встали в полукруг и уставились на меня. В их глазах читался испуг, и даже прежнее понимание стёрлось с их недоумевающих лиц.

– О ком ты говоришь? Здесь никого нет.

Бабушка озиралась по сторонам, пока я смотрела в глаза этому зеленоглазому нахалу. Виктор прикладывал палец к губам и качал головой.

– Я тебя ненавижу.

Я плюнула в его сторону и позволила бабушке увести меня.

Я понимала, что сейчас Виктор должен перенести меня в другое событие. Он в очередной раз должен меня погрузить в трясину боли и отчаяния. Я ехала на заднем сиденье Уазика, который по всей видимости доживал свои последние дни. Подпрыгивая на каждой кочке, он угрожающе звенел своими внутренностями и мог развалиться в любую секунду. Я зажмурила глаза и ждала, когда это дьявол с кошачьими глазами перенесет уже наконец-то меня в будущее, в очередной гадкий момент. Но ничего не происходило, и я открыла глаза. Я посмотрела на заплаканную бабушку и взяла её за руку. Она была сморщенной, сухой и слишком холодной на ощупь. Я вдруг осознала, что не хочу уходить сейчас и впервые мысленно поблагодарила Виктора за возможность побыть подольше рядом с близким человеком.

Натали. Пришло время начать всё сначала

Мы с Робертом стояли на балконе прижавшись спиной к перилам и докуривали сигарету, одну на двоих – экономили, ведь на новую пачку не было денег. Мы уже несколько лет сожительствовали вместе. После смерти Димы и отца он просто зализывал мои раны, а потом всё вошло в привычку. Таким образом я заглушала чувство грёбанного одиночества. Роксана уже несколько недель в санатории. Я не пью с того момента, как пообещала себе измениться и помахала ей рукой на прощание. Сегодня четырнадцатый день. Говорят, в Америке существуют клубы анонимных алкоголиков, у нас в городе подобного нет. Кажется, я видела это в фильме или в каком-то дешёвом ток-шоу. Не помню. Голова. Ужасно болит голова и это приводит меня в ярость.

– Натали, я хочу есть. Почему у нас пустой холодильник?

Роберт ушёл на кухню, его голос звучал бензопилой в моей черепной коробке.

– Я не в состоянии готовить тебе жрать. Сделай сам.

– У нас нет продуктов.

– Так иди и заработай на них. В конце концов, у тебя из нас двоих имеются яйца. Ты мужик и обязан обеспечить нас хотя бы едой.

Он вышел из кухни и подлетел ко мне. Его маленькие поросячьи глаза были наполнены яростью и отвращением ко всему моему существу. Мне хотелось отряхнуться, словно собаке, которую обрызгал грязью грузовик. А затем принять горячий душ, выпить обезболивающего и уснуть.

– Что ты смотришь на меня? Я не права? Иди и работай. Или выметайся из этого дома. Моя мать не обязана нас кормить.

Он схватил меня за горло. Я хотела освободиться от его хватки, но он сжал его ещё крепче. Мои ноги болтались в воздухе, а половина туловища оказалась над пропастью. Откуда у этой пигалицы столько сил?

– Ты что творишь?

Я смогла ногой двинуть ему по колену, и он отпустил меня.

– Ты паршивая сука. Если бы не я, ты бы подохла под забором. Кому ты вообще нужна? Собственная мать желает тебе, чтобы ты сдохла, а дочь на новый год загадывает новую маму.

Роберт плюнул мне под ноги и покинул квартиру. Да, про дочь он прав. Вчера я нашла её письмо для деда мороза, где она писала, что хочет добрую и новую маму. Почерк был ещё детский, и я даже не знаю во сколько лет она загадала своё невинное желание.

Я увидела, как Роберт выходит из подъезда и удаляется за углом дома. Может, он прав? Моя жизнь – что? Всё, что я имела, я не ценила и потеряла. Слишком поздно спасать саму себя, да и сил нет совсем. Я подумала о дочери и пожелала ей счастья. Мысленно извинилась перед мамой.

– Я, в любом случае, буду всегда рядом с вами.

С этими словами я перелезла через перила и стрелой бросилась вниз.

Роксана делает выбор

Я стою на краю пропасти. Ветер обдувает моё лицо. Кажется, что прошло мгновение и не было всех перемещений во времени с похоронами близких и любимых мне людей.

Внизу по-прежнему бушевало море. Осень на побережье всегда приходит в сопровождении морского и слишком холодного ветра. Воздух, такой горячий летом, становится промозглым, в воздухе витает запах восточной приправы. Во всех кофейнях подают тыквенный латте и горячее молоко. с корицей.

– Какой выбор ты сделаешь сейчас?

Я вздрогнула, моя нога поскользнулась на камне. Он полетел вниз и упал в воду с глухим звуком.

– Виктор! Ты псих? Зачем так пугать?

– А чего ты боишься? Кажется, ещё недавно ты хотела прыгнуть добровольно.

– Что ты хочешь от меня? Что это было? Каким образом мы оказались в прошлом? Что ты за дьявол?

Он рассмеялся звонким смехом и сел на пожелтевшую траву. Мимо него пробежала зеленая ящерица. Всегда их боялась. Я подождала, пока рептилия скроется из вида и подошла к нему.

– Почему ты показал мне все смерти кроме одной?

– Потому что тебе нет смысла возвращаться на её похороны. Разве ты ещё не поняла для чего это всё?

– Ты издеваешься?

Я запахнула свою джинсовую куртку (и как она оказалась на мне?) и поежилась от ветра.

– Может пойдём к костру. Там теплее.

– Нет, Роксана. Ещё не время. Сначала нам надо поговорить. Всё, что ты прожила вновь, должно тебя исцелить, не до конца, конечно, но это начало пути. Что ты сейчас чувствуешь?

Я пожала плечами и собиралась ответить, что чувствую удивление и страх. Единственное, чего я хотела – это проснуться. Утром я не отвела ребёнка к подруге и не собиралась покончить с собой. Это всего лишь сон. Сейчас я проснусь, сварю любимую овсяную кашу на кокосовом молоке, накормлю дочь, и мы пойдём к морю. Потом я сяду писать книгу, но так и не напишу ни строчки.

– Загляни в себя. Страх – это не истинное чувство сейчас. Ты испытываешь другое. Не закрывайся, я тебя прошу. Как только ты сможешь познать себя, я дам ответы на все твои вопросы. Мы вернёмся к людям, которые ждут нас у костра и продолжим исцеление.

Я присела рядом и вот уже не в первый раз возникло желание, чтобы он меня обнял. Мне стало стыдно от своих мыслей, ведь я догадалась, что он их читает, но мне так хотелось тепла, всегда хотелось тепла. Я прикрыла глаза и поняла, что он имел в виду. Столько времени я прятала боль, прятала обиды, что мучили меня столько лет. Обида на мать, на отчима. Я до сих пор думаю, что это он её убил. Обиды на жизнь, на несправедливость, душили меня костлявой рукой. Всё это время я маскировала гниющую рану подорожником в надежде, что заживёт. Я не смогла принять дочь, потому что ненавидела своих родителей за то, что они не показали мне семью. Особенно ненавидела мать. И тут меня осенило, что о смерти отца Виктор даже не заикнулся. И он не отвёл меня на его могилу. Значит бабушка не единственная чьи похороны мы не продублировали в настоящем времени. Что это значит? Я вопросительно посмотрела на зеленоглазого спутника. Точно дьявол. Только они могут быть такими соблазнительными.

Виктор усмехнулся.

– Да не дьявол я. Их не существует. Их придумали для того, чтобы управлять людьми через страх. А что на счёт твоего отца, то сейчас ты встретишься с ним. Ты ведь тогда не присутствовала на его похоронах, именно поэтому я не отвёл тебя туда. Я могу проводить тебя лишь по тому времени, где осталась твоя энергия и боль. Там, где тебя не было, нам не попасть. Доступ закрыт.

– Так кто же ты тогда? А бабушка? Я ведь была на её похоронах. Моя энергия там есть, а уж боли столько, что можно не вернуться назад. Не хватит времени прожить ее.

– Ошибаешься, милая. Как раз там нет боли и обиды. Ты отпустила её в день похорон. Она единственный человек, с кем ты проработала свои чувства. Вспомни.

– Кажется, я начинаю понимать смысл. В ту ночь, перед её смертью, мы много говорили. Знаешь, мне тогда казалось, что мы словно за все годы наверстывали упущенное. Она ведь часто меня проклинала, а я желала ей сдохнуть и мечтала остаться одна. Я была трудным подростком, потому что носила за спиной много боли. Все потери сделали меня бесчувственной к бабушкиной боли, и я то играла в спасателя, где мне было её жалко, то проклинала в ответ. Но в тот вечер мы хотели выговориться. Я попросила её научить меня лепить пельмени, мы даже выбрали день. Она жарила котлеты, я сидела на стуле возле батареи и согревала ноги после прогулки. А утром у меня была смена в больнице, я проснулась пораньше, подошла к постели и поцеловала её сморщенное лицо. Она пахла старостью и добром. Я помню то мгновение. Благодарность окутала меня за то, что она воспитала меня человеком, дала образование, не сдала в детдом, в конце концов. А после смены, когда я вернулась домой, я нашла её на полу. Инсульт. Кома. Смерть через три дня. Она ведь ушла из жизни, как и мечтала – во сне. Последние годы она твердила, что как только я закончу колледж, она может отправляться к своим на небеса. Говорила, что мечтает увидеться с ними и попросить за всё прощение.

Я закрыла лицо руками и пальцы чувствовали мои горячие слёзы.

– Да, её душа сама сделала выбор. Только душе решать, когда уходить. Это освобождение. Земным трудно это понять, ведь они плачут не об умершем, а скорее о себе. О том, что остались без этого человека, об утраченном. Если бы все осознавали, что это для души праздник, то и похороны бы перестали быть такой жуткой традицией. А ты знаешь, что в некоторых странах на похоронах танцуют и поют? Что они радуются тому, что душа уходит и скоро реинкарнируется, что её ждёт новый путь.

– Да, я что-то слышала об этом. И если честно, мне всегда казалось, что смерть это скорее хорошо, чем плохо. Просто внутри было больно и непонятно, ведь мне казалось, что смерть – это предательство, они уходят, покидают меня.

Виктор обнял меня, и я прижалась к нему всем телом. Странно, но я не чувствовала от него тепла или холода. Я не чувствовала его. Я убрала руки от лица и взглянула на него своими синими бездонными глазами. Когда я плачу, мои глаза всегда отражают море.

– Ты умница. Вот сейчас ты действительно начинаешь осознавать истины. Мне не было необходимости напоминать тебе о чувствах, прожитых тобой в день похорон бабушки. Ты отпустила её, она отпустила тебя. Ваши души выполнили договор.

– Какой договор?

– Роксана просто доверься мне и вернёмся к костру. Там я расскажу тебе свою историю и познакомлю с остальными. Но помни, не пытайся заглянуть в лица людей, которые будут под капюшонами. Их время ещё не пришло. Лица открыли лишь те, с кем ты готова к разговору.

– Твои ребусы жутко раздражают, ты знаешь?

– Догадываюсь.

Мы пошли с Виктором к костру, и только сейчас я заметила, что его ступни не оставляет следов на влажной земле.