Текст книги "Мария из Брюгге"

Юлия Бружайте
Мария из Брюгге

© Бружайте Ю. Ю., текст, 2021

© Бружайте Ю. Ю., иллюстрации, 2021

© Издательство «Союз писателей», оформление, 2021

За порывом холодного ветра на границу сна и реальности

У каждой истории непременно есть своя предыстория. Иногда она намного более романтичная, захватывающая и красивая. Нужно лишь оглянуться назад и попытаться мысленно возвратиться к истокам, в сферы, куда не проникнуть с помощью разума, которым не дать определения и объяснения, используя сухую логику. Такое по силам только тому, кто способен растворяться в фантазии и терять себя между строк завораживающих книг, чтобы в конечном итоге найти нечто неожиданное и провести параллели, существование которых неочевидно.

Объединив прошлое и настоящее, фантазию и реальность в своем романе «Мария из Брюгге», Юлия Бружайте предоставила читателям такой шанс. Она закружила их в водовороте событий под мелодию старинного вальса, звучащего в ее душе, и позволила самим судить о том, что было, а что является лишь сном, увиденным чувствительной особой, получившей порцию сильных впечатлений от соприкосновения с искусством.

Книга проникнута колоритом старой Европы, сочетающим в себе величие и серость, красоту и уродство. Она населена персонажами с живыми характерами и яркими чувствами, которые контрастируют друг с другом и взаимодействуют, рождая конфликты внутри отдельно взятых личностей, опьяненных собственными эмоциями и переживаниями.

Начавшись обыденно, как могло бы начаться рядовое произведение, например, о любви или приключениях путешественника в новой для него стране, роман уводит читателя прочь из повседневности и предлагает ему резко сменить декорации, знакомые по фотографиям из туристических буклетов на нечто принципиально иное. Следуя за героиней, ведомой любопытством и поддавшейся сиюминутному порыву, он оказывается в иной эпохе, погружаясь полностью в ее атмосферу, воссозданную автором со знанием исторических реалий, пониманием особенностей менталитета людей прошлого и большой страстью к творчеству.

Мистические нотки врываются в постылую мелодию реальности внезапно, вместе с дуновением холодного ветерка. «Она остановилась. “Откуда здесь сквозняк?” – подумала удивленно. Закрылась рукой от следующей волны холодного воздуха и развернулась лицом к картине. Ветер подталкивал ее в спину, направляя к огромному полотну. Уходящие вдаль путники казались еще реальнее. Ее взгляд упал на ребенка, спящего на руках мужчины». Сон мешается с явью. Знакомые объятия притупляют чувство опасности. Глаза невольно закрываются. А когда их удается вновь открыть, пейзаж меняется и возникает совершенно новая действительность. Но это не кажется странным или ненормальным, не вызывает удивления. Жизнь продолжается, просто теперь она другая. Возможно, настоящая? Более правильная? Нельзя сказать наверняка, предугадать, как будет развиваться сюжет и каким образом судьба Марии связана с интермедией о конце цивилизации, заставляющей мурашки бежать по коже: «Громадные дворцы с прекрасными залами были полностью затоплены. Плавающие в грязной воде шедевры великих мастеров и подтопленные монументальные изваяния с усмешкой напоминали о своем былом величии. Мебель, оружие, одежда, библиотеки – былая роскошь и всё то, что составляло величие цивилизации, гнило и расползалось от сырости и плесени. Разрушенные дороги, мосты, средства передвижения – вся великая планетарная империя в один момент превратилась в безжизненное пространство, заполненное кишащими крысами и барабанной дробью монотонного дождя…»

Художественная ценность и сила книги Юлии Бружайте в ярких образах, которые она создает, в непредсказуемости, что интригует и сводит с ума, заставляя думать, искать, сопоставлять и теряться в догадках. При всем своем романтизме и фантастичности она не лишена натуралистичности в описаниях. Ей свойственна глубокая эмоциональность и искренняя, неподдельная нежность, центром которой является сердце главной героини.

Финал произведения ошеломляет. Кульминация припасена на потом и поднимает читателя на эмоциональный пик в последних абзацах, когда вместе с Марией он видит реальный след, оставленный совершенно невозможным приключением. И вот писательница ставит точку. Роман «Мария из Брюгге» завершен, а кажется, что вопросов стало лишь больше. Запертый в лабиринте собственных предположений, читатель хочет вернуться на страницы и вновь пройтись по вехам гипнотизирующей его истории, чтобы сделать для себя однозначные выводы. Но это так не работает. Юлии Бружайте чужда определенность. Ее книга на грани сна и яви, там и останется, будоража чувства и воображение.

Ирина МАЛКОВА,

президент Академии литературного успеха, член Союза писателей России

Глава первая
Брюссельский королевский музей

Прохладный осенний ветерок сперва вежливо постучал в окно, но потом с грохотом слегка распахнул приоткрытую форточку Влетел в комнату, покружил над ней. Радостно пробежал по одеялу, пощекотал кончик носа спящего человека и разогнал сон. Сознание, как в компьютере, прочитало информацию: «Я в Бельгии, в Брюсселе, у Тани дома».

Маша, потянувшись, резко свернулась под одеялом в комочек. Дом плохо отапливался, как во многих городах Европы, что совсем непривычно для русских. Да еще такой огромный – старый, трехэтажный, с высокими потолками, большими комнатами, с окнами во всю стену.

На полу рядом с кроватью стоял открытый чемодан с не разобранными вещами. Маша прилетела накануне вечером и вот теперь проснулась в центре Брюсселя, в старом особняке XIX века, озаренном солнечными лучами. Резким движением она откинула одеяло, вскочила, натянула на себя джинсы, теплый свитер и босиком побежала по старой скрипучей лестнице со второго этажа на первый, где были кухня и гостиная, – туда, откуда исходил призывный запах только что приготовленного кофе.

На кухне Таня готовила завтрак и, услышав быстрые шаги, весело защебетала:

– А-А-А-А-А-А… Проснулась!.. Почему босиком? А я тебя уже собралась будить. Как спалось? Не замерзла? Я, живя в Брюсселе, уже давно привыкла к этому холоду. Кофе готов.

Маша, предчувствуя фантастический день, ощущала необыкновенную бодрость во всем теле.

Счастливые от того, что им наконец-то удалось встретиться, радостные, подружки сели завтракать.

– Итак… Машенька, что у нас сегодня по плану? Быстро перекусим и – в Брюссельский музей живописи! Тебе это будет очень интересно, ведь ты художник. Там замечательные выставки. Один Рене Магритт чего стоит! А то когда еще ты меня посетишь? Я доведу тебя до музея и там оставлю. Сама на выставку не пойду, вернусь готовить обед. Освободишься – позвони на мобильный, я приду за тобой, ну а если дорогу запомнишь, то и сама дойдешь. Это несложно…

Таня замужем за бельгийцем десять лет. У них двое детей, одному – восемь, другому – девять. Построенный еще в XIX веке дом, в котором они живут, обладает всеми характерными чертами таинственного жилища: скрипучая лестница с половицами и едва уловимый сырой запах повидавших виды стен. Содержать в порядке старый особняк очень сложно. Для экономии денег Таня всё делает сама, хотя и с большим трудом, но как-то справляется. Помогает в этом ее неуемная энергия, легкий нрав и постоянная, на все случаи жизни, белоснежная улыбка.

Сегодня с раннего утра муж ушел на работу, дети отправились в школу – и всё это происходило очень тихо, чтобы не разбудить московскую гостью.

Таня не замолкая рассказывала о красоте и достопримечательностях города, которые Машеньке в эти три дня ее приезда необходимо посетить. Возможно, они даже поедут в Брюгге, если будет хорошая погода и не пойдет дождь. Однако это завтра, а сегодня – Брюссельский королевский музей.

Покончив с завтраком, они быстро навели порядок и надели непромокаемые куртки. В Брюсселе, тем более в октябре, погода может испортиться в любой момент.

Подружки вышли из дома.

– Так… когда освободишься – позвони. Я свой адрес написала на бумажке, положи в карман. На всякий случай. Вот смотри… это храм Иоанна Крестителя при Бегинаже, ты его видишь из своей комнаты, он прямо напротив нашего дома. Там внутри очень красиво, но сходим туда завтра…

Таня легкой походкой шла впереди. Размахивая руками, она увлеченно рассказывала историю храма и показывала другие достопримечательности города, попадавшиеся на пути. Маша старалась внимательно слушать, еле поспевая за ней. Брюссельский октябрь, где-то 14 градусов тепла… Солнышко периодически выглядывало из-за туч, ласково грело Машины щёки и щекотало реснички. Было чувство, что где-то совсем недалеко – Большая вода.

Ветерок подбадривал, резвился в светлых кудрях девушки, развевая их в разные стороны. Дома завораживали ее своей красотой. Она рассматривала всё вокруг, буквально открыв рот, и восторженно улыбалась от счастья пребывания в сказочном городе.

Они шли проулками, переулками, маленькими улочками – и вот наконец очутились на широком проспекте, заполненном множеством прохожих и проезжающими мимо автомобилями.

Машу удивило состояние дорог и тротуаров в сравнении с красотой домов. Трассы были буквально разбиты, раскопаны, перекрыты бесконечными ограждениями, препятствующими передвижению людей и проезду машин. Прохожие в большинстве своем оказались людьми восточной и африканской наружности, что совершенно не гармонировало с обликом и климатом города. Толпы людей в монотонной темной одежде двигались по тротуарам, заходили в магазины, кафе или просто стояли посреди улицы, мешая прохожим, и уже привычные к этому бельгийцы огибали их ручейками по обеим сторонам. «Беженцы… да, те самые, что столько раз видела в московских новостях! Сколько же их?» – мелькнуло в голове Маши, но чувство стыдливости и неудобства не позволило задать Тане вопрос на больную политическую тему о «пресловутой европейской толерантности». На улицах было много нищих – и тоже восточной наружности. Они сидели прямо на земле вдоль домов, с протянутой рукой и с ничего не выражающими лицами (видимо, это для них давно было привычным занятием).

– Это не беженцы, это местные цыгане, – четким голосом гида произнесла Таня, как бы прочитав мысли русской подруги, и отмахнулась от попрошаек.

«Как же всё вокруг разбито, разрыто, словно была война и город захватили чужеземцы», – подумала Маша и вдруг почувствовала, что Таня крепко взяла ее ладонь и еще более быстрым шагом повела в какое-то здание.

– Мы пройдем здесь, через этот магазин. Он длинный сквозной. Буду держать тебя за руку. Тут легко потеряться – много народа и торговцев. Зато самый короткий путь, – продолжала информировать подругу Таня. – А вот здесь очень хорошая выпечка. А тут неплохой магазин обуви… Мы обязательно еще придем сюда и выберем тебе что-нибудь, – бесконечно тараторила заботливая подруга.

Они вышли из здания, поднялись по лестнице на холм, еще немного вперед – и наконец-то подошли к музею.

– Две экспозиции: Рене Магритт и живопись второй половины XIX – начала XX века. Тебе нужно определиться, на какую пойти. Я предлагаю Рене Магритт – этого хватит часа на два-три. Две выставки ты не выдержишь, устанешь; вторую посетишь, когда снова приедешь. Или как? Как ты хочешь? – предложила Таня вариант посещения музея.

Имея опыт пребывания в этом здании, она прекрасно осознавала, сколько времени это займет.

Маша задумалась. Да, конечно, наверно, лучше Магритт, хотя и другая выставка тоже весьма привлекательна, учитывая род ее занятий живописью. Уходить в музей на весь день? Это когда всего три она будет в Бельгии? Хотелось посмотреть и успеть посетить многие другие места, а еще – насладиться обществом подруги.

– Да… ты права. Я выбираю Магритт. Где касса? – поинтересовалась Маша.

– Нет! Плачу я! Это мой подарок тебе. Не спорь – обижусь, – и Таня решительно, остерегаясь возражений, направилась ко входу.

Маша, согласившись, поспешила за Таней. Были приятны внимание и забота подружки, да еще такой замечательный подарок, как посещение выставки. Таня оплатила билет, Маша сдала куртку в гардероб. Они подошли к аппарату прохода. Подруга расплылась в своей необыкновенно лучезарной улыбке, откинула небрежным жестом темно-русые волосы и подтолкнула Машу:

– Ну, иди. У тебя для посещения целых три этажа. Приятного просмотра, дорогая!

Глава вторая
Выставка Рене Магритт

В музеях живописи, да и в других тоже, удивительно завораживающая тишина. Звук каблуков грубо разрезает ее, отчего посетители непроизвольно стараются ступать как можно более осторожно, беззвучно. Разговаривают шёпотом, чтобы не нарушать мысленного прикосновения таких же посетителей к шедеврам мастеров, не мешать уединению и погружению в мир живописи.

Здесь так же успокоительно и умиротворённо, как в храмах. Но тут не молятся и ничего не просят. Здесь, как нигде, человек ощущает себя Творцом, Богом, способным понять, почувствовать, осознать, запросто мысленно поболтать и даже поспорить с самим художником, с самим Творцом – таким же смертным, как и он, посетитель, но Богом. Здесь, как нигде, человек Божественен по обе стороны, и в незримом единении смотрящий с художником разговаривают на равных – по-приятельски.

Вот «Людской удел». Широкое окно, по бокам – занавески, за окном – милый сердцу пейзаж, что так приятно видеть каждый день тому, кто живет в этой комнате. Похоже, дело ближе к вечеру. Уже синеют не такой уж и дальний лесной массив и заросший луг. Одинокое дерево, как неприкаянное, – в центре всей композиции: «Я одиноко, давно не молодо, скоро закат, завтра наступит новый день, но я не буду новым – всё проходит. Художник, я смотрю на твое окно каждый день, каждый год и старею вместе с тобой. И всё проходит, как эти облака, что сменяют друг друга и уплывают вдаль, но, как всегда, молодо и вечно синее небо». Однако вижу, что это не пейзаж за окном, а картина на мольберте в оконном проеме. Получается, художник – это я, смотрящий. И дерево глядит на меня, а я – на него. И размышления о вечном – не просто разговор мастера со зрителем, это беседа Творца с Творцом.

А вот «Ностальгия». На мосту – лев и ангел с опущенными крыльями. «Я должен быть с теми, кого люблю и кому нужен, чтобы защищать», – говорит лев. «Я должен быть там, где я нужен, но там меня не ждут», – произносит грустный ангел.

– Друзья, мне хочется быть с вами! Мост – это лучшее место для понимания себя, – неожиданно громко промолвила Маша – и тут же испугалась звука собственного голоса, что вернул ее в реальность, нарушив умиротворяющую тишину зала.

Она огляделась вокруг. Посетители продолжали медленно переходить от картины к картине с невозмутимым значительным видом, полностью погруженные в созерцание, не обращая внимания на чей-то возглас.

Вот «Карт-бланш» или «Препятствие пустоты». Молодая девушка, держа лошадь под уздцы, пробирается сквозь лесную чащу. На ней платье наездницы, золотистые кудри выбились из-под головного убора для верховой езды. Руки в перчатках, в правой ладони стек. Всё ее изображение вертикально прорезают большие деревья и дальний лес, а она, как некое параллельное пространство, появляется из Ниоткуда…

– Ты пришла сюда из другого мира? Как хорошо придумал художник! Что есть реальность – ты или лес? – молвила Маша, вглядываясь в изображение девушки. – Мы похожи друг на друга, у тебя такие же волосы, как у меня, но я не путешествую через пространство, – сказала она и с сожалением вздохнула.

Двухчасовой осмотр выставки наконец-то завершился. Долговременное пребывание на ногах, подробное погружение в мир живописи Рене Магритт и желание побыстрее вернуться домой к обеду побудили девушку покинуть музей.

Путь проходил мимо лифта. В тот момент, когда она приблизилась, его двери открылись и выходящая изнутри толпа преградила ей дорогу. Маша, остановившись, стала терпеливо ждать. Делегация медленно, не спеша вышла, громко обсуждая что-то, и растворилась неподалеку от выхода.

Маша стояла перед пустым открытым лифтом, и его внутренности в сумеречном освещении как будто чего-то ожидали и даже приглашали… «Он приехал снизу, – подсказал ей внутренний голос. – А что там?»

Девушка застыла у лифта в нерешительности. Присущий ей авантюризм принимал приглашение войти, но хорошее воспитание вкупе с благоразумием требовали отказаться от опрометчивых поступков. Она внимательно прислушивалась к душевной борьбе своей двойственной натуры и смотрела на себя в огромное – во всю стену кабины – зеркало лифта. Высокая стройная девушка в потертых джинсах и свитере, на ногах – белые кроссовки. Непослушные золотистые кудри разбросаны по плечам, крупные выразительные черты: большие светло-карие глаза, овальное лицо с пухлыми щечками, прямой нос, четко очерченные чувственные губы и лукавое выражение симпатичной мордашки. Еще секунда сомнений – и она уверенно шагнула в кабину лифта навстречу своему отражению. Дверь бесшумно закрылась, над ней радостно заплясали цифры. Лифт мягко поехал вниз: 1, -2, -3.

Глава третья
«Продавцы мела. Вечером»

В дверном проеме лифта открылся длинный проход, тянувшийся через большую залу Тихо. Безлюдно. Только картины, развешанные по стенам. От них веяло теплой, уютной жизнью давно ушедших людей. Одна зала сменяла другую, поражая просторами помещений. Мягкий неяркий свет и отсутствие посетителей создавали у случайной гостьи ощущение собственного пространства, будто она главная хозяйка, пришедшая в личные владения.

С картин за Машей наблюдали и рассказывали о своих горестях и радостях простые люди разных ремесел. Множество разнообразных сценок и сюжетов с детьми. Они весело приветствовали гостью и, перебивая друг друга, сообщали ей обо всех своих детских радостях. «Моя история тебе понравится, послушай меня!» – прошептал один подросток и только начал рассказывать, как кто-то с соседнего полотна перебил его. «Нет, не слушай его, он – зануда. Слушай меня, моя история веселая, тебе она понравится!» – заливался смехом карапуз из семейной сценки. «Ты очень многое потеряешь, если не выслушаешь меня», – требовал внимания малыш на соседнем холсте, плача от обиды навзрыд. «Никого не слушай. Слушай только нас. Мы самые-самые!.. И нас много!» – весело перебивая друг друга, настойчиво требовало внимания бесчисленное множество детей с огромного холста. «Мы любим тебя! Мы – это и есть ты. Мы – это и есть сама жизнь. Мы – любовь!» И они все вместе заверещали хором, каждый рассказывая свою неповторимую историю. Разобрать подробности в этом веселом гвалте было совершенно невозможно, и Маша, заткнув уши пальцами, быстро перебежала в другой зал.

Там было тихо, как и положено в музее. Она облегченно вздохнула и огляделась. Небольшая, в отличие от прежних зал, комната, и прямо напротив входа на стене – три массивные картины. Маша направилась сначала к центральной. Там семья работяг с детьми, усевшись прямо на земле, отдыхала после скудного обеда. Уставшие, замученные люди, не имеющие сил даже пошевелиться.

Маша взглянула на картину слева от центральной. Мужчина и женщина, с ними – мальчик. Они идут по дороге – прямо на зрителя, смотрящего на полотно.

Что-то странное отличало эти картины от остальных. Но что? И вдруг к Маше пришло осознание. Картины молчали. Никто не кричал с полотна, даже дети. Безропотное молчаливое смирение несчастных людей и невозможность что-либо изменить создавали горькую тишину, исходящую от них. Маша подошла к правой от центральной картине.

Вечереет. По дороге спиной к зрителю бредут вдаль женщина с мальчиком и мужчина с ребенком на руках. Мальчонке, которого ведет за руку женщина, лет семь-восемь. Они босые, идут по грязной глинистой дороге. На спинах родителей – поклажа. На путниках рваная грязная одежда. Головы мальчика и женщины закутаны в платки. На мальце короткие, не по росту, штанишки. Все изображенные явно замерзли. Это, скорее всего, глубокая осень. Скользкая от недавно прошедшего дождя дорога идет вверх, что затрудняет передвижение и так уже уставших промокших путников. Слева виднеется вымазанный глиной низенький домик, наверно – придорожный трактир. Справа – холм с протоптанными тропинками, ведущими к высокому строению, похожему на старый замок. Картина довольно большого размера и настолько подробно прописана, что вызывает полное ощущение реальности происходящего. «Как же красиво и при этом… трагично! Что-то знакомое, как будто я уже видела это».

Она подошла поближе. «The chalk sellers. In the evening. 1882–1883. Leon Frederic», – прочитала на табличке. «Продавцы мела. Вечером. 1882–1883. Леон Фредерик», – перевела Маша, заглянув в интернет на мобильном.

«Ладно, пора домой. Я слишком задержалась. Скоро пять часов, а я здесь с утра. Всё. Хватит». Маша, резко отвернувшись от полотна, решительным шагом направилась к лифту. При выходе из залы прохладный резкий ветер дунул ей в лицо и растрепал волосы. Она остановилась. «Откуда здесь сквозняк?» – подумала удивленно. Закрылась рукой от следующей волны холодного воздуха и развернулась лицом к картине. Ветер подталкивал ее в спину, направляя к огромному полотну. Уходящие вдаль путники казались еще реальнее. Ее взгляд упал на ребенка, спящего на руках мужчины. Это была девочка лет пяти-шести. Голова закутана в платочек, из-под него выбиваются светлые волосы. Девчушка сладко спала, согретая теплом своего заботливого отца. Мужчина, крепко держа ее в объятиях, устало передвигался в истоптанных, рваных башмаках. Впереди, уже совсем близко, виднелось пристанище, которое даст возможность утомленной, измученной семье согреться и получить, если повезет, хоть какое-то пропитание.

Маша, потянувшись к полотну, кончиками пальцев с нежным сочувствием дотронулась до головы ребенка. Вдруг ощутила, как чьи-то сильные руки подняли ее и она оказалась в крепких знакомых объятиях! И тут Маша узнала его. Давно забытое чувство защищённости маленькой девочки на руках родного человека яркой вспышкой озарило ее сознание. Сладкое томление пробежало по маленькому детскому телу. Она обняла мужчину, крепко прижалась к нему и провалилась в глубокий сон.

Холодный ветер вихрем закружил по пустой зале и устремился вслед за путниками, медленно уходящими по дороге в даль.